...и ты тоже будешь летать

Ответ на вопрос «что делать?» в итоге действительно пришёл сам собой. Пришёл ночью, когда я проснулся в своём номере в холодном поту. Идти к колодезному домику мы решили на следующий день; должно быть, все в глубине души хотели отсрочить этот момент. Но теперь я уже точно знал: никуда вместе со всеми я завтра не пойду. Я пойду один. Ночью. Сейчас. Так было надо. Именно поэтому кошмар, который я только что увидел, был практически один к одному как тот, что я увидел в больнице двадцать семь лет назад. Правда, начался он немного иначе. Сначала я увидел Джорджи. Это был совершенно «классический» кошмар с его участием; я видел их нередко, и порой мне казалось, что во время таких снов я будто бы даже понимал, что я сплю. Джорджи то ныл, то орал, что я убил его, то звал меня туда, где «все летают», утверждая, что я непременно «тоже буду летать». Он протянул мне тот самый злосчастный кораблик, и, кажется, на этот раз я его взял. А потом Джорджи вдруг пропал. Точнее — сначала он превратился в жуткого маленького монстра, из тех, что в плохих ужастиках вылезают из шкафа и делают «бу». Потом этот монстр начал стремительно таять и превратился в большую кучу желе. Желе воняло дерьмом и канализацией, а куча всё булькала и булькала: И ТЫ ТОЖЕ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ БУДЕШЬ ЛЕТАТЬ БУДЕШЬЛЕТАТЬБУДЕШЬЛЕТАТЬБУДЕШЬЛЕТАТЬБУДЕШЬЛЕЕЕЕЕЕ... И тут появился он. Роберт Грей. Он улыбнулся мне, и я увидел ту самую улыбку Пеннивайза, но отчего-то не дрогнул, и это ему понравилось. Он был высокого роста — очень высокого, выше моего отца. И когда он подошёл ко мне и наклонился, я вдруг отчётливо понял, что сейчас будет то же самое, что произошло и в том сне двадцатисемилетней давности. В этот момент, кажется, я заорал, и, проснувшись, уже знал, что сейчас пойду туда. «Роберт Грей рад видеть своего сладкого котика в своём городе», или как там было... Суть была ясна. Роберт Грей звал меня. И, положа руку на сердце, это было абсолютно справедливо. В конце концов, виновником всего, что произошло тогда, двадцать семь лет назад, был именно я. Это мне хотелось докопаться до сути. Это я хотел узнать, кто оторвал (нет, не оторвал — откусил!) руку моему брату Джорджи. Во всём был виноват я. И я должен был всё это прекратить. Озноб бил моё тело. Мои руки дрожали. Тем не менее, я был преисполнен решимости. Я был преисполнен её настолько, что, казалось, вообще не думал. Если бы я думал, я бы непременно вспомнил, что «маргинальный Джейкобс» сказал «пригласит его с друзьями», но я действительно не думал. Я оделся и вышел из номера, а затем, быстро сбежав по ступенькам, тихо выскользнул из отеля. Администратор на ресепшене спала прямо в кресле, и я выдохнул с облегчением, увидев это. Выйдя на улицу, я обвёл взглядом окна отеля. В номере, где жила Беверли, горел свет, и это показалось мне немного странным. В остальных номерах было  темно. По ночам в Мэне бывает прохладно даже летом, и мне пришлось надеть куртку. Совершенно без задней мысли я сунул руку в карман... и похолодел. Что-то бумажное, но в то же самое время — твёрдое упёрлось в мою руку. Что-то похожее на... ...