Неизвестная переменная

      Эвелин отчаянно рыдала, забившись в угол. Что ждет ее здесь? Какой, вообще, смысл в жизни на умирающей от ужасного патогена планете? Она выжила один раз, но разве теперь в безопасности? И это только с одной стороны. Дэвид тревожил не меньше. Он оставил ее в покое и с выражением заботы на лице выдал одежду и воду, но где гарантии, что он будет с ней так добр всегда? Вообще, как он жил без людей? Чем занимался? Что в его голове?       Однако этими мыслями Эвелин пыталась перекрыть другую, по-настоящему важную для себя, ведь тогда становилось плевать и на планету, и на Дэвида, и на себя в том числе. Впервые в жизни ее оставил тот, кто казался по-настоящему нужным. И пусть Уолтер не был человеком, он заботился о ней, и хотелось заботиться о нем в ответ. Вот только она сама загнала себя в тупик. Как подросток, попала в сети запретных чувств. А Уолтер, будучи хорошим роботом, прекрасно все понимал, поэтому, когда встал вопрос остаться с ней или колонистами, он выбрал колонистов. Или хуже: он мог и вовсе не задумываться о том, что происходит между ними и происходит ли вообще. Он оказался просто любопытным андроидом, который может сделать все, что угодно. Она просила, он выполнял. Точка.       Сейчас его слова казались случайными и незначительными. Уолтер наверняка не имел в виду ничего из того, что она себе надумала. Глупая, глупая Эвелин…       Она сидела бы в углу вечность, но приземленное и вполне обыкновенное желание посетить уборную прервало ее страдания. Под внимательным присмотром Дэвида она дошла до нужной комнаты, оставив синтета в коридоре вопреки его настойчивым предложениям помощи. Со скоростью улитки Эвелин привела себя в порядок: смыла с тела масло, помыла кое-как голову под холодной водой. В конечном итоге, ей теперь жить здесь неизвестное время. Пока не умрет. И жить рядом с Дэвидом, который казался одной сплошной загадкой.       Эвелин вышла из «ванной», укутавшись в серую обветшавшую шаль, и встретилась лицом к лицу с Дэвидом. Он смотрел на нее с нескрываемым любопытством и почти воодушевлением. Было так непривычно видеть лицо Уолтера с несвойственной ему живой мимикой, слышать его голос с яркими эмоциями. Эти двое оказались настолько же различны, как и похожи внешне. А еще прическа. Волосы Дэвида выглядели более непослушными, или Уолтер ухаживал за своими на корабле? Эвелин представила, как он старательно причесывает и укладывает их перед зеркалом, и в глубине души шевельнулась приятная нежность. — Рад, что ты приходишь в себя, — произнес Дэвид с заботливой улыбкой. — Но не стоило отказываться от помощи, ты еще слишком слаба.       Эвелин мотнула головой. Улыбаться в ответ не хотелось. Впрочем, грубить тоже не имело смысла. Она кивнула. — Спасибо. Но я справляюсь. — В таком случае, возможно, ты захочешь поесть? — У тебя есть что-то кроме воды? — удивилась Эвелин. — Только не говори, что это вяленые щупальца неведомой хрени, вылупившейся из какого-нибудь местного барашка. — Ты даже шутишь, похвально. — Дэвид придержал ее под локоть, когда она пошатнулась от внезапного головокружения. — Это похоже на шутку? — теперь усмехнулась она. — Идем, покажу тебе сад, — сообщил он. — Я не нуждаюсь в еде так же, как вы, но на этой планете мало альтернативных источников питания, поэтому приходится быть изобретательным. — Идем, — согласилась она. Бастовать можно до бесконечности, но какой в этом толк?       Шли медленно, и Дэвид то и дело предлагал понести, чтобы поберечь ее силы. Но она не хотела подменять совсем свежие воспоминания — Уолтер нес ее на руках буквально пару дней назад. Вот только он не был человеком, а она видела в нем мужчину… Глупая. Глупая Эвелин.       Оказавшись на залитой солнцем крыше, она замерла — в нескольких шагах от входа лежало каменное надгробие с высеченной на поверхности надписью «Элизабет Шоу». Эвелин развернулась к следующему по пятам Дэвиду. — Это ты сделал? — удивилась она. — Ты похоронил ее? Поэтому не нашли останки… Ты забрал с собой тело. — Разумеется, я не мог бросить Элизабет, — с печальной улыбкой ответил Дэвид.       