Непросто быть собой, когда шагает строй

Началась удивительная борьба гордости двух парней. Ни Антон, ни Рома не позволяли себе хотя бы попытаться помириться. Миша был единственным, кто знал о ссоре товарищей — он по отдельности отловил их и выбил объяснения, когда увидел, что они не разговаривают и шарахаются друг от друга. Его отчасти забавляло их поведение. Сразу было видно, что это первые серьезные отношения парней — они вели себя как неопытные дети и бежали от конфликта, вместо того, чтобы его решить. Но Богданов также переживал за друзей, ведь они играли в обиженных уже почти два месяца после Нового года. Наступил март, когда Миша решил все-таки вмешаться в их отношения и постараться их помирить. Он пытался поговорить то с Ромой, то с Антоном, но ничего не выходило. И если Петров просто грустно отказывался от помощи, то Пятифанов тут же вспыхивал и посылал куда подальше. Из-за ссоры парней прекратились дружеские посиделки вчетвером в перерывах между тренировками и дежурствами, отчего Богданову стало безумно тоскливо. Антон и Рома ходили по части, словно призраки. Они оба были постоянно погружены в свои мысли, отчего вели себя крайне тихо. Пятифан каждый день винил себя в том, что позволил ярости взять над собой верх. Он безумно соскучился по Антону — по его поцелуям, прикосновениям, да просто по взгляду, так как он почти не смотрел Роме в глаза. День ото дня Пятифан пытался угомонить свою гордость и хотел набраться сил и подойти к Петрову на разговор. Но что-то внутри, какое-то странное чувство страха, сковывающее сердце, не позволяло хулигану это сделать. Близилась стандартная тренировка в лесу — солдаты должны были пересечь реку и дойти до импровизированного стрельбища. По расписанию учения должны были пройти еще в середине февраля, но график занятий сместился, из-за чего Ронжину пришлось перенести тренировку на начало марта. Бойцы, одетые в утепленную форму, пробирались сквозь слегка подтаявшие сугробы снега. Солнце в этот день было ярким, и его лучи пробивались сквозь кроны деревьев, приятно поглаживая лицо. Когда отряд вышел к покрытой льдом реке, Ронжин устроил привал и еще раз напомнил солдатам о правилах поведения во время перехода через воду. Путь был не близкий, река простиралась на три километра вдаль. — Зачем нам тащиться так далеко? — потирая нос, спросил Глеб, — Разве у нас своего стрельбища нет… — В армии, Некрасов, ничего не бывает просто так, — начал капитан, подкуриваясь, — Если надо идти — значит надо! Юноши водрузили на спины автоматы и строем стали переходить через реку. Рома все время вертел в руках свой складной нож, который должен висеть у него на поясе. Но он был погружен в размышления, отчего нужно было занять руки. Пятифан в очередной раз обдумывал, как же все-таки помириться с Антоном. Рома подкинул нож, пытаясь сделать какой-то трюк, но оружие ударилось рукояткой о костяшки хулигана и отлетело в сторону с характерным стуком. Нож закрутился вокруг своей оси и заскользил в сторону. — Бля, — тихо выругался Рома. — Пятифанов! — прикрикнул Ронжин, оборачиваясь на солдата из начала строя. Хулиган виновато улыбнулся, — Подними оружие и угомонись. Нож продолжал медленно скользить по льду и оказался уже примерно в семи метрах в стороне. Рома вздохнул и вышел из строя. Солдаты продолжали путь на другой берег, так что Пятифану нужно было поторопиться, чтобы не отстать от бойцов. Он лениво подошел к оружию и наклонился, поднимая нож немного замерзшими пальцами. Когда хулиган развернулся и сделал шаг, чтобы вернуться в строй, послышался хруст. Волна противных мурашек прошлась по всему телу Ромы. Все его мускулы будто пережало железными прутьями. — Всем стоять! — громко скомандовал Ронжин, оборачиваясь на хруст. Он тревожно посмотрел на Пятифанова, — Рома, замри… Хулиган с ужасом посмотрел на капитана. Страх пробрался в сердце парня, отчего он перестал дышать. Все солдаты в строе встали как вкопанные и не отводили взглядов