Jeté

      Желудок Дина урчит, когда они лежат в постели. Кастиэль потягивается и садится.       – Я могу заказать нам что-нибудь на дом, – предлагает он.       – Кас, не могу поверить, что ты заставляешь меня говорить это, но я действительно хочу съесть что-нибудь не из картонной коробки. Мы могли бы воспользоваться настоящими тарелками и всем остальным. Могли бы поесть каких-нибудь овощей. У меня есть кухня. Мы можем воспользоваться ей.       – Я не готовлю.       – Я готовлю, – отвечает Дин. Он встаёт с кровати, натягивает на себя футболку и боксеры и идёт на кухню. Холодильник и кладовка совсем не впечатляют своим содержимым, потому что Кастиэль действительно не заморачивался с походами по продуктовым магазинам, и Дину приходится довольствоваться тем, что он может найти. Он находит упаковку макарон, банку помидоров и лук, и из этого можно что-нибудь придумать. Он ничего не готовил очень долгое время, но с задуманным рецептом у него не возникнет проблем. Он бы даже смог обучить ему Каса.       – Эй, Кас.       Кастиэль появляется в дверях кухни в нижнем белье. Он трёт глаза. Его волосы торчат во все стороны. Кастиэль прислоняется к дверному косяку, скрещивает руки на обнажённой груди и с раздражением смотрит на Дина. Дин чувствует, как по его телу пробегается волна жара – просто от одного взгляда на Каса. И то, что он сейчас чувствует, кажется ему самой правильной вещью на свете. На кухне Дина стоит угрюмый полуголый тридцатисемилетний фотограф, и Дин хочет, чтобы он остался.       – Что такое? – спрашивает Кас.       – Ничего, – отвечает Дин. – Хочу научить тебя готовить.       – Зачем?       – Ты не можешь всю жизнь питаться одними протеиновыми батончиками и фастфудом.       – До сих пор у меня неплохо получалось.       – Не мог бы ты заткнуться и просто подойти сюда? Я пытаюсь передать тебе важные знания. Научить новым, полезным в жизни навыкам. По крайней мере, не умрёшь от голода, если окажешься в лесу. Открывай помидоры.       Кас подходит к Дину, и тот передаёт ему банку и консервный нож.       Кас открывает помидоры настолько без энтузиазма, что для этого ещё нужно было постараться.       – В каком лесу могут найтись консервы и электрическая плита?       Дин шикает на него и ставит кастрюлю с водой на конфорку. Но Кас продолжает смотреть на Дина, его брови сходятся, словно он всерьёз задумался над своим вопросом.       – В любом случае, что ты сам знаешь о лесе? Мы живём в Бостоне.       – Я прожил в нём всю жизнь, – говорит Дин. «Вся жизнь» подразумевает под собой тот период времени, когда отец перевозил их из одного дерьмового мотеля в другой по всей Америке, пока однажды не наплевал на всё и не отвёз его с Сэмом в Су-Фолс к Бобби, но он не хочет вдаваться в подробности. – Никто никогда не брал тебя с собой в поход, да?       Кас качает головой, и Дин размышляет над тем, какая семья досталась Касу. Он опускает несколько столовых ложек сливочного масла плавиться в другую кастрюлю и затем просит Каса нарезать лук кубиками. Но Кас никогда в жизни не резал лук, поэтому Дин становится позади него, кладёт свои руки поверх рук Каса и показывает. Дин подозревает, что Кас преувеличил свою кулинарную некомпетентность, но он не жалеет. Он целует Каса в шею. Когда они дорезают лук, Дин поднимает разделочную доску и при помощи ножа сбрасывает лук обжариваться в топлёном масле. В конце концов, на плите остаётся две кастрюльки, в одной из которых варятся макароны, а в другой готовится томатный соус.       – Что теперь?       Дин вытаскивает один из кухонных стульев из-под стола и садится на него.       – Вот и всё. Засекаем сорок минут, и ждём, пока приготовится соус.       Кас подходит к Дину, но вместо того, чтобы тоже вытащить себе стул, он останавливается между коленей Дина.       – Мне нравится эта часть, – говорит он.       Кастрюля с макаронами почти выкипает, но они успевают её вовремя снять. Не считая этого, ужин удаётся. До сих пор находясь только в нижнем белье, они ужинают за маленьким столиком на кухне Дина.       – Видишь? – говорит Дин, накручивая макароны на вилку. – Всё оказалось не так уж сложно.       Кас кивает. Он остаётся на ночь, и утром Дин готовит для него завтрак. Потом они отправляются в магазин, и Дин готовит ужины каждый вечер на протяжении всей следующей недели. Кас остаётся чаще, чем уходит. Достаточно для того, чтобы в квартире Дина начали скапливаться его вещи. Сначала зарядное устройство для телефона и потрёпанное издание «Мир, полный демонов» Карла Сагана – Дин думает, что Кас, возможно, просто забыл их забрать. Но затем Кас всё целенаправленней отвоёвывает место в его ванной комнате и ящиках комода: он приносит зубную щётку, бритву, запасное нижнее бельё и носки, футболки с отвратительными рисунками, которые Кас надевает на пробежки. Однажды утром Дин находит двадцатимиллиметровый объектив на кухонном столе, и он понимает, что Кас никогда бы не забыл его. Он размышляет о квартире Каса, о том, как там, должно быть, теперь пусто, и о том, не прокисло ли у него молоко в холодильнике. Но он не спрашивает. В его квартире есть место. И Касу нравится, как он готовит, поэтому Дин просто продолжает готовить дальше.       Одним солнечным утром четверга Дин понимает, что слишком давно не выбирался в город.       – Позвони на работу, скажи, что заболел, – говорит он Касу, пока они спускаются в подземный гараж, в котором Дин держит свой автомобиль.       Кас широко распахивает глаза. Это весьма радует.       – Ты не знал? – спрашивает Дин. – Этот автомобиль – половина моей сексуальной привлекательности.       – Нет, – отвечает Кас, подходя ближе, – не знал. – Он оглядывает машину, его взгляд скользит по плавным чёрным изгибам, он кивает. – Но это очень красивый автомобиль.       – Погоди, – говорит Дин и выводит машину из крошечного гаража. Он не садился за неё месяцы и безмолвно перед ней извиняется. Ему говорили – и Анна, и Лиза, и Виктор, и много кто ещё – что нелогично, смешно и дорого держать такой автомобиль в городе, но его это не волновало. Это его Детка. Сэм понимал. Он надеется, что Кас тоже поймёт.       Они выезжают из города, минуя пригород и небольшие селения, и едут по извилистой дороге вдоль побережья. Они опускают окна, и ветер треплет волосы Каса. Проходит не особенно много времени, прежде чем звук двигателя Импалы остаётся единственным, слышным в пышной зелени.       – Она автоматическая, – оглядывая Импалу, удивлённо говорит Кас. Дин согласно кивает в ответ и спрашивает:       – Умеешь ездить по прямой?       – Я никак не умею ездить, – отвечает Кас, и Дин на опасно-долгое мгновение отрывает взгляд от дороги.       – Ты не умеешь водить автомобиль?       – Я вырос в Нью-Йорке, – говорит Кас, словно это может всё объяснить. – А потом я переехал сюда. У меня никогда не было необходимости.       – Никто никогда не учил тебя? – продолжает допытываться Дин. Он, возможно, и не ладил со своим отцом, но то, как отец учил его водить Импалу, было одним из немногих хороших воспоминаний о нём. Автомобиль был единственной объединяющей их вещью.       – Некому было, – отвечает Кас. Он говорит это без какой-либо эмоции на лице, словно это нормально – расти в одиночестве. Дин хочет задать ещё сотню вопросов, и, как ни странно, «так вот почему ты не умеешь готовить?» приходит в голову самым первым, но он не спрашивает ни о чём.       – Ты поведёшь обратно, – импульсивно, но уверенно говорит Дин. Дорога здесь достаточно свободная. – После пляжа.       На пляже солнечно, но пусто: сегодня утро четверга и для наплыва туристов ещё недостаточно тепло. Но они закатывают по колено джинсы, берут в руки обувь и босиком, утопая в песке, идут по кромке холодной морской воды. Кас делает снимки – насколько мог сказать Дин, тот никогда никуда не выходил без своей камеры – и к океану, и, как Дин подозревал, к самому Дину. Несмотря на то, что на улице прохладно, Дин покупает им мороженое, а потом сцеловывает его со сладких, липких, со вкусом клубники, губ Каса.       Они сидят на песке и смотрят на прибегающие волны.       – Хорошо, – в конце концов говорит Кас. – Никогда не делал этого прежде.       – Ты никогда не был на пляже? – Сколько Кас живёт в Бостоне? Или, если уж на то пошло, в Нью-Йорке? Там тоже всегда был океан…       – Не так, как сейчас, – отвечает Кас. Он не продолжает свою мысль, но смотрит на Дина, и Дин чувствует себя странно под его взглядом.       Ближе к вечеру они обувают ботинки и отправляются обратно к машине, слегка засыпанной песком и нагретой солнцем.       – Я поведу до города, – говорит Дин. – Но ты можешь проехать первые несколько миль. Это не будет слишком сложным.       Кас кивает и принимает ключи от машины. Он кажется немного нервным, поэтому Дин толкает его в плечо и говорит:       – Не разъеби её. Я люблю этот автомобиль так же, как свою семью.       – Ты только что дал мне ключи, – ровно отвечает Кас. – Не запугивай меня.       – Ты понял меня, – говорит Дин. Он никогда раньше никому, кроме Сэма, не позволял садиться за руль Импалы, но Кас залезает в неё с обнадёживающим почтением. Он точно следует всем инструкциям, делает всё медленно, осторожно. Дину нравится смотреть на то, как Кас внимательно следит за дорогой, держа в руках руль. Когда они подъезжают ближе к городу, Дин пересаживается на своё привычное место, а руль уже тёплый на ощупь. Он улыбается.       Дин обнаруживает, что Кас всю свою жизнь прожил, не питаясь ничем кроме еды на вынос – потому-то он до фанатизма и помешан на беге. Время от времени, независимо от погоды, Кас исчезает рано по утрам на пробежки. Бег – единственный вид физических нагрузок, который Дин всегда по-настоящему ненавидел, поэтому он был в ужасе, когда на свой вопрос «Сколько ты обычно пробегаешь?», Кас пожал плечами и ответил: «Около тридцати миль в неделю». Но с этого момента пробежки Каса смогли объяснить не только его способность в неограниченном количестве поедать бургеры и картошку фри, но и крепкие подтянутые мышцы ног и рельефные изгибы его зада. Поэтому Дин решает больше не задавать Касу вопросов.       Когда одним тёплым ясным утром он просыпается один в пустой кровати, он легко угадывает, куда подевался Кас. Дин пользуется этой возможностью, чтобы выполнить несколько движений адажио. Он наклоняется в plié, одной рукой он тянется вниз, чувствуя напряжение в бёдрах. Plié, développé, battement tendu, arabesque, rond de jambe en l’air – простые движения выходят естественно – даже несмотря на то, что когда Дин поднимает в воздух одну ногу, он чувствует в ней небольшое онемение. Он выполняет каждое движение несколько раз, меняя ноги из одной позиции в другую. Когда он понимает, что достаточно разогрелся, он танцует через всю гостиную, его мягкие подошвы скользят по паркету.       Он не замечает Каса до тех пор, пока последний пируэт не сталкивает их нос к носу друг с другом. Кас улыбается ему ослепительной и странной улыбкой. Кас всегда возвращается со своих пробежек потным и неестественно радостным.       – Ты выглядел очень непринуждённо.       Смеясь, Дин фыркает. Непринуждённо – это совершенно не то, как он себя чувствует. Кас скидывает у двери уличные кроссовки, целует Дина в щёку и разворачивается в сторону ванной комнаты.       – Приму душ. Позавтракаем позже?       Дин кивает, а затем останавливает его.       – Эй, Кас, иди сюда. – Кас разворачивается и подходит к Дину, стоящему посреди гостиной. Дин смотрит на свои голые ноги в коротких белых носках. – Поставь пятки вместе, – говорит он. Он не знает, зачем. Ему просто хочется.       – Дин, – предупреждающе произносит Кас, но соединяет пятки вместе носками врозь. Это неплохая имитация первой позиции. Не совсем правильно, но Дин хорошо помнит, как сложно это выучить. Он проводит одной рукой по бёдрам Каса.       – Ты должен расположить свои бёдра вот так, – объясняет он. Когда Дин поднимает взгляд, он видит, как скептически Кас его оглядывает. Но Дин так радостно улыбается, что Кас сдаётся.       