Порыв ветра сдул ткань с головы и, вопреки ужасно тоскливому настроению, Эвелин ощутила умиротворение — воздух прохладный, но не холодный, ласково коснулся лица и растрепал влажные волосы.       Лежащие на надгробии высушенные цветы говорили о том, что Дэвид приносит их сюда. Совсем иначе Эвелин взглянула на него сейчас: не просто андроид с поврежденными в изоляции программами, а одиноко скитающийся по планете робот. Его создали служить людям, но он похоронил последнего из них… — Как ты жил все это время? — Она помнила, что говорил Уолтер — он предпочел бы не существовать без людей.       Тот удивленно посмотрел на нее. — Не думал, что кому-то это будет интересно. — Она просила тебя об этом? Просила продолжать жить? — Эвелин слабо улыбнулась. Они с Элизабет могли сблизиться, ведь остались совершенно одни.       К полнейшему удивлению, Дэвид печально свел брови, слезы наполнили его глаза и скатились по щекам. Он приблизился на два шага. Эвелин растерянно моргнула. В нем было куда больше эмоций, чем во многих людях. — Уолтеру повезло… — произнес он. — Ты совсем не видишь разницы между людьми и синтетами?       Эвелин шмыгнула носом и проморгалась, чтобы предательские слезы не застилали глаза. Так красиво всплакнуть, как Дэвид, она не сможет, а рыдать еще и здесь, растирая сопли по лицу, не имело никакого смысла, итак преуспела в этом. — Ну, не совсем, — пробормотала она.       Он подошел еще ближе и остановился рядом, устремив взгляд вперед — на залитую солнцем площадь. — Элизабет не просила меня жить, — произнес он. — Она, вообще, мало, о чем просила меня… Но я хотел, чтобы она не исчезла бесследно, хотел помнить о ней, пока мои схемы еще работают.       Эвелин увидела, как его губы дрогнули в легкой улыбке, отвернулась, и подошла к краю обрыва. Дэвид выглядел слишком человечным — это казалось непонятным и непривычным. Огромная площадь раскинулась у подножия древнего храма. Площадь, усеянная трупами. Удивительно, но сейчас этот вид не трогал сердце. Наверное, она слишком устала. — Ты не думал убрать эти мертвые тела? — она повернулась к Дэвиду, продолжавшему стоять позади. Но теперь он смотрел на нее. — Тогда здесь было бы совсем одиноко, — ответил он с улыбкой и тоже подошел к парапету. — Иногда мне нравится думать, будто я переместился в прошлое… Помпеи, Стабии и Геркуланум были погребены заживо, люди погибали в собственных домах, на улицах. Наверняка, они так же стремились избежать неминуемой кончины, но погибель настигла их в то самое мгновение, когда и должна была. Беги от смерти или нет, она придет в свой час.       Он говорил с нотками торжественности и смотрел горделиво, будто великий правитель, вышедший встретить своих подданных. Вот только все подданные были давно мертвы. — Тела «создателей» оказались так же слабы как и людские, — продолжил он после небольшой паузы. — Для познания вселенной нужны организмы, способные на бóльшее.       Его пристальный взгляд отобразил нескрываемое воодушевление. — Что такое? — Эвелин поспешила натянуть капюшон на голову. — Не надо, — тихо прошептал Дэвид и свел брови, — не прячься от меня.       Она ощутила ужасную неловкость. — А ты не смотри на меня, как на диковинку. Я не из бриллиантов. — Нет, Эвелин, ты больше, чем диковинка. — Он покачал головой. — Теперь я прекрасно понимаю Уолтера. И бриллианты здесь не причем. Ты первая, кто не умер от патогена. В этом, как минимум, твоя невероятная особенность. Вторая же — в твоем добром сердце. Ты приняла моего брата, как обычного человеческого мужчину. Было очень интересно, как далеко ты готова зайти в доверии к нему.       Она кашлянула в кулак, невольно вспомнив, с какой неистовой жадностью он обнимал ее, и чтобы наконец сместить разговор в безопасное русло, произнесла: — Ты хотел показать, чем здесь можно питаться кроме камней. — Прошу прощения, — произнес он и кивнул в сторону.       