* * *
Гермиона сидела в глубоком мягком кресле, с наслаждением потягивая чай, крепкий, горячий, сдобренный домашним вином: Рэй посоветовал, заметив, как она шмыгает носом, вернувшись после очередного визита в больницу Святого Мунго. Гермиона действительно чувствовала себя неважно: в груди засела ледяная змейка простуды. Но ее болезненные симптомы были совершенно тривиальным случаем, не сравнимым с состоянием, в котором продолжал пребывать Рон. Гарри неделю назад сочли возможным перевести из палаты в Мунго в засекреченную квартиру. Но Рон оставался в больничной палате. Физически он был здоров, но сознание, обезображенное неизвестной магией, не поддавалось традиционному лечению. – Без изменений? – осторожно спросил Рэй, присев в противоположное кресло. – Целители говорят, что надежда есть. – Конечно же, мы так говорим, – недоверчиво хмыкнул Рэй. – Янус Маккинси был лучшим в области психических заклинаний, нынешний же глава Психиатрического отдела – безмозглый дилетант. – Спасибо, Рэй, обнадежил, – «поблагодарила» Гермиона. – Я выразил свое профессиональное мнение, – пожал плечами Рэй. – Но как Магистр (о, мое самолюбие обожает этот титул!) добавлю, что Янус был отъявленной сволочью. И его опыты зачастую были не во имя науки. Еще до его гибели я заинтересовался чудовищной статистикой самоубийств в его отделении, а после того, как Драко отдал мне его дневник, мракоборцы начали расследование. – Зачем ему было столько трупов? – Сердце – потрясающий орган, он требуется для самых темных обрядов, включая вызов демона. Драко не рассказывал? – Нет. Он старательно оберегает меня от подробностей, включая его загадочные «вылазки» с Бенедиктом в поисках одержимых демонами. – О таком, скажу тебе, не хочется рассказывать, – поддержал друга Рэй. – Немногие выживают после изгнания. А тот, кто выживает, полностью теряет магические силы и лет двадцать жизни. – И как избавиться от этой заразы? – Первостепенная задача – не дать нашим врагам найти Ключ. Но из-за чертовой дуры Марселы мы топчемся на месте вторую неделю. «Пока не найдете Кристиана, я не буду вам помогать!» – тоненьким голосом передразнил Рэй. – Идиотка, – подтвердил Малфой, появившейся за спиной Гермионы. Наклонившись, он поцеловал Гермиону в щеку и устало опустился на диван. – Как успехи? – Паршиво, – ответил Малфой. – А твои? – Ни следа Кристина. Ума не приложу, как заставить Марселу сотрудничать с нами. – Нас же ты заставил, даже не посвятив и в десятую часть всего «действа». Рэй окинул Малфоя оценивающим взглядом. – А что бы ты хотел узнать? – Как связано убийство моей матери с делами Ордена? Ты обещал рассказать. Рэй вздохнул, обвел внимательным взглядом Гермиону и Драко и, уразумев, что отвертеться не получится, сказал: – Ее убийство стало чудовищным стечением обстоятельств. Кристиан рассказал мне, что по альбому вы определили примерный состав Ордена. Всего нас семеро: маг, оборотень, вампир, эльф, великан, гоблин, вейла. Семь народностей, в далекие времена являющихся самыми многочисленными в магическом мире. Следуя древним записям, остальные разумные существа, как кентавры, сфинксы, русалки, появились в нашем мире позже. В седьмом веке нашей эры один чернокнижник изобрел ритуал прорыва завесы между мирами и вызова демонов. Главным ингредиентом являются сердца семи первых магических существ. Чем сильнее было существо при жизни, тем больше прорыв завесы. По всему миру прокатилась волна убийств вейл, оборотней и других существ в угоду чьим-то безумным интересам. Их было такое дикое количество, что завеса едва не пала по всему миру. Катастрофу ценой огромных усилий предотвратил Орден, который появился в ответ на угрозу уничтожения магических народностей. Первые члены Ордена были самыми сильными и магически одаренными в роду, но чтобы