Нимоне 0 лет

Она может ходить, говорить короткие предложения и ходить в туалет самостоятельно. Это резкое изменение по сравнению с бесформенным камочком накануне, который едва мог поддерживать свою голову и полностью полагался для выживания. На завтрак Амброзиус готовит для нее сваренное вкрутую яйцо и кубики сыра в миске, которые она ест, возясь на кухне, одетая в волшебно подобранную пижаму. Баллистер размещает онлайн-заказ на повседневную одежду. Затем он следует за ней повсюду, расспрашивая ее о ее воспоминаниях, спрашивая, что она помнит, однако у Нимоны концентрация внимания не уступает золотой рыбке. Она начинает отвечать, но отвлекается, когда ее внимание привлекает что-то блестящее или интересное. Так что она не так уж сильно отличается от своей детской формы, думает Баллистер, наблюдая, как она усаживается на кафельный пол, выстраивая башню из тарелок сальными пухлыми пальцами. — По крайней мере, лучше, чем вчера, — замечает Амброзиус, взлохмаченный, сжимая кружку с кофе. Под глазами расплываются фиолетовые синяки: похоже, он не сомкнул глаз за всю ночь. — Ммм, — говорит Баллистер. — Как ты думаешь, как долго это будет продолжаться? Каждый день она будет просыпаться на несколько лет старше? — Я не знаю — Амброзиус вздыхает. — Но я не могу продолжать брать выходные. Совет ожидает, что я буду работать на этой неделе. У нас важная встреча, чтобы принять решение о новобранцах. — Он тщательно подстраховывается. — Ты не против остаться с ней наедине? Да, Баллистер на самом деле сильно возражает. От одной этой мысли его тревога резко возрастает, желудок сжимается от страха, но он знает, насколько важна работа Амброзиуса. Восстановление города после общенациональной катастрофы — непростая задача. Поскольку Директор ушел, а замены не предвидится, Совет назначил Амброзиуса временным руководителем. Кто лучше потомка Глорета возглавит рыцарей королевства? — Ладно, — соглашается Баллистер, опустив плечи. —Делай, что должен. — Ты знаешь, что я бы остался, если бы мог, — успокаивает его Амброзиус, — но они уже несколько месяцев ездят на мне верхом. Если я не появлюсь, они могут использовать это как предлог, чтобы усомниться в моей преданности. — Его взгляд падает в сторону. — Нет, Нимона, нет . Если еда падает на пол, ты не… — Он вздрагивает, когда она зачерпывает упавшее яйцо и запихивает его себе в рот. Он поворачивается к Баллистеру. — Итак, каков план на сегодня? — Что ты имеешь в виду, каков план? Ничего. Буду летать, как вчера. Амброзиус смотрит на него. — Она больше не ребенок. Она старше и лучше осведомлена о мире. Ею нужно заниматься, играть в игры, выходить на улицу. Как будто в очереди, Нимона поднимает взгляд со своей коварной башни и кричит: «Выти!» Баллистер поворачивается к ней спиной, боком приближается к Амброзиусу, понижая голос. — Ты шутишь? Она ребенок. Она может развлечь себя. Смотри, она делает это прямо сейчас.  — Хотю выти! Амброзиус приподнимает бровь. — Что именно ты ожидаешь чтоб она делала? Сидела и играла с кухонной утварью весь день? Будь реалистом, Бал. — Я этого не говорил. Есть много других вещей, — защищается он, прежде чем перечислить, — она может смотреть телевизор, рисовать, читать книги. Смешок. — Она еще недостаточно взрослая, чтобы читать.  — Хотю выти! — Помню, когда я был таким маленьким, — парирует Баллистер, — я умел читать и писать и целыми днями играл один. Никто никогда не слышал от меня ни звука и… — Как ты думаешь, сколько ей лет? — Я не знаю. Семь ? Слышится звук открываемой двери, а потом тишина. Баллистер оборачивается и обнаруживает, что Нимона ушла, а миска с едой забыта. Он задыхается и выбегает из кухни, чтобы найти открытую входную дверь. Его желудок опускается. Он выбегает на улицу как раз вовремя, чтобы увидеть ее крошечную фигурку, выбегающую на улицу. — Нимона! *** Баллистеру требуется двадцать минут, чтобы взять под контроль кровяное давление. Он действительно проверяет, на случай, если его организм решит сдаться и умереть от сердечного приступа. Посылка приходит с ее одеждой, а она слишком велика для ее пухлой фигуры, поэтому он одевает ее только в рубашку до колен и закатывает рукава. Амброзиус извиняется, чтобы пойти на работу, а затем Баллистер предоставляется самому себе. Он думал, что с возрастом с Нимоной станет легче, но быстро обнаруживает, что ее нельзя оставлять без присмотра ни на минуту . Баллистер все утро бегает за ней, крича «нет» и «стой», пока его голос не срывается от напряжения. Она пытается съесть капсулы для стирки в прачечной, пытается вылезти в окно, играет с ручками на духовке. Она крадет ручку со стола Амброзиуса и рисует на стенах. Когда Баллистер вырывает его у нее из рук, она бросается на пол, едва не задев острый угол стола, и кричит, как будто ее убивают. — Что ты хочешь съесть?