Sapere aude/Дерзай знать

Один день. В момент, когда ожидаешь важное событие в своей жизни, будь то получение посылки от друга из другого города или скорая сдача экзамена — день может длиться бесконечно долго, а минуты растягиваться в целые часы. И жизнь вся в этот момент будто замедляется, всё кажется в этом мире неторопливым, а люди — нарасторопными. И только ты всем своим естеством, сознанием и каждой клеточкой тела стремишься туда — в будущее, которое ещё не наступило. Ожидание — самая худшая пытка. Но в разы хуже молниеносно ускользающее время, как песок сквозь пальцы, когда каждая секунда имеет жизненно важное значение. Когда не хватает даже долгих часов, чтобы сделать хоть что-то. И они проносятся мимо со скоростью света, неминуемо приближая к тому, чего избежать нельзя, как бы сильно ни хотелось. Вики было бы намного удобнее, если бы время в ее ощущениях тоже замедлилось. Но оно летит, ничуть не собираясь сотрудничать с ней. Ничто не желает помочь ей выбраться из той ямы, в которую она загнала себя сама. Она словно утопающий, отчаянно барахтающийся в воде, что может потопить и своих спасателей, отчего никто и не рвётся помогать, опасаясь погрязнуть там же. До свадьбы остался всего один день, за который Вики, разумеется, уже не успеет сбежать. Почти за неделю, проведенную у похитителей, ей так и не удалось узнать ничего, что может действительно помочь. А значит, не узнает и за оставшиеся шестнадцать часов. И не подготовится ни капли. В доме нет ни телевизора, ни компьютера, ни даже давно изживших себя стационарных телефонов, которые Вики порой в детстве всей душой ненавидела, стоило бабушке позвонить какой-нибудь своей давней знакомой и громко разговаривать на весь дом по несколько часов. Впрочем, зачем похитителям в доме телефон на видном месте, если жертва может добраться до него? Но и в руках близнецов Вики не доводилось видеть мобильники. Однако в доме есть электричество и горячая вода. И либо здесь проведены кабели и водопровод, а значит, что эта культистская деревня находится не слишком глубоко в лесу, либо — что совсем не утешающе — парни не поленились оснастить свой дом генератором и колодезным насосом с газовой колонкой. И почему-то Вики больше склоняется ко второму варианту. Выбраться из леса будет непросто. Не стоит упускать, что сами культисты наверняка знают его, как свои пять пальцев. А еще как минимум у Маля и Бонта есть собака. Вики не ручается за то, что этот огромный чёрный волкособ со смешной кличкой Пушок, больше похожий на волкоподобного медведя, нежели на пса, обучен искать по следу, но недооценивать его точно нельзя. К списку нужных вещей для удачного побега прибавляется жирный пункт заведения дружбы с псом. Но вряд ли она выполнит хотя бы один из них, пока за ней наблюдают каждую секунду. Близнецы никуда не отпускают её одну. Даже стоит Вики вырваться в пустую спальню, чтобы собраться мыслями и отдохнуть от пристального внимания — блаженное одиночество длится не больше минуты. Как и сейчас, стоит ей только прислониться спиной к прохладной стене и свободно выдохнуть… Дверь в тот же миг открывается, а Вики про себя проклинает всех и вся. Когда они поймут, что пара минут не даст ей сбежать дальше открытого окна? Глядя на нарочито приподнятые будто в удивлении брови Маля, она понимает, что никогда. Он старательно делает вид, будто не ожидал её здесь увидеть. Ещё как ожидал. Пусть притворяется, сколько его душе угодно — Вики знает, что он искал её целенаправленно. Последние три дня они оба только этим и занимаются, словно других дел совсем нет. Ведь сбежавшая невеста перед свадьбой хуже убежавшего молока