Всё ещё сидя перед ним на корточках, Дин рассказывает дальше:       – Это – первая позиция. Сможешь встать во вторую? – Кас закатывает глаза, поэтому Дин тут же добавляет: – Ради меня? – Кас скользит пятками друг от друга, оставляя ноги в том же положении. Дин кивает, встаёт и ставит одну ногу перед другой: теперь пятка одной ноги касается середины другой стопы. Он смотрит на Каса и ждёт, когда тот сделает так же. С каждой последующей позицией, Кас, кажется, приближается к абсолютному пределу своего терпения от этих смехотворных движений, но Дину как-то удаётся его уговорить на все оставшиеся позиции. Четвёртая: ступни параллельно, но одна дальше другой.       – Ты когда-нибудь занимался этим раньше?       – Похоже, что я делал это раньше? – Кас издаёт смешок.       Нет, не совсем, но, кажется, Кас действительно имеет представление об этих позициях.       – Я видел достаточно много балета, Дин.       Пятая: ноги скрещены, пятка одной ноги касается носка другой. Исполнение Каса далеко от совершенства, но это даёт Дину возможность опуститься перед Касом на колени и провести руками по его бёдрам и икрам, поправляя его положение. Один или два раза Кас теряет равновесие после того, как Дин переставляет его ступню, и он хватается руками за его голову.       – Ты всё делаешь хорошо, – хвалит Дин. – У тебя получается. – Дин поднимается и приближается к Касу. – Отлично, встань в третью, – Кас переставляет ноги в третью позицию. Дин кладёт свои руки на талию Каса. – И плие, – Кас сгибает колени. Он опускается вниз больше, чем необходимо, но у него выходит неплохо. Дин проверяет, держит ли тот ровно свою спину. – И вверх.       Кас выпрямляется, и Дин целует его в щёку. Он солёный на вкус.       – Ладно, я поддержу тебя, а ты поднимешь эту ногу, – он касается правого бедра Каса, – перед собой, согнёшь колено, не забывая держать носок, а затем выпрямишь её вперёд и задержишься в таком положении на секунду, ясно?       Кас выполняет développé croisé devant, поднимая ногу перед собой.       – Хорошо, а теперь носок вот сюда и медленно, очень медленно, как только сможешь, опускай ногу. – Дин наблюдает за движениями Каса и бормочет: – Вот так.       Когда нога Каса снова касается пола, Дин светится от радости.       – Чудесно, Кас. А теперь давай…       – Дин, – прерывает его Кас, – что мы делаем?       – Танцуем.       – Да, – отвечает Кас, словно ему не ответили только что, несмотря на обратное. Кас разворачивается к нему лицом. Руки Дина падают обратно на его бёдра. По лицу Каса он может сказать, что Кас по-прежнему пытается сформулировать свою следующую мысль. – Ты собираешься меня здесь держать до тех пор, пока мы pas de deux не сделаем?       – Ты хочешь сделать pas de deux? – на мгновение Дин кажется застигнутым врасплох. Ему придётся придумать что-нибудь, но он сможет его выполнить, он достаточно всего знает. – Я не знаю, смогу ли я поднять тебя. Ты весишь не 80 фунтов, как Анна.       Кас закрывает глаза, его ресницы опускаются вниз, на уголках глаз появляются морщинки, как и всегда, когда он улыбается.       – Дин, – говорит он осторожно, словно пытаясь остаться убедительным. – Я только что пробежал пятнадцать миль и я бы очень хотел принять душ.       Дин чувствует намного более сильное разочарование, чем должен был.       – Дин, – продолжает Кас. – Я ужасен в этом.       – Нет-нет, у тебя не так уж плохо получается, просто тебе нужно больше заниматься…       Выражение лица Каса не меняется, он ждёт.       – Ладно, может быть, ты не очень хорош.       – И, тем не менее, ты всё равно хочешь танцевать со мной. – Кас целует его, касаясь щеки. – Тебе пришло в голову научить меня готовить и водить машину. А теперь ты пытаешься научить меня танцевать?       Дин вздыхает. У него есть одна подсказка. Фото с маленькой девочкой, комментарии о преподавании – он знает, на что намекает Кас. Он просто не уверен, что готов вернуться.       – Кас, я не… – начинает он. Но Кас наклоняется, целует его, и Дин проглатывает окончание предложения. Невозможно не ответить на поцелуй и не опуститься на пол под нежным давлением рук Каса на свои бёдра.       