Тайные стороны Деймона Сальваторе

Когда Елена проснулась утром, она чувствовала себя так, словно неохотно плыла через холодную воду в направлении к яркой поверхности. Первое, что она заметила ещё до того, как открыла глаза, - приятное тепло по всему телу, словно она принимала долгую горячую ванну или загорала на солнце. Тогда девушка услышала звук дождя, который, очевидно, всё ещё продолжался в Новом Орлеане. А её правая сторона была согрета чем-то, но не одеялом. Ресницы Елены немного слиплись, поэтому она медленно открыла глаза. Через всё ещё раскрытую балконную дверь, мир снаружи казался размытым из-за серого покрывала дождя, да и шума машин было гораздо меньше этим утром, а шторы, колышущиеся возле двери, намокли. Комната была тёмной без ярких солнечных лучей; Елена медленно повернула голову и посмотрела на свой сарафан, который покачивал лёгкий ветерок. Затем она увидела голую ногу, которая высовывалась из-под одеяла, и, хотя её ноги были длинные, они все же не могли быть настолько длинными, так что принадлежали точно не ей. И, О Господи, воспоминания прошлой ночи пронеслись у неё в голове, превращая ленивые размышления в настоящий хаос. То, что согревало её, внезапно оказалось ногой Деймона, которая опиралась о её, рукой Деймона, которая покоилась на животе Елены, и его дыханием, которое она чувствовать на своем обнажённом плече. Девушка уже начинала чувствовать приближение мук совести, поэтому она попыталась выбраться из-под одеяла. Как только ей это удалось, она удивилась, что не разбудила Деймона - тот лишь издал недовольный сонный звук. В тяжелой, словно осуждающей реальности, в которую попала девушка, едва ступив на цыпочках в ванную, она попыталась заставить себя думать о том, что же они с Сальваторе натворили. Воспоминания о прошлой ночи были кристально отчётливыми и, в то же время, странно размытыми. Картинки произошедшего вспыхивали в её голове, навсегда отпечатываясь в памяти, но теперь Елене казалось, что это всё было не с ней, словно она наблюдала за всем со стороны через экран монитора, потому что эти несколько часов не вписывались в течение её привычной жизни. Были лишь чёрные волосы Деймона, в которых Елена не раз запутывала пальцы, руки Деймона, с жадностью исследовавшие каждый миллиметр её тела, воспоминания о том, как она впервые увидела его действительно голым. Чудесные звуки, которые он издавал раз за разом, его невероятно счастливый взгляд, который она никогда не сможет забыть. Голос Деймона, который просил смотреть на него, не закрывать глаза, чтобы запомнить каждую секунду, каждое действие. Он словно создал между ними связь, такую сильную, что казалось, у них было что-то ещё более интимное. От этих воспоминаний сердце Елены сжалось, и она медленно сползла по стене на пол, чувствуя холод от кафеля. Медленно, очень медленно, она попыталась выбросить эти воспоминания из своих мыслей, вспоминая то имя, которое приходило к ней в голову очень редко за последних несколько недель. Стефан. Стефан. Стефан. Её начало немного подташнивать, а чувство вины, которое пришло вместе с этим именем, медленно заполнило каждую клеточку её тела вместе со странным вкусом горечи. Внезапно появилась дикая мысль, что так она будет себя чувствовать, когда увидит своего первого парня, которого действительно сильно полюбила, до сих пор любила. Девушка снова ощутила вкус горечи на языке, словно раскусила виноградную косточку или слишком сильно прыгнула на ноги и почувствовала боль в костях. Елена была уверена, что эти муки совести могли бы сравниться только с теми, которые она испытывала, очнувшись в больнице после аварии, в которой погибли её родители. Тогда это были муки совести выжившей, как называла это Дженна (Елена же предпочитала «муки совести виновной»), но она не хотела испытывать этого. На этот же раз, она