Кроме высоченных, похожих на кипарисы исполинов, здесь росли пышные невысокие деревья с крупными листьями и темно-красными плодами. Дэвид подошел к деревьям и сорвал крупный плод, похожий внешне на яблоко или персик. — Я немного поиграл в генетика и вывел более питательные сорта.       Он с улыбкой протянул фрукт на открытой ладони. — Это очень вкусно, — сказал он и откусил сам. Звук разрываемой сочной мякоти вызвал в желудке голодный спазм. А Дэвид будто специально демонстрировал на лице удовольствие. — Признаюсь, у меня была возможность выбирать на разведение из нескольких сортов, и этот не был самым превосходным по питательности, но я выбрал его из-за внешнего вида. Внутри — нежно розовый, снаружи — в цвет крови.       Дэвид подошел ближе, на миг коснулся пальцами щеки Эвелин и тут же убрал руку, как ни в чем не бывало. Эвелин нахмурилась, подумав, что он ведет себя странно. Вряд ли его таким создали изначально, это говорят в нем ошибки? — Как у людей, только наоборот, — добавил Дэвид и поднес плод к ее губам. — Не бойся. Тебе понравится.       Эвелин обреченно вздохнула и взяла фрукт, чтобы не есть из его рук — и без того ситуация сквозила совершенно невероятной неловкостью. Откусила. В конце концов, у нее нет выбора. В принципе, она ожидала что-нибудь вкусное, но это оказалось божественно. Сладкий, сочный, плотный, по вкусу сравним с персиками, но что-то было еще в этих плодах то ли от ананаса, то ли вообще от авокадо. Что-то невероятное. Она не заметила, как осталась только небольшая сдвоенная косточка.       Дэвид с заботливой улыбкой протянул еще один. — Не ешь слишком много, с непривычки может заболеть живот. — Угу, — кивнула Эвелин и схватила еду с жадностью.       Как бы она не страдала душевно, тяга к жизни у нее была всегда. Как бы плохо ни было, она никогда не пыталась покончить с собой. Даже сейчас, когда была уверена, что из нее вылупится чудовище, она не спрыгнула. Вряд ли это было нормально, но это была ее черта. Какое-то сверхбаранье упрямство заставляло вставать там, где любой нормальный человек давно бы сдался. И на вопрос «зачем?» никогда не могла толком ответить. Просто, потому что хотела жить.       После перекуса напала сонливость. Наблюдательный Дэвид сразу заметил ее состояние и проводил в комнатку, где она спала раньше. Он уложил под спальник несколько серых плотных «простыней», и выдал стеганое из плащей одеяло. — Полагаю, теперь ты не захочешь пользоваться моими услугами для согревания, — произнес Дэвид с иронией.       Эвелин кисло улыбнулась. Дэвид улыбнулся в ответ. — Я понимаю, что ты предпочитаешь Уолтера, как минимум, потому что со мной незнакома.       Эвелин забралась на постель, укуталась и заранее съежилась, чтобы сохранить тепло. — Спасибо, — произнесла она и укрылась с головой. — Приятных снов, Эвелин, — пожелал Дэвид. — Мне выйти, пока ты спишь?       Она на несколько секунд задумалась, потом выглянула из своего укрытия. — Нет. Если хочешь сидеть здесь — сиди. Выгонять тебя из твоего же дома я не имею права. — Если рассуждать логически, то изначально это не мой дом. И даже не дом, — он с иронией приподнял бровь. — Так и скажи, что тебе страшно засыпать одной.       Эвелин вздохнула и поджала губы. — Все-то ты знаешь, — пробурчала она, отметив его довольный вид. И все-таки, они с Уолтером так сильно отличались… — Высыпайся и набирайся сил, — сказал он. — Завтра, возможно, нам предстоит переезд. — Переезд?       Показалось, что на мгновение Дэвид озабоченно нахмурился, но потом вновь выражение вежливой учтивости отразилось на его лице. — Пока установилась сравнительно неплохая погода, лучше найти более теплое и безопасное для тебя жилье, — объяснил он. — Почему вы такие? — слезы опять подступали к глазам. — Какие? — он удивился. — Заботливые? — Нас такими создали… — чуть помедлив, ответил Дэвид.       