еще более усилить их, каждый создал себе сосуд, в который поместили изначальную силу рода. Давно позабытая магия использовалась во времена магических войн в начале прошлого тысячелетия, когда магов усиливали кровные родственники. Мощная штука, может, и хорошо, что заклинание позабыли, оно отнимает волшебные силы на десятилетия, если использовать его одному. В случае же использования целым магическим кланом потеря сил у каждого источника незначительна, а сама сила представляет собой настоящую взрывоопасную смесь, ведь каждый магический источник уникален. Результатом объединения семи таких разных сил по своему виду, источнику, структуре стал ключ – мистический сосуд, являющийся квинтэссенцией магии – который закрыл проход между мирами. Пока он в небытие – завеса практически нерушима. Но ключ – это «дитя» нашего мира, и он стремится вернуться в него. Семь сосудов – столпов нашего мира – удерживают его в потустороннем мире, но их силы убывают. За прошедшие столетия в Европе практически уничтожили вампиров, нескольким кланам удалось спастись в России, Белоруссии и скандинавских странах. Один столп практически пал. Многие чистокровные семьи обеднели – сократилась численность домовых эльфов. После трагедии в Ла-Рошеле, в 1710, когда группа обезумевших оборотней растерзала несколько сотен людей, началось изгнание оборотней. Немногие решались связать свою судьбу с оборотнями. Наши дети почти всегда рождаются с лунным «недомоганием». Поэтому в последний раз вместо нескольких веков Орден отправил ключ в небытие только на шестьдесят лет. Наша сила убывала, гнила вместе с этим миром, а наши враги освоили новые знания. Рэй невидящим глазом уставился на каминную полку, в отблесках пламени его лицо казалось застывшей маской. – Кто владеет сосудами силы – владеет ключом. И нет последней преграды. А чтобы разом снять завесу, не надо больше совершать убийства по всему миру. Достаточно взять сердца семи членов Ордена и уничтожить их вместе с сосудами. Гермиона похолодела от спокойного голоса Рэя. – Они охотятся за членами Ордена по всему миру. Анабель убили и забрали сердце, аналогичные случаи имели место в сентябре. Возможно, вы помните убийство гоблина в Хогсмиде? Доподлинно известно о смерти великана Дрого и эльфа Кенни. – Янус Маккинси перед смертью упомянул домового эльфа. Но Кенни нет среди моих слуг. – Зато был его отец – Добби, если не ошибаюсь. – Добби? – недоверчиво воскликнула Гермиона. – Не может быть. – При расследовании Бенедикту удалось выяснить, что в записях Бюро распределения домовых эльфов содержится канцелярская ошибка: Добби значится в списках живых эльфов и закреплен за твоим поместьем. – Канцелярская ошибка, говоришь? – сипло произнес Малфой, оттягивая воротник рубашки. – Из-за гребаной ошибки они пришли на поиски в мой дом и мимоходом убили мою мать! Мелкие предметы в комнате начали вибрировать. Сила тугим вязким потоком закручивалась над головой Малфоя. Рассыпались мелкими осколками чашки из тонкого белоснежного фарфора, дрогнули оконные стекла, обиженно шипя, погасло пламя в камине. В темноте голос Грима прозвучал особенно зловеще: – Я уничтожу их организацию до последнего ублюдка.* * *
Малфой, Рэй и Бенедикт вторые сутки пропадали на очередном задании. За две недели, проведенные в поместье Рэя, они исчезали так надолго второй раз. Марсела упорно отказывалась искать ключ, пока не будет найден Кристиан. Стараясь унять смутную тревогу, не покидавшую ее весь день, Гермиона с головой ушла в чтение трактата о магических изменениях сознания и подсознания человека «Сказание об изменении духовной субстанции» Беорфелема Вулфхильда, найденном в обширной библиотеке Рэя, дабы скрасить еще один свой серый день. Перевод со средневекового немецкого был начинен архаизмами, древними