Так и не поняв, что сейчас произошло, Дин обнаруживает, что сидит на деревянном полу, вытянув перед собой ноги, с Кастиэлем на своих коленях. Кас стягивает с себя футболку. Дин наблюдает за этим, всё ещё немного ошеломлённый внезапной переменой его настроения. Но, в отличие от всех прочих частей тела, члену Дина не требуется время на смену своей программы. Он твердеет в трико, как только Кастиэль касается его своими яйцами. Член Каса топорщит спортивные шорты.       – Что мы делаем?       – Я передумал об этом pas de deux, – говорит Кас. Он притягивает к себе Дина за ворот футболки, соединяет их губы вместе и трётся своими бёдрами о пах Дина. Дин вздрагивает, его собственные бёдра сами собой толкаются навстречу Касу. Кас прерывает поцелуй, задирает футболку Дина наверх, стягивая ткань с его рук и плеч. Сложно думать, когда бёдра Каса елозят на нём, руки Каса ласкают его кожу, а губы Каса скользят по его шее – блядь – но у Дина появляется актуальный вопрос.       – И кто будет вести в этом танце, м?       Кас смотрит на него. Дин не может прочитать, что выражает его лицо, на нём смесь сомнения и непонимания.       – Я имею в виду, кто…       – Твой член, моя задница.       Дин никогда не рассматривал свой трах с кем-то под подобным углом. Должно быть, с ним было что-то не так, потому что он находит это милым. «Милый» – странное слово для мужчины шестью футами роста, прижимающего Дина в данный момент к полу его же квартиры – человека, которого Дин когда-то считал жутким. Он усмехается Касу и кивает.       – Хорошо. Иди за смазкой.       – Почему это я должен идти за смазкой?       – Я сломал ногу.       – Ты сломал ногу много месяцев назад. Ты здоров, – Кас хмурится.       – Ну ладно: во-первых, ты сидишь на мне сверху, и, во-вторых, Кас, ты только что в своё удовольствие пробежал пятнадцать миль. Я совершенно точно уверен, что тебе не составит труда сходить в соседнюю комнату за тюбиком смазки.       – Отлично, – вздыхает Кас, слезая с коленей Дина. – Но только потому, что я тебя люблю.       Молчание обрушивается на комнату, прежде чем слова успевают обрести смысл. Кас исчезает в спальне, а Дин просто остаётся сидеть на месте. Кас любит его? Кас любит его?       Срань господня.       Что, чёрт возьми, только что произошло? Нельзя просто так взять и ни с того ни с сего сказать подобную хрень. Они были вместе несколько недель – или несколько месяцев, в зависимости от того, с чего начинать отсчёт. Разве нормально для людей спустя такое короткое время признаваться друг другу в любви? Дин никакого, нахрен, понятия не имеет. Никто раньше не оставался с ним на такое долгое время. Как, чёрт возьми, ему реагировать на то, что Кас так небрежно бросил своё признание во время дурацкого спора о лубриканте; да ради всего святого – он любит Дина? Господи.       Дин продолжает сидеть в трико на полу, когда Кас возвращается из спальни – полностью раздетый с тюбиком смазки в руках. Он смотрит на Каса. Кас садится на колени Дина, располагая ноги по обе стороны от него; он ничего не говорит до тех пор, пока не наклоняется поцеловать Дина, и только потом, наконец, замечает выражение его лица.       Кас замирает и отстраняется.       – Что случилось?       Не раздувай из этого проблемы. Но уже чертовски поздно. Это слишком важно.       – Ты имел в виду… то, что сказал?       – У меня нет привычки говорить то, что я не имею в виду.       – Ага, нет привычки, просто ты саркастичный говнюк.       – В данном случае, – говорит Кас, и срань господня, как его голос может звучать ещё ниже, чем обычно? Дин снова практически падает спиной на пол, когда Кас наклоняется к нему так близко, что у Дина не получается сфокусироваться на его лице. Он трётся о Дина бёдрами и от развязности его движений ощущения становятся только острее, и, чёрт, – я говорил правду.       – Ты не можешь просто взять и вывалить на меня это, – протестует Дин. Его сердце колотится, и он понятия не имеет от волнения это или от возбуждения, или вообще от чего-то другого. Никто никогда прежде не говорил ему подобного. Ладно, Сэм говорил, но он не считается.       – Я думал, что ты знаешь, – говорит Кас, отодвигаясь на несколько сантиметров, так, что они больше не сидят нос к носу. Он кажется искренне удивлённым.       – Что ж, я не знал, – отвечает Дин, и слова звучат более грубо, чем он хотел.       Но, по крайней мере, эта грубость возвращает их к привычной для них манере общения.       – Прости, тебе нужно было больше прелюдий? – Кас ухмыляется, но Дин возражает, чтобы над ним смеялись. Его реакция была абсолютно чертовски логична. Он ни от кого никогда не ожидал услышать подобного дерьма, в особенности от Каса. В течение двух грёбаных лет он даже не знал, что нравится Касу. А теперь они совершают такой гигантский скачок? – Свечи? – продолжает Кас. – Цветы?       – А теперь ты ведёшь себя как мудак. – Дин толкает Каса в грудь. Он кривит лицо, потому что Кас всё ещё выглядит самодовольно. – Не могу поверить, что ты впервые признался мне в любви посреди идиотского спора о смазке.       Дин чувствует, как Каса потряхивает от едва сдерживаемого смеха, и ему это всё совершенно не нравится.       – Значит, ты действительно хотел цветов, – говорит Кас, и Дин даже не собирается заморачиваться с ответом на всю эту чушь. – Дин, – продолжает Кас, – у нас постоянно возникают идиотские споры.       – Только потому, что у тебя ужасная точка зрения абсолютно на всё. – Дин почти соглашается с ним.       Кас ждёт, и да, возможно, Дин пытается доказать ему, что прав.       – Дин, – говорит Кас, словно только произнеся его имя, он сможет заставить его согласиться с собой, – жизнь коротка.       Дин кивает. Он слишком хорошо об этом знает.       – Я не хочу тратить ещё больше времени, чем мы уже потратили, – говорит Кас. – Именно поэтому я предлагаю тебе прекратить наш третий идиотский спор за это утро и заняться сексом.       – Да ладно, мы не три раза…       Кас поднимает брови. Дин замолкает и смеётся.       – Слезь с меня и дай мне раздеться, засранец.       Голые, задыхаясь от смеха, они занимаются сексом в лучах солнечного света на полу гостиной Дина. Кас сидит верхом на его бёдрах, раскачиваясь на члене Дина вверх и вниз так, словно всю свою жизнь к этому готовился – Боже, может быть, он ради этого и бегал столько; а Дин стонет настолько громко, что удивительно, как соседи до сих пор не вызвали полицию.       До Каса у Дина ещё никогда не было подобного секса. Раньше всё превращалось в сплошное представление: поза, выбранное время, движения. Всё было по-другому. А сейчас его секс потный, грязный и спонтанный. Он глупый, неудобный и весёлый.       Может быть потому, что Кас уже видел Дина в худшем свете, и теперь Дину нечего было прятать от него. Может быть потому, что по какой-то странной причине Кас любит его. Несмотря на окончание карьеры Дина и непривычный внешний вид, и все последние месяцы, проведённые Дином в сплошной апатии. Даже несмотря на то, что они спорят постоянно, и Кас понятия не имеет, что следует покупать в продуктовых магазинах и ненавидит «Доктора Секси», пялится до неловкости долго и говорит странные вещи, не понимает никаких ссылок и выливает на себя всю горячую воду, носит уродливые футболки и любит бегать, и куча ещё богом забытой хрени: Дина не волнует ничего из этого, потому что – потому что – срань господня.       – Я люблю тебя, – говорит Дин, когда Кас падает рядом с ним на полу.       – Ты имел в виду то, что сказал? – передразнивает его Кас.       – Ага, – отвечает Дин, слишком довольный, чтобы добавить что-то ещё. Он поворачивается к Касу и смотрит на него: Кас выглядит счастливым, даже счастливее, чем когда он возвращается домой со своих особенно долгих пробежек.       – Я тоже тебя люблю, – говорит Кас. – Даже несмотря на то, что ты заставил меня сходить за смазкой. Может быть, особенно за это.       – О, чувак, ты ещё пожалеешь об этом, – усмехается Дин.       – Нет, – отвечает Кас. – Я так не думаю.