Forget-me-not

      Прошло три дня, прежде чем они оказались у границы Орландии.       Вообще-то это было чертовски мало — в обычное время дорога до Анварда могла занять и неделю, — однако на этот раз пришлось спешить, и поскольку было лето, они ехали до позднего вечера, пока не становилось совсем темно, и только тогда устраивали привал. После такого бешеного темпа Эдмунд должен был чувствовать усталость, но это было совсем не так, и он прекрасно знал причину.       Всё это время Каспиан вёл себя, как настоящий король: да, ему всё ещё нужна была помощь с подготовкой армии и прочими сложностями, но, по меньшей мере, теперь в нём присутствовала уверенность в себе и своих действиях, несмотря на попытки Эйнарта и некоторых других лордов Совета изменить королевское решение. Эдмунд не только чувствовал важность всего, что происходит, но и безмерно гордился Каспианом, и это не давало ему отключиться прямо в седле — равно как и то, что, поскольку Корнелиус и Трам остались в Кэр-Паравале, он стал единственным, кто знал тайну Каспиана, и это накладывало на него определённые обязанности, которые, впрочем, было сложно назвать непосильными или неприятными.       Где-то на полпути Каспиан сам догадался, что стоит предупредить орландцев о прибытии подмоги, и Эдмунд, довольный такой проницательностью, отправил в качестве гонцов пару быстрокрылых грифонов. Наверное, те справились со своей задачей достойно, поскольку на границе их уже ждал небольшой отряд орландских солдат.       — Ваше величество, приветствую, — шагнул вперёд один из них, чуть ли не опускаясь на одно колено. — Моё имя капитан Вим, я приветствую вас в Орландии и благодарю за то, что откликнулись на нашу просьбу.       — Не стоит, капитан. Это наш долг союзника, — Каспиан спешился для приветствия, Эдмунд последовал его примеру, как и следующий за ними граф Айрен. — Какова обстановка в Орландии?       — Нападения пока не было, но всё может измениться, — сообщил Вим, и Эдмунд услышал, как за спиной начались перешёптывания. Они ответственно подошли к выбору людей, которые поедут с ними, и в итоге оставили в Нарнии всех, кто яро выступал против помощи Орландии, однако от пересудов это не спасало. Эдмунд понимал их: они сорвались на помощь буквально за день, а теперь получалось, что никакой войны и вовсе нет и, вероятно, не будет. Это было странно — раньше тархистанцы не стали бы медлить, — но Каспиан ещё до травмы рассказывал, что за столетия они стали хитрее, оттого ждать от них можно было абсолютно чего угодно. — Его величество ждёт вас в своём дворце, а нас прислал, чтобы сопроводить вас. Прошу следовать за мной.       После того как Вим и Айрен обменялись дружеским рукопожатием, они на всех парах помчались в Анвард. Всё то время, что они ехали через орландские города, Каспиан выглядел мрачно-серьёзным и, казалось, совсем не интересовался тем, что его окружает; в другое время Эдмунд порадовался бы такому королевскому поведению, но сейчас оно вызывало лишь тревогу. Более того, за всю эту часть дороги Каспиан не сказал ни слова, открыв рот лишь в тот момент, когда они очутились около ворот в королевский замок, и Тарин не встретил их лично.       — Ваше величество, мою благодарность не передать словами, — запричитал он, пока нарнийцы слезали с лошадей. — Я бесконечно рад видеть вас в Орландии.       — Мне бы хотелось, чтобы эта встреча случилась при других обстоятельствах, — чистосердечно признался Каспиан. — Однако что есть, то есть. Мы исполним свой долг и поможем вам расправиться с тархистанцами.       — Тогда не будем терять время, — решил Тарин. — Прошу за мной, я расскажу вам о текущей ситуации.       