магическим терминами, с некоторыми из них Гермиона сталкивалась впервые. Общая мысль трактата сводилась к тому, что под воздействием некой древней магии, «выпитой из темного первоисточника», возможно преобразование души человека от зла к добру и наоборот. Беорфелем подробно описывал результаты своих неудачных экспериментов и их последствий на домовых эльфах, маглах и волшебниках-рабах. Гермиона пропускала целые страницы, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. В последних испытаниях автору удалось добиться непродолжительного результата: подопытный волшебник демонстрировал признаки агрессивного поведения, абсолютно не свойственного ему ранее. Но он «угас» в течение трех суток, не выдержав хирургической операции, проведенной Беорфелемом. В конце переводчиком была вставлена следующая справка о средневековом ученом: «Беорфелем Вулфхильд погиб через 6 лет после написания данного трактата. Обстоятельства его смерти продолжают оставаться загадкой. Но, по слухам, он стал жертвой собственного эксперимента – умерщвлен магом, склоненным им к злу». Гермиона захлопнула книгу и посмотрела на часы: начало третьего ночи. И почти сразу на первом этаже раздался шум. Хлопки, чей-то протяжный стон, стоны вперемешку с ругательствами. Сбежав по лестнице вниз, Гермиона увидела за арочным проемом, ведущим в столовую, отблески заклинаний. Взрывом ее отшвырнуло на пол. Успев закрыть лицо, Гермиона ощутила, жалящую боль в руках: сверху на нее посыпались осколки хрустальной венецианской люстры. Дежавю. Забытый Мерлином бордель Катарины Марлок… Позволив себе два коротких вздоха-выдоха в наступившем затишье, Гермиона попыталась приподняться, но была мгновенно прижата к земле рычащим чудовищем. Перед глазами пронеслись длинные белые клыки, красные воспаленные глаза, смотревшие с нестерпимой жаждой, она ощущала тяжесть тела зверя, не позволявшая сделать следующий вздох. Периферийным зрением она заметила мелькнувшую тень, оттеснившую чудовище к противоположной стене. Собственный хрип показался Гермионе оглушительным. Осколки ранили ладони, крупицами стекла, застревая в свежих порезах, но Гермиона упорно отползала в сторону от двух чудовищ, схлестнувшихся в схватке. – Трансгрессируй с ним куда угодно, бросай его и возвращайся! – послышался крик Рэя. Достигнув арки, Гермиона увидела целителя Добсона с руками по локоть в крови, склонившегося над чьим-то телом. Он тяжело дышал и утирал пот со лба, размазывая багровую жижу по лицу и волосам. Увидев Гермиону, он зло выругался и бросился к ней. – Свежая кровь, – пробормотал он и, схватив ее за руку, трансгрессировал. Они очутились в любимой гостиной хозяина поместья. Рэй усадил ее в кресло и швырнул на колени Гермионы аптечку. – Не волнуйся за меня, – отрывисто бросила Гермиона. – Я справлюсь с порезами. Рэй материализовался в комнате через минут пять в той же окровавленной рубахе и подсохшими багровыми разводами на лице, одновременно с ним появился и Драко, выглядевший не лучше. Его лицо, покрытое пеплом и кровью, уродовал отвратительный ожог на лице, а шею – кровоточащий укус. – Что произошло? – слабым голосом спросила Гермиона. – Останавливали вызов демона, – ответил Драко, осторожно присаживаясь в соседнее кресло. – А потом ловили вызывателя. – Простому исполнителю они не доверили бы вызов. Пленить одного из верхушки – огромное тактическое преимущество. – У них явно приказ не даваться живыми. Когда он понял, что вот-вот будет схвачен, попытался убить себя. Жуткое заклинание – создает на всем теле десятки глубоких ран. – Он наверняка знал, что Бенедикт – вампир, поэтому и применил его. Надеялся, что обезумевший вампир и нас прикончит, – удрученно произнес Малфой, морщась, когда Рэй обрабатывал укус на его шее. – То чудовище, что напало на тебя, было