Sapere aude/Дерзай знать

Недолгий поверхностный сон, наполненный размытыми блеклыми образами, смутно знакомыми лицами и голосами будто-бы из-под воды, что зовут с собой, тянут свои костлявые руки, крепко цепляясь за одежду и не переставая шептать незнакомые слова на неизвестном языке, собираясь забрать с собой в пустую темноту, в которой нет абсолютно ничего, на удивление, приносит долгожданное облегчение. Кошмары должны сеять страх и панику, оставлять после себя тошнотворное ощущение в мыслях, но единственное, что Вики чувствует — это мрачное умиротворение. То самое ощущение безысходности от уже произошедшего. Осознание, что по-другому и не может быть. Где угодно, но только не здесь. Здесь каждый твой шаг уже давно решён за тебя. И остается выбор — противостоять судьбе, оттягивая неизбежное, зная, что однажды ты так или иначе сделаешь то, что тебе было нужно, неважно сколько ты пытаешься мнить себя венцом природы, неподвластным древним духам. Ты придёшь в объятия судьбы, но в милостивые или разгневанные — единственное, что ты можешь решить. Вздрогнув, Вики резко садится и трясёт головой, отгоняя наваждение. Сердце колотится так, что становится больно. Все мысли из головы пропадают, кроме одной. Потому что в этом она уже абсолютно уверена. Сомнений быть не может. Она сходит с ума. Такими темпами ещё совсем немного, и она сама будет верна культу как собака. В прошлый раз действие отвара было более… нормальным. Если в этом богом забытом месте вообще есть что-то нормальное. Одно только знакомо: полуболезненная слабость в теле, лёгкая ломота костей, как при медленно сжигающей тело лихорадке. Глаза сухие и горячие едва сосредотачиваются на алом закате за окном, посылающем свои красно-рыжие, постепенно угасающие, лучи в комнату. Занавески слабо колышутся от порывов свежего воздуха из открытой форточки. Обессиленно упав обратно на кровать, Вики сворачивается калачиком почти на самом её краю, заново укрываясь пледом из жёсткого ворса, что неприятно колет выглядывающую из-под ворота футболки шею. Подушка влажная от пота, волосы слиплись и зажирнились. Словно она пробежала кросс, а не просто спала под действием чудодейственного ведьминского отвара после нервного срыва. Ноги ватные, икры покалывает из-за затёкших мышц. И снова она слушает тихое назойливое тиканье стрелки на часах, точно в первый день своего пребывания в этой милосердной преисподней. Такой, что калечит не тело, а душу. А может быть она и правда уже давным-давно мертва, разбившись по дороге в этот чёртов город. И сейчас находится в своём личном аду, медленно теряя рассудок. Потому что всё происходящее кажется сном, где может случиться всё, что можно только представить. Вики медленно поднимается, садясь на постели, ощущая горечь во рту. На тумбе стоит бутылка прохладной воды, больше половины которой она осушает за один заход. По подбородку вниз, прямо на шею, течёт одинокая капля, но у неё даже нет сил вытереть это. Мысли снова устремляются в то направление, в котором Вики не хочет думать. В опасное русло, что унесёт за собой, как только нога ступит на поверхность воды. И оставит тонуть в водовороте, не дав ни малейшего шанса всплыть на поверхность. Она бы с радостью стёрла себе память о сегодняшнем дне, если бы могла. Взгляд устремляется на часы, чтобы как можно скорее найти повод для отвлечения. Шесть вечера. Надо же, она проспала целый день. Сегодня ночью, кажется, должен быть обряд? Остаётся надеяться, что он вымотает её настолько, что вернувшись, она снова завалится спать, желательно до следующего вечера. Это не выход, конечно. Ведь однажды эта женщина снова захочет прийти, и тогда им придётся поговорить. Но сейчас Вики не находит в себе никаких приличных слов: в голове только оскорбления и обвинения, хотя хочется просто закричать ей в лицо. Главное, не иметь с ней непосредственно прямого контакта, чтобы не сорваться. Потому что если Вики сорвётся, то на этот раз будет вовсе не слезливая истерика. Она прижимает кулак ко лбу, сильно давя на черепушку. Хватит. Хватит думать о ней. Ей в прошлый раз было плевать, на этот раз ничего не изменится. Бросив раз, она не полюбит свою дочь настолько, чтобы уйти вместе. Исключено. Раз она осмелилась воспитывать чужих детей и позволила им называть себя матерью… пусть с ними и остаётся до конца своей жизни. Вики же в этой психушке сектантов не собирается задерживаться дольше необходимого. Найдёт способ и сразу же свалит. И запишется на терапию к психологу. Иначе не выжить. Сбрасывая с липкого тела грязную одежду по пути, Вики идёт в ванную. Вода недостаточно тёплая для нынешнего состояния, поэтому приходится почти полностью убавить холодный напор и вариться в кипятке. Ещё год назад она вычитала в одной научной статье, безусловно написанной таким сложным языком, что прочесть её возможно только под крепким градусом и со словарём в руках, что в горячей воде