на кашу. И неважно, что вся плита будет испачкана, зато Вики точно здесь. Маль даже не вставляет очередной едкий комментарий на безуспешную попытку уединиться. Он уже прекрасно знает, что ей надоело их общество, но и оставить одну не решается. Потому что таблетки и уколы действуют. И Вики стало намного лучше. Даже с учетом того, что к шее больно даже притрагиваться. Он просто кивает головой в сторону коридора, одним жестом приказывая вернуться вниз под присмотр. Но у неё есть последняя идея. — Можно мне помыться? — она не принимала душ уже наверное целую вечность. Потому что изначально не могла даже на ногах стоять, а затем лишние телодвижения приносили только острую боль. Голову Вики еще кое-как мыла в раковине позавчера, но остальное… — От меня лекарствами уже за версту несёт. И не только ими. Маль долго смотрит в ответ. Тяжёлый взгляд прожигает насквозь. Она уже ожидает твёрдое «нет», перестав надеяться на разрешение, как он подходит к громадному резному шкафу рядом с ней, которому лет больше, чем она на свете живёт, и достаёт оттуда два синих махровых полотенца. Вики едва успевает поймать, когда Маль кидает их ей в руки. — Позову Бонта, — завуалированно сказав ей: «Ничего здесь без него не трогай», как будто она осмелится без них хоть что-то сделать в этом грёбаном доме, он покидает комнату и быстрым шагом спускается по лестнице. Разве Бонт не был занят колкой дров на улице? Зачем отвлекать его? Особенно, когда у самого Маля дел на вид никаких нет. Вики роется в том же шкафу в поисках чистой одежды. Своих маек у неё не осталось, из-за чего приходится позаимствовать бордовую футболку Маля. Его одежда более свободная и к тому же всегда приятная на ощупь. Она замирает, глядя на свои пальцы, нервно стучащие коротко остриженными ногтями по полке. В доме нет камина. Генератор на дровах — слишком затратно. Про баню на участке она вообще не слышала. Для чего Бонт занимается дровами? Не собирается же он костёр разводить и мясо на огне жарить? К тому же, мясо для начала нужно разморозить и замариновать. А Вики, уже третий день присутствующая рядом с близнецами при любых делах, не видела, чтобы они делали хотя бы что-то из этого. Из всех пришедших на ум вариантов остаётся только одно. Ритуал. Этой ночью с большей вероятностью будет очередное собрание в чаще леса. Если её новоиспечённые женихи не потащат её с собой… Нет, всё равно не получится. Она не успеет подготовиться должным образом и уж точно не будет уверена, что снова не набредёт на место их полуночных собраний. Вспоминая, какой завтра день, эти двое её точно в покое не оставят, сами уйдут, но караульных вокруг дома выставят. Бонт так и застаёт Вики, выпавшую из реальности и продолжающую оттарабанивать пальцами известный только ей ритм. Он сам относит приготовленные вещи в ванную комнату, бережно складывая их на тумбе. Вики прислоняется плечом к дверному коробу, наблюдая как медленно набирается тёплая вода в акриловую ванну. Никто не пытается начать разговор, отдавая предпочтение угнетающей тишине. Совершенно не комфортной, не имеющей ничего общего со спокойствием или уж тем более уютом. Откуда может быть спокойствие и уют в доме, где тебя держат насильно? Даже если не бьют, не истязают, но и не отпускают. Пока есть возможность взглядом ищет хоть что-то, что может оказаться полезным в будущем. Кусковое мыло, испускающее ароматизированный запах роз, подле раковины, мужской гель для душа на полке, рядом — женский и шампунь с малиной, видимо для неё. Даже бритвы нет на видном месте. Но близнецы ей определённо пользуются, потому что ни намёка на щетину на лице у них нет. Вики опускает