Друг человека, или Инспектор, Который выжил

Эпизод 5 ( Соната) Несколько месяцев спустя, в один теплый майский субботний вечер, инспектор в очередной раз как бы случайно оказался возле особняка Жильнорманов – Понмерси. Вернее, сам бы он обязательно сказал, что это проказник Кадо привел его сюда «по следу» (или по привычке?), но, на самом деле, его ноги как-то сами свернули по уже хорошо знакомому маршруту. Его смена закончилась, и Жавер мог себе позволить никуда не спешить. Узнав от Баска, что ни Мариуса, ни его деда нет дома, он хотел было повернуть обратно и зайти в другой раз, но его внимание привлекли звуки музыки, доносящиеся из малой гостиной. Он подошел к дверям, да так и застрял на пороге как вкопанный. Козетта сидела за роялем и играла что-то невообразимо легкое, воздушно-эфемерное, и в то же время необычайно проникновенное, буквально берущее слушателя за душу. Это была «Лунная соната», написанная уже четверть века назад Людвигом ван Бетховеном, но инспектору такие подробности были неизвестны. До недавних пор мир музыки и его собственный мир существовали параллельно, никак не пересекаясь. Да и сам мир Жавера, что в Тулоне, что в Монтрейле, что первые годы в Париже, не очень-то отличался разнообразием. Но год назад этот мир рухнул, и теперь на его обломках медленно, но верно возводился новый, непривычный; которому, благодаря все тому же семейству, в чьем доме он сейчас находился, предсказуемость и однообразие отнюдь не грозили. - О, месье Жавер! Простите, я увлеклась и не заметила, как вы вошли, - спохватилась юная мадам Понмерси, когда последние аккорды смолкли. – Надеюсь, вам не пришлось долго ждать? - Нет, мадам, - Жавер, казалось, не успел еще вернуться «с небес на землю», - если кто и увлекся, так это я. Я… никогда раньше ничего подобного не слышал. Вы очень хорошо играете. - Да ну, пустяки, - чуть покраснела Козетта, еще до сих пор не привыкшая к комплиментам. – Меня, конечно, учили музыке, как и всему тому, что должна уметь благовоспитанная девица, но не могу сказать, что я сильно преуспела. Многие пансионерки в нашей обители играли гораздо лучше меня. - В обители? - Ну да, - окончательно смутилась Козетта. – Я обучалась в закрытой школе при монастыре. Разве вы не знали? Вроде бы мы общаемся уже довольно давно, я думала, кто-нибудь из наших хоть раз да упомянул в разговоре… - Постойте! - инспектора осенила внезапная догадка. – А монастырь этот был случайно не Малый Пикпюс? - Да, действительно. Но откуда вы… - Я идиот... - Пардон? (Козетта уже решительно ничего не понимала.) - Зная его, я должен был догадаться… Неудивительно, ведь для этого человека не было решительно ничего невозможного!.. И все же я не сопоставил факты, и потерял след на долгие годы… вот поэтому я идиот! - Погодите, месье Жавер, - до Козетты начал доходить смысл инспекторских терзаний. – Вы имеете в виду нас с отцом? То, что мы несколько лет прожили в монастыре и вы не могли нас найти в городе? Но…разве вам до сих пор жаль, что так все сложилось? Что вам не удалось нас задержать? В ее взгляде было столь неподдельное изумление, что Жавер не выдержал и отвел глаза в сторону. - Нет, мадам, - очень тихо произнес он, наконец. – Теперь – нет. И не только из-за Валь…вашего отца. Вы тоже заслуживали лучшей доли, чем быть отданной в казенный приют. - Думаете, там мне было бы еще хуже, чем у Тенардье? Инспектора передернуло, будто от пощечины. За последнее, довольно благоприятное время как-то забылся тот факт, что не у него одного было тяжелое детство. - Не думаю…пробормотал он, не поднимая глаз. – В приюте вы, конечно, были бы худо-бедно накормлены и одеты, но, поймите меня правильно, я сам рос в подобном заведении, и отнюдь не желал бы вам такой участи. Слава Богу, что на вашем пути встретился такой человек, как Жан Вальжан. Мне в этом плане повезло меньше – я не встретил в свое время нужного человека… Но, прошу меня простить, мадам Понмерси, я не хотел ворошить былое… - Эфрази. - Простите?