на фигурку оригами. Похолодев ещё сильнее, я вытащил это из кармана. Разумеется, это был кораблик. Тот самый кораблик двадцатисемилетней давности. Но отчего-то меня он больше не пугал. — Уймись ты уже, — сказал я вслух. — Я иду. — Ты с кем это разговариваешь? Я чуть не подпрыгнул на месте. Голос, произнесший это, отнюдь не звучал замогильно; напротив — он звучал очень знакомо и явно принадлежал Ричи. Я резко обернулся, уставившись на него. — Ты чего тут? — спросил я, стараясь говорить как можно более небрежно. — Не спится, — он развёл руками. — А ты? — Да, т-т-тоже самое, — я от души проклял своё заикание, традиционно выдававшее меня в самый неподходящий момент. — Куда-то собрался? — Ричи внимательно посмотрел на меня. Как многие близорукие, он щурился даже в очках. — П-п-прогуляться хочу, — выпалил я первое, что пришло в голову. — Ночью? — Ну да, а что такого? Ричи покачал головой. — Ты что-то чуть ли не на каждом слове заикаться стал, — не сводя с меня глаз, сказал он. — Д-д-да я как бы и заикался... — Не так сильно, как сейчас. Не плохо тебе? Я отмахнулся: — Н-нет, что ты, нет. Только сейчас я заметил, что Ричи внимательно смотрит на то, что зажато в моей руке, и мысленно чертыхнулся. — Б-бумажка какая-то, — пояснил я и быстро сунул кораблик обратно в карман. А затем добавил: — Ну, я пойду. Больше всего я сейчас боялся, что Ричи пожелает пойти со мной, но, к счастью, этого не произошло. Ричи лишь снова кивнул в ответ. — Хорошей прогулки, — сказал он. — И осторожнее там. — В смысле? Ричи развёл руками: — Ну, это Дерри. Сам понимаешь. Я посмотрел ему в глаза. — Спасибо, — сказал я и быстро пошёл по направлению к дороге. Идя к дому, я вдруг подумал — а что, если его уже нет на месте? Ведь никто из нас даже не удосужился этого проверить. — Герои, блядь, — в сердцах сказал я. Дорогу к дому я прекрасно помнил. Отчего-то я вообще прекрасно помнил все дороги в этом сраном городе — и, казалось, не мог забыть, даже если бы очень захотел. Мне до самого конца казалось, что, возможно, дома там давно нет — и, сказать по правде, в глубине души я, наверное, этого и хотел. Но ничего подобного с домом не произошло. Он стоял там же, где и двадцать семь лет назад. И, кажется, совершенно внешне не изменился. — Классно выглядишь, — усмехнувшись, сказал я дому, а затем, сжимая в кармане кораблик, пошёл к двери. Я не до конца понимал, что я делаю, но отступать было уже некуда. Победить Оно нельзя. В этом я был глубоко убеждён. Возможно, с ним получится договориться. Как бы там ни было, другие не должны были страдать. Не что, чтобы ощутить себя увереннее, не то, чтобы ещё сильнее испугаться, я отчего-то придумал себе, что не нужно оборачиваться, и уже почти дошёл до старой трухлявой двери, ведущей внутрь, когда вдруг услышал: — Далеко собрался? Это был Майк, и когда я обернулся, я увидел, что он не один: все были  в сборе. — Вот блядь, — сказал я и посмотрел на Ричи. — Пидорас ты. — От пидораса слышу, — немедленно отреагировал он. — Знаю я этот твой синдром супермена, прогуляться он решил, ага. Бен и Беверли стояли рядом с Майком и так странно жались друг к другу, что я моментально понял, почему в её номере горел свет, и мысленно проклял себя за то, что вечно шатаюсь где-то не там и вижу что-то не то. — Мы с тобой, — сказала Беверли. Голос её звучал пафосно. Судя по тому, как она прижималась к Бену, авторство злосчастной открытки было ею успешно установлено. Эдди молчал. Его губы дрожали. Ему явно было страшно, очень страшно, но, тем не менее, он был здесь. Я хотел было сказать что-то на тему того, что я всё это начал, и я виноват и прочее идиотское «бла-бла-бла», но Ричи предупреждающе поднял руку. — Иди нахуй, Билл, пожалуйста, — сказал он. — Вот просто иди нахуй. — Только после тебя, — огрызнулся я. — Так мы для того и здесь, — подытожил Майк, и я подумал, что в другой ситуации это, наверное, было бы очень смешно. Я никогда не верил в сверхъестественное; даже после тех кошмарных событий двадцатисемилетней давности я зачастую успокаивал себя тем, что, должно быть, был слишком напуган и оттого мне показалось, что я увидел больше, нежели было на самом деле. Иногда мне казалось, что это действительно Генри убил всех, а всё остальное было просто плодом моего