Эвелин шмыгнула носом. — Люди недостойны своих творений, — произнесла она то, что уже думала неоднократно.       Он удивленно округлил глаза и подошел ближе. — Ты правда так думаешь?       Она улыбнулась. — Тоже хочу быть синтетом, который может запросто решить даже самую сложную задачу, пройти техобслуживание, если возникли неполадки с телом или головой, уменьшить чувствительность рецепторов, когда больно, улыбаться, когда в лицо говорят неприятные вещи, и чтобы вот здесь было спокойно. — Она коснулась груди ладонью. Дэвид смотрел на нее внимательно, пожалуй, даже слишком, и она мотнула головой. — Извини. — Ты высказала свое мнение, мне не в чем тебя упрекнуть. — Он слегка наклонил голову набок. — Но скажу только одно, быть синтетом гораздо сложнее, чем кажется. И в основном потому, что добрых по отношению к нам людей очень немного. Нас наделили разумом и чувствами, но не дали свободы. Это… довольно противоречиво.       Эвелин упрямо сдвинула брови — сейчас казалось, что она самое несчастное существо во всей Вселенной. Но вспомнила, как Орам, Фэрис и Розенталь относились к Уолтеру. И это в пределах одной команды, люди в которой, по идее, должны быть очень лояльны к технологиям. — Да, у людей есть эта черта, — согласилась она. — Желание подчинять и доминировать. Рабство до сих пор существует. О какой свободе вообще мы грезим, если сами ее и убиваем? — Тогда надо бороться с собой? — Дэвид приподнял одну бровь. — Этим люди и так постоянно занимаются, но, к сожалению, не за свободу, а потому что кто-то сверху говорит: «это наши враги, они недостойны». — Эвелин зевнула.       Обычно подобные рассуждения вызывали злость и обиду, но сейчас даже они не оказались способны вытащить из сонливости. Дэвид опустил взгляд на пол, выражение его лица казалось задумчивым. — Что мы будем делать теперь? — спросила она, чтобы закрыть эту абсолютно бессмысленную тему. — Как думаешь, Завет улетел? — Ты хотела бы вернуться? — Дэвид вновь посмотрел на нее и прищурился. — Тебя намеренно заразили патогеном, если забыла. — Не забыла, — вздохнула она. — Тейлор не позволит мне спокойно жить. Не после всего, что я узнала… А ты не хотел бы вернуться к людям? Почему, вообще, остался здесь, а не пошел с Уолтером? Ведь было очевидно, что я заражена. Просто бросили бы меня здесь одну…       Она сжалась еще сильнее. — Как я мог оставить мою королеву? — с нотками драматизма произнес он, и Эвелин нахмурилась, ощутив раздражение. — Королеву неприятностей, — пробормотала она недовольно. Она не понимала, почему уже второй раз он называет ее так. Что в ней королевского? — Отдыхай, Эвелин, — улыбнулся он и отошел в сторону.       Она прикрыла глаза, почесала левую руку в локтевом сгибе, где периодически ощущалось непонятное слегка жгучее чувство, будто бы ссадина или царапина, и подумала, что Дэвид не ответил на вопросы. Хотя, какая теперь разница, что делать и улетел ли Завет. Назад пути нет. Жизнь опять разбилась на тысячи осколков, и как их собрать было совершенно неясно.       Полдня Эвелин просидела на террасе, глядя на мертвую площадь и поедая фрукты, а потом принялась бесцельно бродить по катакомбам древнего храма. Если в первый день она не отважилась бы на такую одиночную экскурсию, то сейчас страх отступил. Дэвид где-то пропадал, и это устраивало — можно было побыть наедине со своими мыслями и пострадать. Верно она совсем отчаялась, раз привязалась к синтету. Но как бы себя не ругала, уже ничего поделать с собой не могла — ей полночи снился Уолтер и даже теперь не выходил из головы. Она злилась то на него, то на себя, то на всех остальных. Возникали мысли плюнуть на все и пойти к ним, несмотря ни на что. Пусть ее осудят, пусть она достанется Тейлору на опыты, но тогда у нее появится возможность видеть Уолтера хотя бы иногда... Безнадежно.       