моются люди, сдерживающие свои эмоции. Мол, это один из немногих способов справиться с накопленным стрессом. В тот момент Вики посчитала это мнение довольно спорным. Сейчас же без раздумий согласится. Да, помогает. Да, лучше, чем резаться или пить до потери памяти. Хотя всё чаще кажется, что с таким образом жизни недолго и до лезвия на коже осталось. Совсем недолго. Вытирая мокрые волнистые волосы полотенцем, Вики по привычке смотрит в зеркало напротив. Синяки под глазам никому не идут, а благодаря бледной коже, теперь она выглядит скорее как мертвец, нежели живой человек. И ощущения точно такие же. А ведь совсем недавно она замазывала их двумя разными консилерами, а после ещё и пудрой. Рисовала толстые чёрные стрелки и наносила винную помаду на губы. Хотела сделать подтяжку век, потому что они всегда казались ей тяжёлыми, а теперь только и думает о том, как бы выбраться и в конец не свихнуться. Как резко может измениться жизнь. Любые изменения всегда забирают частичку прошлой жизни. Её же прошлую жизнь вырывают с корнями. Только вот без корней живут только эпифиты. Как они умеют поглощать влагу и питательные вещества через листья, Вики придётся научиться привыкать к новой жизни, пока не подвернётся возможность сбежать. — Ты вовремя, — Маль разваливается на углу кровати, широко расставив ноги, когда она выходит из заполненной паром ванной. Он всё в той же одежде, что и был на обеде: в брюках и тёмно-синей футболке, которая сидит на нём в обтяжку. Цепкие карие глаза внимательно разглядывают влажные участки тела, не сокрытые за полотенцем. Одна рука сжата в кулак, но между пальцами проглядывает что-то красное. У Вики нет ни единого предположения, что это может быть. — Как себя чувствуешь? Заботливый. Сначала пригласил ее мать в гости, а теперь о самочувствии справляется. — Не знаю: смеяться или плакать, — пройдя вперёд, она сбрасывает промокший кусок махровой ткани с талии. Её уже не волнует, в каком виде показываться перед близнецами. Всë видели, всë трогали, какая теперь разница? Обернувшись, Вики замечает, что Маль смотрит на свой кулак, стискивая челюсти. Злится? Не на кого. Если во время еë сна ничего нового не случилось, конечно. Он поворачивает голову, устремив взгляд на её колени, когда она садится рядом уже полностью одетая. Голос мягким громом раздаётся в тишине. — А с чего смеяться? Действительно: с чего? С того, что женщина, которая называется её матерью, бросившая её, всё же жива? Или с того, что весь этот абсурд складывается словно сюжет подросткового мистического сериала, где один персонаж не может вздохнуть без последствий для другого? Разве что вампиров для антуража не хватает. Клыкастых таких, но безумно красивых, словно не ходячие столетние трупы, а профессиональные модели, сбежавшие с показа. Глаза сами спускаются вниз, устремляя свой взор на левую руку Маля, лежащую поверх чёрной ткани на бедре. Задерживается на безымянном пальце, где по католическим стандартам должно быть обручальное кольцо. Но он не католик. Совсем не католик. А кольцо на его пальце так и хочется увидеть. Толстое, из белого золота. Без всяких лишних узоров. Простое, но таящее в себе столько смысла. Как и он сам. На вид обычный парень лет двадцати пяти, а на деле… Вики пожимает плечами. Ему не нужно знать её ответ. Но он не дурак и сам всё понимает. Маль поднимается с кровати, и та облегчëнно скрипит, потеряв почти тонну веса на себе. Приблизившись к комоду, берёт в свободную ладонь деревянную расчёску, зубчики которой болезненно выдирают волосы. Но другой нет. Была бы Вики в собственном доме — непременно выкинула бы это орудие пыток в мусорку. А здесь нельзя. Не её. Только тогда ей удаётся понять, что всё это время было спрятано в его ладони. Бордовая широкая лента. Длинная и блестящая в тёплом свете лампы. — Повернись спиной, — просит он, и Вики тут же подчиняется, скрестив ноги в позе лотоса. Однако она не может не спросить… — Зачем это? Мурашки пробегают вдоль позвоночника, стоит длинным пальцам деликатно собрать русые волосы с плеч, убрав всё ещё влажные локоны за спину и нежно провести по ним зубчиками расчёски. Чёрт возьми, она погорячилась с её оскорблением. В его божественных руках даже это недоразумение может быть предметом для доставления удовольствия. — Чтобы заплести косу, — Маль осторожно распутывает свалявшиеся от воды комья, стоя позади неё. Вики практически может ощущать тепло его тела, обдувающий словно пар от кипящего чайника. Гениально. Лучшего и более логичного ответа и придумать невозможно. — Да, но зачем? — Пытается узнать она снова, расправив плечи, когда Маль будто бы невзначай проводит горячей ладонью между лопаток. Пусть он толкнёт её в спину, уложит на живот и… — Для ритуала, — голос его собранный и серьёзный, но она начинает подозревать, что он просто над ней издевается. Вики тихо шипит, когда расчёска всё же больно цепляет волосы, но