Извилистые тропы

      Шоу того стоило. Натаниэль сотворил немереное искусство — показал мастерство умелых в творчестве рук; привнёс в столь бренное существование настоящее произведение — доказательством этого было жертвенное полотно, выполненное с особой любовью и точной целью в жизни; поделился метафоричном символом любви — протянул руки с едва бьющимся органом. Зрачки его глаз сужены, несколько хаотично шевелились от действия хлынувшего в кровь адреналина — мозг чересчур взбаламученный; гость выглядел взбудораженным — переполнен характерной энергией; не дёргался с привычки, даже ранее вылетевшие слова с губ не казались цикличными и методичными — сказал их с целью разделить одно чувство на двоих; вместе любоваться тем, что Натаниэлю казалось ценной неповторимой вещью. Своим поступком и поведением он подтвердил основную аксиому жизни — лишь согласованный с внутренним чудовищем человек, обделённый излишней мягкосердечностью и каторжным воспитанием, способен на непомерные поступки; человек выносливый и сильный попадает в отдельную категорию человеческой моральной черты — у них всегда найдётся преимущество в непроглядном жестоком суде, имей они достаточное развитие — будь то физически, умственно или финансово; слабые же духовно, морально или наделённые нерешительными, глупыми чертами оказываются в низшей касте — они непременно будут наказаны соответствующим уровнем жестокости за тот или иной поступок. Натаниэль, как ни странно, относится к первой категории; в моих глазах он совершенный представитель своеобразной жизни, имеющий отдельный, едва ли исписанный свод правил, законов и нужных ему условностей — вспомнить только его реакцию на ту несчастную появившуюся в доме девушку; видя его в таком состоянии, сложно представить, почему Натаниэль не сделал этого раньше — это подспудное желание, цель всей жизни, убеждался в собственных догадках искренностью эмоций гостя; но в то же время складывалось впечатление, что у мужчины на этот случай существовало некое кредо, важная для него условность.       — Это метафорично, Натаниэль.       — Рад, что вы способны разглядеть нечто красивое в столь уникальном произведении человеческой природы, — говорит без цикличного тона, не сверяется с мыслями, бросает слова быстро и резко, но с должным чувством благодарности.       — На чём основывается Ваша сфера деятельности? Вы мастерски владели инструментом, — наконец сыскал возможность задать интересующий меня издавна вопрос, пока мужчина ещё был откровенен своими мыслями.       — Я судмедэксперт, — проговаривает с большой гордостью, но не высокомерием. В словах заложен другой смысл. — Я хотел сказать вам спасибо за предоставленный шанс, — во взоре зрачков разгорается перерастающая в огонь искра. — Правда. Всегда хотел сделать это.       — Не за что, Натаниэль, — обводит взглядом вытянутые в ухмылке губы.       — Можно мне вас поцеловать?       Вместо ответа пальцами обхватываю чужие запястья, мужчина под действием аффекта не устраивает знакомую истерику, не вздрагивает и не отвергает неожиданное прикосновение; вынуждаю предать орган земле, склоняюсь ближе, сокращаю и без того короткое расстояние между лицами; Натаниэль смотрит со странной искрой в глазах, дарует лишь полуулыбку; он сам тянется вперёд, невольно встаёт на носочки в попытке дотянуться до манящего его объекта — не позволяю сплести наши губы в поцелуй, с сатирическим непониманием отстраняюсь, но не разрываю прикосновения рук.       — Нельзя, Натаниэль.       Он с явным разочарованием шумно выдыхает, обжигает мою кожу горячим как свинец дыханием. Не умоляет, не говорит ничего лишнего, не напирает — выглядит расхоложенным, но вслух не произносит ни слова. Мой взгляд скользит по очертаниям его лица, уходит слегка в сторону — надо будет избавиться от трупа, запах свежей крови привлечёт лесных чудовищ, но заняться этим придётся значительно позже.       — По крайней мере, не здесь. Нас могут прервать в любой момент.       — И кто же нас, по-вашему мнению, прервёт?       — Волки. В первую очередь они нападут на моих девочек — такой исход мне не по нраву. Надо возвращаться, — произношу каждое слово по слогам с ощущением дула на лбу. Наконец отпускаю руки Натаниэля, он невесомым касанием растирает кожу подушечкой пальца, но не с целью избавиться от видимой только ему пыли, наоборот, будто вдавливает нечто несуществующее под кожу.       Натаниэль был весьма терпеливым. Мы спокойно вернулись домой, по возвращению гость отправился сразу внутрь — ему хотелось избавиться от липкого ощущения тёмной субстанции на руках; я же загнал лошадей в стойла, наполнил поилки водой, покормил любимых существ, как обещал, угостил их любимой красной сладостью — только после направился следом за мужчиной. Он ждал меня на пороге, руки его были чисты и избавлены от следов преступления, лишь видимые хаотичные пятна в виде капель крови на рубашке выдавали недавний инцидент. Желаемое разрешение Натаниэль услышал лишь в одной из многочисленных спален — подходит ближе, нарушает не столь уже важное для него личное пространство, тянет руки и с должной осторожностью касается очертаний моего лица, пальцами вычерчивает линию челюсти; встаёт на носочки и подаётся вперёд; нежным сухим касанием дарует лёгкий поцелуй, волной двигает головой, на приливах ощутимо ласкает языком — терпеливо ждёт ответной реакции; поочерёдно заглядываю сначала в левый, после в правый глаз — до сих пор не нахожу отклик, слегка приоткрываю рот, позволяю Натаниэлю вторгнуться внутрь языком; как в разгаре полового акта целует с животной страстью. Кладу ладони на его плечи, никак не реагирует, потому позволяю себе распустить руки — сжимаю пальцами ткань мешающего жилета, напираю на него, двигаюсь вперёд, вслепую направляю его по траектории к кровати; опаляет горячим дыханием кожу, не разрывает соитие ни на миг, мягко опускается на постель, тянет меня за собой.       — Мне нравится вкус ваших губ, — шумно выдыхает через рот, запрокидывает голову назад, открывает прелестный вид на шею.       Мягким прикосновением сухих губ оставляю лёгкие поцелуи на нежной коже, бесстыдно облизываю голый участок языком, не мешкая вгрызаюсь, подобно животному, клыками; с приоткрытых губ мужчины срывается тихий гортанный стон, он слегка морщится, пальцами сжимает ткань плаща на моих плечах; долго мучить не планирую — добиваюсь первой попавшей на кончик языка капли сладковатой на вкус крови. Все наши действия полны непривычной людскому народу любви — в каждом касании заложена нежность, чуткость, приятная коже ласка; шаг за шагом стягиваем одежду друг с друга, моментами соприкасаемся губами в ласковом поцелуе, другими — руки жадно блуждают по телу, не пропускают ни единый изгиб фигуры, ладони мягко шуршат по молочной коже, нежными прикосновениями вытягивают из мужчины тихие вдохи, редкие низкие полустоны. Каждое последующее движение подобно изящному танцу в такт плотской утехи; Натаниэль почти что вслепую оглаживает мои плечи, спускается ниже, чувствует под ладонями неторопливое сердцебиение в грудной клетке; сам тянется ко мне — дарит полные похоти прикосновения губ. Грязную, пропитанную пошлостью тишину Натаниэль нарушает первым при ощущении моих пальцев в интимном месте:       — Я думал, что снизу будете вы, — говорит на последнем издыхании почти что шёпотом.       С моих губ срывается неуместно мрачный смешок. С каждым днём он поражал меня всё больше.       — К Вашему сожалению, я пока не планировал пробовать на себе роль пассива, Натаниэль.       — Меня это не возбуждает, — разрывает наши сплетённые вместе ладони.       — Что же Вас тогда возбуждает? — наклоняюсь ближе, не провокационно заглядываю в его глаза.       — Раз вас это интересует, в таком случае, хочу оставить вам ожог, скажем, на внутренней стороне бедра, — говорит оживлённо без цикличного тона.       — В таком случае, у нас получится неравномерный обмен. Боюсь, Вам придётся предложить мне что-то взамен ради столь изощрённого способа повреждения.       — Мне интересно послушать ваши варианты, — его взгляд скользит по пространству в округе.       — Всего одно условие. Я позволяю Вам оставить ожог — Вы же заглядываете мне в глаза. Дарите взгляд зрачков.       Натаниэль замолчал на несколько мгновений, выглядел крайне озадаченно — явно обдумывал соблазнительный вариант. А потом, спустя пару быстрых секунд, медленно кивает, ладонями опирается о постель и приподнимается, под такт его движений отступаю назад. Гость тянется к рядом лежащему жилету, по памяти вытаскивает из маленького кармана зажигалку.       — Вы всё это время носили её с собой? — изгибаю одну бровь. Не замечал раньше такого предмета у него.       — Это памятная для меня вещь, как те же карманные часы, например. Я дорожу ими, потому всегда ношу с собой.       Натаниэль просит меня сесть иным образом — повелительным тоном, не терпящим отлагательств, послушно исполняю его просьбу, открываю доступ к бедру. Он садится напротив на колени, губы его дрогнули в предвкушающей полуулыбке; осторожно поглаживает чувствительную часть бедра, слегка сжимает пальцами конечность, сам направляет её — сгибаю ногу в колене, стопой опираюсь о белоснежную постель; подушечки пальцев касаются бледной кожи, Натаниэль наслаждается моментом, оттягивает его, явно дразнит самого себя. Тишину нарушает быстрые чирканья, в моих глазах отражается тонкая струйка опасливого огонька — мужчина подносит её к коже; пальцами сжимает конечность, лишает возможности дёрнуться — огонь соприкасается с уязвимым участком, распространяется мурашками по телу, взрывается искорками в нервных окончаниях — это не просто поцелуй язычка пламени — это охватывающая всё тело тупая локальная боль, посылающая импульсы в самые недра спинного мозга; миг кажется обречённой на страдания вечностью — кожа краснеет, быстро набирает обороты, превращается в сплошной комок болезненного ощущения, непроизвольно задираю голову назад, чувствую капли пота на лбу от желания прервать пристально следящего за ожогом Натаниэля; по крайней мере, от осознания тщательного внимания гостя за процессом повреждения — становилось спокойнее, как минимум, за своё тело, вряд ли мужчина доведёт ожог до четвёртой степени. Концентрируюсь на ощущениях, глотаю выскальзывающие гортанные стоны, в момент возвращаю голову в исходное положение приспуская, смотрю на сконцентрировавшегося мужчину до точечности взгляда; из взора бесследно исчезает язычок пламени, он размыкает пальцы, бесстыдно проводит невесомым касанием по результату своих желаний — ожог, как минимум, второй степени, не доходящий до третьей; Натаниэль моментом поднимает голову, беззаботно, кротко улыбается уголками губ — дарит обещанную услугу; с жадностью впиваюсь ответным взглядом — первый и последний прямой зрительный контакт отпечатываю фрагментами в памяти, тщательно прячу в дальний угол чертог, самонадеянно боясь когда-либо утратить ценные воспоминания. Не разрывая зрительный контакт, тянусь вперёд, ладонь ложится на его затылок, грубым движением притягиваю мужчину к себе и, прежде чем переплести губы касанием в поцелуе, низким тоном говорю:       — У Вас до ужаса прелестный взгляд, Натаниэль.