Seven

Тэхён его предал. Приручил, пригладил по головке ласковыми словами и бросил одного в больнице. Само собой, Чонгук обиделся на него за это. Ненадолго, правда. Так, на пару минут. А потом снова предлагал помощь, в чем угодно, хоть извозчиком быть: права есть, только машину снять нужно, и дело в шляпе. Но Тэхён почему-то его игнорирует. А Чонгук вот скучает. Поэтому добравшись пешком до офиса омеги на следующий день, Чонгук с легкостью откидывает мысль о сталкерстве. Это просто внимание и забота в ярком своем проявлении, не больше. Тэхён, судя по всему, заканчивает работать всегда самым последним. В здании уже нет ни одного светлого окна, когда омега выходит из него, одной рукой разминая себе шею — сегодня в обеих компаниях был тяжелый день и, о счастье, им с Тэхёном назначили совместные задачи по их сторонам, так что они даже общались сегодня! Только вот Тэхён никак не отреагировал на приглашение поужинать после работы. Альфу он замечает сразу же, встает, как вкопанный, забыв убрать руку с шеи, и смотрит на того сперва неверяще, а после как-то слишком уж приветливо. Чонгук не идет к нему, а подкрадывается, готовый дать деру, если Тэхён опять его хочет захамутать и сдать куда-то — ну не любит он больницы. И обижается, возможно, не минуту. — Тебе не был понятен мой отказ, когда ты предложил встретиться? Тэхён всегда говорит с Чонгуком так, будто не ждет ответов. В этот раз альфа уже заранее видит чертей на дне его глаз и решает лишний раз не тревожить их, поэтому смиренно молчит. — Я тебя реально в психушку могу сдать, ты преследуешь меня, Чон Чонгук. Не знаю, как у тебя на родине, но вот здесь дела с защитой прав омег обстоят очень выигрышно для нас. — Только если сможешь доказать, что ты был против, — ладно, возможно чертей в Тэхёне Чонгук тоже любит. Напряжение уходит из его тела, сменяясь на легкую улыбку. — А, то есть не понятно, что я против тебя в моей жизни? — Тэхён скептически вскидывает бровь, складывает руки на груди и снова обводит всего Чонгука взглядом. — Изыди прочь. Уходи. Гоу хоум, слышишь? Проваливай давай. И только попробуй пойти за мной следом или стоять под моими окнами, я реально вызову копов. Не дождавшись ответа, он разворачивается на пятках и спешно идет в сторону станции. Чонгук, само собой, идет следом за ним, с минуту молча разглядывая спину и слегка кудрявые волосы, спадающие на ворот пальто. — Почему у тебя нет машины, жемчужинка? Ты не любишь холод, — Чонгук заметил, что он всегда прячет руки в карманы по вечерам или обнимает ими кружку, когда доводилось работать в одном здании. — И тебе долго добираться такими кругами. Ответа нет, как и других действий. Тэхён просто идет вперед, будто не слыша Чонгука, но и обещанную полицию не вызывает. А альфа снова обводит его взглядом и пытается понять, что должно было случиться такого, чтобы омега перестал верить в любовь и преданность. На ум приходит лишь одно — его предали и разбили. — Преданность и предательство такие созвучные слова, это странно, — Чонгук вдруг начинает рассуждать вслух, увеличивая ширину шага, чтобы нагнать Тэхёна и идти почти что плечом к плечу. — Жалко, что одно другого лишает. Не расскажешь, кто случился с тобой? А Тэхён стойко игнорирует. Так ярко молчит, смотрит ровно перед собой, делая вид, что Чонгука не существует. — Я был, конечно, в отношениях, но они кончились. И тогда я понял, что хочу семью. Нужно, правда, будет стараться, чтобы огонек всегда горел, но это вполне себе выполнимо. Я хотел бы быть твоей семьей Тэхён, не просто хвостиком, а тем, кого ты будешь любить и кому покажешь себя в слабый момент, — Тэхён абсолютно игнорирует его, поэтому Чонгук вздыхает и идет несколько мгновений молча, не понимая, попал ли он в цель. — Я не предам, если дело в этом, клянусь тебе. Потому что знаю, что это такое: и меня предавали, и я как-то тоже, это паршиво со всех стор… Чонгук делает несколько шагов перед тем, как замечает, что Тэхён резко затормозил. Он непонятливо оглядывается на омегу и сам собой напрягается, будто готовясь сбежать — Тэхён выглядит, как бык, увидевший красную тряпку. Чонгук, правда, их никогда не видел, но уверен, что именно так они и выглядят: крылья носа расширяются на выдохе, глаза чуть прищурены и сверкают настоящей молнией. — Бежать? — Неловко улыбнувшись, Чонгук пятится, когда Тэхён вдруг начинает шагать прямо на него. — Яму себе копать, — Тэхён