… - При крещении мне дали имя Эфрази. Сомневаюсь, что вы стали бы называть меня детским домашним прозвищем; но хотя бы полным именем-то можно. «Мадам баронесса», как и «господин инспектор», звучит слишком холодно и официально, а мы ведь не чужие люди… во всяком случае, я так думаю, не так ли? - Хорошо… Эфрази, - эхом отозвался Жавер. - И не смотрите на меня так, будто в чем-то провинились передо мной: ведь в том, что я попала к Тенардье, вашей вины нет – вы тогда о моем существовании и не подозревали, а что до того, как мне у них жилось…согласна, воспоминания не из приятных, но, с другой стороны, кто знает, что бы выросло из меня, вздумай они воспитывать меня как родную! Чему бы я от них научилась? Я ведь слабохарактерная, и не смогла бы, как Гаврош, идти наперекор, плыть против течения, - тут она взглянула на ушедшего глубоко в свои мысли инспектора, - или как вы, месье Эмиль. Вот вы смогли, и это, на мой взгляд, достойно восхищения… От услышанного впервые за долгие годы своего имени Жавер вздрогнул. - Восхищения… - с горечью отозвался он, сцепив по привычке руки за спиной и отвернувшись к окну, будто городской пейзаж за стеклом занимал его в данный момент больше чего бы то ни было. – К сожалению, мад…Эфрази, вы далеко не все обо мне знаете, иначе не только не стали бы восхищаться, но и указали бы мне на дверь… и были бы правы! Вряд ли Вальжан рассказывал вам об обстоятельствах, повлекших за собой смерть вашей матери, но фактически….фактически именно я виновен в… - Довольно! - с несвойственной ей решительностью пресекла сбивчивую речь инспектора Козетта. Обойдя рояль, она подошла к Жаверу и взглянула в его лицо, которое, наконец, лишилось своей вечно непроницаемой маски. – Не надо так ни говорить, ни думать! Отец успел до своей кончины рассказать мне о жизни и смерти моей матери. Поверьте, даже если бы вас там не оказалось, ее все равно не удалось бы спасти – у неё была скоротечная чахотка. Достаточно того, что отец столько лет считал себя виновным в тех тяготах, которые выпали на ее долю после увольнения с фабрики. Ни его, ни вас я никогда виновными не считала и считать не буду!.. – от волнения юная баронесса даже повысила голос, чего почти никогда не делала. Жавер с ужасом почувствовал, что его руки чуть заметно дрожат. - Понимаете, - продолжила Козетта, чуть успокоившись, - бабочки долго не живут. - Я не понимаю…- меньше всего Жавер ожидал услышать такие странные слова. - Знаете, я мало что помню о маме, но мне врезался в память момент, когда мы с ней идем по дороге в Монфермейль, а вдоль нее – поля, луга, покрытые цветами, и бабочки перелетают с цветка на цветок….Так вот, мама всегда мне казалась такой прелестной, хрупкой бабочкой, порхающей по нашей грешной земле. Но, к сожалению, век бабочки короток; наступают холода, дожди, ветер…Моя мама была доброй, хорошей женщиной, но она совершенно не была приспособлена к этой жизни, и трудности не закалили, а просто сломали ее…Я люблю ее и дорожу ее памятью, но едва ли она могла бы дать мне столько же, сколько дал мне отец, - тут она вновь пристально взглянула на Жавера грустными глазами, - я имею в виду не господина Толомьеса, естественно, а своего настоящего отца. - Жана Вальжана, - чуть слышно произнес Жавер. - Да, именно его. Он столько для меня сделал, а я была такой неблагодарной…И как же мне теперь его не хватает… - Мне тоже, - невольно вырвалось признание у инспектора. - Значит, вы меня понимаете, - улыбнулась Козетта. – А я, смею надеяться, немного понимаю вас, месье Эмиль. И когда-нибудь смогу убедить вас в том, что вам ни к чему жить с чувством вины. Вы же сами говорили, что Бог через моего отца дал вам новую жизнь. А прошлое…знаете поговорку: «Кто старое помянет, тому глаз вон»! - ….А кто забудет – тому оба! - в двери гостиной ввалился Гаврош с гитарой наперевес, чрезвычайно довольный собой. – У нас сегодня, я так понимаю, музыкальный вечер, сестрица? А, мсье Жавер, салют! Вас уже тоже, небось, приобщили к высокой культуре? Козетта такая, она может… - Гаврош! Во-первых, не забывай стучаться и здороваться как положено, а, во-вторых, чтобы устраивать вечера, надо, чтобы вся семья была в сборе, а Мариус и месье Жильнорман еще не вернулись, - попеняла ему Козетта. – Но сама идея , кстати, хорошая. Предлагаю вернуться к ней после ужина. Месье Эмиль, надеюсь, вы не торопитесь? Кстати, Гаврош, где ты это раздобыл? - Да так, выменял по случаю у Жозе – это мой приятель по школе. Он все равно толком играть не умеет. А я вот хотел бы научиться, – мечтательно протянул подросток, многозначительно глядя на инспектора, – да только от Мариуса с Козеттой не дождешься, они только на рояле сбацать и могут… - Гаврош!!! - Все, молчу, молчу… - Ну-ка, дай мне сюда на минутку…- Жавер неожиданно для самого себя взял в руки инструмент, от которого еще год назад шарахнулся бы, как от чумы, как и от любого напоминания о его цыганском происхождении. Несмотря на перерыв в несколько десятилетий, его профессиональная память и на этот раз не подвела….