Бенедиктом. Он не скоро выберется оттуда, куда его забросил. Гермиона сглотнула, вспомнив обезумевшее от жажды неузнаваемое лицо. Ни единого сходства с красивым лицом главы мракоборческого отдела. – А что вызыватель? Ваши усилия оказались напрасными? – Он ведь погиб, Рэй? – в свою очередь спросил Малфой. – Нет. Я вколол ему кровь вампира и запустил механизм обращения. И Гермиона, и Драко пораженно уставились на Рэя. – Я предвидел возможность подобного случая и заранее запас вампирьей крови. Никогда не знаешь, когда пригодится. Поэтому я поспешил увести Гермиону оттуда, иначе вышло бы как с Бенедиктом. Свежая кровь из источника могла стать катализатором обращения, а я в одиночку не справился бы с новообращенным вампиром. Теперь твоя очередь, Драко. Смотрю, Бенедикт успел тебя цапнуть. – Во время трансгрессии, – подтвердил Драко. – Но после первого глотка он потерял сознание. Рэй бросил на Малфоя загадочный взгляд и продолжил лечение. – Надеюсь, он скоро придет в себя. Обычная магия на вампиров не действует, и без его знаний нам не удержать новообращенного вампира. Закончив обрабатывать ожог Малфоя, Рэй устало откинулся в кресло и закрыл глаза. – Себя лечить уже сил нет, – проворчал Рэй, ощупывая ребра. – Спасибо, конечно, что вы с Бенедиктом меня прикрывали щитами, но я чувствовал себя ущербно, не имея возможности активно поучаствовать в драке. – Мы понимали, что если тебя убьют, то некому будет нас лечить, – усмехнувшись, пояснил Драко. – У меня отличные друзья, – шутливо произнес Рэй. Но лицо его оставалось сосредоточенно-серьезным. – Без моего позволения никто не проникнет и не покинет поместья (кроме тебя, Малфой). Место идеально для заточения новообращенного вампира. Но такое соседство крайне опасно для простых волшебников. Не обижайся, Гермиона, но сама видишь, кровь Грима, как и кровь оборотня, отрава для вампира. А твоя служит источником силы. Для женщин необходимо подготовить новое убежище. Вы должны немедленно покинуть поместье. – И куда ты нас отправишь? – Туда, где вы будете в безопасности. Даю час на сборы, – безапелляционно заявил Рэй. Гермиона брела в свою комнату в болезненном оцепенении. Болели изрезанные осколками руки, плечи, в которые мертвой хваткой вцепился обезумевший вампир. – У меня есть обезболивающее зелье, – обнадежил Драко, шедший позади нее. – Первая замечательная новость за сегодня, – ответила Гермиона. – Поможешь мне собраться? Не уверена, что в ближайшие пару часов смогу держать палочку в руках. – Конечно, помогу. Но сначала душ – смоем с наших тел кровь и грязь. Гермиона попыталась снять с себя свитер, и с губ сорвался стон – от боли в плечах ее затошнило. – Надо было показать Рэю, вдруг там что-то серьезнее ушиба, – кинулся к ней Малфой и прижал к губам бутылочку с обезболивающим зельем. Действие адреналина в крови прекратилось, и на Гермиону обрушилась общая усталость вкупе с действием зелья, имевшим стойкий усыпляющий эффект. Реальность вторгалась в сонное сознание тусклыми вспышками. Гермиона не заметила момента, когда Малфой раздел ее и когда сам снял с себя свои одежды, провонявшие кровью, потом и смертью. Она очнулась под струями душа и смотрела, как в водосток стекает багровая от крови вода. Гермиона подняла голову и наткнулась на изучающий взгляд Малфоя. В темных глазах плескалась боль, тоска, решимость и нечто такое, отчего сердце Гермионы тревожно сжалось. В тесной кабинке душа, кожа к коже, царило неуловимое дыхание прощания. Оно было в теплых струях воды, льющейся из хромированного металлического душа, во внимательном изучающем взгляде Драко и в его нежном легком поцелуе. Через полтора часа Малфой проводил ее до гостиной, где хмурые невыспавшиеся Марсела и Анхела с горой чемоданов позади них ждали отправления. – Мы ждем тебя уже полчаса! Портал с минуты на минуту активируется! – Марсела потрясала перед ней старой зубной щеткой. – Ты не могла идти еще медленнее? – Я искренне сочувствую, – произнес Драко. – Я себе тоже сочувствую, – согласилась Гермиона. – Береги себя, и, надеюсь, мы вскоре увидимся. – Ты не успеешь по мне соскучиться, – заверил ее Драко. Исчезая в синих отблесках портала, Гермиона чувствовала, что они не увидятся еще очень долго. Интуиция не подвела ее.* * *
