Forget-me-not

      Замерший мир выглядел крайне странно: в другой ситуации Эдмунд даже назвал бы картину комичной, но сейчас ему было совершенно не до смеха. Приподнявшись, насколько позволяла ломота в теле, он осмотрелся в попытке увидеть того, кому принадлежал громогласный рык, но тщетно. Тем не менее он знал: сейчас должно произойти нечто важное, и личность того, кто стоял за этим, была очевидна.       — Это… Аслан? — недоверчиво спросил Каспиан, нервно оглядываясь по сторонам.       — Определённо, — хмыкнул Эдмунд. — Ни одно другое существо не смогло бы остановить битву.       — Вот только где он? — Каспиан глубоко вздохнул. — Он нужен, как никогда!       — Если я нужен, я всегда прихожу к вам на помощь, — послышался вдруг глубокий величественный голос за спиной у Эдмунда, и судя по тому, как Каспиан округлил глаза, Аслан всё же явился им. Каспиан тут же вскочил на ноги, но вместо того, чтобы почтительно поклониться, протянул Эдмунду руку и помог ему встать. Получалось отвратительно: ноги отказывались держать, и даже с поддержкой он едва стоял, что уж там говорить о чём-то более серьёзном. Впрочем, глядя в проницательные глаза Аслана, Эдмунд поймал себя на осознании, что ничего не чувствует: ни благоговения, ни уважения, ни восхищения. Будь тут Люси, она бы расстроилась его эмоциям, но ничего поделать с собой он не мог. Слишком живой была та безумная горечь, которую он ощутил, когда Аслан закрыл от них Край Света, и если за неё и все те мрачные мысли ему придётся понести наказание…       Что же, даже тогда он не ощутит и грамма раскаяния.       — Аслан, я прошу… — первым сориентировался Каспиан, однако был прерван величественным взмахом хвоста.       — Вы оба уже дважды проделали огромный путь, — сообщил Аслан, — и я не могу оставить ваши усилия без награды. Вы отправитесь со мной в небольшое путешествие, — с этими словами он рыкнул, и Эдмунд почувствовал, что куда-то падает. Он рефлекторно вцепился в руку Каспиана, которому тоже явно было не по себе, но когда под ногами вновь появилась твёрдая земля, он вдруг понял, что вся его боль пропала, и он способен стоять сам, без поддержки, чем и воспользовался, отстранившись и осмотрев место, где они оказались. Вокруг царило истинное умиротворение: ничто не напоминало о том, что минуту назад они находились в эпицентре кровавой битвы. Зелёная лужайка, величавые деревья, далёкий шум воды и, конечно, то, как гармонично вписывался в этот пейзаж Аслан, не давали повода для сомнений.       — Это твоя страна? — Аслан медленно кивнул, изучающе глядя на Эдмунда. — Для нас обоих это, бесспорно, честь, однако там, в Нарнии, наши воины сражаются насмерть. Я не хочу оставлять их. — Он не помнил, чтобы хоть раз общался с Асланом в таком тоне, но сейчас просто не мог иначе: настолько его переполняли обида и, что греха таить, гнев.       — Занятно, что об этом сейчас подумал именно ты, — задумчиво произнёс Аслан, и Эдмунд невольно обернулся к слегка пристыженному Каспиану. Он прекрасно помнил, как тот рвался на Край Света когда-то и просил Аслана о встрече с отцом, а затем расстроился от запрета; учитывая всё это, на его лице должно было быть истинное восхищение, но по понятным причинам на нём были написаны лишь сосредоточенность и смущение. — В любом случае, Эдмунд, тебе совершенно не о чем беспокоиться: победа будет на стороне Орландии, да и твои раны, как ты мог заметить, я уже излечил. Я не оставляю своих детей без надзора и помощи.       — Тогда почему оставил Каспиана? — Эдмунд не помнил, чтобы хоть раз так гневался на Аслана, но теперь захлестнувшие его эмоции били через край. Раньше, как бы ни было больно и обидно, он воспринимал временное бездействие Великого Льва как урок: сперва Питер должен был научиться уверенности, а Эдмунд — осознать свои ошибки; затем они расплатились за опрометчивый поступок Сьюзан, подвергнувший опасности Орландию; спустя тысячу нарнийских лет им довелось пожинать плоды своей былой недальновидности, да и Каспиану следовало доказать, что он достоин нарнийской короны, несмотря на своё происхождение. Что же до поиска лордов и борьбы с Тьмой — здесь они прекрасно справились и сами, и Эдмунд не винил Аслана за невмешательство: в конце концов, тот не мог приходить всякий раз, когда становилось трудно. Но теперь… Каспиан не был ни в чём повинен и не заслужил тех страданий, что принесла ему амнезия; за что он платил, Эдмунд так и не понял, оттого надеялся не просто на помощь, но и на прояснение ситуации.       Впрочем, чем дольше он жил в Нарнии, тем сильнее осознавал, что полностью понять неисповедимые пути Аслана ему не удастся до конца своих дней.       — За тем я вас сюда и привёл, — не отреагировал на грубый тон Аслан. — Я не собирался причинять никому из вас зло, однако — ты должен помнить это, Эдмунд, — когда-то давно я сказал тебе и твоей семье, что призвал вас в первую очередь для того, чтобы вы учились. Каспиан, поскольку ты также сын Адама и король Нарнии, к тебе это относится не меньше. Ничто в Нарнии не даётся просто так, это вам тоже известно; именно поэтому я не вмешался сразу.       — Какой урок мы должны были вынести? — несмело поинтересовался Каспиан.       — Всё дело в ваших отношениях, дети мои, — прямолинейно сообщил Аслан, от чего Каспиан слегка покраснел, ну а Эдмунд не повёл и бровью. — Их крепость была такой сильной, что заставила меня поступиться своими законами, и я признаю это, однако этого порой бывает мало. Я никак не причастен к случившемуся с тобой несчастью, Каспиан, но ваш разлад до него расстроил меня. Вы должны были понять, что важны друг другу, несмотря ни на что, и вновь обрести то, что почти потеряли, снова стать достойными шанса, который я вам дал…       — Если всё дело в том, что случилось тогда, на Краю Света, то ты должен был наказать меня, — горько выпалил Эдмунд. Он заметил, что Аслан на этот раз говорил с ними куда более открыто, чем раньше, пусть всё ещё и старался прикрыть своё бездействие добрыми мотивами, и потому также решил не ходить вокруг да около. Кем бы ни являлся Аслан, между ними всегда было много недомолвок, но самая главная повисла в воздухе тогда, на Краю Света, когда после напутственных слов Люси и Юстасу Эдмунду было предложено остаться. В тот день Аслан признал их право на счастливую любовь, но, видимо, так и не смог с этим смириться; какой-то десяток лет назад Эдмунд бы не поверил, что Великий Лев способен на подобную мелочность, но тот оказался куда обидчивее, чем подобает настолько мудрому и могущественному существу. Неужели он не помог Каспиану, только потому что не смог принять, что кто-то сумел обойти его правила?       — Я ведь уже сказал: это не наказание, — спокойно ответил Аслан, но Эдмунда было не остановить.       — Ты ошибаешься: это самое настоящее наказание, — бросил он, скрестив руки на груди. — Испытанием было отправить нас на Край Света или столкнуть с тельмаринами, но никак не отобрать у Каспиана память. Он не заслуживал этого. — Эдмунд ощутил, как Каспиан предупреждающе коснулся его предплечья, но, несмотря ни на что, проигнорировал этот жест: сейчас ему было не до сантиментов. — В том, что ты гневаешься на меня, виноват лишь я один, потому что остался в Нарнии вопреки тому, что ты изначально этого не желал. Я не жаловался, ты знаешь, Аслан, ни разу не просил у тебя об этом, но если ты всё же считаешь, что мы делаем что-то неправильное, то…       — Эдмунд, — предупредительно рыкнул Аслан. — Мы можем обсудить всё спокойно, как всегда, без обвинений. Не говори о том, о чём можешь пожалеть.       — Я ни о чём не жалею, — решительно мотнул головой Эдмунд. — Я уважаю тебя, ты знаешь это, и всегда слушался твоих советов и мудрых слов, но я не хочу молчать, когда страдает Каспиан, причём совершенно ни за что. Мою любовь не разрушит ни время, ни грань миров, ни болезнь, а Каспиан в один миг лишился всего. Это, по-твоему, справедливость?       — Ты говоришь так не из-за того, что тебе больно, а потому что боль причинили твоему любимому человеку, — вздохнул Аслан. — Это стоит уважения, как бы то ни было, поэтому я прощаю тебе твою вспыльчивость.       — Я не хочу твоего прощения. — И в этот раз Эдмунду тоже было совершенно плевать, перешёл ли он уже точку невозврата. — Всё, что мне нужно, — счастье Каспиана, каким бы оно ни было. Поэтому я прошу тебя помочь ему, а большего мне и не нужно.       — В таком случае я хочу обсудить это с самим Каспианом, — Аслан отвернулся, и Эдмунд понял, что с ним больше разговаривать не будут. К счастью, времена, когда одобрение Великого Льва значило для него всё и больше, давно прошли, и он не особо расстроился — лишь насторожился, прислушиваясь к беседе. — Полагаю, нам есть, о чём поговорить, сын мой.       — Аслан, я очень прошу тебя не злиться на Эдмунда, — вдруг выпалил Каспиан, и Эдмунд поморщился: сейчас он точно не хотел, чтобы за него просили. — Он сказал то, что сказал, не из невежливости, а просто…       — Мне известны мотивы каждого, кто живёт в этом мире, — перебил Аслан. — И сейчас мы говорим не об Эдмунде, а о тебе. И на вопрос, который я задам, ответить должен ты сам: скажи, Каспиан, ты хочешь, чтобы я вернул тебе воспоминания?       — Что? — изумился Каспиан, и Эдмунд нервно дёрнулся, ощущая, как раздражение закипает в нём с новой силой, — и как только страна Аслана его ещё не вышвырнула? Так или иначе, на святость этого места ему было плевать: он знал, что если перед ними сейчас выставят ещё какое-нибудь испытание, он потеряет остатки уважения.       — Не думай, что я отказываю тебе в помощи, — покачал головой Аслан. — Лишь прошу подумать над тем, что я тебе сейчас скажу. Вспомни, что ты сделал первым, когда отбился от тархистанского военачальника.       — Бросился к Эдмунду, — без сомнений ответил Каспиан.       — Верно. Ты задумался не о себе, не о своём народе, а об Эдмунде и его здоровье, и это указывает на то, что для тебя наиболее важно. И так было всегда, пусть ты и не всё помнишь. — От этих слов Каспиан слегка смутился, но продолжил молча слушать. — Я не могу винить тебя за это, сын мой — сам ведь когда-то учил вас дорожить теми, кто вам дорог, — однако взгляни: ты обрёл свою главную ценность, несмотря ни на что, смог отыскать любовь, которой лишился. — Каспиан всё же отвёл взгляд, видимо, не в силах вынести, что о чувствах с ним так прямо говорит кто-то посторонний. — Да и не только её, если говорить справедливо. Ты полностью исполнил то, чего я от тебя ждал. В чём тебе не откажешь, так это в проницательности, Эдмунд, и это достойно уважения: ты правильно разгадал то, что я от вас скрыл. — На эту внезапную похвалу Эдмунд отреагировал лишь медленным кивком головы: она не отозвалась в его душе приятным обволакивающим теплом, как-то было раньше, когда ему удавалось угодить Аслану. — Любовь и корона — вот, что всегда значило для тебя больше, чем всё остальное, Каспиан, и, потеряв всё, ты нашёл это вновь. Пройденный тобой путь был непрост, но он многому научил тебя; подумай, если я верну тебе воспоминания, не потеряет ли ценность всё то, что ты обрёл?       — Аслан… — попытался заговорить Каспиан, однако его прервали:       — Не спеши, — покачал головой Аслан, — я не тороплю тебя. Подумай столько, сколько тебе нужно, и сообщи о своём решении.       — Прости, но здесь нечего думать, — Каспиан решительно поднял взгляд, и Эдмунд ощутил прилив гордости. Слова Аслана, если так подумать, были довольно жестокими, и их запросто можно было принять за манипуляцию: Каспиан не был безвольным мямлей, но всё равно мог проникнуться их обманчивой мудростью и отказаться от того, к чему они столько времени так упорно шли. Эдмунд был готов давать советы, даже в очередной раз вступить с Асланом в спор, но не к тому, что Каспиан ни на секунду не дрогнувшим голосом скажет: — Я хочу получить назад свои воспоминания… если это, конечно, в твоей власти, — в конце он, видимо, всё же вспомнил, с кем говорит, потому осёкся.       — Ты уверен? — Аслан проницательно посмотрел на Каспиана.       — Иначе и быть не может, — не сдался тот. — Я понимаю, о чём ты говоришь, но мне кажется, так будет справедливо по отношению ко мне.       — Я не собирался поступать с тобой несправедливо, — голос Аслана звучал уже не так убедительно, и Эдмунд мысленно ухмыльнулся: наверняка они сейчас были первыми, кто оспорил решение самого великого Хранителя Нарнии. Нет, существовали, конечно, Джадис, Рабадаш, Таш и ещё целая уйма тех, кто считался здесь еретиками, но они не являлись детьми Адама и Евы и не приносили присягу Аслану — в отличие от Каспиана с Эдмундом. — Лишь хотел, чтобы ты вынес урок из всего произошедшего с тобой.       — Я вынес урок, — медленно кивнул Каспиан. — Заново научился отличать друзей от врагов, понимать ценность любви и принимать важные решения, способные изменить не только мою судьбу, но и жизни целых государств. Это всё очень важно, однако… мне кажется, полностью осознать ценность некоторых вещей я смогу, лишь вспомнив, кем я был раньше, — Каспиан на миг покосился на Эдмунда, но этого хватило, чтобы сердце забилось немного быстрее. — В любом случае я имею на это право, оттого хочу, чтобы так оно и было. Мне нужны мои воспоминания, Аслан, а взамен я обещаю ценить то, что вновь обрёл.       Аслан ответил не сразу; этого времени Эдмунду хватило, чтобы в который раз возмутиться, и на этот раз его почти что трясло. Каспиан не должен был обещать ничего взамен; он и так поплатился за то, что Эдмунд когда-то нарушил закон Нарнии, и получить воспоминания было его прямым правом, которое Аслан должен был незамедлительно исполнить. Он чувствовал себя так, словно пелена, застилающая его глаза долгие годы и заставляющая слепо восхищаться Асланом, спала в один миг, равно как и вера в справедливость Великого Льва. За такие мысли он уже давно должен был лишиться места в личном раю Аслана, но судя по тому, что никакого адского пламени вроде того, из Библии матери, так и не появилось, наказания ждать не следовало.       Неужто Аслан и правда примет это неповиновение?       — Хорошо, сын мой, — наконец заговорил тот, и гнева в его тоне всё ещё не было. — Ты получишь то, чего заслуживаешь: это твоё право, я не заберу его у тебя. Что же до тебя, Эдмунд… — Аслан повернул голову, и стало ясно, что всё, что крутилось в голове у Эдмунда, было ему известно; впрочем, Эдмунд даже не дрогнул, с достоинством выдерживая прямой взгляд. Скрывать ему было совершенно нечего, и он надеялся, что Аслан это понимает. — Ты уже не тот мальчик, которым был, когда мы познакомились, и я хочу, чтобы ты знал: я горжусь, когда вижу, каким ты вырос, что бы между нами ни случилось. Ты сильный, мудрый, решительный и умеешь отстаивать своё мнение, где это уместно; это хорошие качества, я рад видеть тебя таким. И вот что ещё… — Аслан на миг запнулся, но затем продолжил: — Что бы ты ни думал, я не заберу того, что дал тебе: ни право жить в Нарнии, ни своё благословение.       — Ты можешь забрать у меня, что угодно, — Эдмунд медленно кивнул: не из уважения, скорее чтобы просто дать понять Аслану, что его слова остались услышанными. — Того, что мне ценнее всего на свете, забрать никто не сможет, а большего мне и не нужно. Однако Каспиан… Будь к нему милосерден и справедлив, я прошу лишь о том. Он этого заслуживает.       Аслан не ответил: стоило Эдмунду закончить говорить, он вдруг исчез, оставив после себя слабый аромат жасмина и лёгкое дуновение ветра. Несмотря на всё, подобная магия впечатляла, и Эдмунд невольно засмотрелся, пока не услышал сбоку негромкое:       — Эд… — Резко обернувшись, Эдмунд столкнулся взглядом с карими глазами и замер, ощущая, как сердце начинает биться быстрее. Впервые за последние недели в этих глазах появилась искра — та самая, трепетно бьющаяся в них с первого дня их знакомства, и сейчас она ярко сверкала, сводя с ума и заставляя душу трепетать.       