приняла чувство вины с распростёртыми объятиями, зная, чем это закончится, но всё равно делая это. Всё обстояло ужасным образом, и не было никакого шанса (как бы девушка этого ни хотела) вернуть время назад. Гилберт призналась самой себе, что, даже если бы у неё была такая возможность, она всё равно приняла бы то же решение. Как она могла не сделать этого, если руки Деймона, казалось, знали её собственное тело лучше, чем она сама, находя места наслаждения, о существовании которых она даже не знала? Если чувство, когда он двигается внутри неё, заставляло Елену чувствовать себя живой? Но то, что она чувствовала сейчас, было намного сильнее первой сигареты, первого похмелья, первой удачной лжи родителям, первой поездки за рулём и потери девственности, даже если бы она испытала всё это в один день. Теперь Елена попробовала вкус настоящей взрослой вины; уже не было той маленькой невинной девочки, которая была очарована таинственным и задумчивым парнем. Вот она, съежилась, пытаясь прикрыть наготу, на холодном кафеле, как психически больной человек из плохих документальных фильмов, принимая жестокую правду. Больше не было той девушки, в которую влюбился Стефан, и она никогда не вернётся. Она даже не была уверена в том, чего на самом деле хотела. Подавленная этими тяжёлыми мыслями, Елена медленно встала, и устало пошла назад в комнату, которая до сих пор еще не была освещена солнцем. Деймон всё ещё спал, растянувшись на половине кровати, и простыни скорее были под ним, а не поверх него. Гилберт, наверное, подумала об этом в сотый раз, но, пока ползла вперёд, Елена все больше и больше убеждалась, что ещё никогда не видела таких красивых плеч, спины, бёдер, ягодниц и ног. Осторожно, чтобы не разбудить вампира, она легла на матрас, рассматривая его. Несмотря на муки совести, которые одолевали её и сейчас, Елена внезапно осознала, что теперь может прикоснуться к нему, когда захочет, что их долгий период сдерживания закончился, и это практически сделало её счастливой. С минимальным давлением, девушка провела кончиками пальцев по его, казавшейся на свету идеальной, коже, и сердце Елены забилось сильнее и быстрее, отчего в груди все болезненно сжалось, но это была чудесная боль. Наверное, она издала какой-то звук, потому что глаза Деймона внезапно открылись, и он сразу же посмотрел ей в глаза; Елене понадобилась лишь секунда, чтобы понять, что он чувствовал. Он боялся, на самом деле боялся её действий и того, что она притворится, будто ничего не было и позволит чувству вины разрушить то, что у них было. Как-то Елене удалось слабо улыбнуться вампиру, девушка положила руку ему на спину, пока наблюдала, как страх исчезал из его взгляда. Деймон не улыбнулся в ответ, он просто посмотрел на неё так, что от воспоминаний о прошлой ночи, Елена почувствовала, как слёзы застилают глаза. Не истерические слёзы, нет… тихие, горячие и горькие, которые несли с собой что-то, что уже никогда не изменить. Деймон лишь смотрел на неё и наблюдал, как девушка брала силу из его прикосновений, пока он проводил рукой по её шее, ибо этот странный жест однажды успокоил её три недели назад. Деймон не спрашивал, почему она плачет - в этом не было нужды, так как они лежали обнажённые, глядя друг на друга в тусклом свете последствий их ошибок. Она предала своего парня. Он предал своего брата. Они разделили эту вину. Когда молодые люди, наконец, встали, небо уже прояснилось, и такие вещи как еда и кровь снова стали иметь значение. Пока они одевались и делали утренние процедуры, перемена в их поведении уже стала очевидной: они не могли перестать касаться друг друга, словно боясь, что всё это окажется сном, но каждый раз, чувствуя друг друга, они убеждались в обратном. Его рука на её бедре, пока Елена чистила зубы, голова на его плече, пока он брился… Елена не могла