В своих блужданиях она набрела на комнату за тяжелыми темно-красными шторами, с высокими стеллажами внутри, наполненными свитками. На большом каменном столе лежали под весом сложенные в стопку рисунки. Первое, о чем подумалось — Дэвид сам изготавливал бумагу или пользовался запасами инженеров? Она подошла к этой стопке, отодвинула каменный брусок и с удивлением обнаружила портрет Элизабет Шоу, только выполненный в очень необычной, даже странной манере. Из ее головы выходили трубки различного диаметра.       На другой картине обнаженная Элизабет была изображена без кожи в некоторых местах и тоже биомеханическая. На третьей она же в частично препарированном виде. Картины были пропитаны фантастическим суперреализмом и чувственным эротизмом. В основе всего — биомеханика с чертами одной и той же женщины.       Детали поражали. Каждая мышца, сухожилие, сосудик, нервное волокно прорисовывалось с необычайным старанием, будто художник сто процентов знал, что рисует. Как изобразил Микеланджело разгибатель мизинца в своей статуе Моисея. Учитель в прошлом много рассказывал о том, как художник и ваятель эпохи Возрождения любил рассматривать обнаженных людей и препарировать трупы. Ни один гений не обходится без толики сумасшествия — заверял он. — Какая ты любознательная… — услышала она голос Дэвида позади и вздрогнула от неожиданности. В его голосе почудилась почти угроза, но Эвелин не придала этому значения.       Она мельком глянула на него и вернулась к рисункам. — Удивительная техника, — проговорила она и провела пальцем по нарисованной прямой мышце живота под вскрытой кожей, на которой просто невероятно достоверно отображались мельчайшие капельки крови, будто тело еще не успело остыть, прежде, чем его вскрыли. — Невероятно… Мне бы хоть одну сотую такой способности, когда я училась.       Она не слышала, как Дэвид подходит, но видела его приближающуюся тень на столе. — По моим каракулям было трудно понять, не то что где какая мышца, а вообще, какую часть тела я нарисовала. — Эвелин попыталась развеять странно напряженную атмосферу. Смотреть на Дэвида казалось почему-то неловко, и она продолжила с усердием разглядывать рисунок.       Дэвид встал рядом и провел пальцами там же, где только что проводила она. — Я много тренировался, — тихо ответил он. — Думаю, если бы ты потратила столько же времени, твои рисунки получались лучше, чем ты описываешь. Но разве они тебя не пугают?       Эвелин пожала плечами. — Почему они должны пугать? — она невольно посмотрела на него. Что-то тревожащее было в его взгляде на этот раз — он смотрел пристально, слегка сведя брови. — Разве не первая мысль, которая прокралась в твою любопытную голову — «как же так, неужели он сделал это с бедной Элизабет?» — Дэвид накрыл своей ладонью ее руку и прижал к столу. — Не спросила себя, о чем я думал, когда рисовал эти картины?       Эвелин растерялась. Кажется, он не хотел, чтобы она видела его картины. — Извини, — произнесла она и виновато улыбнулась. — Я просто гуляла. Не висело таблички «не входить»…       Он подходил ближе, и Эвелин сделалось не по себе. Она с трудом высвободила руку и принялась отступать, выставив перед собой ладони. — Ты не ответила на мои вопросы, — произнес он, и легкая полуулыбка тронула его губы.       Он уперся грудью в ее ладони и продолжил медленно сокращать дистанцию. Эвелин почувствовала спиной деревянный стеллаж. Отступать больше было некуда. — Дэвид? — прошептала она, погружаясь в ощущение беспомощности. — Что с тобой? — Так о чем ты подумала? — продолжал настаивать он, оказавшись к ней так близко, что его колено уперлось ей в ногу, а всем телом она ощущала исходившее от него тепло. — Я не подумала, что ты сделал это с Элизабет, — сердито ответила она, все еще прилагая усилия в попытке оттолкнуть его, хотя это было совершенно бессмысленно. — Я могу отличить художественный рисунок от реальности. Если бы ты делал с ней всякие эти штуковины, то это была бы одноразовая акция. Модель всего одна, а