Вскоре Эдмунд с Каспианом, тактично отправив остальных сопровождающих их лордов отдохнуть с дороги, сидели в королевском кабинете, где Тарин вместе с одним из орландских военачальников в деталях вещал о том, где находятся тархистанские войска, и с какой вероятностью те атакуют и с каких именно позиций. Зная о том, что солдаты Тисрока непредсказуемы и предугадать их тактику заранее не сможет даже самый бравый вояка, Эдмунд слушал отстранённо, цепляясь только за самые важные моменты, а вот Каспиан выглядел сосредоточенным и то и дело бросал взгляд на карту, силясь понять, о каких географических объектах вообще идёт речь. Когда Тарин, дав военачальнику передышку, заговорил о построении войск на передовой, Эдмунд не удержался и спросил:       — А почему вы не там?       — Прошу прощения? — изобразил непонимание Тарин, но его покрасневшие щёки выдавали, что суть вопроса была ему целиком ясна.       — Я спрашиваю: почему вы не со своими солдатами? — Эдмунд скрестил руки на груди. Если учитывать все прожитые им в Нарнии годы, Тарин был младше лет на десять, если не больше, поэтому он позволил себе менторский тон. — Буду откровенным: я ожидал, что мы будем разговаривать в военном лагере, а не в вашем замке. Не то чтобы Анвард так уж далеко от границы, но всё же…       — Я отправлюсь туда, как только тархистанцы нападут, чтобы командовать армией, — совсем не по-королевски пробормотал Тарин.       — Ваше величество, — вздохнул Эдмунд, — судя по тому, что я услышал, тархистанцы уже почти на вашей границе, и, поверьте, они пришли не хороводы с вами водить. С вашей стороны довольно безответственно…       — Ваше величество, я хотел бы узнать о том, насколько укреплена первая линия обороны, — вдруг перебил Каспиан, и Эдмунд ощутил непрошеный укол обиды от того, что ему не дали говорить. Тарин же ожидаемо воспринял смену темы как спасение и куда бодрее заговорил:       — Мы бросили на неё все силы, ваше величество, однако последние донесения разведки о размере тархистанского войска наталкивают на мысль, что нам стоит укрепить её сильнее.       — Отлично, — кивнул Каспиан, — тогда именно туда мы и выступим с объединённым войском.       — Желаете выступить прямо сейчас? — поинтересовался Тарин.       — Не думаю, что есть смысл тянуть.       — Хорошо, ваша воля. В таком случае, я отдам все необходимые приказы, — Тарин суетливо огляделся. — Мы уже готовились к этому, так что много времени это не займёт — минут двадцать, не больше. Можете остаться здесь и немного передохнуть, если хотите: вас позовут. — Каспиан коротко кивнул, и Тарин удалился вместе со своим военачальником, что-то бормоча себе под нос.       — Скажи мне сразу, чтобы не тянуть до битвы: что не так? — спросил вдруг Каспиан, стоило двери захлопнуться. — Ты мрачнее тучи.       — А ты не понимаешь? — Эдмунд нахмурился, но поскольку на лице Каспиана было написано лишь недоумение, пришлось раздражённо пояснить: — Ты перебил меня. Да, ты король, имеешь право говорить то, что хочешь, когда захочешь, но всё же я не последний по статусу человек и тоже кое-что могу. А ты — ещё и при правителе другой страны… Это унизительно, Кас.       — Я… Прости, я не подумал, — Каспиан стушевался. — Мне лишь показалось, что ты слишком резок с Тарином. Он же король…       — И я был королём. И, поверь, мне бы и в голову не пришло сидеть в Кэр-Паравале, знай я, что моя страна в опасности, — пылко произнёс Эдмунд. — И уж тем более я не настолько наглый, чтобы при этом просить другую страну выступить за меня. Это дело чести, и Тарин показал, что у него её не так много, как я думал. Не то чтобы это меняет моё отношение к Орландии, но тем не менее.       — Так, значит, короли могут воевать? — каким-то странным тоном поинтересовался Каспиан, однако Эдмунду было не до подтекстов, и он ответил прямо:       — Конечно: более того, это показатель их мужества и храбрости. Куда удивительнее, если они не выходят на поле битвы.       — Понятно, — пробормотал Каспиан.       — Тогда, раз вопросов у тебя больше нет, пойду попрошу кого-нибудь из слуг приготовить покои для тебя, — Эдмунд поднялся с кресла и направился к двери, но его остановил удивлённый голос Каспиана:       — Зачем?       — Ну, ты же не будешь жить здесь, — усмехнулся Эдмунд. — Понимаю, кабинет Тарина весьма… фешенебельный, — он с лёгким неодобрением окинул взглядом пышное убранство, — но всё же едва ли заменит хорошие и удобные покои.       — Эд, я не понимаю, — Каспиан нахмурился. — Я ведь принял решение, да и ты слышал Тарина: через двадцать минут, а то и меньше, мы отправимся сражаться.       — Да, но… Постой-ка, — Эдмунд в упор посмотрел на Каспиана. — Ты что, имел в виду, что пойдёшь вместе с нами?       — Что за вопросы? Иначе и быть не может, — Каспиан пожал плечами. — Как я могу оставить своих солдат? Нет, я поведу вас в бой, как должно.       — Нет, исключено, — Эдмунд мотнул головой. — Никуда ты не пойдёшь.       — Я думал, ты не имеешь права мне приказывать.       — Я не приказываю, а прошу тебя остаться. Ты не понимаешь, что это рискованно?       — Послушай, кто из нас вообще страдает проблемами с памятью? — подбоченился Каспиан. — Несколько минут назад ты рассказывал о том, что короли должны воевать, и вовсю распекал Тарина за бездействие, а теперь запрещаешь мне сражаться?       — Тарин на своей земле, и если тархистанцы прорвут оборону, вина будет на нём, — Эдмунд старался говорить спокойно, пусть и понимал, что ссоры уже не избежать. Видимо, некогда он всё же ошибся, и на деле этот Каспиан был таким же упрямым, как и его более взрослая версия. — Ты же — король Нарнии, не Орландии; достаточно того, что ты привёл сюда свою армию, большего от тебя никто не просит. Тархистанцы — опасные враги, а ты — будущее Нарнии и за неимением наследников её единственная надежда. Если ты пострадаешь…       — А почему я, по-твоему, должен страдать? — прорычал Каспиан, и лёгкая обида в его голосе сменилась настоящей злостью. — Я думал, мы доверяем друг другу, но, как я погляжу, ты в меня совершенно не веришь! Считаешь меня слабаком, способным отсиживаться за спинами своих людей, не так ли, Эд?       — Я лишь забочусь о тебе и, если хочешь знать, Нарнии! — не менее агрессивно рявкнул Эдмунд. Он, конечно, не должен был так себя вести, но обстоятельства здорово его подкосили.       — Я не против заботы, но то, что ты делаешь сейчас, уже переходит границы, — прошипел Каспиан, подскакивая с кресла. — Я не ребёнок, мне не нужна заботливая мамочка…       — Вот как? И где бы ты сейчас был, если бы не моя забота? — Эдмунд редко поддавался тем самым отголоскам прошлого себя, которые до сих пор в нём таились, но когда это случалось, его было не остановить. — Ты забыл, кто был рядом с тобой всё это время?       — Не нужно преувеличивать! — Каспиан в несколько шагов сократил расстояние между ними. — Ты просто… — неожиданно он замолк, широко распахнув глаза, и Эдмунд уже догадывался, что произошло. Его собственный пыл начал неотвратимо гаснуть, сменяясь неловкостью (а то и стыдом), и всё только усугубилось, стоило Каспиану негромко сказать: — Мы уже ссорились без причины, да?       — Было дело, — Эдмунд почти прошептал это: воспоминание, пробудившее у Каспиана дежавю, было одним из самых позорных в его жизни (не считая, конечно, того, что когда-то он поверил Джадис и чуть не убил брата и сестёр собственными же руками). Эдмунд прекрасно помнил, каким подавленным чувствовал себя, когда они вышли из грота с золотым озером, и как Люси несколько часов успокаивала его, доказывая, что всё, что он тогда наговорил Каспиану, — лишь тёмная магия, искушение, насланное таинственным злом, но легче от этого не становилось. Со временем он вытеснил эту сцену из сознания, надеясь, что она больше никогда не всплывёт в памяти, но сейчас…       Сейчас он сорвался без всяких чар, и это было отвратительно.       — Прости меня, — тем временем Каспиан глубоко вздохнул. — Я не знаю, что было между нами раньше, но теперь я и правда зря сорвался.       — Это ты прости, — Эдмунд сцепил руки в замок. — Мне стоило объясниться, а не вести себя так, словно я и правда в тебя не верю. Скажешь теперь, почему тебе так принципиально сражаться за Орландию?       — Дело не в Орландии, — Каспиан покачал головой. — Помнишь, что ты сказал мне на Краю Света? Чтобы вернуть память, мне стоит найти вторую часть головоломки, и мы решили, что это моя корона.       — И ты пытаешься доказать Аслану, что ты настоящий король, отправляясь в гущу опасной битвы?       — Нет, не Аслану. Себе, — Каспиан отвёл взгляд. — Я тогда сказал тебе, что ещё ни разу не почувствовал себя истинным королём, и, буду честным, сейчас мало что изменилось. Да, я провёл Совет, принял важное решение, отправился сюда, но этого недостаточно. Как бы там ни было, я знаю одно: не будь рядом тебя и остальных, я бы не справился. Поддержка — это важно, и я помню, ты говорил, что править в одиночку нельзя, но мне кажется, что король не должен так сильно зависеть от тех, кто его окружает. Вот почему я иду на эту битву: вероятно, это эгоистично, но я хочу показать себе, что могу сделать что-то сам, а не просто отсиживаться за чужими спинами. Теперь ты понимаешь?       — Понимаю: в прошлом ты так и поступил бы, — Эдмунд нехотя кивнул. — Но всё же и ты меня пойми.       — Я понимаю, — не стал спорить Каспиан, — только вот… Ты правда не веришь в то, что я способен успешно сражаться?       — Нет, не то чтобы: когда мы познакомились, ты был довольно умелым мечником. Однако одно дело — побеждать в дружеском поединке, а совершенно другое — идти в сражение. Прости, но это факт: боевого опыта у тебя нет.       — А когда мы напали на замок дядюшки, он разве был? — скептически вскинул бровь Каспиан.       — Тогда у нас не было выбора…       — Его нет и сейчас. Эд, пойми, — Каспиан заговорил особенно проникновенно, и этот тон действительно западал в душу. — То, что я сейчас делаю, неизбежно: даже если воспоминания никогда ко мне не вернутся, мне всё равно нужны уверенность в себе и боевой опыт. Так что я должен пойти на это, как бы там ни было, и надеюсь, ты меня поддержишь.       — Да, разумеется, — Эдмунд улыбнулся, стараясь, чтобы получилось ободряюще. В душе у него всё ещё ползал червячок сомнений, но речь Каспиана заставила его осознать, что это решение будет самым правильным, и ему нужно не только защитить Каспиана на грядущей войне, но и подбодрить его перед непростым заданием.       Впрочем, слов искать не пришлось.       В следующий момент Каспиан, наклонившись, прижался своим лбом ко лбу Эдмунда, и этот простой, совсем дружеский жест казался куда более интимным, чем любые поцелуи. Это был словно обмен внутренним теплом, способ без лишних бесполезных фраз сказать, что, что бы ни ждало впереди, они всегда будут рядом друг с другом, и эту связь никто и никогда не сумеет разрушить. Эдмунд прикрыл глаза, впервые за последнее время ощущая полное умиротворение, и когда в дверь постучали, он с огромным сожалением отстранился.       — Входите, — крикнул Каспиан, выглядящий одновременно смущённым, разочарованным и как-то по-новому уверенным.       — Ваше величество, лорд Эдмунд, мы готовы, — в проёме показалась голова Тарина. — Мы можем выдвигаться сейчас же.       Дальнейшее случилось быстро: они спустились, убедились, что обе армии и правда уже рвутся в бой, а затем, оседлав коня, направились к границе. Эдмунд поначалу почти неотрывно следил за Каспианом, но заметив, что выражение лица того скорее сосредоточенное, чем встревоженное, немного расслабился, уповая на то, что всё и правда пройдёт хорошо. Однако добраться до места назначения в относительном спокойствии им всё же не удалось: на выезде из Анварда дорогу преградил грифон.       — Ваше величество, — он спешно поклонился не то Каспиану, не то Тарину, — свершилось то, чего мы боялись: тархистанцы напали на Орландию.