воображения. Наверное, отчасти ещё и по этой причине я старался об этом не думать. Всё это противоречило моим убеждениям и разрывало мою картину мира. А я очень не любил подобное. И вот теперь мне предстояло снова дать своей картине мира треснуть. Она уже начала трескаться хотя бы потому, что внутри колодезный дом был намного больше, чем снаружи. Именно так это и было тогда, двадцать семь лет назад. Именно об этом я так старательно силился забыть. В доме плохо пахло; однако то был вовсе не запах дерьма, а скорее запах сырости и старости. Не только сырости и старости. Была тут и иная примесь. Запах смерти. Тот самый. Я уловил его очень отчётливо, и это едва не заставило меня содрогнуться. Впрочем, подумал я, было бы скорее странно, если бы его здесь не было. Дверь за нами захлопнулась сама, и это, как ни странно, совершенно не удивило. — Нам опять нужно лезть в колодец? — это был Эдди, голос его дрожал. Он явно не хотел лезть в колодец, не хотел, пожалуй, сильнее, чем кто-либо другой из присутствующих, и в этот момент мне вдруг стало отчаянно его жаль. — Придётся, — ответил Майк. Он выглядел спокойным, и это с одной стороны внушало уверенность, а с другой — я не разделял его энтузиазма. Раз уж Майк всё-таки оказался здесь, он будет пытаться провести ритуал, подумал я. А я был совершенно и полностью убеждён, что он не поможет. — Херово, что придётся лезть туда, — сказал Ричи. — Я, знаете ли, не гимнаст. Я встретился с ним взглядом. В тринадцать лет уж если кто-то из нас и мог называться гимнастом, то только Ричи. Он был гибким и виртуозно лазил по деревьям. Спуститься в колодец же для него не представляло ни малейшей трудности, в отличие, скажем, от страдающего лишним весом Бена, который чуть было не отдал богу душу, страдая одышкой. — Странно, что ты — и не гимнаст, — ответил я, чтобы разрядить обстановку. — Впрочем, с тех пор много воды утекло. — Виски утекло ещё больше, — грустно ответил Ричи. Он произнёс это очень тихо — так, что, кажется, расслышал только я, и я тут же посочувствовал ему: о проблемах с алкоголем мне было известно не понаслышке, и был период, когда я закладывал каждый день. Каким образом мне удалось в то нелёгкое время написать несколько вполне себе неплохих книг — это осталось для меня загадкой до сих пор. За последний месяц я надирался в говно дважды... или трижды.. Я  подумал, что если вдруг по какой-то блядски счастливой случайности мне удастся выбраться отсюда живым, я никогда больше не стану пить. Вообще. Бросаться подобными обещаниями на публику мне традиционно виделось глупым, но то было обещание самому себе, а не кому-то, и я отчего-то был свято уверен, что сдержу его. Мы были уже у колодца, когда услышали звук, напоминающий топот ног. — Вы это слышали? — спросил Эдди. Он весь дрожал. — Н-не знаю, — ответил я и тут же подумал, что, кажется, мне лучше не говорить вообще ничего. — Здесь кто-то есть, — сказал Майк. — Кто-то ещё. — Ты думаешь, это... — глаза Эдди расширились, и теперь он напоминал персонажа аниме, а ещё — себя в детстве. — Нет, — покачал головой Майк, — я так не думаю. Звук, напоминающий топот, снова раздался, но теперь он был уже ближе, и следом за ним раздался другой; теперь это был вой. Это не был вой животного или какого-то другого существа; это определённо был звук, издаваемый человеком. Вой повторился — с ещё большей силой, и в следующую секунду то, что издавало его, предстало между нами, и я увидел совершенно безумное лицо с вытаращенными глазами и оскалившимся ртом, который был полностью беззубым. На какое-то мгновение я уже почти успел поверить в то, что передо мной был монстр, но нет: это был человек. — А-а-а-а! — орал он. — А-а-а-а! Патрик, смотри, Патрик! Я отомщу за тебя, Патрик! Существо вытянуло руку, в которой был зажат нож, и снова заревело, а потом — бешено расхохоталось! — Патрик! — вопило оно. — Смотри, Патрик! — Это же... — только и успел проговорить Майк, увернувшись от ножа и пытаясь схватить то, что продолжало неистово им размахивать. — ...