от Ромы. Раздался хруст еще громче, отчего среди бойцов послышались испуганные вздохи. Пятифанов зажмурился, прерывисто выдыхая. Он пересилил себя и медленно опустил глаза. Среди слегка припорошенного снегом льда виднелась трещина. Она тянулась от правой ноги хулигана и разветвлялась словно паутина. Рома отчаянно простонал. — Давай аккуратно ложись на живот и ползи сюда, — произнес Ронжин. Он старался сделать голос как можно более успокаивающим, хотя сам был сейчас напряжен как никогда. Капитан знал, что в этом месте реки подо льдом может быть сильное течение, и если Рома провалится, то… Пятифанов помедлил. Ему было до безумия страшно двигаться. Он слышал, как лед под ногами тихо хрустит, а трещины хоть и медленно, но продолжают расползаться в стороны. Рома глубоко вздохнул, набираясь смелости, и снял со спины автомат, чтобы он не мешал ползти. — Только, Рома, миленький… — жалобно произнес Ронжин с отцовской заботой в голосе, — Давай очень медленно, ради Бога… Хулигану от этих слов стало только хуже. Он почувствовал, как на лбу выступил пот, а тело начало подрагивать. Быстро Рома отыскал глазами Антона, лицо которого было белым как полотно. Он стоял, прикрыв рот рукой от ужаса, и неотрывно наблюдал за хулиганом. — Так, ладно… — сильно дрожащим голосом прошептал Рома. В одной руке он сжимал автомат, а в другой нож. Пятифан глубоко вздохнул и стал медленно опускаться вниз. Он вздрагивал каждый раз, когда слышал под собой еле уловимый хруст. Рома опустился на колени, положив автомат на лед. Он аккуратно оттолкнул его подальше от себя, чтобы облегчить свой вес. Все солдаты будто бы перестали дышать, пока наблюдали за действиями Ромы. Ронжин успел мысленно проклясть себя раз десять. «Надо было отменить эту чертову тренировку, а не тащится на реку в марте!» — ругал он сам себя. Время для Пятифанова будто замедлилось. Удары сердца неприятно отдавали в виски, а руки сильно дрожали. Ненадолго Рома замер, чтобы понять, как лучше двигаться. Когда он стал медленно опускать корпус тела на лед, послышался еще один очень громкий хруст. Этот звук будто резал по живому. — Рома, давай! — крикнул Миша из толпы. Пятифан сжал нож еще сильнее, отчего костяшки пальцев побелели, и поднял глаза. Однако, вместо толпы солдат в семи метрах от себя Рома увидел темно-синюю мелькающую мглу. Тело его моментально погрузилось в липкий сковывающий холод, отчего немного свело мышцы. Лед под Пятифаном провалился настолько быстро, что он этого не понял. Хулиган машинально вдохнул и почувствовал в горле и груди резкую колющую боль. Вода попала в легкие и Рому накрыла паника. Тело ощущалось очень странно — Пятифан начал барахтаться в воде, но конечности двигались будто в замедленной съемке и почти не ощущались. Вокруг была темнота, лишь слабые лучи мелькали сквозь толщу воды через отверстие во льду. Рома почувствовал самое худшее –его тело начинает смещать течение. Однако юноша понял, что рука, сжимающая нож, все еще на поверхности. Похоже, при падении Пятифан с размаху воткнул лезвие в кромку льда и продолжал держаться за рукоятку. Все возможные силы Рома вложил в то, чтобы вытянуть себя на поверхность. Адреналин забурлил в крови, отчего Пятифан постепенно перестал ощущать холод и боль. Он вынырнул на поверхность и схватился второй рукой за лед. В лицо ударили слепящие солнечные лучи. Рома сильно закашлял, чувствуя, как вода выходит из легких и царапает дыхательные пути. Закружилась голова и на секунду в глазах потемнело. Пятифан чувствовал как зимняя форма, пропитавшаяся водой, тянет его вниз. В строю поднялась суета. Солдаты восклицали от ужаса, а Ронжин вообще попрощался с карьерой. Не стоит упоминать о том, какой ужас испытал Антон, когда Рома скрылся под толщей льда. Но облегчение накатило общей волной, когда спустя десять секунд хулиган снова показался на поверхности. Петров тут же рванул к нему. — Антон, отставить! — крикнул Ронжин, но солдат не послушался. Антон быстро