шикает, кажется, впервые настолько зло на Чонгука. — Ты что вытворял, сука? Повтори! — Тэхён, — медленно, будто перед животным, Чонгук вскидывает ладони вверх и всё также пятится назад, пока омега наступает. Вокруг, как на зло, лишь темные улицы за перекрестком, фонари в отдалении и ни одного человека. О смерти Чонгука вряд ли кто-то узнает. — Ты вообще хотя бы соображаешь? Чонгук, как ты смел изменять! Я знаю, что ты животное, которое офигенно трахается, но когда как ты мог так предать! Чонгук прикусывает себе губу, чтобы не перебить Тэхёна. — Ещё и считаешь это нормальным, ты же сам сказал, что разбивал людям сердце! Ты долбанный мудак, и таких как ты мир не должен выдерживать, вам в аду гореть дорога! Ублюдок! — Тэхён, — очередных нападок Чонгук не выдержит, поэтому окликает его. Настолько мягко, насколько вообще способен, стараясь придать голосу нежности и спокойствия. На Тэхёна действует моментом — видимо, голос для него многое значит. Чонгук сокращает те пару шагов между ними, что так старался сохранить, и касается руками щек омеги. Сразу же Тэхён пытается оттолкнуть его за запястья, но Чонгук сильнее, в этот раз не поддается. — Я никогда не изменял, пусть даже никогда честно и полно не любил. Я предал, когда от меня требовали постоянно быть рядом, каждую минуту, а я не хотел. Тогда меня обозвали предателем и я первым, впервые в своей жизни, разорвал отношения, — мягко улыбнувшись, Чонгук касается губами его переносицы, вжимается своей в лоб и прикрывает глаза, силясь почувствовать истинный запах своего омеги. — Я не он, слышишь? Я отдам всего себя. Ты уже видишь это, и даже не спорь. Останусь в этой чертовой стране ради тебя, оставлю там семью, друзей. Ты очень мой, жемчужинка, очень нужен. Вблизи Чонгук чувствует лишь сбитое после крика дыхание омеги. Обняв губами переносицу на мгновение, Чонгук отстраняется и заглядывает в глаза — и снова впервые Тэхён настолько растерян там. Смотрит, будто бы с мольбой, в ответ и, Чонгук почему-то знает, завтра будет ненавидеть себя за эту слабость. Чонгук опускается перед ним на колени, ещё не до конца обдумав это. Улица так и остается пустой, хотя вокруг поднимается небольшой ветер — цокнув на неудачную погоду, Чонгук тянет Тэхёна шагнуть к нему ближе, устроив руки на талии и упирается лбом уже в пах омеги, горячо выдыхая на тонкие брюки. Не встретив сопротивление на явное заявление, Чонгук влажно целует складку на бедрах Тэхёна, найдя сразу же очертания головки. Он не решается повторить этого, чтобы завтра к семи утра снова не скакать в химчистку, поэтому сразу расстегивает пуговицу и тянет собачку молнии вниз. Сегодня брюки он даже не спускает — хим-чист-ка в семь утра! — лишь приспускает белье и вытягивает из ткани ещё мягкий орган. Тэхён сегодня однозначно в каком-то странном настроении и снова игнорирует существование Чонгука. Тот, бросив взгляд с колен на него, замечает лишь, что омега смотрит куда-то, будто в даль, а вовсе не на альфу, который впервые в своей жизни будет делать минет. Как-нибудь об этом занятном факте Чонгук признается, но не сегодня. Складки кожи приятно прихватывать губами, они отдают горячим теплом тела, скрытого под одеждой. Припоминая, как любит ласкать сам себя, Чонгук сразу же добирается до выступающей головки и проводит языком по уздечке. Сразу же, не желая растягивать, он подталкивает орган рукой и дает головке погрузиться в рот. Чувство непривычное, но не странное. Всегда казалось, что брать член в рот — занятие неприятное, брезгливое, но сейчас Чонгук лишь удивляется тому, как интересно это ощущается на языке, как совсем нет брезгливости, а напротив, лишь желание сделать приятно, расслабить, дать собраться. Чонгук и правда полюбил, иначе не объяснить. Когда он старательно вбирает полностью, уткнувшись носом с теплую кожу лобка, Тэхён наконец отмирает — головы Чонгука касается рука. Не тянет, не бьет, лишь поглаживает по волосам, ровно над корочкой раны, которую вчера в больнице с подачи Тэхёна ему обработали. Чонгук закрывает глаза и растворяется в этих чувствах — своей яркой любви и блеклому, но чему-то ответному от Тэхёна. Он старательно двигает головой туда обратно, ощущая небольшую тяжесть от налившегося кровью органа, но все равно с легкостью давая тому скользить почти в глотку — каково делать такое альфе, если Тэхён однажды решится, Чонгук боится думать. Он выпадает из транса одинаковых движений, когда