прийти в себя, она чувствовала себя так плохо, и, в то же время, была абсолютно счастлива. На секунду она подумала, что им стоило бы поговорить о том, что произошло. Разговор на тему «что это для тебя значило» и «что будем делать дальше» действительно не помешал бы. Но, честно говоря, рассуждать о серьёзных вещах вместе у них никогда не получалось, так что Елена просто забыла об этом. В конце концов, Деймон всегда был человеком действий, и Елене не очень-то хотелось затрагивать болезненную тему. Они нашли милое кафе, несколькими улицами южнее их отеля, где заказали поздний завтрак из фруктов и французской выпечки с маслом. Елена с трудом отказалась от предложения сесть к Сальваторе на колени. Вместо этого вампир водил двумя пальцами по её запястью, пока их ноги запутывались под столом. То, как мало они говорили в самое сложное и запутанное утро, за всю недолгую жизнь Елены, казалось ей почти смешным. Но что она могла сказать на самом деле? Что это была самая лучшая ночь в её жизни? Что она не могла поверить, что предала Стефана? Что она боится, что возможно любит Деймона так сильно, что это грозит опасностью? Девушка и правда не могла сказать ничего из этого, но она предполагала, что Деймон и так все прекрасно понимает, ибо со стороны казалось, что он даже не собирается отпускать её запястье. Кроме того, его взгляд, который просто светился счастьем, делал его таким красивым, что у Елены в животе начинали порхать бабочки. - Готова идти? – час спустя, спросил её Деймон, бросая несколько купюр на стол, после того, как девушка молча кивнула. По пути в отель, Гилберт позволила ему обнять себя и засунула руку в карман его штанов, игнорируя то ощущение гармонии, в которой пребывали их тела, когда были рядом. Девичье волнение нарастало, когда они подходили всё ближе к отелю, при этом замедляя шаг. В лифте Елена почувствовала, как пальцы Деймона стали немного подрагивать на её руках. Часть её знала, что она не должна делать этого, только не снова, потому что… Стефан, Стефан, Стефан… но здесь был Деймон, который прижимал её к закрытой двери, и, внезапно, Елена осознала, что она больше не в силах выносить вида его одежды. Пуговицы отскакивали от агрессивных рывков её пальцев, и всё вокруг расплывалось, пока она не увидела блеск в глазах Деймона. Их тяжёлые вздохи, казалось, могли заглушить любой шум. Елена ещё никогда не была так опьянена... Только позже, когда они уже снова были одеты, Деймон заметил записку на комоде. Кто-то из работников отеля, должно быть, принёс её, когда они отсутствовали. Это был всего лишь один бежевый лист бумаги. На вид дорогой, сложенный посередине, а сверху, красивым наклонным почерком на нем были написаны их имена. «Деймон и Елена, - выглядит, как приглашение на свадьбу», - с отвращением подумала она. Внутри записки было всего два предложения, написанные всё тем же почерком. «Мои дорогие, ваш маленький вампир начинает меня раздражать. Можете забрать его сегодня вечером, в девять, на кладбище Лафайет». Это было так странно и смешно, что некоторое время молодые люди просто глупо пялились на это послание. - Он ведь не серьёзно, правда? – наконец удалось спросить Елене. – Это какая-то ловушка, наверное, - она повертела записку, отчаянно надеясь найти какое-то объяснение, пока Деймон смотрел на лист так, словно хотел поджечь его взглядом. - Вообще-то, я не думаю, что это ловушка, - предположил он сдавленным голосом. – Он знал, что мы преследовали его, и мог бы расправиться с нами давно, если бы хотел. Нет, по-моему, он просто полная скотина и просто хочет развлечься. Он что, не мог придумать лучшего места встречи, чем кладбище? – Сальваторе помолчал несколько неловких минут и продолжил уже более спокойным тоном. – Нам всё равно нужно там появиться, правда? – Елена нервно кивнула. – И, на случай, если