– Девчонка не поддается Империусу. Слишком сильная ментальная защита. Ввод вакцины может вызвать непредсказуемые последствия: от выработки иммунитета к обеим составляющим до летального исхода. Необходимо истощить ее либо физически, либо психически, чтобы она поддалась Империусу. Это может занять время. – Пытки запрещаю. Гермиона должна быть в хорошей физической форме, чтобы выполнить задание. Давайте ей вакцину без компонента «Империо» в сочетании с седативными. И устройте ей ад. Ее разум разрешаю иметь, пока не добьетесь результата.* * *
Он спал менее трех часов, когда голос Рэя прозвучал над самым ухом: «Ты мне нужен. Нижние подвалы поместья!» Мгновенно вскочив с кровати, Грим несколько секунд позволил себе постоять в ожидании, когда комната прекратит свое бешеное вращение перед глазами, и трансгрессировал. Сколько он не спал? За прошедшие двое суток в общей сложности он позволил себе не больше четырех часов, пока Бенедикт встречался со своими «связными». Итого семь часов за трое суток. Старая закалка второй магической войны давала о себе знать, но Малфой понимал, что из-за недосыпа перестает адекватно соображать. Мысли были тяжелыми, размытыми, а реальность перед глазами – тусклой и пресной. От яркого света в подвале заболели глаза. Сквозь разноцветные пятна Драко разглядел Рэя, а позади него клетку, в которой металось обнаженное человекоподобное существо. Тщедушного вызывателя, которого они схватили девять часов назад, трудно было узнать. Его бледное тело бугрилось мышцами, представляя собой совершенство, к которому некогда стремились древние греки, в красных глазах с багровыми белками сквозило безумие. Своими новоприобретенными клыками вампир пытался перегрызть прутья клетки. – Магия на решетках скоро не выдержит. Я знаю мало приемов против вампиров. Здесь нужен Бенедикт, – с отвращением глядя на пленника, поведал Рэй. – Если Бенедикт отключился от твоей крови, то и с ним должно сработать, ты позволишь? – Конечно, – ответил Драко, протягивая руку. – Он не слышит нас? – Я поставил заслон, – подтвердил Рэй, набирая из вены Малфоя кровь. – Теперь остается вколоть ему. Обездвиживающее заклинание на него не действует. – А не проще дать ему укусить меня?.. – произнес Драко в пустоту и трансгрессировал в клетку. Челюсти вампира мгновенно сомкнулись на его левой руке, там, где кровоточил прокол от шприца. Боль. Извращенное удовольствие, когда обездвиженный вампир падает замертво тебе под ноги. Его взгляд угасает, но он пропитан ненавистью и обещанием смерти. Рэй кричит что-то, но полог тишины мешает Гриму услышать. Отчаянным усилием Драко трансгрессирует и падает мешком под ноги Рэю, прижимая к животу обезображенную руку. Вопли Рэя превращаются в поток ругательств, для Драко они сливаются в один сплошной шум, похожий на жужжание надоедливой мухи. Ему хорошо. Отрава вампира разливается по телу, словно наркотик, притупляя чувства и одну важную мысль, которая бьется из глубин подсознания. Малфой пытается ухватиться за неё и проигрывает схватку. Драко очнулся в своей постели. Его трясло, одежда прилипла к телу, влажная, горячая, отвратительная. Кожу покалывало от каждого соприкосновения с простынями. А серый утренний свет, льющийся из окон, обжигал роговицу глаз. – Это последствия отравления вампирской слюной, – пояснил Рэй, поднося к губам Драко