приближался к Роме, на ходу снимая ремень. За три метра до образовавшегося разлома Петров лег на живот и пополз к кромке льда. Он чувствовал, как лед царапает руки. Пятифан продолжал держаться за рукоятку воткнутого ножа и тяжело дышал, покашливая. Антон посмотрел на хулигана и ужаснулся. Лицо Ромы побелело, а губы начали приобретать синеватый оттенок. — Все на берег — идите там, где мы уже прошли, — скомандовал громко Ронжин, — Не бежать! Разводите костер как можно быстрее. Капитан немного растерялся, но на помощь ему пришли Кирилл и Глеб, которые поползли к Антону на подстраховку, пока другие солдаты покидали опасную зону. — Держись, — на выдохе, сказал Петров, бросая один конец ремня в сторону Ромы. Пятифан онемевшими пальцами схватился за ремень, обматывая его вокруг запястья. Антон почувствовал, как кто-то схватил его за ноги. Он обернулся и увидел товарищей. — Тяни! — почти в унисон прикрикнули они. Петров послушался и потянул ремень обеими руками. Рома старался подтянуться на встречу, чтобы как можно быстрее покинуть ледяную воду, но сил хватало только на то, чтобы держаться за ремень. Он надеялся, что Антону хватит выносливости его вытянуть. Петров напрягся. В кожу ладоней врезался грубый материал ремня, натянутого под весом Ромы. Пятифан немного поддался вперед — весь его корпус до пояса уже был на поверхности. Хулиган почти не чувствовал ног, но сосредоточился и смог вытащить из воды одно колено, опираясь им о лед. Он с шумным выдохом плюхнулся на живот. — Сюда ползите, быстрее! — кричал Ронжин, размахивая руками. Рома, раскоординированно передвигая конечностями, пополз. Юноши возвращались к капитану, собирая своими животами снег. Лишь оказавшись почти вплотную с Ронжиным, они встали. Антон придержал Рому за талию, помогая ему подняться. Он ощутил ладонью пропитанную ледяной водой ткань куртки Пятифана. — Быстро, блять, к костру! — суетливо приказал Ронжин и направился в сторону берега. Пятифан слабо передвигал ногами, постоянно кашляя. — Давай, Ромочка, немного еще, — шептал Антон, закинув руку хулигана себе на плечо. Рома чувствовал себя очень странно. Ему было одновременно очень холодно и жарко. Все тело пронизывали покалывания, а одежда стала тяжелее раза в три. Пятифан хотел что-то сказать, но от холода его челюсть прыгала вверх вниз, из-за чего он чуть не прикусил язык. Наконец, все оказались на берегу, где солдаты уже расчистили небольшой участок и развели огонь. Рому обдало жаром костра. — Снимай все — нельзя в мокром оставаться, — подлетев к юноше, лепетал Ронжин. Он скинул с плеч рюкзак, спешно что-то доставая, пока Пятифан медленно расстегивал куртку. Руки его не слушались и казались каменными. Антон стал помогать Роме снимать промокшую насквозь одежду. Вокруг костра стояли напуганные солдаты и молча наблюдали. Ронжин отыскал в рюкзаке шерстяное одеяло, когда Пятифан стоял почти вплотную к костру. Из одежды на нем было только нижнее белье, майка и ботинки. Ронжин снял свою куртку, оставаясь в одном кителе, и накинул ее на плечи Ромы. Одеяло же мужчина повязал на поясе юноши, закрывая ему ноги. Капитан устало вздохнул. — Найдите камни — киньте в огонь, — скомандовал он нескольким солдатам и посмотрел на Пятифана. Тот стоял, укутавшись в куртку, и потерянно смотрел на огонь. Цвет лица Ромы медленно возвращался в норму. Все бойцы стояли молча, наблюдая за хулиганом. — Так… — начал медленно Ронжин, — Богданов, надо вещи просушить — займись. Петров, воды нагрей. Спустя полчаса Пятифанов почти отогрелся. К груди и подмышкам он прижимал завернутые в обрывки тканей, найденных в рюкзаке, нагретые в костре камни. Чувствительность наконец-то вернулась к конечностям, отчего Рома ощутил ноющую боль в руке, которой он держался за нож. Похоже, при падении он сильно ударился о лед запястьем. Солдаты разбрелись по берегу, каждый обсуждая то, что произошло. У костра стояли лишь Рома, Антон, Кирилл и Миша. Друзья молчали, каждый глубоко потрясенный