это ловушка, мне нужно сходить в банк крови, да? Она снова согласно кивнула, не чувствуя уверенности из-за того, что Деймон снова перешёл на кровь из пакетов. - Будь осторожен, - пробормотала она, и на секунду ей показалось, что он собирался поцеловать её, но Деймон лишь нервно сглотнул и ушёл, захлопнув за собой дверь. Елена осталась смотреть на лист бумаги, чувствуя, как сердце бьётся в груди, словно отбойный молоток. Надежда на то, что Стефан будет с ними уже сегодня вечером, наполняла её, но она была готова подавить её, если это вдруг окажется всего лишь очередным трюком Клауса. Девушке снова стало страшно, отчасти оттого, что она вспомнила те фотографии убитой девочки, которые просто не могла забыть. В прошлом году, во время короткого срыва Стефана, что-то в его глазах испугало Елену, поэтому в ее голове снова и снова стали появляться картинки окровавленного вампира и Эмбер Бредли, ибо эти воспоминания всё ещё сильно воздействовали на неё. Тогда ей не стоило больших усилий подавить эти чувства, так как она была слишком занята, возвращая Стефана в нормальное состояние. Но теперь, Елена не была уверена, что всё обойдётся также просто, так как в этот раз срыв был гораздо сильнее. Вдобавок к страху, Елена также злилась, практически ненавидела Клауса, который разрушил её жизнь, играя людьми, которых она любит, словно они какие-то куклы. И если какая-то крошечная часть её предательски сожалела о том, что теперь у них с Деймоном не оставалось времени разобраться в их отношениях, то теперь девушка уж точно не собиралась думать об этом. Деймон вернулся через час, выглядя, словно актёр для рекламы здорового питания, с пакетами крови в карманах, на которые он набросился, как только переступил через порог. Елена предложила вампиру собрать вещи, так как было только два возможных исхода этого вечера: возвращение в Мистик Фоллс со Стефаном или побег во избежание той участи, которую им приготовил Клаус. В обоих случаях им пришлось бы покинуть Новый Орлеан. Гилберт положила красный кружевной комплект на дно своей сумки, нервно складывая сверху чистое бельё аккуратными стопочками и быстро моргая. Когда она начала складывать постель, потому что, да, ей было стыдно оставлять комнату в беспорядке (даже в отеле), в её голове появилась сумасшедшая идея снять наволочку с подушки, на которой спал Сальваторе, и оставить её себе на память. Но Елена вовремя остановилась и поспешила в ванную, чтобы забрать оттуда одежду Деймона - она даже взяла его скомканную чёрную футболку. Закончив, девушка прилегла на минутку, растянувшись на кровати и зарывшись носом в простынь, позволив себе в последний раз подумать о прошлой ночи, прежде чем закрыться от воспоминаний и пойти в комнату Деймона, чтобы узнать, готов ли он. Вампир уже был готов и лишь мрачно смотрел на Елену, а после того, как отдал ей несколько вербеновых бомб, молча указал на дверь. Не успела девушка сделать и трёх шагов, как он взял её за запястье, останавливая. - Елена, - попросил он, выглядя запутавшимся. – Можешь, пожалуйста, сказать мне, что мы… Но Гилберт просто не могла этого сделать, не могла объяснить, что они будут делать, если вдруг вернут Стефана, так что она ответила извиняющимся тоном: - Не сейчас, Деймон, пожалуйста. Я не могу. Горечь разочарования, которую Елена увидела у него на лице, заставила её сердце сжаться. - Последний поцелуй? – попросил Деймон с привычной полуулыбкой, из-за которой у Елены заболело в груди. Вместо ответа она просто обвила руками его шею, притягивая мужчину к себе. Это был жесткий поцелуй, немного горький и, в тоже время, солёный. Когда же они отошли друг от друга, всё ещё сохраняя небольшое расстояние между собой, дверь этой тёмной, приятной комнаты мягко закрылась за ними. Они остановились на Притания стрит*, где Деймон бесцеремонно поднял