Seven

Просыпаясь, поцелуя в ключицу Чонгук не чувствует. Но сразу вспоминает тот, что получил перед сном. Всё внутри тут же резко подскакивает, живот скручивает, и Чонгук уже ни разу не сонный вскидывает голову, находя взглядом Тэхёна. Свернулся, маленький, почти в калачик, прижав кулачком к груди одеяло, которое ночью полностью стащил с Чонгука. Альфа улыбается и укладывается на бок, вдруг понимая, что омега лежит головой на его руке. Он наблюдает за чуть выпяченными губами и подрагивающими ресницами, в очередной раз отмечая, насколько же Тэхён красивый. Будто сотканный из чего-то свыше. Чонгук обожает его, не меньше. Улыбнувшись от раздираемых чувств — а ему вот даже не стыдно быть "тряпкой", — он подается вперед и касается губами его переносицы. Хочется почему-то исцеловать его всего, пока спит. Воспоминания о вчера, о протянутой руке под ливнем, об аккуратном раздевании, о горячем душе, о всё той же руке, ведущей в сердце квартиры мелькают в сознании с каждым из поцелуев. Чонгук не следит за моментом, когда из груди начинает вырываться что-то тихое, похожее на рычание, он даже не сразу понимает, что шевеления на его руке и тихий стон появляются от того, что он разбудил омегу. — Ты меня сожрать решил? — Тихий голос раздается где-то в волосах, когда Чонгук добирается до тонкой шеи и путешествует губами уже по ней. — Ещё нет, оставлю сладкое на потом. Довольно сощурившись, он немного приподнимается, заглядывая в чуть отекшие и безумно сонные глаза Тэхёна. — Доброе утро, — Чонгук шепчет, улыбнувшись помятому виду омеги, и когда тот морщится, явно собираясь съязвить, что утро у него из-за Чонгука не доброе, альфа подается вперед и целует его в подборок. — Зубы в этот раз почистить не успел, так что… — Душка, — Тэхён смеётся ему прямо в кожу и вытягивается в струнку, подняв руки к изголовью и, Чонгук почти стонет, когда замечает вытянутые за носочками его ноги. — Ты приближаешь момент твоей кончины от моих зубов, — Чонгук хныкает и падает лбом на грудь омеги, которая тут же вибрирует от легкого смеха. — Всё-всё, не провоцирую. Мне хватило этой недели, ты буквально заебал меня, — Тэхён, всё ещё посмеиваясь, только уже со своих слов, вплетает пальцы в волосы Чонгука и мягко водит ими, почти что убаюкивая альфу. Чонгук согласно мычит ему — что правда то правда, — но не торопится сползать. На Тэхёне уютно, с его теплом хорошо, пусть и без одеяла, нагло украденного ночью. — Что они значат? — Из сонной пелены Чонгука выдергивают прохладные пальцы Тэхёна, коснувшиеся плеча и ведущие вниз по его татуировкам. — Целый рукав… Я и не замечал раньше. — На работе не особо приветствуют, — пристроившись щекой, Чонгук заглядывает Тэхёну в глаза, чуть провернув руку, чтобы тот мог увидеть больше изображений. — В них много смысла, в каждой. Сперва я сделал пару, но решил, что хочу дописать эту историю. Обычно в рукавах мало кто прячет смысл, но у меня его слишком много. — И? Это всё? — Тэхён, подняв брови, переводит взгляд на альфу. Почти тут же он легко хмурится, словно ответ Чонгука ему не понравился. — Пока что да, — альфа тянет уголки губ вверх и поворачивается губами к коже, легко ее целуя. — Тебе нужно знать больше обо мне, чтобы понять все смыслы. Попозже я обязательно всё тебе расскажу. — Ладно, — Чонгук следит, как Тэхён удобнее укладывается и прикрывает глаза, снова продолжая копошиться в его волосах. Вопросов больше не следует — это несколько напрягает альфу. Будто он обрубил любопытство Тэхёна и не дает ему больше спрашивать о себе. — Всё ведь в порядке? — Чонгук приподнимается, оперевшись рукой на матрас, и смотрит на чуть приоткрывшего глаза и смотрящего в ответ из-под ресниц омегу. — Это не в укор. Так получилось что мы знаем друг