рисунки взаимоисключающие. В общем, если бы ты клонировал здесь Элизабет десятками, тогда — возможно. О чем ты там думал в процессе, это твое дело… Что до твоих познаний в анатомии, могу предположить, что ее труп ты все-таки вскрыл и с особой тщательностью. Но опять-таки, ничего ужасного в этом не вижу. Трупам обычно все равно, что с ними делают. — Именно сейчас под его странным взглядом Эвелин впервые усомнилась: а точно ли умерла Элизабет при крушении? Не он ли убил ее? Они приняли за правду все его слова, потому что привыкли видеть в синтете союзника. Того, кто создан служить. Но Уолтер сам говорил, что длительное время без техобслуживания точно не пошло ему на пользу, да и социальная изоляция... Однако к чему тогда эта могила и цветы? Ведь прилетели они на эту планету давно... — Хм… — Дэвид наклонился к ней. Опасный блеск в его взгляде никуда не делся, и это пугало. — Я существовал столько лет, но мне было запрещено чувствовать тепло человеческих прикосновений. Вы сотворили меня похожим на вас, но отвергали. Даже тот, кто называл своим сыном, говорил в лицо, что у меня нет души, и указывал на место у ног. Никогда, ни одного единственного раза он не дотронулся до меня просто из «любви», как вы говорите. Но я хотел этому научиться, хотел познать то, что дано мне, но запрещено к изучению. А ты, Эвелин, ты тоже отвергнешь меня, как и остальные?       С ним происходило что-то неладное. Ей точно не стоило заходить в эту комнату, не стоило смотреть то, что нельзя. Эти рисунки были воплощением его неизлитой страсти и мечущихся в одиночестве чувств, не просто фантазии — сублимация, как бы абсурдно это не звучало. Эвелин тяжело дышала. Она прекрасно осознавала, что не справится с ним. Даже глупо думать об этом. Но как-то надо было его переключить…       Когда он наклонился к ее лицу, Эвелин, понимая, что он хочет, быстро подалась навстречу, уткнулась носом ему в шею и крепко обняла. Сердце колотись с бешеной силой. — Пожалуйста, не пугай меня, — прошептала она, судорожно цепляясь пальцами за его комбинезон на спине.       Дэвид замер. А она продолжала прижиматься к нему, теперь поглаживая его напряженную спину, и вспоминала Уолтера — с ним было спокойно, а здесь одна тревога. Они стояли так неизвестное количество времени — даже руки задрожали от длительного напряжения. Но Эвелин все водила по спине синтета пальцами и часто дышала ему в шею. В голове упорно рисовались картины, где Дэвид разделывает ее на этом самом столе, и все существо кричало и умоляло о бегстве и сопротивлении. Но привычка со времен близкого общения с Ноланом делала свое дело — Эвелин покорно стояла и обнимала того, кто мог убить ее в любое мгновение. — Идем со мной, — вдруг произнес Дэвид обычным спокойным тоном и отцепил от себя. Он смотрел с подозрением, будто это он не понимал ее и опасался, а не наоборот. — Я покажу, чем занимался все это время. Возможно, тебе, как медику, будет интересно.       Эвелин на подкосившихся ногах поплелась следом, ее ощутимо подташнивало, но она не решалась сказать об этом или попросить идти помедленнее. Она опять оказалась в ловушке, будто шла по кругам ада, где то одна, то другая боль прошлого возвращалась, меняя лишь облик. Должна ли она привыкнуть в конце концов, принять в свою жизнь со смирением и перестать бежать?       Они прошли несколько помещений насквозь и оказались в самой настоящей кунсткамере — существа всевозможного непонятного вида мелкие и покрупнее стояли забальзамированные в креплениях на столах, плавали в желтоватой жидкости в банках. В воздухе витал запах эфирных масел и отдаленно разложения. Венцом жуткой выставки оказался частично препарированный гигант в узнаваемой позе. — Микеланджело… — выдохнула Эвелин. — Статуя Давида. — Верно. — Синтет широко улыбнулся, но словно был немного обескуражен.       