Генри Бауэрс, — закончил я. Услышав своё имя, существо повело ноздрями и на какое-то мгновение замерло. — Вы убили моего Патрика, мрази, — плаксиво проговорило оно. — Вы убили его. Но я его нашёл... я нашёл! Он теперь здесь, со мной! Смотри, Патрик, смотри, как я сейчас их разделаю! Позже, вспоминая всю эту нелепую, гротескную до ужаса сцену, я недоумевал, почему же мы сразу не схватили его... и не мог найти ответа. Генри продолжал что-то вопить, обращаясь в невидимому Патрику, Майк был первым, кто бросился на него — и тут же получил ножом по руке. Воспользовавшись этим, Генри оттолкнул его и бросился на Эдди, повалив его на пол. Эдди тут же заорал и начал отпихивать Генри от себя. В следующий момент Ричи, схватив с пола что-то похожее на камень, огрел Генри по голове. Воспользовавшись этим, Эдди выхватил у Генри нож и воткнул ему в живот. Проскулив что-то нечленораздельное, Генри распластался сверху на Эдди и потерял сознание... или умер. Этого мы сразу не поняли. Я стащил его с Эдди. Он ещё дышал. С вытаращенными от ужаса глазами Эдди воткнул нож в живот Генри ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. — Сука! — орал он. Слёзы катились по его худым щекам. — Сука, сука, сука! Генри больше не дышал, и я со злостью подумал, что он отправился наконец к своему ненаглядному Патрику. К этому человеку я не мог испытывать сострадания, даже когда бы очень сильно захотел. — Он умер, — сказал я, обведя глазами лица остальных. — Он больше не дышит. Эдди недоверчиво покосился на меня: — Точно? — Точно. Эдди всё ещё колотило. Ричи стал успокаивать его. Тот самый булыжник по-прежнему был в его руке. Беверли смотрела на всё это с нескрываемым презрением, и в этот момент мне вдруг отчаянно захотелось взять у Ричи булыжник и приложить им Беверли. — Не случайно ты на новости про тот пожар наткнулся, — сказал я Майку. Тот горько усмехнулся в ответ: — Твоя правда. Я кивнул: — Идёмте дальше. Эдди ковырнул ногой труп Генри — будто желая убедиться, что тот не восстанет внезапно из мёртвых, как в плохих ужастиках, но ничего подобного не произошло. Генри по-прежнему лежал, проткнутый ножом в нескольких местах. Его глаза были выпучены, рот открыт, и он напоминал какую-то гигантскую уродливую жабу. — Идёмте, — повторил я. На какой-то момент мне вдруг показалось, что все остальные, за исключением, пожалуй, Майка, сейчас пошлют меня к херам и скажут, что всё, с них хватит, они сейчас же, немедленно выйдут из этого сраного дома и дружно разъедутся по своим Омахам, Чикаго и Нью-Йоркам, но никто не сказал ничего подобного. Эдди всё ещё трясло, и Ричи приобнял его. Дом вызывает галлюцинации, это все мы прекрасно помнили. Галлюцинации, которые практически невозможно описать. Спустившись в колодец, мы оказались в самом настоящем царстве кошмаров. Майк велел нам всем взяться за руки, чтобы можно было провести тот самый ритуал, который и должен был вернуть Оно туда, откуда оно и прибыло в этот мир. Взяться за руки нам не удалось: стены вдруг начали трястись, вращаться, будто какой-то старый раздолбанный иллюзион. Майк начал орать, что Оно нарочно вызывает все эти галлюцинации, и нам следует крепко держаться за руки, но это не подействовало, ничего не получилось, и я совершенно не был этому удивлён. Хитрая и проницательная тварь, появившаяся неведомо откуда, знала о нас всё, и было бы странно думать, что мы можем обмануть её. В прошлый раз нам помогла