— Баллистер спрашивает ее в двенадцать часов. —Соненые огуцы и аписиновый сок. Обед — бутерброд с маринованными огурчиками и крем чизом, стакан апельсинового сока и ломтики яблока, которые он найдет недоеденными в углу ванной через три дня. — Разве ты не должна вздремнуть? — спрашивает он ее после, щурясь. Она часто моргает, как сова при дневном свете. — Нит, — невинно говорит она. Итак, он позволяет ей играть на заднем дворе. На улице тепло и ветрено, солнце бросает блики на подстриженную траву. За месяц до этого Амброзиус обнес двор забором и оборудовал его, включив в него огород, печь для барбекю, несколько сидений и украшения. Это оказывается правильным выбором: в тот момент, когда Нимона выходит на улицу, она визжит и мечется по саду, как дикий зверь. — Ау! Ау! Ауууу! Баллистер надевает солнцезащитные очки и садится на складной шезлонг с холодным напитком, наконец почувствовав, что может расслабиться. Нимона хлопочет: приседает в траве, смотрит на жуков, проверяет рост помидоров, бегает кругами, кувыркается, ведет бессмысленные разговоры сама с собой. Время от времени она бросается к нему, чтобы задать вопрос. — Что ито?( Облако.)  Потиму? (Почему там облако?) — Она кивает. — (Потому что это означает, что в небе собрался дождь.) Де дожь?( Дождя еще нет, он все еще в облаке.) Потиму? После пятнадцатого вопроса Баллистер выпрямляется на своем месте и сверкает зубами, как он надеется, в угрожающей манере. — Ты знаешь, что происходит с детьми, которые задают слишком много вопросов? — рычит он. Нимона спотыкается и начинает нервничать, соединяя руки вместе, выкручивая их. Она качает головой. Баллистер позволяет своей бионической руке обмякнуть, хватает ее другой рукой и поднимает вверх, как размотанную змею. — Рука съедает тебя! Ее глаза вспыхивают от возбуждения, она притворно кричит и ковыляет прочь, а он бежит за ней, делая вид, что нападает на нее. — Армзилла съест тебя! Му-ха-ха-ха! Он гоняется за ней тридцать минут, пока она не создает своего собственного фальшивого монстра с лейкой и не мчится за ним. Они останавливаются всякий раз, когда ей нужно выпить воды или на секунду поправить воротник рубашки; или просто когда она объявляет «время перерыва» (обычно, когда он очень близок к тому, чтобы съесть ее). Она также спотыкается один раз вскрикнув. Ты в порядке? — спрашивает Баллистер, подбегая к ней. Он проверяет ее колено, убежденный, что найдет царапину. При ближайшем рассмотрении он находит только гладкую, чистую кожу, что подтверждает, что ее регенеративные способности все еще работают. Нимона замечает это, и на ее лице мелькает беспокойство, прежде чем она стряхивает его и вскакивает на ноги. Они продолжают играть до позднего вечера, когда Баллистер замечает, что Амброзиус распахивает черный ход. Нимона его не видит. Она стоит перед Баллистером и трясет перед ним канистрой с водой. Амброзиус улыбается ему и прижимает палец к губам в знак молчания. Затем он наклоняется и хватает зонт, прислоненный к стене. Он подкрадывается ближе, стараясь не выдать своего приближения, прежде чем внезапно выпрямиться, уперев руку в бедро. — А я могучий рыцарь! — ревет Амброзиус, размахивая зонтом, как мечом. — Я пришёл сюда, чтобы уничтожить тебя! Глаза Нимоны расширяются. Она оборачивается, замечает Амброзиуса, его зонт, и застывает, как доска, сжавшись. Она в бешенстве отползает назад, бросает лейку, спотыкается на ногах и тяжело падает на задницу. В этот момент она начала плакать. *** Через полчаса Баллистер сидит на диване, Нимона свернулась калачиком у него на коленях, прижавшись щекой к его широкой