глаза на ноги, не сокрытые тонким хлопковым халатом до колен. К счастью, за несколько дней до своей последней вылазки в лес, она сходила на восковую эпиляцию. Хотя бы несколько недель можно не беспокоиться о растительности на собственном теле. Последняя вылазка… Если она её переживёт и сможет выбраться, то дальше икеи на краю города не поедет никуда и никогда, и то туда только на машине. С прогулками на природе связываться больше совсем не хочется. Максимум — парк в центре. С озёрами и утками, где людей больше, чем в торговых центрах. И дубы вокруг, никаких елей или сосен. Уйдёт с журфака, устроится преподавателем в академическую школу рисования — для начала. И будет учить детей светотени и цветовой композиции. — Можешь залезать, — оборачивается Бонт, проверяя температуру воды пальцами. Рукава голубого свитера на его руках закатаны до самых локтей, — Вода горячит, но не обжигает. Вики приближается к нему и не может сдержать удивления, когда он садится на ковёр и прижимается спиной к стенке ванны. Он так и останется здесь? — Ты можешь… выйти? — липкий страх пробирается по спине, голос теряет присущую ей уверенность. Она не хочет, чтобы он смотрел. Не хочет, чтобы он — они касались её завтра. — Нет. Прости, — от его извинений тошнота подкатывает к горлу. Бонт видит её состояние, поэтому добавляет, — Я отвернусь. Он действительно отворачивается. Но легче от этого не становится. Вики до последнего цепляется дрожащими пальцами за пояс. Никто не тронет её сегодня. У неё есть последний день мнимого спокойствия. А после… после как-нибудь разберётся. Халат с лёгким шорохом падает на пол. Адамово яблоко на шее Бонта дёргается в тот же миг, но он не смеет смотреть. Лишь сжимает на бедре чёрную ткань штанов. Он старательно отворачивается, пока Вики ставит на дно ванны сначала одну ногу, затем другую, что сопровождается негромким плеском воды. Глядя на серый затылок перед собой, она обнимает себя за колени и кусает щеку изнутри. Глупо было надеяться на купание в уединении. Хотя бы сам в ванну не полез, и на том спасибо. Каждый вздох особенно громок в оглушающей тишине. Всё больше кажется, что и её бешеное сердцебиение он прекрасно слышит. Терпеть это почти невыносимо. Прошлый их разговор закончился истерикой с её стороны, но она больше ни секунды не вынесет молчание. К тому же, он тоже явно не в своей тарелке и сидит как на иголках. Может разговориться больше обычного. — Вы всегда были здесь? Бонт заметно оживляется, услышав её вопрос. Он едва не оборачивается, но успевает взять себя в руки. — В культе? Вики кивает, будто он может увидеть, и только затем отвечает. — Да. — С самого рождения. Его ответ ничуть не утешает. И переубедить близнецов в неправильности их действий тоже не удастся. Потому что им промывали мозги с детства. Они не знают другой жизни, а значит, до конца будут цепляться за старую, привычную им, какой бы ужасной она ни была. И её «правда» им не нужна. Но разве она сама не делает то же самое? — И каково это? — Вики вдруг чувствует, как злость обжигающей волной поднимается к груди. С чего они посмели решать за неё, какая будет её жизнь? — Держать взаперти похищенных девушек и заставлять их выходить замуж за себя? Бонт вдруг поворачивается к ней с таким разочарованным и оскорблённым видом, будто всё только что сказанное про него — абсолютная ложь. Вики сильнее прижимает колени к груди, но он даже не пытается смотреть куда-то помимо её слезящихся глаз. Он так же неожиданно садится обратно, спиной к ней. Спустя время его огорчённый голос разрезает тишину. — Намного лучше, чем не знать истинной жизни. Это не жизнь, а выживание.