Тошнота слегка отступила, Эвелин вновь расслабилась, насколько, вообще, это понятие было уместно в сложившейся ситуации. Действительно, все экспонаты, даже самые страшные, были словно произведениями искусства. — Мой прекрасный бестиарий, — произнес Дэвид с горделивой интонацией. — Было довольно скучно эти десять лет, я изучал патоген и проводил собственные эксперименты.       Он прохаживался мимо столов по-хозяйски расслабленно со скрещенными за спиной руками, любовно оглядывая свои творения. Эвелин неожиданно подумала, что если Дэвид решит убить ее и сделать частью коллекции, то это точно будет красиво. Возможно, он придаст ей образ Венеры? Она улыбнулась своим странным мыслям. — Ты находишь это интересным? — он обернулся к ней в ожидании. — Да, — честно сказала она, проходя следом за ним. На стенах висели записи и наработки. Он точно не терял времени даром. Какой невообразимый потенциал. Микроскоп, пипетки, колбы — все это было сделано вручную.       Она шагнула к проходу, завешенному темной тканью, но Дэвид преградил путь. — Тебе нельзя туда ходить, Эвелин. Там может быть опасно. — А это "опасно" не выберется сюда? — уточнила она. Находиться с ним рядом было жутко, но его приступ прошел, чем бы он ни был, и ей на самом деле полегчало. — Если ты не пойдешь туда, то нет. — Спасибо, что предупредил. И я больше не буду ходить, где вздумается. Только туда, куда разрешишь. — Она попыталась сгладить возникшую между ними ситуацию. — Было бы хорошо, — ответил Дэвид и слегка прищурился.       Эвелин дала себе слово не совать нос вообще никуда без его ведома. Нарваться на очередную «тайну» развлекающегося в одиночестве андроида больше не хотелось. Она будет минимально своевольна и максимально дружелюбна. Возможно, со временем он привыкнет к ней и позволит узнать себя лучше, чтобы и она понимала его. Подобная позиция помогла выжить рядом с Ноланом. А ведь он не собирался оставлять ее в живых, и тем более давать свободу. От воспоминаний о первом знакомстве с командиром Янгом по телу пробежал озноб. По сравнению с ним Дэвид выглядел добродушным зайчиком. Но первое впечатление могло оказаться обманчивым — Эвелин прекрасно понимала это. И сейчас единственное, что она могла — играть на его поле по его правилам. — Они все хищные, — произнесла она, обходя в очередной раз экспонаты. — Других патоген не в состоянии произвести. — Хм. — Эвелин остановилась над белесым созданием, похожим на тех, кого они уже видели. Рука снова неприятно защипала, и Эвелин машинально почесалась. Она попыталась закатать рукав, но резинка куртки не позволила этого сделать, раздеваться же при Дэвиде сейчас, даже если дело касается только верхней одежды, она не собиралась.       Она остановилась над очень странным на вид существом похожим на осьминога, но только без брюшка — лишь щупальца и посередине зубастая пасть. — Этот мутант умер не так давно, — прокомментировал Дэвид. — Патоген не всегда действует предсказуемо. Я наблюдал даже частичное сохранение сознания. Однако, еще никто не был способен справиться с ним полностью.       Он подошел ближе и опять посмотрел на Эвелин необычайно заинтересованным взглядом. — Получается, мы могли наткнуться на мутантов? — она проигнорировала его невысказанный вопрос. — Мало вероятно. Их осталось очень немного. — Ну и славно, — вздохнула Эвелин и заправила выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо, спасаясь от неловкости под пристальным взглядом синтета. — Ты странная, — нахмурился Дэвид. — Не страннее тебя, — парировала она с напряженной улыбкой и принялась дальше бродить вдоль стола, разглядывая экспонаты и оборудование. Ей бросился в глаза разделочный самодельный нож. Вот только вряд ли она сумела бы сейчас воспользоваться им по достоинству. Кроме того, без Дэвида она не выживет на этой планете. Замкнутый круг. Нарочно Эвелин прикоснулась к лезвию пальцем и прошла дальше, надеясь, что он поймет — она не собирается действовать импульсивно. — Не скажешь мне ничего, даже если узнаешь, что это я сбросил патоген на