терпимо. Маль, будто бы извиняясь, наклоняется близко-близко к уху, почти касаясь ушной раковины. От ощущения дыхания становится дурно. Комната перед глазами мутнеет и расплывается на целое мгновение. — Жизненная сила девушки средоточится в её волосах… — Умело вплетая во влажные локоны ленту, он водит пылающими огнём губами рядом с вмиг вспыхнувшей кожей. Вики не замечает, как глаза её закатываются, а затем и вовсе закрываются, полностью отдаваясь во власть ощущениям. — Общаясь с потусторонним миром, нужно обеспечить защиту. В твоем случае — заплести косу. Она также может уберечь от ведьминского колдовства. Плавясь от мягких прикосновений, Вики спрашивает машинально, совершенно не думая, о чём говорит. Он полностью сбивает все её мысли, переворачивает с ног на голову хладнокровие, пробуждая глубоко внутри нечто, что игнорировать не представляется возможным. Губы растягиваются в ехидной ухмылке. — А в чём заключается мужская жизненная сила? Маль усмехается ей в ухо, и низ живота прошибает пульсирующим жаром. Нельзя быть таким сексуальным. Это противозаконно. Господи, что он творит с ней? — Хочешь помочь? — Спрашивает с насмешкой, зная, что положительного ответа он не получит. Да. Она бы согласилась. Прямо сейчас. Будь у неё меньше гордости. — И не мечтай. Намотав заплетëнную косу на кулак, Маль вынуждает Вики задрать голову к потолку. Раньше она бы ни за что не позволила такого. Ощущение слабости в мужских руках вызывало только страх. А сейчас… Ей хочется расплавиться в его ладонях, растечься, позволяя ему делать с ней всё, что он захочет. Чтобы его руки были везде, чтобы трогал, сжимал, кусал. — Не беспокойся: помечтаю. Отпустив еë, он молниеносно выходит за дверь, оставляя Вики одну в пустой комнате приходить в себя после прилива возбуждения. Волна жара окатывает тело, потому что мысли, эти навязчивые мысли… формируют яркие образы, посылают красочные картинки в подсознание и воспроизводят их перед глазами. Она не может не думать о том, как будут выглядеть напряжённые мышцы его крепкой руки с выступающими венами, когда он будет плавно или же быстро водить ей вдоль такого же жилистого члена, собирая пальцами прозрачную каплю на кончике и распространяя её по длине… Она почти идёт за ним, едва не сорвавшись. Она не знает, остаточное ли это действие отвара или желания её помутившегося разума, но ей хочется догнать его, развернуть к себе за широкие мощные плечи, впиться в пухлые губы и целовать как в последний раз. Она хочет слышать его сдавленные стоны в шею, видеть лёгкий румянец на загорелых щеках, чувствовать дрожь мышц. Разум надрывается в крике, умоляя не идти, остаться, просто забыть обо всём этом, выбросить из головы и дождаться ночи. Потому что знает, что чем больше она к ним привязывается, тем тяжелее будет уйти. А она уже привязывается. По крайней мере, к одному из них. Но сердце… Оно сейчас руководит телом. Оно разгоняет кровь в бешеном ритме, оно заставляет человека жить, оно и ведёт её. И Вики не может не повиноваться. Этот зов слишком сладок, слишком желанен, чтобы противостоять ему. Медленно, словно от любого резкого движения всё наваждение может пропасть, а от громкого звука развеется дымка, она поднимается с кровати и, ступая пушистыми носками по деревянному полу, выходит за порог спальни. На цыпочках, чтобы не издать лишнего шума, приближается ко второй спальне, в которой её держали в первый день. В доме стоит оглушительная тишина, кажется, что стук её сердца может услышать любой, кто окажется рядом. Словно оно превратилось в тикающую бомбу, которая может взорваться в любой момент. Кончики пальцев покалывает от напряжения, когда Вики берётся за металлическую ручку двери. Уходи. Уходи, чёрт возьми. Вернись в комнату. Дверь открывается с глухим щелчком. Маль безусловно его слышит, у него безупречно чуткий слух — ещё одна очередная особенность, только больше подтверждающая, что он идеален во всём. Вики не удивится, если он умеет играть на флейте или фортепьяно, ей кажется, что он умеет всё. Нет ничего неподвластного этому мужчине. Он сидит на мягком ковре, опираясь спиной на кровать позади себя. Закатные лучи очерчивают словно вырезанный из мрамора профиль. Прямой греческий нос, острый подбородок, чёткая линия челюсти. Футболка валяется на полу, небрежно смятая. Взгляд спускается к полоске тёмных волос внизу живота и дальше. Останавливается на ладони, лежащей поверх бедра, с мелко подрагивающими пальцами. Глаза его плотно закрыты, но она знает, что он осведомлён о её присутствии. Вики кажется, будто он выплюнет едкий комментарий или насмешливую издёвку. Оттого дрожь проходит по пояснице, когда в тишине комнаты раздаётся звук расстёгивающейся молнии брюк. Он делает это неспешно — показательно, но и не слишком медленно. Вики отводит взгляд, дыхание сбивается. Ей нужно уйти, а не смотреть на это. Нельзя. Шорох ткани и звонкий шлепок по коже