груди. Он поглаживает ее позвоночник, и она, наконец, успокоилась, ее неконтролируемая икота перешла в медленное дыхание и она больше не дрожит. Амброзиус сидит в кресле, прижав костяшки пальцев к губам, и выглядит крайне виноватым. Баллистер хотел бы поцеловать морщинку на его лбу, заверить его, что все будет хорошо. Но сначала есть более важные вещи. Он смотрит вниз, фокусируется на Нимоне. — Чувствуешь себя лучше? — шепчет Баллистер ей в волосы, чувствуя запах уксуса из огурцов, которые она съела за обедом; пряди щекочут его нос. Она отрывисто кивает. Его рука замедляется до полной остановки, и он думает. Часть его хочет забыть о случившемся, упаковать в наглухо запечатанный ящик и двигаться дальше, но он знает, что от гноящихся ран ничего хорошего не выйдет. Он видел выражение ее лица через долю секунды после того, как она заметила появление Амброзиуса. Это был не обычный страх: это был пронизывающий до костей, внутренний страх. Такой, который проникает в ваш разум и будит вас глубокой ночью, всего в холодном поту. Он крепче обнимает ее. — Мы должны поговорить о том, что произошло в саду, — говорит он спокойным голосом. — Можешь сказать, почему ты кричала? Она долго не отвечает. Она прижимается к нему, пряча лицо под его рубашкой. — Я ипугаясь. — Что тебя испугало? — подсказывает Баллистер, снова массируя ей спину, успокаивая ее. — Это потому, что Амброзиус удивил тебя? Нимона качает головой. — Нит. —Тогда почему? Она пожимает плечами, еще глубже уткнувшись носом ему в грудь. Затем она говорит что-то, чего он не слышит, приглушенно говоря в его рубашку. — Я тебя не слышу, — говорит Баллистер. — Зоньтек, — бормочет она. Баллистер хмурится. — Зонт? А зонтик....? —…Похоз на лапатУ. Сначала он не понимает. С чего бы ей бояться зонта, похожего на лопату? Но потом к нему приходит понимание. В его голове всплывает воспоминание о Нимоне: она лежит на диване, корчится и брыкается во сне, как будто ее пронзают со всех сторон. Дрыгала ногами и стонала, призывая людей остановиться .  Голова Баллистера кружится, когда последняя часть головоломки встает на место. Он бесполезно шевелит ртом, пытаясь подобрать нужные слова. Амброзиус приходит ему на помощь. Он встает и становится перед ней на колени, обвивая рукой ее лодыжку. — Нимона, — выдыхает он. — Я бы никогда не причинил тебе вреда. Ты должна это знать. Я просто притворялся. — Я наю. Нё похозе . —Тогда, извини, это моя вина, — признается Амброзиус. — Мне не следовало подкрадываться к тебе. Я должен был сначала спросить. В следующий раз я так и поступлю: спрошу, прежде чем присоединиться к вам. Так лучше? Она думает об этом на мгновение, кивает. Затем она выпрямляется. Теперь, когда проблема прояснилась, ее глаза блуждают по комнате, прежде чем остановиться на книге на журнальном столике. — Что ито? — спрашивает Нимона, указывая на него. Амброзиус смотрит на книгу, обеспокоенный сменой темы. — Это справочник по интеллектуальному производству. Это для работы Бала. — Хочешь попробовать прочитать?— вклинился Баллистер. Амброзиус прищуривается, глядя на него. — Я не наю, как, — говорит она, прежде чем оживиться. — Но я можу писать. —Действительно? — Баллистер расплылся в ухмылке в восторге. Он стреляет в Амброзиуса взглядом, который кричит: «Я же тебе говорил» . — Великолепно! Как насчет того, чтобы показать мне, — говорит он, наклоняясь вперед и хватая блокнот из-под журнального столика и ручку. Он кладет его ей на колени. — Можешь написать свое имя? Она взволнованно кивает и берет ручку, правильно зажимая ее между пальцами. Она осторожно проводит по бумаге, сосредоточенно хмурясь, высовывая розовый язык из-под губ. Баллистер внимательно наблюдает за ней, его сердце расплавляется от одного только ее вида. Закончив, она с гордостью держит бумагу. В результате получаются волнистые круги и случайные линии, которые абсолютно ничего не значат. Амброзиус прикрывает рот ладонью, пытаясь сдержать фырканье, но безуспешно. Он откидывает голову назад, наполняя воздух своим смехом. Когда он берет себя в руки, он берет ручку из ее руки и кладет ее на бумагу. — Посмотрим, сможем ли мы начать с буквы Н. Нимона счастливо прижимается к груди Баллистера и вздыхает.