***

      Когда они на всех парах примчались к границе, стало ясно, что ни на обсуждение дальнейших действий, ни на хоть какой-то расчёт времени уже не осталось: битва шла полным ходом, и даже с небольшого расстояния было заметно, что Тархистан пока побеждает. Да, Тисрок явно призвал далеко не всех своих солдат, но всё же воины Орландии держали оборону из последних сил, и им просто необходима была подмога. Эдмунд переглянулся с Тарином, и тот кивнул, без лишних разговоров воскликнув:       — За Орландию! — И та часть их объединённого войска, что принадлежала Анварду, ринулась помогать своим товарищам. Эдмунд надеялся, что Каспиан сам догадается, как поступить, и так оно и свершилось: сделав быстрый, но глубокий вдох, он позволил себе собраться с силами буквально несколько секунд, а затем, подняв Риндон таким жестом, словно делал так уже много раз, огласил:       — За Нарнию и за Аслана! — И только тогда нарнийская армия вступила в схватку, оказавшись в самой гуще битвы.       Несмотря на напряжённость ситуации, Эдмунд, не теряя бдительности, всё же уделил мгновение на то, чтобы осмотреться и оценить их положение. Теперь, когда всё войско было в сборе, их шансы на победу выровнялись, но всё же имелось кое-что, что существенно осложняло дело. Эдмунду уже доводилось биться с тархистанцами, и за тысячу лет их стиль ведения боя не поменялся: они просто шли напролом, уничтожая всё, что преграждало им путь, и из-за этого против них не помогала ни одна известная ему тактика — лишь воинские качества и ловкость, позволяющая не попасться под лезвие чьей-нибудь кривой сабли. Что же, у Эдмунда было и то, и другое, а значит, тянуть больше было некуда: заметив, что к нему уже приближается тархистанский воин, он обнажил меч и пошёл в атаку.       Всё, что происходило вокруг, напоминало скорее бессмысленное кровавое побоище, чем войну между двумя высокоразвитыми государствами; во всей этой суете было непросто увидеть хоть что-то помимо безумной карусели мечей и сабель, однако Эдмунд вопреки всему старался не терять концентрацию и держаться поближе к Каспиану, ни на миг не теряя того из виду. Параллельно, разумеется, приходилось отбиваться от врагов, и происходило это с особой жестокостью; Эдмунд ненавидел допускать мысль, что он мог кого-то убить, пусть даже и тархистанца, но всё же холодный голос разума был громче совести и решительно заявлял, что если не сделать выпад первым, обязательно потом окажешься в холодной земле, а это куда хуже, чем избавить мир от пары-тройки мерзавцев. Эдмунд был рад, что его милосердие сегодня не слишком бушевало, позволяя ему сосредоточиться одновременно на собственной защите и Каспиане.       К слову, о Каспиане.       Вопреки всем опасениям, справлялся он неплохо: по меньшей мере, никаких травм на нём видно не было, и мечом он орудовал довольно уверенно, сметая со своего пути уже не первого тархистанца. Это обнадёживало, но Эдмунда всё ещё не покидала иррациональная тревога, и именно поэтому он изо всех сил не позволял врагам оттеснить себя, неизменно оставаясь рядом, пусть и не навязываясь в телохранители. Вот и сейчас он ринулся на какого-то тархистанца, пытающегося оттолкнуть его в сторону; этот оказался довольно лёгкой жертвой, но вскоре появились ещё трое, и Эдмунд понял, что попытки угнаться за двумя зайцами вышли ему боком. Его пытались взять в кольцо; не то чтобы это было такой уж большой бедой, учитывая его способности и статус лучшего мечника Нарнии, но он терял драгоценные минуты, за которые с Каспианом могло случиться абсолютно что угодно. На то, чтобы разобраться с наглецами, много времени не понадобилось, но когда эта проблема осталась позади и Эдмунд нашёл взглядом Каспиана…       Таш, не зря он беспокоился.       