привлекает внимание. Пальцы цепляются за дверной проём, иначе ей кажется, что она вовсе не удержится на ногах. Потому что колени подгибаются, как только она видит это. Маль не снимает полностью брюки, просто расстегивает их и оттягивает вместе с резинкой трусов. Прикусив губу, она смотрит на его лицо, зная, что если посмотрит вниз снова, то уже не уйдёт. Нет, она не помешанная на сексе. Она одержима именно им. Мужчиной, что совершенно не стесняясь гладит себя перед ней, главой культа, возможным убийцей и её похитителем. Чья рука движется по бархатной коже необрезанного члена, то скрывая головку за крайней плотью, то снова открывая, пока другая рука лежит на вершине согнутой в колене ноги, пока мягкие лучи садящегося солнца играют на его фигуре ослепляющими бликами. Он опасен, и ей нельзя испытывать к нему ничего, помимо отвращения, какие бы особенности его личности не скрывались за оболочкой вечно спокойного, хладнокровного красавца. Ей нельзя симпатизировать ему, жалеть, влюбляться. Ей надо было бежать как только боль в шее начала проходить, уносить ноги из этого культа, пока он не успел проникнуть в неё и закрепиться подсознательно. И культ, и Маль. Вики неосознанно сжимает бёдра от этого зрелища. В её жизни бывали моменты, когда она посещала всеми известные сайты, чтобы посмотреть на подобное, придирчиво выбирая видео по собственному вкусу. Она не любила смотреть на волоски на теле и отдавала предпочтение обрезанным мужчинам, считая их более чистоплотными. Однако ни одна картинка на экране монитора или телефона не идет ни в какое сравнение с ощущением интимности этого момента. Запретности. Он не пристаёт к ней, не навязывается, но и не прогоняет, и Вики видит, как он крупно вздрагивает, когда она тихо вздыхает. Замечает, как усиливается хватка, и движения переходят из плавных и дразнящих в более резкие и рваные. Она слишком хорошо помнит, как он ощущается внутри, чтобы закрыть дверь и уйти. Слишком сильно увлечена, чтобы снова отвести взгляд. И единственное, что она может делать — наблюдать. С огнём горящими щеками смотреть на то, как Маль нетерпеливо вскидывает бёдра вверх, навстречу согнутой кольцом ладони. Он взъерошивает волосы, превращая обычно ровную причёску во вздёрнутый балаган. И этот беспорядок только прибавляет ему привлекательности. Сейчас он тихий — не то, что в брачную ночь. Но одного звука тяжёлого дыхания, вырывающегося с приоткрытых губ рывками, достаточно, чтобы волна жара хлынула в низ живота. Вики не замечает, как царапает короткими ногтями белую эмалевую краску на деревянном коробе. Маль держится недолго. Напрягшись всем телом, он откидывает голову на кровать, выдав уничтоженный полустон-полувыдох. Рука останавливается у основания и крепко сжимает пульсирующий и вздрагивающий член, расплёскивая семя. Когда с кончика срывается последний поток белой жидкости, приземляющийся на напряжённый пресс, резко контрастирующей своей белизной с загорелой кожей, реальность обрушивается на неё. И осознание бьёт хуже, чем удар по загривку в ночь первого обряда. Сумасшедшая. Одержимая самим дьяволом. Он раскинул свои сети, а она с радостью и попалась в них. Какая нормальная женщина пойдёт к своему похитителю, заранее зная, за чем найдёт его там? Нормальная выпрыгнула бы в окно и понеслась со всех ног в лес. А она пошла. Но самое ужасное, сбивающее с толку, то, что ей понравилось. А от простого осознания того, что Маль делал это, думая о ней, хотя в первую очередь и для подготовки к обряду… приносит с собой мрачный трепет. Вики отступает на шаг, затем на второй, третий и срывается с места. Благо, у Маля достаёт разума, чтобы не пойти за ней ни сейчас, ни в течение следующих нескольких часов, пока она пытается не кричать в подушку от собственной противоречивости. Она не знает, что ей чувствовать. Не знает, что делать.

***

— Расстегни две верхние пуговицы, — просит Бонт, когда Вики поправляет ворот голубой длинной хлопковой рубахи до колен. Стоит ей изогнуть брови в замешательстве, как он тут же поясняет своим привычно холодно-вежливым тоном. Лицемер бесчувственный. — Так положено. Ах, положено. Кто она такая, чтобы спорить с многовековыми правилами? Вот и именно, что никто. — Не выглядишь довольным, — замечает Вики унылое лицо «седого» близнеца. — А должен? Неожиданно выскочившая манера речи его брата ошеломляет в намного более приятном смысле, чем ей хочется. Даже голоса у них почти одинаковые. С языка почти срывается сарказм, который вряд ли порадует Бонта, поэтому она придерживает его за плотно сжатыми зубами. Раньше при упоминании любых вещей, каким-либо образом связанных с культом, он едва ли не светился весь, а сейчас ходит, словно в воду опущенный. Не то, чтобы её это волнует, но не может не наводить на мысли. Весьма неутешительные. Сегодня случится что-то плохое? Если жертвоприношение для них стало чем-то настолько же обыденным, как