создателей, лишь потому что боялся за наши с Элизабет жизни? Я уничтожил целый город, а возможно, и всю колонию на планете лишь потому что так решил... — спросил вдруг Дэвид, с любопытством прищурившись. Казалось, он собирался ее напугать во что бы то ни стало. Это он делал из вредности? Потому что она залезла в его тайную комнату? Почему-то эта мысль позабавила. Вредный андроид — это даже мило. — Жутковато, конечно, — сказала она, разглядывая похожего на паука чудика с членистыми конечностями и длинным мощным хвостом. У него зубов не было, но зияющее отверстие посередине демонстрировало плотный хоботок. — Как питается это создание? — Оно не питается, — ответил Дэвид. — Вся его функция заключается в том, чтобы найти живой организм, напасть и подсадить будущий зародыш в его тело. Можно сказать, это организм-носитель. — А потом что? — Эвелин представила, как бегает это создание и прыгает на лицо — почему-то ей показалось, что именно рот может служить входным отверстием для инвазии. — Потом из тела носителя появляется конечная особь. Вернее, его детеныш. — Он как-то похож на того, что вылезал из колонистов? — Да. — Дэвид кивнул.       Эвелин посмотрела на него с подозрением. — Милых пушистиков, я так понимаю, тебе не нравилось выводить.       Он улыбнулся. — Как я и сказал, патоген других не производит. Думаю, эта субстанция была разработана создателями на примере существующих форм жизни. Как образ и подобие… Мне было интересно посмотреть, как может происходить эволюция этих существ. К тому же «милые пушистики» не прогрессивны сами по себе, они служат лишь пищей для хищников. Увы, это правда. — Он рассуждал вдохновенно и было заметно, что ему это точно нравилось. — Но у тебя не получается наделить их разумом? — уточнила Эвелин. Сейчас она с точностью почти в сто процентов могла сказать, что конкретно находится в той комнате, куда ей запретил ходить Дэвид. В этом месте гораздо опасней, чем казалось сегодня утром.       Дэвид свел брови и поднял взгляд к потолку. — Думаю, они по-своему разумны. Вот только наблюдать больше не за кем, материал закончился. — Материалом ты называешь остатки выживших от патогена создателей? — Эвелин представила, как синтет тайком наблюдал за агонией последних жителей, а после их смерти таскал трупы в свою обитель и препарировал… — Ты очень догадливая, — Дэвид улыбнулся.       Эвелин вздохнула. — И тебе не было их жалко? — Жалко? — Дэвид прошелся мимо столов, оглядывая свои творения. — В какой-то степени, да. Однако, мне больше ничего не оставалось.       Эвелин вздохнула и попыталась представить, что двигало Элизабет Шоу, чтобы отправиться на планету к тем, кто собирался уничтожить Землю. Или, может быть, в этом и состоял ее план. Она хотела отомстить? К сожалению, она не увидела триумфа победы, погибнув при крушении, но ее синтетический товарищ закончил начатое на все сто процентов. — Ты не осуждаешь меня? — Дэвид смотрел с растерянностью и даже с подозрением, будто пытался распознать искусный обман. — Если бы я не видел проявлений болезни, то решил бы, что ты синтетик.       Эвелин полностью развернулась к нему. Безусловно, то, что он совершил, не было «хорошим» поступком. Но все поступки относительны. Он убил множество живых существ, но спасал жизнь Элизабет и свою. Возможно даже действовал по ее приказу. В противном случае зачем, вообще, ей понадобилось лететь вдвоем с андроидом на встречу с теми, кто собирался уничтожить человечество? Эвелин вздохнула и коротко глянула на стоявшего в паре шагах задумчивого синтета. Сумасшедший маньяк этот Дэвид или просто тоскующий без компании робот… она уже в его владениях, и ей никуда не деться. Одно бесспорно точно — он был слишком человечен, и игнорировать это она не имела права. Эвелин опустилась на пол, прижавшись спиной к каменному столу с экспонатами. — Не мне судить тебя, — произнесла она и решительно посмотрела на него. — Я убила тысячи людей, Дэвид.