***

Она сбегает из ванной комнаты сразу же после того, как наспех натягивает на себя одежду. В то время, как Бонт, очевидно не подглядывающий за ней, вытирает влажные капли с пола и сливает воду. Уже в который раз Вики понимает, что находиться в компании Маля проще. Потому что каждая её встреча тет-а-тет с Бонтом заканчивается эмоциональным опустошением. Он искренне верит в идеи культа и считает себя почти невинным. Безусловно, его брат тоже верит не меньше, если даже не больше, но… Маль не строит из себя святого. Хотя по их религии определённо им является. Вытирая мокрые волосы полотенцем, Вики останавливается посреди лестницы. Она только что выбирала, какой из её похитителей «лучше». Поразительно, до чего доводит её жизнь. Маль возится на кухне, когда Вики спускается. Футболка на нём заляпана белыми пятнами от муки, что разительно выделяются на чёрной ткани. Он ритмично движет скалкой, раскатывая тесто по столу с поразительной педантичностью. Она невольно, скорее с обычным любопытством, нежели с особенным интересом, засматривается на его крупные руки. Издалека разглядывает сокращающиеся мышцы предплечий, выделяющиеся на смуглой коже вены на запястьях. Маль сложен несколько крупнее Бонта из-за чего выглядит ещё более внушительно. И без того одного его непоколебимого взгляда достаточно, чтобы напугать до чёртиков. Этими мощными руками он может задушить её в два счёта. Он негромко усмехается, замечая, чем занимается Вики. Она тут же продолжает вытирать всё ещё не высохшие волосы и отводит взгляд, вызывая ещё большую ухмылку на его губах. — Сходи в кладовку за мукой, — говорит Маль, не отрываясь от теста, которое не прекращает прилипать к пальцам, — В стеллаже слева. То ли они сегодня ошиблись с дозировкой для укола, и лекарство отключило ей добрую часть мозга вместе с болью в шее, то ли разум перестал работать от бесконечной тревоги… — Одна? — неужели он отпустит её куда-то, хотя бы раз не ходя за ней по пятам? Он мгновенно распознаёт издёвку в голосе и поворачивается лицом, подозрительно нахмурив брови. — Да. Одна. Вики покидает кухню быстрее, чем он успевает ещё что-нибудь сказать ей вдогонку. Но затылком чувствует, как тяжёлый взгляд провожает до самой двери. Как-то раз она уже упоминала, что кладовая по всей видимости когда-то была простой комнатой и изначально наверняка не планировалась, как место хранения всякого нужного, но забытого хлама. Если тут хорошенько убраться, то выйдет вполне сносная гостиная или же вовсе столовая. Всего минута на то, чтобы хорошенько осмотреться и не вызвать подозрений. Моющие средства в углу вместе со швабрами, консервы на полках вперемешку с овощами, лыжи в специальном чехле в углу и даже запылившаяся гитара с оборвавшимися струнами. Нет, не лыжи, это совсем не лыжи. Схватив упаковку муки, Вики слегка приспускает чехол. Ружьё. Она могла бы прямо сейчас вытащить его, найти патроны и… — Ты там заблудилась? — доносится с кухни насмешливый голос Маля, — Я же сказал: слева на полке. — Её нет здесь! — и Вики почти не врёт, ведь в стеллаже слева была только одна последняя упаковка, остальные пачки с мукой стоят за дверью в пластиковом ящике. — Поищи получше. Она и ищет. Вот только совсем не муку. Вместо заветных патрон на глаза попадается оторванный от настенного календаря лист, свёрнутый в трубку. «Июнь 2022 год» — гласит пёстрая надпись с рычащим тиргом, горделиво восседающим на буквах. Красным маркером обведены четыре даты и только самая ранняя из них перечёркнута крест накрест. Третье, девятое, пятнадцатое и двадцать первое июня. Когда тяжёлые шаги Маля приближаются к кладовой, Вики в последний раз бросает взгляд на календарь. Над выделенной девяткой она замечает одно-единственное слово, выведенное аккуратным почерком. Щедрость. — Ну что- — он не успевает договорить, потому что Вики резко всовывает муку ему в руки, как только он появляется на пороге. — Я нашла её там, — она кивает в угол кладовой, — Как видишь, совсем не слева. Маль выглядит более, чем удивлённо. Озадаченный взгляд несколько раз проходится от макушки до пят и обратно. Её странное поведение точно не остаётся незамеченным. Однако, не найдя явных причин вокруг для беспокойства, он раздражённо вздыхает. — Опять Бонт всë по-своему переставил. Осторожный выдох срывается с сухих губ, пока она следует за ним на кухню. Сердце колотится так, словно Вики только что пробежала стометровку. Задумчиво разминая кисти дрожащих рук, она смотрит на широкую спину Маля, на поясе которого завязан нелепый фартук с ещё более абсурдной фразой «поцелуй шефа». И как такой серьёзный и опасный мужчина, который шею свернуть голыми руками может, решился надеть это? В том-то и ответ — ему плевать, что о нём думают. Он достаточно силён, чтобы уничтожить любого, кто косо посмотрит в его сторону. И ей его доводить не стоит. Вики тяжело сглатывает. Теперь она хотя бы знает, что в доме есть ружьё. Но оно — ничто без патрон.