сходить за продуктами в супермаркет, то Вики страшно представить, что для близнецов по-настоящему «плохо». — Вы двое поругались, пока меня не было? — вдруг спрашивает он, прожигая её своими светлыми глазами. Сердце замирает на целое мгновение. Вики с трудом удерживается от любого нервного жеста, что хоть малость может выдать то, что произошло четыре часа назад, и согласно кивает, отворачиваясь к зеркалу и убирая косу за спину, делая вид, будто занята своим внешним видом в данный момент больше всего на свете. — Что-то вроде того. Отражение Бонта, наряженное в белые холщовые штаны и тунику, не выглядит озадаченным. Значит, ни о чём не догадывается. Так будет лучше. Если раньше Вики думала, что проще сблизиться именно с ним, чтобы использовать образовавшееся доверие как возможность сбежать, то теперь она склоняется к Малю. Однако с ним теряется не только осторожность, но и сам рассудок. — Пошли, нам пора, — Бонт бесцеремонно хватает её за локоть, не слишком-то деликатно уводя от зеркала. Вики решает не возмущаться и не испытывать его хмурое настроение. Кто знает, что взбредёт ему в голову. Хотя он и добряк на вид — в тихом омуте всегда черти водятся. И он не исключение. Маль уже ждёт их внизу, скучающе облокотившись поясницей о комод со сложенными на груди руками. Он без рубашки, но Вики больше привлекает непривычный на нём глубокий синий цвет холщовых штанов. Сейчас, когда действие отвара полностью выветрилось, и будучи полгода буквально помешанной на культуре северо-восточных индейцев, а также индейцев прерий, Вики знает приблизительные значения цветов в их мифологии, но не уверена, из культуры каких именно племён взяты за основы здесь. Ведь все обряды, знаки, символы культа — сотканы из разных не то, что племён — даже стран. Они действительно еретики, как и было написано на том злополучном сайте, отвергнувшие многовековые устои. Поэтому Вики может только гадать их истинные значения. Например, её голубой — цвет женщин, чёрный — мужской, но ни на одном из близнецов нет ничего чёрного, возможно, и её рубашка имеет совершенно иное значение. Из-под кромки штанов Маля выглядывает длинная алая линия, будто нарисованная акриловой краской, — конец символа, скрывающегося под плотной синей тканью, что защищает жизненную силу так же, как и лента в её косе. Вики прекрасно знает, как трудно оттереть засохшую акриловую краску — её нужно оттирать как можно раньше, после попадания на поверхность, отличную от холста — и запросто может представить, с каким трудом придётся отскабливать это позже, но она быстросохнущая и не испачкает одежду, если сохранность этих тряпок ему хоть сколько-нибудь, да важна. Маль смотрит на неё по-обычному: в его глазах нет ни насмешки, ни интереса, ни влечения. Лишь непоколебимое спокойствие и сосредоточенность. Этот взгляд мгновенно выбрасывает Вики в первые дни её пребывания здесь. И ей совершенно не хочется ни говорить, ни спрашивать. Тревога тугим клубком собирается в лёгких и забирает себе весь воздух. Мир размывается до грузных сапог Маля, вышагивающего справа чуть впереди. Она следует за ними, не видя и не замечая больше ничего перед собой. На ней самой подобные ботинки в стиле бохо две тысячи десятых годов, что пихали во все журналы, сериалы и фильмы, словно отклик устаревшего хиппи. Невысокие каблуки мешают ходить по протоптанным тропинкам в деревне, а затем и по шишкам в сосновом лесу. Долго в таких по лесу не побегаешь. Близнецы продумали всë. Даже удобной обуви нет, чтобы передвигаться без опасения подвернуть лодыжку. А значит и им на одно очко спокойствия больше. Только подумав об этом, Вики тотчас спотыкается, наступив на небольшую, ещё зеленую не раскрывшуюся шишку, что тут же выскальзывает из-под ног, выводя её из равновесия. Маль подхватывает её под локоть и помещает обжигающую жаром ладонь на поясницу, готовясь в любой момент схватить за талию, если ей не повезёт снова оступиться. Было бы куда проще, если на его месте оказался Бонт. Его прикосновения не вызывают в ней ничего, в отличии… Вики останавливается, заметив свет от высоких факелов метрах в десяти от них. Среди деревьев виднеется начисто всполотая от травы поляна с высоким многовековым дубом в вечнозелёном лесу. Столько человек не было даже на свадьбе, сколько их там толпится сейчас. Наверняка это важное событие для всего культа, раз ради него прибыли люди и из соседних поселений, о которых Бонт упоминал недавно. Она не знает, почему предположила, что здесь есть жители соседних деревень, ведь их дом находится на самом отшибе, и даже выйдя во двор, крыши ближайших домов находятся метрах в семидесяти, если не больше. Но она точно знает, что среди этой наряженной в одинаковые одежды сотни, без сомнения есть и она. Маль оборачивается, почувствовав, что Вики больше не идёт в ногу с ним. Бонт не замечает заминку позади и подходит к одному незнакомому мужчине в культистской