друга только настоящих, без прошлого и будущего. — Да, так вышло, — Тэхён склоняет немного голову, внимательно смотря на Чонгука. Вновь от его взгляда немного не по себе, но Чонгук старается не загонять себя. У Тэхёна были сложные отношения, конечно, он не сможет довериться ежесекундно. От легкого напряжения альфу отвлекает тихое урчание, исходящее от Тэхёна. Он сразу же улыбается — это ведь можно было забыть накормить своего омегу! — Что ты любишь есть на завтрак? — Чонгук отталкивается и садится на матрасе, не обращая внимания на свою наготу. — Я не привередлив в еде. Пожалуй, самое важное, что ее готовлю не я. — Тогда валяйся, — усмехнувшись, Чонгук наклоняется и снова целует его в подбородок, избегая губ. — Постараюсь скорее. — Не порежься только. — Не поцелуешь мне ранку? — Только если заплачешь, — Тэхён хитро улыбается, скосив на него взгляд. А Чонгук напущенно обиженно вздыхает, но почти тут же замирает, снова почуяв тонкий шлейф вишни. — Весь день бы дышал тобой, — он шепчет слова, вдруг почувствовав всю интимность момента. Сколько человек кроме него знают настоящий запах Тэхёна? По пальцам можно сосчитать, но Чонгук в их числе. Не устояв, Чонгук склоняется и снова тычется в жилку на шее носом. Глубоко дышит, пытаясь пропитать себя этой легкой сладостью, чтобы помнить ее, даже когда отойдет, но воздух словно разряженный стал, его не хватает просто катастрофически. Он замирает ровно на запаховой железе, мягко целует ее — помнит, насколько она чувствительная со вчера, — и только потом неспеша отвечает: — Не спрашивай, сам не знаю, что творю, — легонько, чтобы не причинить неприятных чувств, Чонгук трется о длинный бугорок кончиком носа. Тут же ему отзывается мягкий запах вишни — такой тонкий, словно от настоящей ягоды, которую только успел надкусить и пустить сок по пальцам. — Ты мой уже чувствуешь? — Он мурчит и не удерживается, влажно целует кожу, отчего Тэхён тут же шикает и дергается. — Чувствую, черт тебя подери, — омега хлопает его по плечам и шикает, когда Чонгук снова тянется следом за кожей. — Всё, иди давай. Пока не покормишь и не помоешься, к себе не подпущу! — Ладно-ладно, — Чонгук смеется ему в кожу и послушно садится. Бросив последний взгляд на домашнего, разнеженного и абсолютно голого омегу, он мечтательно вздыхает и поднимается на ноги. Не оборачиваясь, чтобы не видеть наверняка довольное лицо Тэхёна — вот если бы сам Тэхён перед ним голым щеголял, потому что Чонгук оставил его одежду в другой комнате, альфа был бы тоже счастлив, — Чонгук быстро ретируется в коридор и следом в ванную. Квартира, не удостоенная вчера его внимания, оказывается потрясающей. Чонгук, мельком озираясь, чувствует себя по-настоящему близко к Тэхёну. Местами он замечает фотографии с разными-разными людьми — должно быть Тэхён не собирает фото в альбомы, а вешает их на стены. Тумбочка с обувью, на которую садятся, чтобы обуться, даже украшена подушками. Всё вокруг — от цветов до мелочей, пропитано омегой. Настоящим, любящим, таким, который всё боялся показываться Чонгуку. Чонгук снова пытается осознать, что по-настоящему заслужил его доверие. От этого тянет улыбаться так, что щеки начинают ныть. В ванной одежда не ждет его сырой на полу. Чонгук замирает на входе, смотря на теплые трубы, где аккуратно развешана вся его одежда, даже боксеры. Вчера, пока он был в душе, Тэхён сделал это, чтобы сегодня Чонгук смог одеться во что-то комфортное для него. Он берет только белье и штаны, не решаясь трогать остальное. От такого простого акта заботы ему как-то нестерпимо внутри, всё скручивается, хочется вернуться и крепко обнять Тэхёна. И желательно не выпускать из рук весь день. Но сперва Чонгук его вкусно накормит. В холодильнике на небольшой, но