***

Громкий стук в дверь, перебивающий собой все остальные звуки внутри дома, отвлекает всех от ужина. Переглянувшись с братом, Бонт откладывает вилку в сторону и поднимается из-за стола. Ножки стула противным скрежетом проезжаются по полу, заставляя Вики незаметно скривиться. Она не хочет смотреть на неожиданного, но для близнецов всё же жданного гостя. Не хочет проявлять никакой интерес, чтобы кто-то из них подумал, что ей это важно. Чтобы никто не понял, что каждое нечаянно оброненное в этом доме слово неминуемо откладывается в отдельном месте её памяти, и в отличие от остальных ячеек сознания, эта — сокрыта за семью печатями. Но как только помимо гостеприимного приветствия Бонта слышится уже другой знакомый мужской голос, который она слышала всего несколько дней назад — не может удержаться от того, чтобы с любопытством оглянуться. За что непременно же корит себя, ведь увидев раз — уже не может отвести взгляд от непривычных красных глаз мужчины, уверенно переступившего через порог. На шее словно воротником и на предплечьях рукавами красуются татуировки в виде различных символов. Черепа, огонь, оленьи рога и лес. У Вики есть тоже одна, ради которой в пятнадцать сбежала из дома, поднакопив достаточную сумму на подработках. Отец в жизни не дал бы денег на такое «увечье кожи» — как называл абсолютно любое тату на теле и мужчин, и женщин. Но несмотря на строгий запрет, в ней всё же нашлось достаточно упрямства, чтобы набить небольшой полумесяц в виде ловца снов на бедре. Трудно было скрывать вечно шуршащую плёнку от острого слуха отца, но он так ничего и не понял. Лёгкая улыбка трогает её губы. И незнакомец с бархатным голосом непременно списывает её на свой счёт. Дерзко ухмыляясь, он подходит к Вики и совершенно нахальным образом берёт её руку в свои. Целует костяшки пальцев, изображая из себя джентльмена, и не забывает поддерживать зрительный контакт, победно сверкая игривыми глазами. — Добрый вечер, милая леди, — не меняя положение, заговаривает он приторно сладким тоном, — меня зовут Люцифер. Убийственный взгляд Маля, направленный на красноглазого, Вики замечает ещё периферийным зрением. Он ничего не говорит наглому гостю, не кашляет, пытаясь привлечь внимание и оторвать от своей невесты — только смотрит на него в упор, вымещая в этом взгляде всё своё негодование. Но тот кажется этого вовсе не замечает или умело делает вид. Она никогда не была в светском обществе. Всё её окружение состояло сначала из таких же бунтующих подростков, половина из которых не дожили и до восемнадцати из-за своего образа жизни, а затем из студентов, озабоченных вечными пьянками. Не сказать, что она сама не была такой же, но вовремя смогла поменять жизненные ценности. Однако с людьми выше редактора не особенно популярного журнала, Вики дело не имела. И сейчас не успевает представиться просто из-за обычного незнания, боясь показаться необразованной. Осознание, что она похищена, и что в её положении беспокоиться о впечатлении какого-то гостя, одобряющего и активно участвующего в подобных действиях против человечества, — буквально