Тэхён легонько бьет по макушке. Не в рану. — Вставай, — Тэхён говорит тихо, почти неразличимо. Наверняка, будь Чонгук не таким приставучим, он бы захотел сбежать после этого разговора и обдумать все наедине с собой. Но Чонгук та ещё липучка. Чонгук сразу же поднимается на ноги и сканирует лицо — смятение и разбитость все еще присутствуют, Тэхёну точно нужен оргазм, чтобы хотя бы минимально расслабиться. — Жемчужинка, вызови такси, — то, что Тэхён безропотно достает из кармана телефон и открывает его, заставляет в Чонгуке что-то сжаться. Пока омега листает экраны в поиске приложения, Чонгук обвивает его руками и тянет к себе, всё-таки приспуская брюки ниже. Со своей одеждой альфа не церемонится вообще, закидывает ногу омеги на талию и, пока тот все ещё тыкается в телефоне, вжимается в него, чуть присаживается и плавно входит. Тэхён прикрывает глаза. Не стонет, не роняет телефон, не вскрикивает. Он просто прикрывает глаза, медленно выдыхает и снова открывает их, вместе со следующим толчком альфы, дозаказывая такси. У Чонгука есть лишь пять минут, поэтому когда омега убирает телефон в карман, он обнимает его, вжимает в себя и совсем не ограничивает себя, с каждым движением вторгаясь в любимое тело, заставляя встать на носочки одной ноги. Тэхён обнимает его за плечи, утыкается в одно из них лицом и лишь тяжело дышит, с каждым новым толчком будто притягивая альфу ближе. Дышать им приятно — Чонгук зарывается лицом в потрепанные волосы Тэхёна, утыкается носом прямо в ухо и тоже дышит, стараясь не зарычать или не застонать первым. Даже в этой мелкой игре он не позволит себе проиграть. Через десяток фрикций Тэхён кончает первым. В этот раз Чонгук имеет полное право поднять его в семь и заставить оплатить химчистку, но, конечно же, он этого не сделает. Хотя бы потому, что когда он хочет отстраниться, чтобы не кончить внутрь, Тэхён лишь сильнее притягивает к себе. Оргазм не сносит крышу, но разносит тепло по телу. Хочется лечь в кровать или ванну расслабиться, а не быть на улице, в десятке километров от хоть какого-то уюта. — Такси, — Чонгук шепчет, по внутренним часам определив, что осталась ещё жалкая минута. Он снимает с себя ногу Тэхёна, потерянного, даже не двигающегося. Сам поправляет на своем омеге одежду, лишь потом уже свою, и заглядывает в лицо, серьезно прикидывая, насколько Тэхён будет ругаться, если Чонгук поедет с ним, чтобы убедиться, что он хорошо доберется до дома. — Ещё десять минут, указал точное время, — Тэхён дергает уголками губ, но почти сразу перестает пытаться свести все к игре. Чонгук понимает это. Он улыбается для него, мягко, стараясь без слов поддержать. — Тогда иди сюда, — альфа легко обнимает его и садится прямо на асфальт, утягивая Тэхёна за собой и крепко прижимая, когда тот удобно устраивается на бедрах. Держать его в руках, чувствовать, что Тэхён нуждался в этом и с теплом альфы ему становится легче — нечто потрясающее. Чонгук довольно усмехается и целует его в пальто на плече, знает, что Тэхён не почувствует, но выплеснуть ласку просто необходимо. — Клянусь тебе, Тэхён, я буду таким же не только, пока бегаю за тобой. Я хочу любить тебя семь дней в неделю, дома, в нашем доме. Попробуй довериться в последний раз альфе, прошу. — Помолчи, — Тэхён шикает куда-то в шею альфы, но не двигается. Это уже огромная победа, поэтому Чонгук — покладистый, — молча соглашается с этим и дает себе просто насладиться минутами объятий, мягко поглаживая Тэхёна по голове. Такси и несколько прохожих застают их прямо в такой позе, но, видимо в Америке люди привыкшие к неадеквату, никто даже не обращает внимания. Чонгук поднимается с земли на затекшие ноги, придерживая поднимающегося Тэхёна за лопатки. Он вежливо открывает тому дверь в машину и, пока омега медлит, не решаясь сесть, целует его прямо на ветру. Завтра, наверное, герпес выскочит. — Отдыхай, жемчужинка, — Чонгук тяжело вздыхает, подталкивает его сесть, но сам остается на сильном ветре снаружи. Просит Тэхёна довериться, а значит и сам должен сделать это — поверить в Тэхёна и дать ему самому решить: принять их отношения или нет. Чонгук стоит посреди пустой дороги и смотрит на красные огоньки габаритов машины, чувствуя, как ветер почти что срывает с него куртку. Кажется, ещё немного, и вокруг начнется торнадо, но ему нет никакого дела до этого, ведь его сердце с каждым мгновением уезжает от него всего дальше и дальше.