девушку и перепрыгнул с ней через закрытые ворота. Этот тихий (особенно в это время) район, встретил их практически мёртвым спокойствием, которое прерывалось лишь внезапным порханием крыльев какой-нибудь птицы или шумом мотора вдали. Темнота между высокими могилами была еще более поглощающей из-за отсутствия света фонарей с улицы, и Деймон шёл медленно, делая скидку на несовершенство зрения Елены. Казалось, это было невозможно, но становилось ещё и еще темнее, пока молодые люди направлялись вглубь кладбища, неосознанно напрягая слух, чтобы поймать любой шорох. Конечно, Деймон был первым, кто замер, как вкопанный, и осторожно посмотрел на Елену, ладошки которой вспотели в карманах. Пройдя ещё около ста ярдов, Гилберт смогла увидеть перед ними немного вывернутую фигуру, а ещё через пятьдесят ярдов, она была в состоянии услышать странные звуки, нарушающие тишину. Деймон молча остановил её, встав перед ней. Но Елена выглянула из-за его плеча и смогла разглядеть очертания своего парня, который почти неподвижно жевал шею женщины средних лет, находившуюся у него в руках. Гилберт невольно сделала шаг вперёд и почувствовала тошноту. Но она решила сделать то, что делала всегда: шла навстречу Стефану, не заботясь о последствиях, хотя, её инстинкты, казалось, слабели, потому что она позволила Деймону остановить себя. - Стефан, - пробормотал Деймон таким голосом, словно пытался успокоить взбесившуюся лошадь, медленно выставляя руки вперёд. – Это я, Деймон. Мы заберём тебя домой, хорошо? К сожалению, услышав это, Стефан повернулся в их сторону, не соизволив поднять головы. Кровь текла по его подбородку, а рубашка была чёрной от грязи и запекшейся крови. Елена даже не была уверена, узнал ли он их, так как Стефан зарычал, растягивая губы, и показывая окровавленные клыки. Девушке стало страшно от мысли, что Деймон может пострадать, защищая её от нападения Стефана, но неожиданно позади женщины, которая лежала там, где ее бросил младший Сальваторе, послышался весёлый голос. - Серьёзно, Стефан, это что, лучший способ поприветствовать своего брата и девушку, которые приехали сюда, чтобы спасти тебя от самого себя? Этого было достаточно, что освободить Стефана от его помешательства. Глаза его снова стали похожи на человеческие, но в них появилось непонимание. Клаус опёрся на высокую, почерневшую от времени могилу позади раскинувшегося поля действия, скрестив руки, и на его щеках появились ямочки. Елена, никогда не ненавидевшая кого-то больше, чем его, почувствовала, словно что-то острое и ядовитое протекало по её сосудам, и, хотя они даже не прикасались, она понимала, что Деймон думал о том же. - Видишь ли, Стефан, - продолжил Клаус, теперь подаваясь телом вперёд. – Эти двое пришли, чтобы спасти тебя. Люди, которые любят тебя больше всех на свете, если я не ошибаюсь. Хотя, друг друга они любят ещё больше, не так ли, дорогие? Внезапно стало очень тихо, Елена и Деймон уставились на Древнего в неверии, а Стефан внимательно смотрел на них в полном недоумении. Наконец-то, впервые, за долгое время, он заговорил. - Я не понимаю, что значит – вы любите друг друга больше?.. – спросил он, растерянно глядя на них. Клаус сделал шаг вперёд, усмехаясь про себя. - Ну, в защиту Елены, могу сказать, что она боролась немного… у меня уже даже заканчивалось терпение. Но, в конце концов, кто сможет устоять перед старшим злобным братом, с отличным умением танцевать, правда, милая? – из-за его улыбки Елену, буквально, выворачивало; она чувствовала, как желудок сжимался в комок, а от лица отливала кровь. Мысль о том, что он наблюдал за ними всё это время, ожидая их действий, пока она так отчаянно пыталась скрыть нежеланные чувства, - этого было достаточно, чтобы Елена напрочь забыла об инстинкте самосохранения. - Ты – свинья! – прошипела она, наконец, поборов