одежде, курящему в ожидании у одной из сосен. Она мельком замечает, как незнакомец делится с ним сигаретой, и Бонт наклоняется к факелу, поджигая скрученный край между зубов. Она готова найти любую причину: головная боль, тошнота, даже изобразить обморок — лишь бы не идти туда. Она не хочет чувствовать на себе любопытные взгляды, точно зная, что из-за положения обоих своих мужей в культе, они будут находиться в центре внимания. Вики не хочет думать, что среди тех людей-фанатиков, собравшихся ради очередного кровавого зрелища, есть и её мать, полностью влившаяся в жизнь еретиков. Потому что знает, что невольно, повинуясь порыву растерзанного в детстве сердца, будет искать её статное лицо, внимательный взгляд голубых глаз, невысокую фигуру, и только ещё больше причинит себе боль, если найдёт. Заботливая ладонь Маля внезапно прижавшаяся к щеке выводит из оцепенения. Вики смотрит на его озабоченное выражение, на опущенные уголки губ и печальный блеск в глубине почерневшей в темноте радужки, словно бы говорящий: «Я понимаю». Словно где-то глубоко внутри его осквернённого кровью сердца есть та же боль. То же предательство. Она пылко обнимает его, положив голову на обнажённую мужскую грудь. Тепло его тела согревает не только озябшую от прохладного ветра кожу, но и то, что не должно никак отзываться на его присутствие. Его руки осторожно смыкаются на её лопатках, и Вики кажется, что её укрыли крылья ангела, готовые защитить от всего мира. Ей не должно быть спокойно в его объятиях, она должна дрожать и трястись ещё больше, но вместо всего этого Вики чувствует только одно. Он рядом. Маль почти ласково заправляет выбившуюся из косы короткую переднюю прядь за ухо и говорит полушёпотом, почти полностью повторяя последнюю фраз Бонта перед выходом, из-за чего ей хочется вцепиться в него крепче, чтобы он не смог сдвинуться с места. — Идём, — он мягко отстраняет Вики от своей груди и подталкивает к тропе, — нас все ждут. На негнущихся ногах Вики плетётся рядом с ним, когда они подходят к уже докурившему Бонту, и вместе направляются к поляне. Отвлечением от пристального внимания культистов служит тот самый дуб, который удаётся разглядеть получше. Мощный ствол у корней разделён надвое в подобии арки. Это не похоже на два разных дерева, сросшихся со временем, нет, дуб вырос так самостоятельно. Словно проход в другой мир, войдя в который, ты уже никогда не станешь прежним. Тропа в забвение и вечное скитание по бесконечному лесу в одиночестве. Рядом с деревом, внимательно оглядывая что-то на земле, стоит высокий парень. Его длинные волнистые волосы белым покрывалом лежат на плечах. Серая копна Бонта меркнет в необычности по сравнению с этой абсолютной белизной. По всей видимости, люди с необычной внешностью здесь довольно частое явление. Он молод, едва ли старше её самой. Но когда он поднимает высокомерно-ленивый взгляд и неспешно осматривает её с ног до головы, словно она скульптура в музее, по усталости, скрывающейся за голубой радужкой, Вики кажется, будто он жил целые тысячелетия. Абсолютная безэмоциональность и пустота за красивой оболочкой. Вскоре и она станет такой же, если не выберется отсюда. — Приветствую, — кратко кивает им незнакомец. — Свои места вы знаете. Вики смотрит на нарисованный алой краской из баллончика знак триады с тремя широкими кругами, соприкасающимися с её концами, на земле, даже не пытаясь возразить или обвинительно оповестить, что на этот раз ей ни один из близнецов не удосужился ничего рассказать подготовки ради. Но долго ждать не приходится: не проходит и секунды, как Маль подталкивает её к левому краю треугольного символа. В спину слышится повелительный шёпот. — Не выходи из круга, пока тебе не скажут. И почему-то ей совсем не хочется спорить. Тем более проверять, что будет, если она всё же ослушается. Ничем хорошим это точно не обернётся. Сам он встаёт напротив, на другой точке основания. Бонт останавливается на вершине. — Испокон веков день подвластен людям, и создан он по подобию человеческой жизни. — Услышав разносящийся по поляне голос беловолосого незнакомца, Вики невольно сравнивает его звучание с пламенной речью Маля во время первого обряда. Но она не может не вслушиваться в каждое слово, пытаясь впитать каждый звук, слетающий с его губ. Мороз проходит по коже, когда он смотрит на неё, будто обращаясь к ней. Оттого и фразы выжигаются на подкорке сознания. — Восход — рождение, создание, инициация, начало нового дня, — с последним словом факел самовольно вспыхивает алыми всполохами за спиной Вики, заставляя её резко обернуться, а сердцу остановиться на целое мгновение. — Время женщин, матерей и младенцев. — Зенит — пик жизни, разгар дня, — когда оратор замолкает, выжидая долгую паузу, образовывается тишина настолько оглушительная, что в ушах непроизвольно начинается тихий гул, от которого вибрируют уши. Бонт снимает рубашку и бросает