Каспиан снова сражался, но на этот раз в противники ему достался не рядовой воин: судя по военной форме, это был тархистанский военачальник, вероятно, приближённый к семье Тисрока, и вот это уже не предвещало ничего хорошего. Эдмунд знал, что солдат такого ранга тренируют по особой методике, превращая их в машины для убийств, и следовало обладать исключительными навыками, чтобы одолеть такого врага. Каспиан ими, ожидаемо, не владел, и было очевидно, что он неумолимо проигрывает этой мнимо изящной, но на деле смертоносной тактике боя; разумеется, Эдмунд просто не мог не вмешаться. Пришпорив коня, он с неистовой скоростью ринулся вперёд, чувствуя, как отчаянно бьётся его сердце от одной мысли, что он может не успеть. По дороге ему, конечно, встретились и другие тархистанцы, но ярость, окрылившая его, не оставила им и шанса. Наконец-то приблизившись к цели, Эдмунд взмахнул мечом, желая раз и навсегда покончить с покусившимся на Каспиана мерзавцем…       Однако в следующий миг случилось совершенно не то, чего он ожидал: вместо тархистанца с лошади упал он сам. Это было больно: казалось, что из лёгких выбили весь воздух, звуки вокруг в один миг затихли, а перед глазами появилась пелена. Остатками ускользающего сознания Эдмунд заметил, как его конь с громким ржанием вскакивает на дыбы, и еле успел откатиться, чтобы не попасть под копыта своего некогда верного друга, а теперь, вероятно, будущего трупа, поскольку едва ли кто-то станет лечить его рану — а в том, что его сбросили из седла, ранив коня, Эдмунд был уверен. Впрочем, ничего с этим поделать не получалось: зрение вернулось, но двигаться он едва ли мог, скованный пронизывающей отвратительной болью. Вокруг шла битва — чудо, что его ещё не затоптали, — но Эдмунд смотрел только туда, где в смертоносной пляске сцепились двое воителей — ну, по крайней мере, он так думал.       — Эдмунд!!! — крик Каспиана, казалось, пронёсся по всей округе, заглушая лязг клинков и шум сражения. Ещё никогда Эдмунду не доводилось видеть в этих карих глазах столько отчаяния и боли, и ему этого отчаянно не хотелось, как не хотелось и в принципе, чтобы Каспиан на него смотрел, однако тот словно забыл о том, где находится, равно как и о своём враге. Увы, ничего с этим поделать Эдмунд не мог: даже если бы голос к нему вернулся, он не смог бы докричаться до, казалось, убитого произошедшим Каспиана.       А вот тархистанская сабля смогла: военачальник не терял времени зря и, воспользовавшись отстранённостью Каспиана, сделал резкий выпад. Броня защитила жизненно важные органы, но лезвие всё же скользнуло по боку, нанося — по меньшей мере, Эдмунд надеялся, что верно оценил серьёзность ранения, — царапину, от которой Каспиан поморщился и вновь вернул внимание своему нагло ухмыляющемуся противнику. Заметив свой успех, тархистанец вновь повторил свой приём, но теперь Каспиану удалось отбиться и даже перейти в наступление; впрочем, пробить надёжную защиту он не сумел, и они вновь закружили напротив друг друга в ожидании.       