пережитым страхом. Пятифан стоял, прижавшись плечом к Петрову, и ощущал сильную усталость и слабость. Но даже это не мешало ему испытывать приятное чувство от того, что они с Антоном снова находятся так близко. Оказавшись на волоске от смерти, Рома откинул всю свою гордость и был наполнен решительностью наконец поговорить с Петровым и извиниться за свое поведение. Но позже — сейчас ему лишь хотелось оказаться где-нибудь в теплом помещении с кружкой чая в руках. — Хочу курить, — сухо сказал Рома, — Миша, дай сигарету. Богданов протянул Пятифану пачку, после чего хулиган подкурился. Спиной он почувствовал касания Антона, от которых стало очень тепло на душе. Рома был так благодарен Петрову, ведь он первый бросился его спасать, рискуя жизнью. «Я должен стать лучше для него» — подумал Рома, переводя взгляд с костра на Антона. Парни посмотрели друг другу в глаза. — Все, одежда более-менее сухая, — сказал Ронжин, приближаясь к компании друзей, — Пойдемте обратно в часть, нахрен. Рома оделся. Форма все еще была немного влажной, но согревала достаточно. Солдаты выдвинулись обратно через лес. Пятифан еще никогда не чувствовал такую сильную усталость, как сейчас. Его голова немного кружилась, и картинка плыла перед глазами. Антон шел рядом с хулиганом и придерживал его за локоть, так как Рома периодически пошатывался и спотыкался. Наконец, строй вышел к забору части. — Ну что, Петров, — потерев лоб, сказал Ронжин, — Веди Ромку в медпункт, потом ко мне в кабинет. Антон кивнул и повел Пятифана в корпус. Когда они удалились от толпы солдат, Петров дотронулся до ладони хулигана и протиснул пальцы между Ромкиных. Хулиган немного улыбнулся, сжимая руку Антона. Парни молчали и сейчас, и всю дорогу из леса, но им и не нужно было говорить друг с другом, чтобы понять, что они помирились. Просто находиться рядом после случая на льду уже было огромной удачей. Антон зашел в медицинский кабинет, отпуская руку Ромы, и доложил работницам о происшествии. К Пятифану тут же подлетела старшая медсестра и завела его из коридора в помещение. Хулиган обернулся и посмотрел в глаза Петрову. Антон слабо улыбнулся, провожая Рому взглядом. Петров, как только перед ним закрылась дверь медицинского кабинета, дал волю эмоциям. Он прерывисто всхлипнул, и по его щекам потекли крупные слезы. Рядом с Ромой он держался, как мог. Но как только Антон остался один в глухом, плохо освещенном коридоре, накопившийся страх и ужас выплеснулись наружу. Петров медленно отошел к стене позади себя и уперся спиной в прохладный бетон. Перед его глазами вновь и вновь возникала картина того, как лед под ногами Ромы с неприятным хрустом надламывается, и тело хулигана скрывается в разломе. — Господи… — обессиленно прошептал Антон, сползая на пол. Слезы начали его душить, отчего всхлипы становились громче, так что Петров прикрыл рот рукой. Он почувствовал себя так, будто бы осознание произошедшего только сейчас в полной мере накатило волной. Тревожность начала набирать обороты, отчего в мыслях стали возникать самые ужасные сюжеты, где Рому унесло течением или где он утонул. Антон постарался отбросить эти мысли, но с тревожностью он всегда справлялся не лучшим образом. Мозг сам сгенерировал перед глазами мертвенно-бледное лицо Ромы с безжизненными глазами и посиневшими губами. Петров постарался успокоиться, и стал выравнивать дыхание. Он встал, вытер слезы и пошел в кабинет к Ронжину. Капитан сидел за столом, прикрыв глаза и подперев подбородок рукой. Выглядел он очень измученно. Антон вошел в кабинет, и начал было представляться перед командиром, как предписывает Устав, но Ронжин прервал его жестом руки. — Антон, давай без формальностей, — сказал капитан, снимая фуражку, — Садись. Парень сел на стул напротив. Мужчина жалобно осмотрел Петрова. — Послушай… — начал он, — Я буду составлять рапорт о случившемся. В нем я должен указать, что ты ослушался приказа. Но этого я делать не буду… Антон внимательно