ярость. Теперь же её, кажется, с нами не было. Когда стены перестали трястись, я вдруг очутился один посреди какой-то тёмной комнаты по колено в воде и уже знал, что случится дальше и кого я здесь увижу. — Ну иди сюда, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Иди. Забери свой кораблик. Вокруг было тихо, никого не было, Джорджи не появлялся в своём жёлтом дождевике, из воды никто не выныривал. Было тихо, слишком тихо, как будто во сне. Быть может, я сплю, и мне всё это просто снится? — Иди, — повторил я, будучи уверенным, что сейчас увижу Джорджи. И в следующий момент я чуть не заорал. — Он стукнул кулаком об стол, крича, что призрак вновь пришёл. Я резко обернулся на месте. Вода куда-то ушла, и я стоял на сухом полу. Передо мной стоял не Джорджи, а другой ребёнок. Это был я в тринадцать лет. Фигура, черты лица — всё это было один к одному, как у тринадцатилетнего меня. Только выражение лица было совершенно другим. Оно было злым и холодным, а само лицо — неестественно бледным. — Привет, бездарное чмо, — сказал этот ужасный тринадцатилетний Билл, растягивая губы в отвратительной, злой улыбке. — Всё кормишь публику своим второсортным писевом? Я едва не попятился. Злобному маленькому Биллу это явно понравилось, и он снова заулыбался. — Как делишки, мразь? — поинтересовался он. — Всё отправляешь маленьких мальчиков на смерть? Ты ведь так любишь это делать, правда? Только теперь ты делаешь это в своих бездарных книжонках! — П-п-пошёл ты... — П-п-пошёл ты! — перекривил меня маленький Билл; улыбка на его лице теперь напоминала откровенный оскал. — Неврологи не помогли тебе, правда? И логопеды тоже? Бедный маленький Билли. Лживый Билли. Убийца Билли. — Я н-н-не убийца. — Убийца. Убийца и трус. Ты ненавидел его. Ты хотел избавиться от него. — Это неправда. — О нет, это как раз правда, — маленький Билл вновь отвратительно рассмеялся, а затем вдруг извлёк из кармана куклу в жёлтом дождевике. Кукла начала расти на глазах, пока наконец не превратилась в Джорджи. — Привет, Билли, — сказал Джорджи кукольным голосом. — Хочешь шарик? Мы все здесь летаем, и ты тоже будешь летать! — Будешь летать! — тут же подхватил маленький Билл. — Будешь летать, будешь летать! Ты должен был летать, Билли, именно ты! Ты притащил их всех сюда, ты, ты, ты! — Потому что искал того, кто убил меня! — кукольным голосом выпалил Джорджи. — Да, да! — кивнул маленький Билл. — Ты искал его убийцу, хотя сам и был убийцей! И ты привёл их всех сюда, привёл летать, привёл летать! — Так что идём летать, Билли! — радостно заорал Джорджи, хлопая в ладоши. — Ты тоже будешь летать, будешь летать, будешь летать... И тут меня вдруг осенило. — Хорошо, — сказал я. Джорджи и маленький Билл внезапно заткнулись — так, словно внутри них внезапно села батарейка. — Я буду летать, — сказал я. — Только пусть мне об этом скажет Роберт Грей... — Что-о-о? — ...он же Боб Грей, он же Пеннивайз, Танцующий Клоун. И всё вдруг исчезло. Джорджи и маленький Билл, пискляво хохоча, удалились, комната исчезла, и я вновь оказался в помещении, напоминающем гигантскую пещеру. Повсюду воняло дерьмом. Я увидел остальных — Майка, Ричи, Эдди, Бена и Беверли. Вероятно, до этого каждый их них видел какой-то свой персональный кошмар, и сейчас древнее зло, в логово которого мы уже второй раз за свою жизнь так бесцеремонно ворвались, вновь позволило нам собраться воедино. Откуда-то издалека послышался смех. Клоунский смех. Он приближался и нарастал и наводил ужас, от которого было впору обделаться на месте, но сейчас я обделываться на собирался. — С клоуном я говорить не буду, — громко сказал я, ни разу не заикнувшись. — Мне нужен Роберт Грей. — Ты чего несёшь? — не понял Ричи. Выглядел он