Это были те самые глаза, в которые он влюбился много лет назад.       — Кас, ты… — От былой уверенности не осталось и следа: Эдмунд, казалось, полностью лишился дара речи, позабыв, как говорить и думать. Чудо, в которое он так верил, свершилось, и всё, о чём он мог думать, так это о долгожданном конце их общих страданий; в его сердце не было места даже для лёгкой вины перед Асланом, который, вопреки всем дерзостям, всё же сделал, что должен был, — лишь безграничное счастье.       — Да, — прошептал Каспиан, делая шаг навстречу. — Я вспомнил, Эд. Всё… — он вдруг странно улыбнулся и сузил глаза. — Я… Ты же помнишь, о чём я говорил Аслану? Что прожитое мной без воспоминаний время станет ещё ценнее, когда я вспомню…       — И стало? — почти бессознательно поинтересовался Эдмунд, до сих пор находясь в трансе.       — Стало, — медленно сообщил Каспиан. — Ты стал… Хотя раньше я не думал, что это возможно. Ты был рядом со мной всё это время, поддерживал, позволил мне влюбиться в тебя снова…       — Это мой долг, — Эдмунд слабо улыбнулся, пока из головы медленно ускользали все мысли. — Я должен был всё это делать.       — Так говорить с Асланом ты не должен был даже ради меня, — в голосе Каспиана появились укоризненные нотки. — Это было опасно для тебя, ты понимаешь?       — Таш, какой же ты зануда, — Эдмунд вдруг невольно рассмеялся, убеждаясь, что Каспиан действительно стал прежним. — Я бы и не такое ему сказал, не согласись он вернуть тебе память. Ты заслуживаешь большего, чем моей немилости.       — Ты дурак, Эд, — выдохнул Каспиан, но вместо того, чтобы отчитывать — хотя и это не испортило бы настроение Эдмунда, — внезапно произнёс: — Я люблю тебя.       — Я тебя тоже, — ответил Эдмунд, чувствуя, как эмоции, бурлящие в нём, как в раскалённом котле, рвутся наружу. Он понимал, что им многое нужно обсудить, но сейчас говорить не хотелось, и поэтому он, не думая ни о том, где они находятся, ни в принципе о чём-то осмысленном, приблизился вплотную и позволил себе поцеловать Каспиана.       В этот же миг его накрыло бурлящим вихрем из любви, нежности и страсти; ни до трагедии, ни после неё Каспиан не целовал его так, и Эдмунд позволил себе раствориться в ощущениях, впервые за долгое время чувствуя себя в безопасности и на своём месте. Прикосновения губ, запутавшиеся в волосах руки и отчаянно бьющееся сердце — вот что волновало его теперь, и ничто иное не имело значения. Ураган их общего счастья был готов смести всё вокруг, в том числе и сторонние мысли Эдмунда, но всё же ему удалось уловить момент, когда земля вышла из-под ног, — и совсем не из-за поцелуя. В этот же миг он отстранился, а через секунду прекрасная лужайка исчезла, перенося их вместо этого на поле битвы, о котором Эдмунд, к своему стыду, вспомнил только теперь. Однако оторвать взгляд от сверкающих глаз Каспиана оказалось непростой задачей, и лишь отсутствие лязга мечей и прочих звуков, сопровождающих сражение, насторожило не на шутку. Неужели?..       — Ваше величество, лорд Эдмунд! — Откуда-то сбоку послышался возбуждённый голос Тарина, и Эдмунд всё же обернулся, чтобы увидеть радостного, как никогда, орландского короля и собственных подданных вперемешку с войском Анварда, окруживших место, где они очутились. Он заозирался в поисках тархистанцев и вскоре увидел и их: некоторые со связанными руками стояли около орландских военачальников — видимо, их взяли в плен, — а основная масса расположилась на другом конце бывшего поля брани и выглядела потрёпанно. Возглавлял их неизвестный Эдмунду военачальник с невероятно хмурым выражением лица. — Это просто чудо! — тем временем воскликнул Тарин. — Мы победили.       — Как всё случилось? — спросил Каспиан, прежде чем Эдмунд открыл рот. Пришлось замолкнуть, даже не начав говорить: Эдмунд уже предчувствовал, что ему долго придётся заново привыкать к этому взрослому и опытному Каспиану. — Как наши войска? Много потерь?       — Потерь нет, но есть раненые, — отчитался Тарин. — Им уже оказывают помощь, так что будьте спокойны. Что до нашей победы — я думал, вы всё знаете и так, — он слегка удивлённо округлил глаза. — Я знаю, что Аслан явился к нам на помощь, а затем вы с лордом Эдмундом исчезли, и я полагал, что вы как раз говорили с ним о битве. Разве не так?       — Конечно, мы говорили о битве, — произнёс Каспиан без намёка на сомнения. — Я лишь хотел знать подробности: Аслан нас в них не посвящал.       — О, это было настоящим чудом, — улыбнулся Тарин. — Явление Аслана вселило в нас силы, а во врага — страх. — Эдмунд понял, что большего они не добьются — описать чудеса Аслана всегда было непросто, особенно тем, кто не имел с ним связи, — и Каспиан явно осознал это тоже, потому что не стал настаивать на детальном рассказе. — Мы заключили договор… Я же надеюсь, вы не обидитесь из-за того, что я вас не дождался?       — Нисколько, — мотнул головой Каспиан. — Это ваша страна и ваша граница, вам и решать, на каких условиях заключать мир с тархистанцами.       — Да, разумеется, — кивнул Тарин. — Так вот: мы дали им время, чтобы полностью выйти из нейтральных пограничных земель, а взамен на это взяли заложников, — он указал на связанных тархистанцев. — Их будут бережно содержать в моём замке, а затем вернут на родину, когда мы убедимся, что у Тисрока более нет дурных намерений.       — Хорошо, — пробормотал Каспиан; Эдмунд не смог считать его эмоции, но одобрения среди них не было. Что же, не им обсуждать сомнительные решения Тарина. — Я так понимаю, больше нам здесь делать нечего?       — Я оставлю гарнизон, чтобы они всё проверили, однако мы и впрямь тут уже не нужны, — подтвердил Тарин. — Предлагаю вернуться в Анвард. Ваше величество, вашего коня сейчас приведут; что же до вашего, лорд Эдмунд…       — Он жив? — быстро спросил тот. Да, к этому коню он не был так привязан, как когда-то к Филиппу, но всё-таки услышать самое страшное ему не хотелось.       — Конечно, однако ранен и вряд ли сможет вас довезти. Однако я выделю вам другую лошадь, — успокоил Тарин. — Не беспокойтесь, милорд: вашего коня доставят в Анвард и проследят, чтобы его рана полностью зажила.       — Благодарю, ваше величество, — слабо улыбнулся Эдмунд, чувствуя, как с плеч сваливается ещё один пусть небольшой, но камень.       Медлить они не стали: рассевшись по лошадям и выстроившись в подобие колонны, они направились обратно в Анвард. Эдмунд хотел по дороге разузнать, как там раненые и какое вообще состояние у нарнийского войска, но Каспиан опередил его: чуть ли не всю первую половину пути он гарцевал между началом и концом процессии, интересуясь благополучием солдат и раздавая указания. Он словно навёрстывал то время, что потерял, пока жил без памяти, и поэтому Эдмунд не вмешивался, хотя побороть порыв присоединиться было непросто. Лишь минут через тридцать Каспиан нагнал его и с весёлой улыбкой отметил:       — Ты как-то странно выглядишь.       — Успел отвыкнуть, что ты решаешь проблемы Нарнии самостоятельно, — честно признался Эдмунд. — Я рад, что всё наладилось, ты не представляешь, насколько сильно, но уже чувствую, как непросто будет заново принять уклад дел.       — Эд, — Каспиан улыбнулся ещё шире, только веселье на этот раз сменилось щемящей нежностью. — Я, конечно, ценю, что ты так рвёшься в бой, и не буду запрещать тебе помогать мне, если ты хочешь, но… — он вдруг наклонился и мягко сжал предплечье Эдмунда. — Ты и так много сделал для меня и Нарнии за последнее время, и я в долгу перед тобой.       — Ты совсем, что ли? Какие долги? — изумился Эдмунд; ласковое прикосновение Каспиана не позволило раздражению вырваться на волю, но удивление он всё же не сдержал. — С каких пор мы вообще говорим о подобном?       — Прости, если я не так выразился, — вздохнул Каспиан, — однако я настаиваю на том, чтобы ты отдохнул и перестал думать о том, как бы всё проконтролировать. Ты заслужил передышку, ну а я в силах тебе её позволить. Мы договорились?       — Как скажешь, мой король, — ухмыльнулся Эдмунд; их разговор, почти перешедший в игривое русло, прервал Тарин, приблизившийся к ним откуда-то сбоку.       — Я не помешал? — доброжелательно поинтересовался он.       — Что вы, — Каспиан только сейчас отпустил руку Эдмунда (этот жест был абсолютно дружеским, но Эдмунд всё равно был признателен) и перевёл взгляд на Тарина. — Вы что-то хотели?       — Собственно, я к вам с предложением, ваше величество, — улыбнулся Тарин. — А если быть совсем точным, то с приглашением. Вы давно не посещали Анвард, да и в этот раз вам едва ли удалось побывать у нас, и это печалит меня. Станьте моим гостем: мы отпразднуем нашу победу, обсудим союз между нашими странами, возможно, даже съездим на охоту… В общем, я буду безмерно рад, если вы останетесь на несколько дней. Лорд Эдмунд, вас это, конечно, тоже касается.       — Что же, — задумчиво хмыкнул Каспиан, — несколько дней мы всё же можем себе позволить. Что думаешь, Эдмунд?       — Думаю, что это даже необходимо, — произнёс Эдмунд. — Я так понимаю, у нас есть раненые, которые могут не пережить дорогу до Нарнии, если мы выступим сейчас, да и укрепить союз с Орландией не повредит.       — Тогда решено, — кивнул Каспиан. — Ваше величество, мы останемся в Анварде, однако ненадолго: в Нарнии у меня тоже достаточно дел. Я позабочусь о том, чтобы отправить большую часть своих воинов в Кэр-Параваль, чтобы не доставлять вам неудобств.       — Ну что вы: пусть ваши воины останутся хотя бы до праздника, — просиял Тарин. — Они все верно сражались за Орландию и потому заслужили почестей и несколько часов веселья. Я сейчас же отдам распоряжения, чтобы к вашему приезду подготовились как следует.       — Можете взять кого-то из моих воинов, — предложил Каспиан. — Кентавры или грифоны доставят новости быстрее, чем даже самый быстрый всадник. Скажите, что я позволил, и они сделают, что скажете.       — Отлично, так и поступлю. Благодарю, — с этими словами Тарин умчался, а Эдмунд насмешливо взглянул на Каспиана.       — Я, признаться, думал, что ты поспешишь обратно к своим обязанностям.       — И я так думал, — Каспиан ответил слегка вымученной улыбкой, — однако… Из-за всего, что произошло, у меня в голове полная каша, и мне нужно хотя бы ещё пару дней, чтобы со всем расправиться. Не думай, что я эгоист, но мне нужна небольшая передышка. Через день-два мы вернёмся в Кэр-Параваль.       — Как скажешь. — Других слов у Эдмунда не нашлось: он с трудом представлял, что происходит в сознании Каспиана сейчас, поэтому решил просто оставить его в покое. Правда, стоило сделать ещё одну вещь: отъехав чуть в сторону, он подозвал одного из грифонов.       — Милорд, — склонил голову тот, поравнявшись с Эдмундом.       — Ты не ранен? — поинтересовался Эдмунд; после того, как грифон заверил его в собственном исключительном здоровье, он заговорил: — Если ты не возражаешь пропустить праздник в честь победы, я попрошу тебя об одном одолжении: отправляйся в Кэр-Параваль, найди лорда Корнелиуса или лорда Трама и скажи им, что всё удалось. Они поймут, о чём я.       — Конечно, милорд: будет мигом исполнено, — с этими словами грифон взмыл в небо, а Эдмунд с удовольствием поймал благодарный взгляд Каспиана.       Когда они добрались до королевского замка Орландии, их уже встречали приветственными возгласами и громкими фейерверками, окрашивающими небо в самые разные цвета. Во внутреннем дворе накрыли столы со всевозможными кушаниями, и Тарин тут же пригласил туда своих гостей. В Орландии умели праздновать, и Эдмунд хорошо это знал, однако на этот раз он слишком выбился из сил, чтобы наслаждаться весельем, да и Каспиан не был особо настроен на шумную вечеринку, так что, извинившись перед Тарином, который, к счастью, не стал злиться, разошлись по выделенным им покоям в гостевом крыле. Внутри Эдмунда уже ждали горячая ванна, свежая одежда, кувшин травяного настоя и стопка книг, чем он не преминул воспользоваться. Вопреки усталости, спать не хотелось, и вскоре он, разморенный ароматной водой, сидел в кресле с фолиантом на коленях, чувствуя себя расслабленным как никогда.       