***
Мо Сюаньюй проживал в малом клане Мо. Под покровительством своей деспотичной тётушки, без матери и отца, с позором вышвырнутый из Башни Золотого Карпа, он был обречён на то, чтобы прожить остаток жизни хуже собаки. Его клеймили сумасшедшим. Вот так просто, без суда и следствия. Ведь правда, намного легче признать бывшего заклинателя умалишенным и запереть в сарае, чем заботиться о череде его нервных срывов и панических атак. Его подвергли травле, избиениям, крали вещи и не уважали личные границы. И все это после того, как юноша был изгнан из-под покровительства собственного отца, оговорённый злыми языками. Обрезанный рукав? Приставал к другим адептам? Пытался соблазнить Цзинь Гуанъяо? Воспоминания о жизни в Башне Золотого Карпа до сих пор снились Мо Сюаньюю в кошмарах. Мо Сюаньюй был обижен. Каждый день он просыпался и засыпал с мыслью о несправедливой судьбе. Чем он заслужил такую жизнь? Опозоренный на весь заклинательский мир, клейменный сумасшедшим и проживающий остатки своих дней под травлей избалованного младшего двоюродного брата. Он не успел сформировать золотое ядро, все книги по совершенствованию у него украли, как украли и меч с одеждами ордена Цзинь. Он остался ни с чем. Под ликом сумасшедшего Мо Сюаньюй прожил не малых несколько лет. Да так, что в какой-то момент и сам начал верить в свое безумие. Лишённый дорогостоящих книг, юноша пытался восстановить какие-то рукописи по памяти, но не отличался тем, чтобы суметь запомнить каждый символ, отчего на выходе получал лишь бесполезную подделку, по которой не то чтобы правильно совершенствоваться нельзя, по ней не получалось даже представить, что ты находишься на учёбе в заклинательском клане. Однажды, вдоволь натешившись над жалким старшим братом и тем, как он отчаянно цепляется за попытки постигнуть основы самосовершенствования, даже сидя в сарае, Мо Циньюань решил добить его окончательно. Под видом внезапного снисхождения, он швырнул брату купленный за каких-то копейки у бродящего торговца «сборник по совершенствованию». На деле же им оказался чей-то старый и потрепанный дневник. Это было очередной издевкой, и шалость бы, пожалуй, удалась, если бы этот дневник не принадлежал какому-то заклинателю, пошедшему по тёмному пути. Нет, то не был дневник самого Старейшины Илин, но заклинатель не скрывал, что пытался подражать магистру дьявольского культа. Изложив в рукописи свой путь становления тёмным заклинателем, незнакомец невольно дал Мо Сюаньюю спасительную инструкцию. Теперь, сидя днями напролёт в полуразрушенном сарае, юноша практиковал тёмные техники. Для их использования ему не требовалось золотое ядро. Тёмная энергия подпитывалась энергией обиды, коей в теле Мо Сюаньюя было много. Он, наконец, чувствовал себя хотя бы каплю уверенным. Так прошло ещё некоторое время, и в их деревню нагрянули заклинатели ордена Лань, а вместе с ними и прославленный Ханьгуан-цзюнь. Видя, как юноша пользуется темными техниками с помощью самодельной флейты, он заинтересовался в нем и, как оказалось, принял за перерождение своего погибшего товарища. Мо Сюаньюй, конечно, замечал особенное отношение Лань Ванцзи к себе. Как бы он не прощупывал почву, как бы не пытался вывести второго нефрита из себя, тот спускал ему с рук абсолютно все. Да так, что Мо Сюаньюй начинал невольно завидовать покойному Вей Усяню. Он был рад прикоснуться к этой теплоте, но параллельно чувствовал грусть от того, что эта забота адресовалась вовсе не ему. Он откровенно наглел и испытывал терпение Лань Ванцзи, пытаясь понять границы дозволенного. Слава сумасшедшего позволяла ему творить бесчинства. Кто бы мог подумать, что такое поведение лишь укрепит уверенность второго господина Ланя в перерождение своего товарища. И вот, этот короткий диалог в Цинхэ окончательно укоренил в сознании Мо Сюаньюя убеждение, что он просто-напросто занял чужое место. В особо печальные вечера, поддавшись нотам скорби, юноша даже думал в действительности совершить ритуал пожертвования тела и попытаться призвать старейшину Илин. Ведь, быть может, хотя бы так он сделает что-то стоящее за свою жизнь.***