уютной кухне Чонгук находит все для оладий. Не медля, он шарится по ящикам, всё ещё улыбаясь от факта, что ему можно делать это в доме Тэхёна, находит нужную посуду и ловко готовит тесто. Пока оно тихонько шкварчит на сковороде, рядом с подготовленными кружками закипает чайник, Чонгук ищет доставку цветов. Ему вдруг нестерпимо сильно захотелось украсить поднос с завтраком пионами. Они отлично впишутся в интерьер, да и самому Тэхёну очень подойдут. А ещё будут очень приятно пахнуть. — Чонгук, — голос Тэхёна заставляет альфу подпрыгнуть на месте. Он, как мальчишка застигнутый врасплох за кое какими делами, сразу прячет телефон за спину. — Ты рано! Неловко улыбнувшись со своей же реакции, Чонгук оглядывает хмурого, какого-то посеревшего Тэхёна с ног до головы. Он закутался в одеяло, но выглядит отнюдь не уютно. Будто пугающе. — Что-то… — Чонгук сглатывает ком, чувствуя совсем нехорошие изменения в омеге, — случилось? Он тянется к нему, подшагивает и вытягивает руку, хочет привлечь к себе. Такого Тэхёна хочется утешить и защитить, его словно кто-то обидел — настолько раненным он выглядит. — Нет, не трогай, — Тэхён напротив, делает шаг назад, уходя от прикосновения. Чонгук тут же опускает руку, но внимательно вглядывается. Он всего на короткое мгновение думает, что надо бы снять с огня оладьи, чтобы они не сгорели, но не может даже пошевелиться под таким взглядом. В Тэхёне, в его Тэхёне, который открылся вчера, что-то словно сломалось, хотя вроде только вчера он начал исцеляться. — Чонгук, пожалуйста, уходи, — слова звучат четко, Тэхён смотрит ровно ему в глаза. Всего три слова. Совсем не те, которые Чонгук очень хотел бы услышать. Его тройка застревает в горле криком, таким болезненным комом, от которого глаза становятся влажнее. Он смотрит в такие же у Тэхёна, но не ждет слов о шутке или улыбки. Почему-то Чонгук сразу осознает всю, на этот раз настоящую, серьезность и отношение Тэхёна к нему. К ним. Отведя взгляд, Чонгук судорожно выдыхает, стараясь сделать это не больно. Но тянет. Где-то в груди, в горле, в глазах, в голове. В душе, пожалуй. Он последний раз пробегается взглядом по сокровенному — по фотографиям на стенах, подушках в каждому углу, по стоящему среди своего пристанища голым под одеялом Тэхёном. Под пристальным взглядом Чонгук возвращается к плите, аккуратно выключает газ, чтобы не устроить тут пожар, и, больше не поднимая глаз, идет в ванную. Вещи, всего десять минут назад заставившие его сердце сжаться от любви, грубо стаскиваются с батареи. Чонгук даже не одевается, просто ступает в свои кроссовки, присаживается, чтобы завязать их, и встает, взглянув на него в последний раз. Тэхён даже не смотрит в его сторону. Как стоял недалеко от дивана, так и стоит, смотрит в стену, словно это не он сейчас разрушил одного человека, приручив его за день до этого. Чонгук прикусывает губы изнутри, до стреляющей боли, и, подхватив куртку, выходит из квартиры. Его не хватает, чтобы хлопнуть дверью. Ему больнее от беспокойства о том, запрет ли ее Тэхён на замок, будет ли он в безопасности. Как он спустился по лестнице, Чонгук точно помнит. Каждый шаг ему казалось, что нога соскользнет и он полетит кубарем вниз, хотелось бы, чтобы это было правдой. Попасть в больницу, возможно, удариться головой и забыть всё это, как сон. Но тело не подводит и Чонгук выскакивает задыхающийся на улицу. Воздуха не хватает. Он не знает, как дышать, когда не чувствуется вишня. От яркого солнца в глазах почему-то темнеет, Чонгук соскальзывает прямиком на асфальт, наверное бьется коленями о него, но не чувствует этого. Закрыв лицо руками, он кое-как немного вдыхает, но потом Чонгук со всех сил сжимает пальцами горло — лучше задохнуться, чем закричать.