чашку. – Пей. На вкус жидкость оказалась похожей на сильно разбавленный апельсиновый сок. Проглотив все до последней капли, Малфой спросил: – Но Бенедикт тоже укусил меня, почему?.. – Он древний вампир. Возможно, он укусил тебя в целях сражения, а не питания. Слюна вампира используется для «заморозки» жертвы. Это своеобразный наркотик. Ты не представляешь, какие деньги за него дают на черном рынке. – Боюсь представить, откуда у тебя такие познания, – отшутился Малфой. – Тебе еще понадобится кровь? – С тебя точно хватит на сегодня. Пока ты был без сознания, я заключил сделку с одним магловским патологоанатомом. В доме теперь крови мертвеца больше, чем алкоголя. – Крови мертвеца? – Я не хотел говорить при Гермионе, – оправдывался Рэй. – Ты же не рассказал ей? – Нет. Сегодня собирался. Он оправдывался, что бросается с головой в каждое новое задание Ордена из-за мести. Это была полуправда. Ему тяжело было находиться с Гермионой. Ощущать ее хрупкое звенящее счастье, чистую, как утренняя роса, радость, любовь, укрывающую его душу теплыми объятиями. Знать, что пятого июня он покинет ее навсегда и разобьет ей сердце. По утрам, глядя на ее безмятежное лицо во сне, Драко долго размышлял, следует ли ему рассказать правду сейчас или позволить ей жить в счастливом неведении. – Они будут в безопасности в том месте? – Не беспокойся, наши агенты во Франции их защитят. А Анхелу мы вернули в семью. Я прошу тебя не исчезать пока. Ты нужен мне здесь. – Хорошо, Рэй, – вяло пообещал Драко. – Меня беспокоит одна мысль. Я не чувствую эмоции этого вызывателя. И тогда, в схватке, он убил случайного магла, но Грим внутри меня и не пошевелился. Так было и с поддельной Катариной Марлок, но тогда я не придал этому значения. Списал на то, что «подделка» никогда не убивала. Но теперь… – Твою мать, они нашли способ укрыться от взора Грима! Хотел бы я никогда не быть связан с этим, – в сердцах воскликнул Рэй. Раздался отдаленный шум внизу, и, как ранее Гермиона, Драко и Рэй, переглянувшись, трансгрессировали. Посреди столовой стоял обнаженный Бенедикт. Собственная нагота ничуть его не смущала. – После превращения последние часы стираются из памяти, – объяснил он. – Вместе с одеждой, – пробурчал Драко. – Прикройся, что ли. Сегодня он насмотрелся на голых мужиков больше, чем за всю жизнь. Бенедикт его начисто проигнорировал и внимательно слушал рассказ Рэя. Услышав о новообращенном вампире, Бенедикт удрученно произнес: – Плохая идея, Рэй. Справиться с ним будет сложно, а выпытать сведения еще труднее. Обращенный волшебник – это не захудалый вампир из бывших маглов. Его ментальная защита была сильна еще до обращения, а теперь она усилена превращением. Легилименцией мы ничего не добьемся. Ты использовал мою кровь? Тогда я попробую использовать «право родителя». – «Право родителя?» Что это? – спросил Малфой. – Между вампиром и его создателем устанавливается практически родительская связь. В начале обращения она наиболее сильна. Нужно использовать ее, пока его волшебная часть не «проснулась» и не разорвала связь. Рэй, подкинешь мне одежды и литра два донорской крови? Будем испытывать жажду моего «сынка». И перед этим сделай ему три инъекции с мертвой кровью, – буднично приказал Бенедикт. Благоразумно решив отстранить себя от представления, Малфой отправился досыпать в свою комнату. Он едва успел заснуть, как услышал крики, полные свирепой ненависти. Драко прислушался к эмоциям. Угрюмая злость Бенедикта. Инстинктивное отвращение Рэя. Ни единой эмоции «вызывателя». Драко хотел было поставить полог тишины, но справедливо решил, что в случае опасности не услышит призыва Рэя или Бенедикта. Укрывшись одеялом, которое слабо приглушало злобные стоны вампира, Малфой погрузился в тревожное полунаркотическое забытье. Он просыпался