— Вей Ин! Встревоженный голос, почти скрывающийся на крик, донёсся до ушей Мо Сюаньюя. Это был день, когда они с Лань Чжанем остановились на постоялом дворе в Юньпине. Разобравшись с тайной расчлененного трупа Не Минцзюэ в храме Гуаньинь, заклинатели были свободны. Но именно во время этих событий Мо Сюаньюй узнал больше подробностей об отношениях Лань Ванцзи и Вей Усяня. Достопочтенный Ханьгуан-цзюнь… Лань Ванцзи был влюблен в своего товарища и признался ему на горе Луаньцзан прямо перед смертью. Эта новость, сообщенная Мо Сюаньюю первым нефритом клана Лань, окончательно сломила его дух. Они спали. Он и достопочтенный Ханьгуан-цзюнь — одним из пьяных вечеров они сорвали запретный плод, а после ещё и ещё… Мо Сюаньюй первым поцеловал Лань Ванцзи, а тот первым проявил инициативу зайти дальше. Но все это, все эти нежные чувства и ласки принадлежали не ему! До событий в храме Гуаньинь юный заклинатель ещё лелеял надежду, что смог сам добиться от Лань Ванцзи ответных чувств. Он надеялся, что тот робкий поцелуй, ночь на постоялом дворе, пусть и были совершены в пьяном угаре, но были порывом по отношению к нему. Именно к Мо Сюаньюю, а не Вей Усяню! Лань Чжань ведь не был обрезанным рукавом раньше. Не был же, да?.. Осознание, что все до последней капли не принадлежало ему, полоснуло по старым ранам заклинателя. Его душевное состояние, что, казалось, пришло в норму в компании Ханьгуан-цзюня, вновь пошатнулось. Товарищи так и не поговорили после неловкой ночи на постоялом дворе, не обсудили свои чувства. Да и была ли возможность? Они разобрались с тайной Цзинь Гуанъяо, спасли мир совершенствующихся — уже хорошо. С другой стороны… Был ли смысл говорить о чувствах? Мо Сюаньюй молча ушёл из храма Гуаньинь, оставляя товарищей за спиной. Он слышал, как Лань Ванцзи также молча двинулся следом, но не обернулся. Они шли вперёд по пустынным улицам утреннего города. В полной тишине лишь звук шаркающих шагов отражался от стен каменных домов. Пейзаж вокруг начинал становиться знакомым: дом обворованного хозяина, чьих куриц так бесстыдно унёс прославленный заклинатель, забор с выгравированными рисунками целующихся человечков и наполовину перечеркнутые записи чужих имён. Мо Сюаньюй невольно остановился рядом с грустью кинув взгляд на иероглифы не принадлежащего ему имени. — Лань Чжань. — Мгм. — Не иди за мной, — Тихий шепот сорвался с дрожащих губ. Руки сжались в кулаки, костяшки побелели от напряжения. Но Мо Сюаньюй все не решался обернуться. Сдерживая подступающий к горлу ком, он смотрел перед собой, обращаясь к стоящему позади мужчине. — Всё было ошибкой. — Вей- Вей Ин! Этот день должен был наступить. Когда-нибудь они бы расстались. Знакомство, начавшееся со лжи, жизнь под чужим именем — Мо Сюаньюй и так достаточно вкусил не принадлежащее ему счастье. Юноша чувствовал, что больше не выдержит груза вины. Уже давно его тело и душу терзали безответные чувства, и он больше не хотел лелеять себя пустыми надеждами. Собравшись с силами, он последний раз обернулся на Лань Ванцзи, на чьем лице застыло ничем не передаваемое выражение. Почти всегда невозмутимый заклинатель смотрел на него с долей непонимания, злости и отчаяния. Казалось, еще немного, и он сорвется с места, сократив расстояние между ними. Второй нефрит клана Лань впервые не знал, что ему делать. Мо Сюаньюй же чувствовал лишь горькую скорбь. На лице поддельного Вей Усяня застыла такая же фальшивая улыбка. Она была измученной, натянутой, но юноша не хотел показывать Ханьгуан-цзюню своих слез, ведь тот не должен был жалеть его. Мо Сюаньюй осознанно врал ему с самого начала, и сейчас просто не мог заставить своего возлюбленного чувствовать груз вины и ответственности. — Я не Вей Усянь и никогда не был им, — Губы юноши задрожали, но он продолжал улыбаться. — Прости и… Спасибо тебе.