её на землю, и только тогда он продолжает, — Часы мудрости и чистоты. Не успевает незнакомец выждать ещё одну пафосную минуту, как Вики переводит взгляд, уже зная, о ком пойдёт речь дальше. Не нужно обладать незаурядными навыками мышления, чтобы сообразить, что олицетворяет он. Глядеть в две чёрные воронки напротив то же, что смотреть дьяволу в глаза, пришедшего за давно проданной ему душой. Он просто заберёт своё. И Маль тоже. — Закат — конец дня и начало ночи, — безэмоциональный голос оратора обжигает кожу холодом. — Пора, когда тьма вступает в свои права, от которой спасёт лишь дорога духов. Необычайно тяжёлыми шагами Бонт выходит из круга и направляется к дереву. Он поднимает десятилитровый глиняный кувшин, приставленный к стволу. Обильно, не жалея ни единой капли, льёт на мощные корни, уходящие глубоко в недра земли… Тошнота подкатывает к горлу, когда Вики понимает, что всё это — чистая кровь, переливающаяся ржавым рыжим в свете жёлтой луны. Густая и вязкая. Свежая. Наверняка это принадлежит животному или… или животному. Господи, кто это собирал? Она отворачивается, как только к носу подбирается сладковатый запах. Перед глазами плывёт, хочется уйти как можно дальше, чтобы не видеть и не чувствовать этого. Закрыть уши и громко петь, чтобы не слышать тошнотворного журчания. Или стошнить прямо здесь. Мурашки крадутся по спине и задерживаются на руках, вздыбливая короткие светлые волоски, как и отвратительный запах в ноздрях, что будто въедается в слизистую. Вики сглатывает тяжёлый ком в горле, вовсю стараясь не зажмуриться. Она снова смотрит на Маля. Он видит, что с ней происходит, замечает каждое мельчайшее изменение: подёргивание губ и застывшие слëзы в глазах. Он видит, знает, но не делает ровным счётом ничего. Потому что долг важнее. Всегда важнее. Ноги слабеют, но Вики не понимает за что только её организм сейчас держится. Лучше всего было бы грохнуться сейчас в обморок и не знать, что происходит вокруг. Но она стоит и стоит, и стоит, ощущая, как ноги врастают в землю, подражая корням этого чёртового дуба. Маль делает шаг к ней, и она почти уверена, что он уведёт её отсюда, наплевав на все правила. В его власти избавить её от всего этого. Успев напрасно расслабиться, Вики ясно ощущает прилив горького разочарования, растекающегося в груди, внезапно осознав, когда его рука смыкается поверх её собственной, что он просто перемещает её на место Бонта, а сам встаёт в круг восхода. Закат занимает освободившийся от орошения дерева Бонт. Теперь оратор находится почти прямо у её уха. Громкий голос бьёт по барабанной перепонке хуже барабанов во все предыдущие обряды. Вот, что она благополучно не замечала до сих пор. Барабаны. Их нет. Оттого и оглушительная тишина в перерывах между речью незнакомца на импровизированной сцене. Они будто боятся быть шумными. Будто не хотят быть услышанными. Но кем? Или...чем? — Солнце вместе с человеком проходят физический путь от рассвета к зениту. Для ребёнка — это взросление, наступление юношества. Для беременной — созревание новой жизни внутри её утробы. У женщин — период плодородия. Он кладёт холодную ладонь на плечо Вики с таким наставническим жестом, что она тут же хочет сбросить её обратно. Стресс переступает точку кипения и преобразовывается в желчный ком, который так и норовит выплеснуться наружу вместе с язвительным высказыванием. Она прикусывает щеку изнутри, оглядывая людей в капюшонах, окруживших их со всех сторон. Даже лучше, что их лица скрыты. Меньше соблазна искать мать среди них. Так можно представить, будто её и нет здесь вовсе. Отвлёкшись, Вики упускает момент, когда оратор вынимает нож из-за пазухи. Она едва не вскрикивает, но не может не ахнуть, внезапно услышав за спиной свист лезвия, разрезающего воздух, а заодно и конец её косы вместе с лентой. Вики никогда не имела очень густые и прочные волосы. Однажды они даже валились с головы клочками, во время сильного стресса перед первыми экзаменами в университете, и ещё целый месяц после. Но чтобы отрезать их вот так просто? Рассечь за мгновение словно надоедливую паутину в проходе? Что, если бы он промахнулся, или она дёрнулась раньше? Вики настороженно смотрит, как конец её косы приблизительно сантиметров на десять, приземляется прямо в сполотую землю под природной аркой, смешанную с кровью, и окрашивается грязным багровым. Если он однажды соберётся убить её, она даже не успеет понять этого. Полноценно выдохнуть получается только в момент переключения внимания незнакомца на Бонта. — К концу каждого дня солнце неминуемо склоняется с своему закату, и тогда приходят великие духи. Бонт принимает протянутый сине-фиолетовый цветок и с безразличным выражением лица крутит его за тонкий стебелёк между большим и указательным пальцами. Только внимательно приглядевшись, удаётся различить в раскрытом бутоне дурман — наркотическое растение. Долго не раздумывая, он