и снова засыпал под жуткие крики и стенания, не понимая, где кончаются видения его отравленного мозга и начинается беспросветная реальность. Драко проснулся окончательно, когда Рэй потряс его за плечо. – Вставай, мы смогли пробиться в часть памяти, где был блок послабее. Бенедикт остается охранять его. – Кого? – непонимающе спросил Драко, слепо вглядываясь в лицо Рэю. Яркий утренний свет ослепил его. – Вампира. Мы отправляемся на один остров в Карибском море. По его словам, там держат Кристиана. – Мы? Сколько ты не спал, Рэй? – Не волнуйся, меня поддерживает одно зелье, – раздраженно произнес Рэй. – Мы не можем медлить.* * *
– Мисс Грейнджер, я рад, что вы очнулись. Из молочно-белой дымки выплыло немолодое круглое лицо с крупными чертами. На носу мужчины сидели очки в черепаховой оправе, а за ним блестели большие каре-зеленые глаза, светившиеся каким-то мягким внутренним светом. Красивые глаза, отвлекающие внимание от жиденьких серых волос и заметно оттопыренных ушей. – Где я? – слова резанули по горлу сухой раздраженной болью. – Выпейте водички, – участливо произнес мужчина и подал стакан с водой. – Не узнаете меня? Гермиона приняла стакан, но не притронулась к нему. – Нет. – Я доктор Матиас, ваш лечащий врач. А находитесь вы в больнице Святой Анны. – Что со мной случилось? – Вы изрезали свои руки осколком зеркала, пытаясь вытравить из себя магию. К счастью, санитар подоспел вовремя. Вы расскажете, откуда взяли осколок? – Что за бред? Вы в своем уме? Вытравить магию? – Хорошо, что вы считаете это бредом, – с улыбкой произнес доктор. – Магию нельзя вытравить через кровь! Улыбка на лице врача не дрогнула, но взгляд принял особое выражение. – Мне жаль вас разочаровывать в очередной раз, но магический мир существует лишь внутри вашей головы. «Я что, попала к маглам?» – Гермиона тщательно рассмотрела врача, отметив деталь, ускользнувшую от ее внимания прежде: вместо лимонной мантии целителей на докторе был слегка помятый белый халат. – Тогда верните мне мою волшебную палочку, и я вам докажу, что магия существует. – Памятуя о прошлых случаях, я прихватил вашу палочку. Гермиона с затаенной улыбкой следила за тем, как доктор выудил из кармана своего белого халата волшебную палочку, некогда принадлежавшую Нарциссе Малфой, и вложил ее в раскрытую ладонь. Почувствовав знакомое прикосновение теплого шершавого дерева, Гермиона позволила себе облегченно вздохнуть и произнесла заклинание. Никакого эффекта. По телу прокатилась неприятная дрожь. Нервно сглотнув, Гермиона попыталась снова. И снова. С каждой новой попыткой паника нарастала. Гермиона начала задыхаться, из горла вырвались какие-то влажные хриплые звуки. Что они с ней сделали? Как отняли то, что было частью ее? Частью ее сущности? Окружающий мир, словно экран телевизора, завибрировал помехами, изредка выхватывая отдельные картинки: обеспокоенное лицо доктора, полет стакана в дюйме от его головы, грузные санитары с равнодушными лицами. Она отчаянно вырывалась, но ее держали, пока доктор Матиас колол ей некое лекарство. – В прошлые разы не было такой реакции, – сетовал психиатр. – Что вы сделали со мной? С моей магией? – в отчаянии закричала Гермиона. – Магии не существует, Гермиона. Но вы, к сожалению, не верите мне. Сейчас я увеличу дозу седативного, вы поспите и восстановитесь. – Вы создали какую-то иллюзию, поэтому я не могу колдовать! Ее лицо обжигали злые слезы. Но лекарство постепенно начинало действовать: каждая клеточка наполнялась тяжестью, а сознание заволакивал обманчиво-мягкий туман. При следующем пробуждении Гермиона обнаружила себя в смирительной рубашке и прикованной к кровати. При попытке пошевелиться послышался голос доктора Матиаса: – Мне жаль, но это вынужденная мера, пока я не буду убежден, что вы снова не причините