Наблюдая за этим смертоносным танцем, Эдмунд не забывал и о себе: как бы он ни старался, у него хватало сил лишь приподняться на локтях и не более; сражаться в таких обстоятельствах было невозможно, а от момента, когда какой-нибудь тархистанец решит воспользоваться позорной слабостью лучшего мечника Нарнии, его наверняка отделяли считанные секунды, если кони, конечно, не затопчут его раньше. И если второго жестокого варианта так и не случилось, то первый не заставил себя ждать: один из вражеских воинов всё же заметил его и, криво усмехнувшись, спешился с коня, решив избавиться от него собственной саблей. Эдмунд, как доблестный рыцарь, разумеется, хотел умереть достойно, как истинный воин, но в его планы не входило попасть в страну Аслана в столь юном возрасте, и он предпринял попытку взять в руки чудом оставшийся рядом меч, однако тщетно: ему удалось дотянуться до рукоятки, но ужасная боль в спине, разносящаяся в каждую клеточку тела, не позволила ему даже сжать пальцы. Тархистанец на это ухмыльнулся ещё шире и замахнулся саблей — и, увы, Каспиан заметил эту сцену. Эдмунд хотел сказать ему, чтобы тот не отвлекался, но, конечно, не смог.       Дальнейшие события развивались стремительно: сперва какой-то орландский воин смёл противника Эдмунда, вихрем пронесясь мимо, а затем и военачальник, в который раз воспользовавшись слабостью Каспиана, занёс саблю; тот увернулся, но вместо того, чтобы атаковать в ответ, вдруг замер, казалось, чудом удерживая Риндон в ослабевшей руке. Эдмунд догадывался, что это, но, Таш, как же это было не вовремя: проклятое дежавю не то что не помогало, а могло стоить Каспиану жизни. Заметив, что противник не то что не сопротивляется, а и вовсе отрешился от мира, тархистанец с победной улыбкой занёс саблю…       Пожалев об этом через мгновение.       Да, шестнадцатилетний Каспиан, кое-как воспитанный идиотом Миразом, не смог бы одолеть того, кто был обучен убивать, — но король Каспиан Десятый со множеством выигранных сражений за плечами вполне мог с ним потягаться, и судя по ярости, мелькнувшей в глазах Каспиана, и тому, как он иначе, более профессионально перехватил Риндон, было понятно, что сейчас перед ними именно король. Эдмунд не знал, какие именно воспоминания сейчас вели Каспиана и что творилось у него в голове, ну да это, впрочем, было совсем не главным; куда важнее — победа над ошарашенным тархистанцем, к которой Каспиан уверенно шёл. Он словно предугадывал каждое действие своего соперника, ни на миг не позволяя тому почувствовать превосходство, и спустя минуту, казавшуюся вечностью, военачальник с изумлением на лице упал с коня, ну а Каспиан сделал то, чего, видимо, хотел всё это время: спрыгнул с седла и, чудом приземлившись на ноги, молнией ринулся к Эдмунду.       — Как ты? — выпалил он, с непередаваемой болью во взгляде смотря на Эдмунда.       — Бывало и хуже. — Эдмунд с удовлетворением отметил, что его голос звучит не слишком хрипло: хоть что-то у него не болело. Впрочем, сейчас это не имело значения. — Ты… вспомнил?       — Только как сражаться, — Каспиан удручённо прикусил губу, а затем, словно внезапно озарённый, вскинул меч. Поскольку, чтобы быть наравне с Эдмундом, он присел на колени, из такого положения едва получилось бы хоть от кого-нибудь отбиться, но, как оказалось, этого и не требовалось: сражение остановилось. — Что происходит? — нервно поинтересовался он, пока Эдмунд с полным надежды пониманием осматривал замерших воинов, некоторые из которых — орландские и нарнийские, разумеется, — успели почтительно склониться.       И учитывая эти обстоятельства, он совсем не был удивлён, когда над полем битвы раздался львиный рык.