слушал и немного кивал головой. — Я хотел… — произнес Ронжин, — Хотел тебя поблагодарить. Капитан помедлил и протянул Петрову руку. Антон удивился и пожал ладонь мужчины. — Как Ромка оклемается — искуплю свою вину, — сказал Ронжин, подмигивая. Но Пятифанов не смог оклематься быстро — он сильно простудился. Его железный иммунитет мог справиться с чем угодно, но только не с нахождением всего тела в ледяной воде на протяжении нескольких минут. Даже несмотря на то, что Ронжин и солдаты помогли Роме быстро согреться, хулиган все равно слег с температурой под сорок. Антон навещал Пятифана, но парень лежал в бреду и не узнавал товарища. Он лишь бормотал что-то несвязное, и все его тело дрожало от судорог. Петрову было безумно больно видеть Рому в таком состоянии. В свободное время Антон приходил в медпункт, садился на край кровати и наблюдал за Пятифаном. Хулиган лежал на спине, глубоко дышал и морщился во сне и по его лбу и шее стекали капли пота. Петров, если рядом никого не было, брал ладонь Ромы в руки и гладил его кожу, размышляя о всяком. Он очень сильно хотел поговорить с хулиганом, так что с нетерпением ждал, когда болезнь отступит. Прошло почти двое суток после происшествия, прежде чем Рома более-менее очнулся. Ему снились странные кошмары, которые он не мог вспомнить, но которые уже оставили горькое послевкусие неуюта в голове. Периодически ему снился и Антон, но сюжеты этих снов также ускользали из памяти Пятифана. Рома слабо разлепил веки. Все суставы были наполнены ноющей болью от постоянных судорог. Пятифан слабо простонал, стараясь справится со странным состоянием его тела. Он чувствовал себя измученно, и сил после борьбы организма с болезнью почти не было. — Проснулся, голубчик, — услышал Рома в стороне от себя. Он повернулся и увидел рядом с кроватью старшую медсестру — женщину тучного телосложения лет сорока пяти с крашенными красными волосами. Пятифан не мог вспомнить, как ее зовут — то ли Галя, то ли Люба, — Изголодался весь поди-ко. Женщина очень тянула букву «О», что указывало на ее, возможно, вологодское происхождение. Рома слабо кивнул. Когда женщина скрылась за дверьми палаты, хулиган аккуратно сел. Он увидел на правой руке повязку. Кажется, у него было растяжение. Пятифан протер глаза и пытался прийти в себя. Медсестра вернулась с подносом, на котором стояла тарелка с борщом, и второе в виде котлеты с пюре. Рома чуть не застонал от удовольствия — ему очень хотелось есть и от запаха пищи свело желудок. Когда Пятифан расправился с обедом, медсестра дала ему каких-то таблеток, провела небольшой осмотр и наказала соблюдать постельный режим еще два дня минимум. Рома откинулся на подушку и стал смотреть в потолок. Он вспоминал событие, которое привело его сюда. В памяти снова всплыли ощущения холодной воды и страшной непроглядной тьмы. Хулиган поежился. Он повернулся на бок и прикрыл глаза, проваливаясь в дрему. Силы понемногу возвращались назад. Пятифан окончательно проснулся, когда на улице уже было темно. Он потянулся, перекатываясь на другой бок, и почувствовал коленом какую-то преграду. Рома открыл глаза и увидел сидящего на краю кровати Антона. Парни посмотрели друг на друга. — Тоша… — протянул Рома, растягиваясь в немного глупой сонной улыбке. Он взял Петрова за руку, отчего тот тоже улыбнулся. Несколько секунд Антон молча смотрел на Пятифана, после чего в его глазах блеснули слезы, а уголки губ поползли вниз. - Я так испугался за тебя... — жалобно прошептал Антон. Рома поднес руку Антона к губам и стал покрывать его пальцы нежными поцелуями, от которых у Петрова пробежали мурашки по спине. — Прости меня, — тихо сказал Рома, — Я такой еблан. — Ты меня тоже прости, — ответил Антон, с любовью в глазах осматривая лицо хулигана, которое, наконец, приобрело нормальный цвет кожи. Петров наклонился к Роме и аккуратно прильнул к его губам, роняя на щеки хулигана капли слезинок. Сердце Пятифана запело — наконец, все будет как раньше.