последнее, что её должно волновать, пробирает до самых костей. Ей давно стоит привыкнуть к новой реальности. И перестать реагировать каждый раз как в первый. Не получив вежливости в ответ на свою, Люцифер растерянно выпрямляется. Приходит черёд Маля ухмыляться с явной насмешкой на лице. — Ну, здравствуй, Aipak, — Люцифер плюхается на свободный стул слева от Вики; маленькая неудача ничуть не убавила его пыл, — Или ты скоро тоже будешь называть меня так же? Задумавшись на мгновение, Маль кривит губы в неприязни. — Даже не надейся. В прошлый раз Вики показалось, что они близкие друзья, однако сейчас она не уверена ни в своём суждении, ни в странном обращении гостя к Малю, которое моментально вывело его из себя. Индейские языки используются только коренными народами, но даже они не могут знать всех диалектов, что уж говорить о Вики, просматривающей культуру индейцев в википедии. На ответ хозяина дома, Люцифер удивлённо выгибает брови. — Выбрал другого на эту роль? Не считаешь это нечестным? — Это не понадобится, — Маль абсолютно уверен в своих словах. Переместив взгляд на Вики и осмотрев её с ног до головы, Люцифер снова поворачивается к нему. — А как же твои слова? Вспомни, как ты зарекался… Одним только взглядом Маль затыкает Люцифера. — Забудь о них, — он агрессивно нанизывает мясо на вилку, — Зачем пришёл? Заметив, что Бонта нет поблизости, она оглядывается и видит в освещённом от лампочек в доме участке на улице две фигуры. Одна из них принадлежит близнецу, вторая — несколько ниже — женская. Вики не может рассмотреть ни её цвет волос, ни лицо. Почти полностью сокрытая за плечами Бонта, она стоит к нему явно ближе, чем положено знакомым и даже друзьям. А затем… Он прижимает её к деревянной балке на крыльце и целует. И руки его гладят её тело самозабвенно. Вики попросту не может не таращиться на представшую перед ней картину. Не может оторвать взгляд от вида интимной абсолютно во всех смыслах близости. Завтра у Бонта свадьба с ней, а сегодня он с той, с которой вероятно теперь не сможет быть. В их порывистых движениях прослеживается отчаяние. В том, как её пальцы зарываются в серые волосы парня, как он подхватывает женскую ногу под коленкой и прижимает к своему бедру. Может, она жена Люцифера? Но почему тогда он совершенно не замечает, что происходит за его спиной? Или в культе это входит в рамки нормы? — Кстати, к сегодняшнему жертвоприношению всё готово. Вики вздрагивает от слов Люцифера. От беззаботного даже скучающего тона. От той небрежности, с которой произнесена фраза. Она старается смотреть на пару во тьме вечера, но всё внимание теперь сосредоточено лишь на разговоре мужчин подле неё. — Я приду в одиннадцать, — незамедлительно отвечает Маль в то время, как у неё всё холодеет внутри. Она не смотрит на него, не смотрит на Люцифера, как и не видит перед собой ничего. Границы мира стираются, размываются, становятся нечёткими. В глазах двоится, а в мыслях только одно. Он убьёт. Сегодня он точно убьёт. И вряд ли это будет какой-нибудь телёнок. Тошнота тяжёлым комом подкатывает к горлу.