руку Деймона, который всё ещё пытался удержать её сзади. – Меня тошнит от тебя! Если тебе ни до кого нет дела, кроме тебя самого, это не значит, что ты можешь мешать другим людям быть счастливыми! Даже твоя родная мать хочет, чтобы ты гнил в аду! Внезапно в глазах Клауса появилось какое-то опасное выражение. - Осторожно, дорогуша, ты же не хочешь, чтобы я снова разозлился на тебя, не так ли? Что случилось с вами, современными, медитирующими, привыкшими ко всему, людьми? Ты действительно ждала, что я позволю вам убить мою ведьму, помешать жертвоприношению, освободить Катерину, а потом спасти вампира, который создал мне все эти проблемы, заплатив за это жалкую цену в качестве его брата, вручив его мне? Чтобы вампир, перманентно находящийся в состоянии депрессии, следовал за мной по пятам? Милая, ты, наверное, сошла с ума! Ты можешь считать, что тебе повезло легко отделаться. - Легко отделаться? – она уже визжала, пока Деймон пытался удержать её. Он тоже что-то кричал, но Елена была слишком занята, чтобы услышать. – Ты уничтожил его! Ты разрушил всё вокруг! - Что абсолютно точно было моим намерением с самого начала, - спокойно ответила Клаус, как будто признаваясь в чём-то. – Но ты жива, Елена, разве это не чудесно? Наверное, только из-за Стефана Елена успокоилась. Он всё ещё был её парнем, если можно было так сказать, и он стоял рядом, а его окровавленные руки нервно подрагивали. - Лучше успокой своего взбесившегося ягнёнка, я здесь только для того, чтобы освободиться от роли няньки, - Древний стал отступать назад, застёгивал пуговицы своего пиджака. – Какая жалость, что меня не будет рядом, чтобы узнать, как он отнесётся к адюльтеру своей девушки, к тому же с родным братом! – Клаус замолчал на несколько секунд, чтобы насладиться тем, что наделал. – Это случится, когда, или если, он оправится от этого жалкого состояния, - он бросил последний, полный отвращения, взгляд на Стефана, а затем повернулся и исчез в темноте между двумя надгробиями. Они втроём остались посреди зарастающих плесенью могил Нового Орлеана, хотя это скорее были их собственные призраки, такие уставшие, что могила уже не казалась для них наказанием.В конце концов, им всё равно пришлось использовать вербену на Стефане, так как тот напал на них, и, под влиянием обстоятельств, Елена разрыдалась, а Деймон, нанеся брату достаточное количество телесных повреждений, утверждал, что было бы весьма опрометчиво оставлять Стефана на заднем сидении, поэтому его положил и в багажник. Спустя два часа пути, Стефан начал болезненно ворчать сзади. Елена же чувствовала себя так, словно была сделана из бумаги, а его звуки раздражали и без того напряжённую нервную систему девушки. Ей было немного стыдно, из-за того, что она снова начала плакать, но даже рука Деймона, утешительно обвившая ее шею, казалась неуверенной. - Чтобы мы будем делать, чёрт возьми? – прошептала она, стараясь скрыть их разговор от Стефана, пока солёная жидкость попадала на язык. Голос Деймона не был бы слышен никому, кроме неё, но Елена узнала нотки отчаяния на его лице, к тому же, она все ещё чувствовала его дрожащую руку у себя на коже. - Если нам повезёт, то он не будет отчётливо помнить этот вечер. Возможно, нам даже удастся убедить его, что он неправильно понял Клауса. - Пожалуйста, мы должны попробовать! Пожалуйста, Деймон, он не может знать о нас, по крайней мере, пока ему не станет лучше! Сальваторе на секунду сфокусировал на ней свой взгляд, и Елена увидела в нём боль оттого, каким низким она сочла его. - Что за чёрт, Елена, он мой брат! Я не хочу заставлять его проходить через это так же, как и ты! Его взгляд снова вернулся на тёмную дорогу, и горечь, которую он ощущал, заставила его сдвинуть брови: - Я знаю, что он не может знать о нас, не переживай. Я, правда, знаю. Никто не должен знать…