Впрочем, было глупо полагать, что ему дадут вот так отдохнуть в одиночестве.       — Хоть бы постучал, — проворчал Эдмунд, не в силах скрыть улыбку при взгляде на вошедшего в комнату Каспиана; судя по влажным волосам, тот тоже уже успел насладиться предоставленными ему удобствами.       — Я ведь говорил, что вспомнил совершенно всё, — усмехнулся Каспиан. — Равно как и то, что я никогда не стучался, если хотел войти к тебе.       — Неоспоримый аргумент, — признал Эдмунд. — Тебя хоть не видели?       — Видимо, тебе и правда долго придётся привыкать к тому, что меня больше не нужно так уж опекать, — вздохнул Каспиан, опускаясь на край кровати за неимением второго кресла. — Всё в порядке, Эд, я был осторожен, но если ты хочешь побыть в одиночестве, я пойму и мешать не стану.       — Как был дураком, так и остался, — фыркнул Эдмунд. — Когда это ты мне мешал? Я тебе рад.       — Благодарю, милорд, — Каспиан лукаво подмигнул, но в его взгляде всё же читалось что-то такое, что заставило Эдмунда спросить:       — Ты в порядке?       — Насколько может быть в порядке человек, на которого в один миг обрушилась вся его тридцатилетняя жизнь, — хмыкнул Каспиан. — Но не переживай: со временем всё пройдёт. Главное, что я снова всё помню, а с остальным как-нибудь уж справлюсь.       — Может, хочешь поговорить? — предложил Эдмунд, захлопнув книгу: всё равно почитать сегодня вряд ли уже получится. — Обсудим то, что случилось, раз уж ты теперь в полной мере всё понимаешь.       — Я не хочу об этом говорить, — вдруг мотнул головой Каспиан. — Не бери это на свой счёт, но мне не хочется вспоминать всё то, что я пережил на «Покорителе Зари», когда никого не было рядом. Вся эта безысходность… К Таш. А вот что касается твоей поддержки…       — Я должен был, — пробормотал Эдмунд.       — Сомневаюсь, что тебя вёл только долг, — слабо усмехнулся Каспиан. — И только не говори, что делал это всё лишь из-за нашей глупой ссоры накануне того происшествия.       — Конечно не лишь из-за неё, — делано возмутился Эдмунд. — Я люблю тебя, причём, как ты мог понять, абсолютно любым, потому и был рядом. Но если та ссора тебя тревожит…       — Я на тебя и не злился, — заверил Каспиан. — Это такая мелочь по сравнению со всем, что ты сделал. К слову о любви. — В его глазах засверкали весёлые огоньки. — Не обижайся, прошу, но мне сейчас очень забавно вспоминать, как ты скрывал от меня все… подробности.       — А как ты себе представляешь иное? — вскинул бровь Эдмунд. — Ты был растерян и не мог даже принять тот факт, что ты король всей Нарнии; неужели я должен был добить тебя фактом, что ты не просто был взаимно влюблён в Золотого короля древности, но и нередко делил с ним постель? Ты вообще представляешь, как это бы выглядело?       — Возможно, — промурлыкал Каспиан, поднимаясь на ноги; Эдмунд ощутил, как ускорилось его сердце. — Но ты бы не открыл мне ничего принципиально нового, если учесть, что я чувствовал каждый раз, находясь рядом с тобой.       — И что же ты чувствовал? — слегка хрипло спросил Эдмунд.       — Раньше я бы не дал тебе ответ, — Каспиан парой широких шагов сократил расстояние между ними и наклонился, упершись руками в спинку кресла Эдмунда. — Но теперь я точно знаю, что чувствую, и чего хочу — тоже.       — Если хочешь — бери, — ухмыльнулся Эдмунд, в один миг забывая о том, где они вообще находятся и что с ними произошло, как и о том, что после всего пережитого им явно стоило заняться чем-то куда более практичным.       В конце концов, разве он мог сопротивляться губам Каспиана и обжигающему огню в собственной груди?