засовывает эту дрянь в рот и тщательно прожёвывает. Первую минуту ничего не происходит, но затем он опасно пошатывается, чудом удержавшись на ногах, и крутит головой, разминая мышцы шеи. Зрачки затапливают радужку. Взгляд расфокусирован, и Бонту приходится старательно проморгаться, чтобы привести зрение в относительный порядок. Оратор оборачивается к Малю. — Духи, однажды пожертвовавшие своей плотью и кровью ради великого долга, защищают нас — своих потомков и верных соратников, красными нитями судьбы от лишённых душ тварей тьмы, вплоть до самого рассвета. Маль с лёгкостью вытаскивает правой рукой факел из земли и приближается к дереву. Всё же кровь была смешана с чем-то, потому что она молниеносно вспыхивает, стоит огню приблизиться к клочку волос. Пламя охватывает корни, распространяя свои алые языки вверх по стволу. И даже дойдя до верхушки, превратив в пепел некогда зелёные листья, оно тянется выше, словно пытается дотянуться до самого неба. Жар обдаёт тело, воздух вокруг нагревается, дышать становится невыносимо, особенно, когда дым проникает в лёгкие и оседает там плотным настилом. Вики едва не вскрикивает, когда Бонт бесстрашно и безрассудно шагает прямо в огонь горящей арки. Пламя скрывает его на целое мгновение прежде, чем его высокая фигура показывается на той стороне…совершенно невредимая. И в голове только один вопрос, колоколом ударивший в голову. Как? Но удивлена здесь только она одна, что пугает в стократ больше. Конечно она слышала, как во время славянских праздников люди свободно прыгают через костёр и нисколько не обжигаются, но перепрыгнуть — не полностью войти в огонь и позволить ему поглотить себя. Вики могла принять то, что небольшой огонь на конце какого-то веника из сухих трав, которым водят вокруг тела, может не причинить вреда, но это? Это просто, мать его, невозможно. Маль протягивает раскрытую ладонь с непоколебимой решимостью на лице. Нет. Она в жизни не пойдëт на это самоубийство. Лучше прыгнуть с крыши вниз головой и свернуть шею, чем испытать риск самосожжения. Вики качает головой и отступает назад, тормозя на краю линии краски. Нет, нет, пожалуйста. Пусть они накормят её этими наркотическими цветами тоже или бросят её насильно — сама она туда не сунется. Плевать, что она ведёт себя сейчас глупее ребёнка, что устраивает лишний спектакль зрителям, она не настолько поехавшая, чтобы испытывать судьбу и не настолько устала, чтобы сдаваться просто так и подписать себе смертный приговор. Если бежать сейчас, какова вероятность, что они её вырубят, как в прошлый раз? Всё лучше, чем это. — Огонь не враг тебе, Вики — успокаивающе шепчет Маль и приближается к ней с видом браконьера, ловящего умирающего зверя. «Да пошёл ты» — хочется выплюнуть в ответ, но дар речи покидает её тело. Он быстрее и сильнее — только поэтому она даже не пытается отступать. Тело бесконтрольно дрожит, стоит его рукам крепко обхватить талию и поднять, отрывая её ноги от земли. Вики впивается ногтями в его спину и чувствует, как он напрягается, чтобы сдержать болезненное шипение. Если огонь обожжёт хоть раз, она разорвёт ему кожу этими же ногтями, она клянётся себе в этом. А если понадобится, ещё и шею зубами прокусит. Первее всего приближение языков пламени ощущает спина, что покрывается холодным потом, чувствуя на себе жар дыхания огня. Вики крепко зажмуривается, вжимаясь лицом в сгиб шеи Маля, который дарит ей кроткий поцелуй в макушку. Но ни это, ни его абсолютное спокойствие не внушает ни капли ощущения безопасности. Судорожный вдох. Жар обволакивает со всех сторон, окутывает и забирает в свои объятия. Его касания так же ясны, как руки Маля на талии. Он ползёт по щиколоткам вверх, ловко пробираясь под подол тонкого платья. Она не дышит — боится пошевелиться, выпустить воздух, будто от этого дружелюбный настрой сменится кровожадной расправой. Лёгкие болят, лицо краснеет от сдерживаемого дыхания. Это длится всего лишь мгновение, ведь Малю не составляет труда сделать два широких шага, чтобы пройти под аркой и выйти с другой стороны. Но для Вики прошедшие секунды сопоставимы с вечностью. Она едва сдерживает слёзы облегчения, когда чувствует землю под ногами. С неверием оборачивается к горящему дубу, оставшемуся позади. Облегчение накатывает мощными волнами, и Вики закрывает лицо руками, сгибаясь пополам, чтобы затем опереться ладонями на колени и уже почти выпустить нервный смех от пережитого... Из глубины леса раздаётся нечеловеческий крик. Он пробирает своим жутким звучанием до самых костей. Господи. Торжественный голос оратора-незнакомца доносится следом, и его слова пугают не меньше. — Но настаёт время, когда даже духи уходят на покой, чтобы вернуться вместе с началом третьей эпохи с восполненными силами, следуя за новым правителем ночи. С разрушением нитей нас всех! Да будем мы сильными в эту кровавую неделю и не понесём потерь до летнего солнцестояния!