основательно помятым, а стоявший между нами Эдди — грязным; вероятно, пока я вёл беседы с кукольным Джорджи и маленьким Биллом, Оно снова искупало Эдди в его любимых нечистотах. — Это что за хрень ёбаная, а? — Роберт Грей, — повторил я, — я здесь. Клоунский смех прекратился; теперь вместо него слышались шаги. Грузные гигантские шаги. — Я здесь, — ещё увереннее проговорил я, — и я буду летать. — Билл, это что за хрень... — начал было Майк. Он не договорил. Шаги затихли, и Роберт Грей вдруг появился между нами собственной персоной, будто выросши из-под земли. Он выглядел так же, как в моих снах. Это был человек — и в то же самое время не человек. Он взглянул на меня и улыбнулся, и в улыбке этой я увидел клоуна Пеннивайза, а в его глазах — Джорджи, маленького Билла, Генри Бауэрса и своего отца. — Мой сладкий котик вернулся, — сказал он, не переставая улыбаться. — Что ж, я слушаю тебя. Что ты хочешь мне сказать? Он улыбнулся ещё шире, и из глаз его полилась кровь, прочертив на щеках красные дорожки клоуна Пеннивайза. Я хотел было ответить, но звук предательски застрял в горле, а Роберт Грей продолжал улыбаться, и зубы его теперь были длинными и острыми как у акулы. — Он стукнул кулаком об стол, крича, что призрак вновь пришёл, — сказал Роберт Грей; зубы его уже были все в крови. — Ты плохо учил скороговорки, Билли, оттого тебе так трудно говорить, — он покачал головой. — Так чего же ты хочешь? — Я хочу летать, Роберт, я готов. Роберт Грей протянул руку. Костлявые шелестящие пальцы коснулись моей щеки. — Вы все здесь летаете, — проговорил я, с трудом подавляя отвращение. — И я тоже буду летать. — Мой сладкий котик перевоспитался, — Роберт Грей ухмыльнулся, сплюнув кровью. — Это очень хорошо. Я снова взглянул в его глаза, которые теперь были полностью обведены кровью: — Убей меня — и покончим с этим. Остальные не при чём. Убей — и отправляйся спать. Ты уже наелся. Ты ждал только нас. — Ты прав, я наелся, — Роберт Грей расплылся в улыбке. — И я действительно ждал только вас. Говоришь, убить тебя и оставить остальных в покое? — Именно. Ты ведь это предлагал. Тогда, двадцать семь лет назад. Когда мы были детьми. Теперь моя очередь. — Вот это реверс, — рассмеялся Роберт Грей. Зубы его то становились нормальными, то вдруг снова начинали выглядеть как акульи, и сам он будто бы мерцал. — Так ты действительно хочешь умереть, Билли? Он придвинул своё лицо к моему, и я с ужасом подумал, что сейчас тот жуткий момент из моих снов станет реальностью. — Да, — ответил я. Зубы Роберта Грея вновь стали акульими, и с них опять закапала кровь. — Будь по-твоему, — сказал он, и зубы его начали выдвигаться из внезапно ставших огромными челюстей. — А теперь позволь мне поцеловать тебя. — Может, тебе ещё и жопу подставить, извращенец ёбаный? Я замер на месте. Это был Ричи. Разумеется. — Я, между прочим, тоже хочу умереть, — сказал он. — Или летать, как ты это называешь, — он повернулся к Грею. — Ну же, давай. Убей меня тоже. Внутри у меня всё оборвалось. Ричи, какого хера... — Я тоже хочу умереть, — сказал Майк, вставая рядом с нами. — И я, — практически в один голос сказали Бен и Беверли. Я понял, что они пытаются сделать. Понял в ту же секунду. Оно наелось, оно выдохлось, у него, вероятно, осталось мало сил... И тут я понял, что один из нас не вышел. Взглянул на Эдди, я увидел, что он стоит на месте, истерически мотая головой. — Я не хочу умирать! — заорал Эдди. — Не хочу, не хочу! Вам надо — вы и умирайте! Грей посмотрел мне в глаза, лицо его тотчас будто бы стекло вниз, и теперь перед нами стоял клоун Пеннивайз. — Малыш Эдди шалит, — сказал он, качая головой. — Мне придётся наказать его. И, оскалив свои акульи зубы, Пеннивайз ринулся за ним.