***

Первое, что предстаёт перед глазами — ослепляющий свет от костра, вздымающегося до самых небес. Он огромен, подобно высотке, наседающей своим величеством. От одного взгляда наверх, туда, где предположительно он должен заканчиваться, голова заходится кругом, а коленки подкашиваются. В нос ударяет едкий запах дыма, он заполняет собой лёгкие, лишая возможности дышать. Кашель вырывается болезненными хрипами. Крик ужаса позади заставляет обернуться. Там, из самой гущи леса, не пропускающего света полной луны, выходит он. Всё такой же обнажённый, прекрасный в своём естестве. С чёрными как уголь волосами и глазами, в которых отражается бушующее пламя дикого костра. И сам он дик, почти безумен. На губах — оскал. Звериный, совсем непохожий на людской. Он тащит девушку за волосы, некогда светлые, а сейчас — испачкавшиеся в крови. Она рыдает как ребёнок, извивается, молит остановиться, прекратить… помиловать. Пачкает белую сорочку в земляной пыли, царапает колени и ладони о камни. Он заводит её в круг из факелов на выжженную пламенем траву. Она затихает, не кричит, не вырывается. Он сильнее, ловче. Догонит, не отпустит. Всё равно убьёт. И ей не спастись. Глаза, что вскоре потеряют свою жизнь, встречаются с её. Такие же светлые, серо-голубые, полные слёз. И сама обречённая так похожа на неё. Лицом и телом. Не похожа. Это и есть она. И Вики наблюдает за собой же. За тем, как Маль, преисполненный невиданной ею яростью и жестокостью, сажает её клона на колени пред собой. Поднимает покрасневшее от слёз лицо двумя пальцами за подбородок. Глядя глаза в глаза, не имея в себе никакого сочувствия от увиденного страха в расширившихся зрачках, пронзает её сердце клинком, сверкающем в отблеске костра. Секунда, вторая… Она безвольной куклой заваливается набок. И нет больше в её неподвижном облике ни страха, ни отчаяния, ни боли. Лишь мёртвый покой и тишина от затихшего дыхания. И тогда он оборачивается к ней. Невольной зрительнице собственной смерти. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — она следующая. Вики пятится, боясь повернуться спиной, пока он следует за ней неспешно, но стремительно. Сочетая в себе несовместимое. Бесконечное хладнокровное спокойствие в движениях и безудержную ярость в глазах. Он догонит и её. Притащит так же, убьёт, а затем снова погонится за следующим двойником. И так по кругу, раз за разом, пока не утонет в её крови. Ей нельзя останавливаться, нельзя оглядываться. Нельзя. Она просыпается без крика или прерывистого вдоха, полного ужаса от пережитого кошмара. За жизнь ей снились вещи и страшнее. Но именно сейчас, глядя на выключенную люстру над головой, поглощённую ночным мраком, сердце не то, чтобы колотится — оно скручивается в тугой узел, и боль распространяется в груди. Резкая, невыносимая. Словно ножом режущая. Вики сжимает рот руками, роняя слёзы на подушку. Проходит час, другой, она всё лежит, смотря перед собой. И нет ни капли сна в её глазах. Бонт спит крепко, даже не проснётся, если она вдруг ненароком встанет и уйдёт. Не услышит, не узнает. Не найдёт. Если бежать — то сейчас, не будет больше иного шанса. И плевать ей на собаку, на тёмный густой лес, в котором снова потеряется. Лишь бы дальше от него. И вот она садится, нога одна за другой спускаются на холодный пол. Ещё немного, всего-то встать, одеться и уйти. Не успевает сделать даже шаг, как входная дверь внизу отрывается. Негромко, но слишком резко для сонной тишины дома. Маль находит её в ванной, сидящей на обжигающей прохладой оголённую кожу мраморной столешнице. И всё понимает. И Вики тоже. Потому что, может, он и старательно отмылся после ритуала, но на шее, прямо под челюстью, там, где можно самому запросто не заметить. Красный след будто-бы от пальца. Тонкого, намного меньше его собственных. И как бы яркий белый свет не обжигал привыкшие к темноте глаза...Она видит. Лучше бы это осталось только в кошмарах.