Forget-me-not

      Когда Дриниан объявил, что через считанные часы они будут на острове Раманду, Эдмунд ощутил необъяснимую тревогу; ему быстро удалось задвинуть её подальше, чтобы не пугать ни себя, ни Каспиана, который неизменно находился где-то рядом, но это предчувствие не давало ему покоя. Именно поэтому сил оставаться на палубе больше не было: наврав всем про мигрень и попросив его не тревожить, он спустился в трюм и лёг на свой гамак. Сердце продолжало сжиматься, но, по меньшей мере, теперь он мог свободно дышать, и, глядя в шатающийся потолок, Эдмунд принялся размышлять о том, что было до этого, лишь бы отвлечься от неприятного ощущения.       На острове Кориакина они пробыли три дня; Эдмунд считал это нерациональной тратой драгоценного времени, но Каспиан и Корнелиус настояли на таком решении. На удивление, к ним присоединился и Дриниан, и причины у него были вескими: за прошедшие с того самого путешествия годы и он, и моряки отвыкли находиться в море так долго, оттого им требовался отдых на твёрдой земле. Пойти против мнения большинства Эдмунд не мог, так что ему пришлось попросту смириться. Особых развлечений на острове не имелось — гонять охлотопов быстро наскучило, да и издеваться над и без того не самыми счастливыми существами не хотелось, — так что большую часть времени Эдмунд проводил в библиотеке Кориакина, изучая книги, о которых он раньше и не слышал. Нередко к нему присоединялся и сам хозяин острова; как оказалось, Кориакин был интересным собеседником, поэтому диалоги с ним могли здорово скрасить день. Каспиана, к своему сожалению, Эдмунд видел не так часто: тот не избегал его, но, кажется, неудача с заклинанием всё же здорово подкосила его, и находиться он предпочитал в одиночестве, не подпуская к себе никого. Порой Эдмунду всё же удавалось с ним поговорить, но это было не слишком содержательно: никакие слова поддержки не могли вернуть потерянную память или придумать необходимые чары, и оставалось надеяться, что продолжение пути принесёт им удачу.       Отчасти нынешняя тревога Эдмунда была связана именно с этим: уныние Каспиана передавалось и ему, и поделать с этим он ничего не мог. Надежда на чудо не могла жить вечно — как бы сильно ему ни хотелось выздоровления Каспиана, рациональная часть его сознания буквально кричала о том, что в Нарнии ничего не бывает так легко, — и на самом деле он был бы рад, заключайся проблема лишь в этом: объяснить подобные волнения было довольно просто. Но вот те негативные эмоции, которые Эдмунд испытывал, стоило ему прикрыть глаза и воспроизвести в памяти прекрасное лицо хозяйки следующего острова, оправдать было уже куда сложнее: добрая и чистосердечная Лилиандиль, чем-то напоминающая ему повзрослевшую Люси, не заслуживала ничего плохого, но что можно было поделать? Эдмунд слишком хорошо помнил, как тогда смотрел на неё Каспиан; что греха таить, он и сам был ослеплён её невероятной красотой. Тогда, впрочем, он не волновался: в своих чувствах Каспиан не оставил никаких сомнений, и Эдмунд понимал, что это лишь наваждение, вполне естественная реакция на облик дочери Звезды и не более того. Теперь же Каспиан не был обременён любовью к нему, а значит…       Возможно, это было совсем по-детски, но Эдмунд был уверен: он не переживёт, если Каспиан полюбит кого-либо другого. Даже в Гальме его страх не был таким сильным: да, он опасался леди Кристин, но всё же она была обычной девушкой — довольно привлекательной, насколько Эдмунд мог судить о женской красоте, и знатной тоже, однако в ней не было и грамма волшебства. Лилиандиль же ему было совершенно нечего противопоставить, и именно эта мысль раздирала его каждую минуту, не желая отпускать и сводя с ума головной болью.       — Эдмунд? — негромкий голос вывел его из забытья. Эдмунд не знал, сколько прошло времени, но, повернувшись на звук, заметил, что из люка уже не светило солнце. На лестнице, ведущей в трюм, стоял Каспиан, и даже в темноте Эдмунд заметил его обеспокоенный взгляд. — Как ты?       — В порядке, — ответил Эдмунд, совершенно не уверенный в своих словах. Он попытался с невозмутимым видом подняться, но голова резко закружилась, и он рефлекторно схватился за неё. — Немного болит голова, вот и всё. Мы слишком долго пробыли в море, — он пожал плечами и слабо улыбнулся.       — А мне кажется, что тебя просто что-то тревожит, — заметил Каспиан, совсем не вовремя включив проницательность. — Если есть какая-то проблема…       — Ты говорил с Дринианом? Мы скоро прибудем? — перебил Эдмунд. Смысл ему рассказывать о своих бедах, если вскоре всё прояснится само?       — Через полчаса, не больше. Я потому и зашёл, — слегка обиженно произнёс Каспиан. Ему явно не понравилось, что Эдмунд от него что-то скрывал, но настаивать он не стал.       — Тогда я переоденусь и подойду. Подожди меня на палубе, — Эдмунд встал на ноги; его почти не шатало, и он воспринял это как хороший знак. — Я скоро буду.       — Почему мне кажется, что ты хочешь меня спровадить? — вздохнул Каспиан.       — А что, ты хочешь посмотреть, как я переодеваюсь? — вскинул бровь Эдмунд. Выбранный им приём был грязным, учитывая обстоятельства, но на Каспиана это подействовало сразу же: заметно стушевавшись и пробормотав что-то неразборчивое, он быстро покинул трюм.       Эдмунд не обманул — в конце концов, какой смысл скрываться? — и вскоре вышел на палубу в свежей рубашке. К этому моменту остров Раманду был прекрасно виден даже в ночной темноте, и Эдмунд облокотился на борт, наблюдая за тем, как покрытые деревьями горы с каждой минутой становятся ближе. Его никто не тревожил, словно бы его нежелание разговаривать было ощутимо физически, но когда они причалили, он всё же подошёл к Корнелиусу и Каспиану, замершим возле трапа.       — Говорить буду я, — заявил Эдмунд, прекрасно понимая, что станет единственным, на кого не подействуют чары Лилиандиль; Корнелиус молча кивнул, и они без лишних бесед спустились на остров.       Прекрасная хозяйка этого места уже ждала их; Эдмунд отметил, что Лилиандиль ничуть не изменилась — да и что ей сделается? Он не был уверен даже в том, что она в принципе способна состариться. Не желая наблюдать за тем, как все, включая Каспиана, сходят с ума от неземной красоты, он решил приступить к делу.       — Здравствуй, — Эдмунд вежливо склонил голову.       — Добрый вечер, — Лилиандиль ответила таким же кивком. — Я ждала вас.       — Вот как? — удивился Эдмунд.       — Я чувствовала, что вы прибудете, — призналась Лилиандиль. — Однако о вашей цели я ничего не знаю.       — Нам нужна помощь, и я очень надеюсь, что ты нам не откажешь, — Эдмунд постарался улыбнуться, но получилось плохо: вполне искренняя заботливость в голосе Лилиандиль иррационально раздражала его, и бороться с этим было невозможно.       — Даже если бы вы прибыли просто так, я была бы вам рада. — А вот у Лилиандиль улыбка вышла довольно натуральной, и, наверное, она и правда всем сердцем была счастлива их видеть. — Я вижу, что вы устали и голодны, поэтому сперва приглашаю вас к столу, а затем обсудим все дела.       — Благодарю за гостеприимство, — вдруг подал голос Каспиан, и, взглянув на него, Эдмунд ощутил, как внутри что-то необратимо рушится: да, вероятно, запредельное восхищение в его глазах было лишь нормальной реакцией на красоту Лилиандиль, но всё-таки он до последнего надеялся, что Каспиан сможет воспротивиться чарам. — С удовольствием разделим с вами трапезу, миледи, — он продолжал ворковать, а Эдмунду отчаянно захотелось закричать. Этот порыв, впрочем, ему удалось сдержать, но боль никуда не делась, разбивая сердце на мелкие осколки.       — Прошу, — Лилиандиль изящно махнула рукой, и Каспиан первым направился туда, куда она указала; создавалось впечатление, что он сейчас и в бездну шагнул бы, пригласи его туда прекрасная хозяйка острова. Корнелиус и моряки гурьбой последовали за ним, и только Эдмунд остался стоять на месте. — Эдмунд, пошли, — Лилиандиль, продолжая улыбаться, обратилась к нему, но он резко мотнул головой:       — Я не голоден.       — Но… — На лице Лилиандиль появилась встревоженность, но Эдмунд перебил:       — Мне стало плохо на корабле. Пойду прогуляюсь, — и, развернувшись, направился на пустынный пляж, даже не пытаясь дождаться ответа Лилиандиль.       Гулять он, впрочем, не стал: вместо этого, прижав колени к груди, он присел на песок и уставился на опостылевшее море, которое не принесло ему на этот раз никакого счастья. Было малодушно вот так убегать от проблем, но Эдмунд не выдержал бы смотреть, как Каспиан любезничает с Лилиандиль за столом. Рано или поздно ему пришлось бы вернуться — хотя бы чтобы узнать, нужно ли им плыть дальше, — но пока он мог лишь сдерживать рвущуюся наружу отчаянную боль.       — Эдмунд, — вдруг окликнули его спустя неопределённое количество времени, и от звука мелодичного женского голоса ему стало совсем дурно. Тем не менее он обернулся; Лилиандиль стояла рядом с ним, держа в руках какой-то свёрток.       — Ты что, не на ужине? — горько спросил Эдмунд, а затем не удержался от язвительного: — Тебе бы там, думаю, были рады.       — Я дочь Звезды и не нуждаюсь в человеческой пище, — покачала головой Лилиандиль. — А вот ты вопреки всем легендам, связанным с твоим именем, всё ещё человек, и тебе еда необходима. Прошу, возьми, — она протянула ему свёрток, и Эдмунд рефлекторно взял его в руки, сперва ощутив тепло, а затем — запах мяса. Развернув салфетку, он увидел большой сэндвич с грудинкой и овощами; вообще-то, кроме Пэвенси, в Нарнии никто подобного не ел, однако для Эдмунда бутерброды оставались любимой едой — особенно с расплавленным тягучим сыром, прямо как в этом, что он сейчас держал в руках. Он посмотрел на улыбающуюся Лилиандиль, и волна стыда захлестнула его, не давая даже поблагодарить. К счастью, она, кажется, и так его поняла. — Нам нужно поговорить, — заметила она тем временем. — И лучше прямо сейчас.       — Конечно, — Эдмунд начал подниматься, но Лилиандиль остановила его взмахом руки и сама опустилась на песок рядом с ним. — О чём?       — Во-первых, о твоих волнениях, — Лилиандиль поправила юбку. — Эдмунд, я знаю, что с тобой происходит.       — Стало быть, и о нашей проблеме тебе известно, — пробормотал он.       — Да, она довольно очевидна, честно говоря. И мне кажется, сейчас она тревожит тебя не так сильно, как то другое, что сжигает тебя изнутри, — Лилиандиль говорила спокойно и без упрёка, но Эдмунд не сдержался и отвёл глаза. — Позволь мне всё объяснить.       — Я и так это понимаю, — горько заметил он.       — Но будет лучше, если ты услышишь это от меня, — Лилиандиль вздохнула. — Эдмунд, до того, как вы в прошлый раз посетили мой остров, я не знала, что такое любовь, но поняла я это совсем не так, как ты думаешь. Я не влюбилась в Каспиана, вовсе нет — лишь увидела, как любите друг друга вы. Ваши чувства были выше всего, что я могла себе представить, и даже если бы у меня появились свои, я бы не смогла этого изменить. Мне было известно, что мне прочили место королевы Нарнии, и я понимала почему, но… Меня это не интересовало, пойми, — она произнесла это так пылко, что Эдмунд наконец повернулся к ней. — Вы стали мне друзьми, и ваше счастье важно для меня не меньше, чем моё собственное. Именно поэтому даже сейчас, когда Каспиан многое забыл, у меня нет и мысли о том, чтобы этим воспользоваться. Я не виню тебя за твои опасения, в свете всего, что произошло, ты имеешь на них право, но я хочу, чтобы ты это знал: мы с Каспианом никогда не сможем быть вместе и не будем. Это я тебе гарантирую.       — Лилиандиль, я дурак, — Эдмунд снова обнял колени. — Ты не представляешь, как я перед тобой виноват. Я совсем не хотел тебя обидеть, просто…       — Подозреваю, что мои слова о том, что любовь выше болезней и травм, тебе не помогут, — печально отметила Лилиандиль. — Поэтому я могу сделать кое-что другое, если происходящее тебя смущает, — она щёлкнула пальцами, и её лицо покрылось серебряной дымкой: черты начали сглаживаться и перестраиваться. Весь этот странный процесс длился около минуты, а когда дымка развеялась, Эдмунд изумлённо округлил глаза: девушка, сидящая рядом с ним, больше не являлась дочерью Звезды. Нет, Лилиандиль всё ещё была довольно красива, но сейчас её можно было принять разве что за аристократку, а не за волшебное дивное существо. — Ещё тогда я предлагала изменить внешность, помнишь? Думаю, так Каспиан перестанет на меня смотреть.       — Нет, не нужно, — быстро произнёс Эдмунд. Что-то в глубине души возликовало, когда Лилиандиль лишилась звёздной красоты, но всё же он понимал, что это неправильно — заставлять её прятаться за чужим лицом, только потому что он ревнивый идиот. — Пусть всё будет, как есть. Я это переживу.       — Как хочешь, — не стала спорить Лилиандиль, и вскоре рядом с ним вновь сидела дочь Звезды. — Я так понимаю, тебе уже легче?       — До облегчения мне ещё далеко, — хмыкнул Эдмунд, — однако мне и правда лучше. Спасибо тебе.       — Не нужно, — немного нервно сказала Лилиандиль. — Есть ещё кое-что, что я должна тебе сказать, и, признаться, это не слишком приятные новости.       — Слушаю, — напрягся Эдмунд.       — Вы ведь приплыли, чтобы просить меня вернуть Каспиану память, так? — Он нервно кивнул, уже начиная понимать, к чему клонит Лилиандиль. — Мне очень жаль, но, как бы я этого ни хотела, помочь ему я не могу.       — Но почему? — Эдмунд подался вперёд; его голос буквально сочился отчаянием, и он даже не пытался это скрыть. — Ты ведь дочь Звезды, сильная волшебница…       — Сильная, но не всемогущая, — покачала головой Лилиандиль. — Вы уже были у Кориакина?       — Он и отправил нас к тебе, сказав, что если он не смог справиться, то ты уж точно поможешь.       — Кориакин недооценивает себя, — Лилиандиль грустно улыбнулась. — Он ведь тоже звезда: пусть Аслан прогнал его с небес, он всё ещё очень могущественный. Наши силы равны, и поскольку он ничего не смог сделать, то и я не сумею.       — Даже не попробуешь?       — Разве в этом есть смысл? Я бы и рада, Эдмунд, но не хочу давать ложную надежду ни тебе, ни Каспиану, — Лилиандиль замолкла, словно давая ему время обдумать услышанное, но через пару минут тишины всё же осторожно поинтересовалась: — У тебя есть план, что делать дальше?       — А что тут планировать? — хмыкнул Эдмунд. — Если ни ты, ни Кориакин не справились, полагаю, в Нарнии осталось только одно существо, способное нам помочь.       — И поможет он, только если сам захочет, — невесело заметила Лилиандиль.       — Не подумай, что я святотатствую, — Эдмунд задумчиво зачерпнул рукой песок, — но я готов вытащить Аслана из-под земли, лишь бы он вернул Каспиану память.       — Не могу судить тебя за желание помочь любимому человеку, — Лилиандиль сочувственно погладила Эдмунда по предплечью. — Но должна предупредить, что и здесь я едва ли смогу помочь. Над Асланом у меня так точно нет никакой власти. Однако если вам нужны еда, вода и место, где вы сможете спокойно отдохнуть, мой остров и я всегда к вашим услугам — сделаю всё, что в моих силах.       — Спасибо, — Эдмунд слегка сжал запястье Лилиандиль, и она улыбнулась. — Это тоже нам поможет.       — Это меньшее, но, увы, единственное, что я могу для вас сделать, — она изящно поднялась. — Не хочешь вернуться к остальным? Мы здесь уже долго.       — Я скоро буду, — заверил Эдмунд, а затем, вспомнив нечто важное, попросил: — Пожалуйста, не говори ничего Каспиану: мне кажется, будет лучше, если я сообщу ему сам.       — Согласна, — кивнула Лилиандиль. — Он ничего от меня не узнает. Только и у меня есть к тебе просьба, — на вопросительный взгляд Эдмунда она весело произнесла: — Всё-таки поешь, иначе ещё и своё здоровье испортишь, — с этими словами она покинула его, а Эдмунд ощутил, как свёрток в руке вновь нагревается, источая приятный запах.       Признаться, он не был уверен, что сможет хоть что-нибудь съесть, но пустой желудок дал о себе знать, и он всё же развернул бутерброд и принялся за трапезу. Вкусное угощение смогло утолить голод, но не успокоить рой мыслей у него в голове. В чудо Эдмунд не верил уже давно, однако очередная неудача здорово выбила его из колеи и заставила серьёзно задуматься о том, что делать дальше. Да, он только что с жаром рассказывал Лилиандиль, как чуть ли не своими руками притащит сюда Аслана, но на деле он понимал, что это будет не так просто, если не невозможно: что бы он там себе ни думал, Великий Лев никогда не появится, если не захочет сам, и хоть расшибись об стену, ничего не изменится. Конечно, Эдмунд планировал поплыть на Край Света в надежде, что Аслан отзовётся хотя бы так; впрочем, несмотря на всю решимость, где-то глубоко внутри у него всё же жил страх. В прошлый раз, когда они прибыли сюда, с ними был Рипичип, желающий отправиться в страну Аслана, да и Пэвенси с Юстасом следовало узнать свою дальнейшую судьбу, так что Аслан ждал их, а что будет, если они придут в его вотчину без предупреждения и позволения? Не прогневит ли это Аслана настолько, что он решит наказать их за дерзость? За себя Эдмунд не боялся, а вот за Каспиана, Корнелиуса и всю их команду — вполне, потому сомнения не давали ему покоя, и ему пришлось потратить ещё около получаса, чтобы успокоиться и найти в себе силы вернуться к остальным.       Как оказалось, команда разместилась чуть дальше от пляжа под сенью деревьев: большинство уже спало, кто-то лишь готовился ко сну, но Эдмунду было рано отправляться в царство Морфея: его ещё ждал непростой разговор с Каспианом, и поскольку того нигде не было видно, пришлось поинтересоваться о его местонахождении у Дриниана. Вскоре выяснилось, что Каспиан облюбовал себе место вдалеке от остальных и, к счастью, ещё не спал, поэтому Эдмунд приблизился и присел рядом.       — Ты вернулся, — Каспиан моментально перевёл взгляд с неба на Эдмунда. — Где ты был?       — На берегу, — честно признался Эдмунд, решив, что лишние утайки лишь усложнят беседу. — Говорил с Лилиандиль.       — Лилиандиль… — протянул Каспиан; Эдмунд с подозрением посмотрел на него, но ни восхищения, ни благоговения не разглядел — лишь задумчивость и даже лёгкую печаль. — Знаешь, с ней получилось забавно: я прибыл просить у неё помощи, но ничего о ней не знаю. Когда мы сели за стол, я понял, что ты ничего мне о ней не рассказывал, кроме того, что она дочь Звезды. Почему, Эдмунд?       — А что ты хотел услышать? — вскинул бровь Эдмунд. Разговор с Лилиандиль его немного утешил, но интерес Каспиана всё равно казался ему странным. — Мы едва знакомы, так что никакой особенной информации я тебе сообщить не мог, даже если бы хотел.       — Может, и так, — неопределённо мотнул головой Каспиан, — но раньше, когда я спрашивал о Кориакине, ты отвечал — немного, столько, сколько знал, но ты говорил свободно. Когда же я пытался разведать хоть что-то о ней, ты неизменно переводил тему, и это было так часто, что даже я это заметил. В чём причина?       — Что за странный вопрос? — Эдмунд ощутил, как по спине бегут мурашки, но сдержал порыв поёжиться.       — Странный? Вероятно, — хмыкнул Каспиан, — но я, как мне кажется, имею право знать на него ответ. Ты и так многое от меня скрываешь — и не говори, пожалуйста, что это не так, — поэтому ответь хотя бы на это. Что не так с Лилиандиль?       — Каспиан… — Эдмунд понимал, что попытки прекратить этот неудобный разговор бессмысленны, однако ухватился за последнюю возможность, которая, впрочем, была обрублена на корню резким:       — Что, её тоже пытались мне сосватать? Или это в неё я был влюблён? — И в темноте было заметно, что Каспиану самому стало неловко от своих слов, однако взгляд он не отвёл. К счастью, Эдмунд уже достаточно успокоил все свои бушующие эмоции, чтобы вести диалог спокойно, даже если он вышел из-под контроля:       — Да, многие и правда хотели видеть Лилиандиль королевой Нарнии после нашего возвращения из того плавания. Что же до твоих чувств — как я уже говорил, я не знаю, к кому ты их питал, но не думаю, что к ней: не совпадают временные рамки.       — Что же, понятно, — пробормотал Каспиан. — Однако ты уже второй раз не говоришь со мной на эту тему прямо… Ладно, насчёт чувств ты и правда можешь не знать всего, но почему ты так не хочешь, чтобы я женился? Разве это не обязанность хорошего короля??       — Да ты и сам-то не слишком этого хотел, — хмыкнул Эдмунд, удивляясь собственной невозмутимости. — Чувства или что-то другое — причин я не знаю, но не припомню, чтобы ты когда-либо рвался под венец.       — А может, сейчас, когда я не обременён причинами, которые мешали мне сделать это раньше, самое время? — невесело и словно риторически вопросил Каспиан, и на этот раз сердце Эдмунда всё-таки дрогнуло.       — Чтобы к твоим и так многочисленным проблемам прибавились ещё и нелюбимая жена и давление со стороны Совета по поводу наследника? Прекрасный план, Каспиан, — Эдмунд всплеснул руками. Эта фраза могла прозвучать цинично, но на пиетет он уже не был способен. — А вообще, откуда такие мысли? Что, влюбился в Лилиандиль?       — Да нет же, — резко мотнул головой Каспиан. — Просто хотел всё прояснить хотя бы в одном вопросе. Не скажу, что это помогло, но…       — Тогда, может, стоит перейти к насущному? — осторожно спросил Эдмунд.       — Пожалуй, — согласился Каспиан. — Но по твоим глазам я уже вижу, что тебе сказала Лилиандиль. Ничего не выйдет, да?       — Она не сможет помочь, — не стал отрицать Эдмунд, — однако мы не остановимся, Каспиан. Немного отдохнём и отправимся в страну Аслана…       — Эдмунд, постой, — перебил Каспиан с глубоким вздохом. — Я знаю, ты хочешь помочь, но мы уже говорили об этом, помнишь?       — Если ты имеешь в виду разговор в замке Кориакина, то позволь напомнить: тогда ты сказал, что сделаешь всё возможное, чтобы излечиться, — Эдмунд сжал руки: он не мог винить Каспиана за его эмоции, но они передавались и ему, мешая мыслить позитивно.       — А ты тогда сказал, что Лилиандиль мне поможет, но сам видишь, что ошибался, — парировал Каспиан.       — Аслан сильнее любого волшебника, я уже говорил это.       — Но он не хочет нам помогать. Не мне судить об Аслане в моём состоянии, но моих знаний достаточно, чтобы это понять. Он бы давно явился, будь на то его воля, так ведь? Ты ведь веришь в него, так разве хочешь прогневить?       — Ради тебя я пойду на что угодно и против кого угодно, — заявил Эдмунд; это признание само сорвалось с губ, и он вздрогнул, пусть сказанные им слова и были далеки от любовных в привычном их понимании. Каспиан, впрочем, совсем не смутился, лишь вновь глубоко вздохнул. — Неужели ты хочешь сдаться?       — Хочу? — горько выпалил Каспиан. — Я уже объяснял тебе, разве нет? Мне больно от того, что происходит, но тешиться надеждами, а потом видеть, как они разбиваются, больно не меньше. И чем дальше мы плывём, тем хуже. В этом нет твоей вины, да и я сомневаюсь, что здесь в принципе можно найти виноватого, но всё же… — он замолк и поднял глаза к небу. — Лорд Корнелиус когда-то давно, ещё когда мы жили в замке Мираза, сказал мне одну вещь: важно уметь вовремя остановиться. Так, может, настал этот момент?       — Мне кажется, он ещё не настал, — пылко произнёс Эдмунд, не успев даже удивиться собственной горячности. Не то чтобы в нём прибавилось уверенности, но Каспиана следовало срочно вытягивать из болота сомнений. — Я понимаю тебя и твои эмоции, но, прошу, подожди ещё немного. Дай мне ещё один шанс всё исправить, и я найду и лекарство, и Аслана, и…       — Исправить? Говоришь так, словно ты во всём виноват, — хмыкнул Каспиан и встревоженно уставился на Эдмунда. — Но это ведь не так — или я вновь чего-то не знаю?       — Ну… — протянул Эдмунд, понимая, что разговор вновь свернул не туда; сделать он с этим, впрочем, уже ничего не мог. — С лошади я тебя не толкал, будь уверен, но есть кое-что другое. В тот момент меня не было рядом с тобой.       — А должен был быть? Я понял, что у нас были хорошие отношения… — Эдмунду показалось, что он уловил странные нотки в голосе Каспиана. — Но ты не мой телохранитель.       — В тот день я должен был ехать в Орландию как твоё доверенное лицо, потому и не был с тобой на охоте, — пояснил Эдмунд, а затем всё же решил признаться: — До этого мы с тобой поссорились, и я не нашёл в себе силы положить этому край до своего отъезда. Ничего серьёзного между нами не произошло, всё встало бы на свои места, но ты упал, и всё повисло между нами. Я так и не смог попросить прощения, а сейчас в этом смысла нет: я могу, конечно, но ты даже не поймёшь, за что, — Эдмунд не смог сдержаться и вывалил всё, что до сих пор терзало его душу. Некоторое время Каспиан молчал, а затем тихо спросил:       — И ты полагаешь, что сделал недостаточно, чтобы искупить свою вину? — Эдмунд лишь кивнул. — Но это не так. Ты и сам говоришь, что ссора была несерьёзной, а значит, твоя помощь мне на всём этом пути — достаточное искупление, не так ли?       — Искупление настанет, когда ты вернёшь память, — возможно, чересчур резко сказал Эдмунд. Последнее, чего он хотел, — поменяться ролями, стать жертвой и заставить Каспиана утешать его, ведь если кто из них и находился в уязвимом положении, то точно не Эдмунд. Разговор следовало заканчивать: хотя Эдмунд так и не добился ответа, согласен ли Каспиан продолжать путь, сейчас было не время для этого. — Думаю, нам обоим нужно отдохнуть. Доброй ночи, — Эдмунд попытался подняться, но Каспиан вдруг схватил его за запястье, заставив остановиться. — Что-то не так?       — Останься, — выпалил Каспиан; его щёки сверкнули в свете яркой голубой звезды на небе. Он явно долго думал, прежде чем решиться на эти слова, и просто не оставил себе шанса отступить или что-то обдумать.       — Каспиан… — Эдмунд вздрогнул, и только тогда его руку отпустили; легче, впрочем, не стало. Он уже привык к этому Каспиану, и оттого подобная просьба ударила его молотом по голове.       — Тогда, в первую ночь в замке Кориакина, мы уснули вместе. Я помню это, — быстро произнёс Каспиан.       — Да? — тупо переспросил Эдмунд.       — Да, — Каспиан кивнул и потупился. — Ты тогда уснул первым, поэтому я отлично всё помню. Послушай… я не знаю, насколько это было правильно, но в ту ночь я впервые спал спокойно: меня не мучили никакие мысли, да и безысходность отступила. И, вероятно, просить тебя о подобном — нарушение всех правил, но мне нужен покой, Эдмунд, — Каспиан уставился на него, как на единственное спасение. — И если ты не против… Останься.       — Я… Конечно, — ну а разве Эдмунд мог отказать? — Лишь возьму спальник. — За то время, что необходимо на поход к кораблю и обратно, он надеялся успокоиться и взять себя в руки, но Каспиан вновь остановил его:       — Я уже взял, — в подтверждение своих слов он встал и вытащил из-под лежащего чуть вдалеке спальника ещё один. — Надеялся, что ты согласишься… Спасибо.       — Не за что, — Эдмунд улыбнулся, и у него даже вышло искренне; вскоре они уже лежали рядом, в раздельных спальниках, не касаясь друг друга, но всё же ближе, чем могли себе позволить ещё недавно. Каспиан не солгал — присутствие Эдмунда, кажется, и правда подействовало на него, как снотворное, — а вот он сам полагал, что ещё долго не сможет заснуть, и настроился на многочасовое разглядывание голубой звезды.       Только вот Эдмунд как никогда ошибался: стоило ему на миг прикрыть глаза, и он тут же провалился в сон.