себе вред. Гермиона закрыла глаза, пытаясь отгородиться от назойливого голоса психиатра и придумать дальнейшие действия. Она не знала, как оказалась здесь и когда. И самое страшное – она не могла колдовать. Значит, либо ее враги нашли способ лишить ее способности к магии, либо… – Гермиона, ответьте мне, – в ее голову вторгся настойчивый голос врача. – Вы говорите мне, что волшебный мир существует исключительно в моей голове. Представьте мне доказательства моей неправоты. Документы, а лучше свидетелей. Кто я в этом мире? Как жила последние годы? Что вызвало мое психическое расстройство? – Мне импонирует ваша любознательность и ум. Ваш логический ум – единственная надежда, что когда-нибудь вы сможете жить за пределами нашего заведения. Естественно, с обязательной медикаментозной терапией. Изначально ваши родители привели вас ко мне на прием два года назад. Вы пережили ужасную трагедию: погиб молодой человек, которого вы очень любили. – Как он погиб? – Стычка в темном переулке с бандитами. Трое на одного. От полученных ран он скончался в машине скорой помощи. Его смерть настолько потрясла вас, что вы выдумали себе магический мир, где возможно альтернативное развитие событий. Ваш любимый воскресает в образе «чистильщика» – убийцы убийц. Грима. – Грима, – внезапно осипшим голосом произнесла Гермиона. – Вы залезли в мою голову? Применили легилименцию или сыворотку правды? Отвечайте! Забыв о ремнях, Гермиона попыталась вырваться. Доктор Матиас отшатнулся от нее и, нажав кнопку, вызвал медбрата. Прибежавший мужчина в белом халате удерживал вырывающуюся Гермиону за плечи, пока доктор Матиас делал ей укол. Реальность растворялась в туманной дымке, Гермиона отчаянно пыталась остаться на поверхности, она кричала и рвалась, но не слышала своего голоса, не чувствовала своего тела. Они забрали у нее все. – Просыпайтесь, – из тумана показалось безмятежное лицо доктора Матиаса. Гермиона закрыла глаза, мысленно уверяя себя, что продолжает спать. И психиатр – часть ее повторяющегося кошмара. Это просто сон про «день сурка». – Освободите меня, – попросила Гермиона чужим сиплым голосом. – Мои руки болят. – Вчера вы очень сильно кричали и пытались укусить санитара. Вы не контролируете свои реакции. – Вы так накачали меня лекарствами, что мне больших усилий стоит приподнять голову. – Это была вынужденная мера, – с прилипшей к губам улыбкой объяснил доктор. – А сейчас вы должны поесть. После этого мы продолжим наш разговор. – Я не буду есть, пока вы не расскажите мне, откуда узнали про Грима. Доктор Матиас вздохнул. – Вы сами рассказали мне на наших индивидуальных сеансах. Удивительно продуманный мир. Статут о секретности, запрещающий намеренное открытие магических способностей. Маглы – признаться, мне не нравится это название. Министерство Магии, Хогвартс, Азкабан. – Доктор заглянул в папку и прочитал: – Вторая магическая война с Волдемортом. Хотя в нашем мире вряд ли бы доверили такое опасное задание, как уничтожение крестражей, трем подросткам. Ваше увлечение историей, особенно военной тематикой, имело значительное влияние на характер ваших фантазий. Но после рецидива, случившегося на Новый год, ваши фантазии приобрели ярко выраженную демонологичность. Ад, демоны, ритуалы с вырезанием сердец. «Они залезли в мою голову, – убеждала себя Гермиона. – Надо понять, как разрушить иллюзию». – Что за рецидив? – Мы добились определенных успехов, и последние полгода вам было разрешено жить с родителями, проходя лечение медикаментами. Но вы перестали их принимать. Случился рецидив: на Новый год вы устроили взрыв и сожгли дом ваших родителей. Им пришлось заново вернуть вас в клинику. «Они накладывают реальные события на выдуманную реальность», – подумала Гермиона, едва сдерживалась, чтобы не заорать на психиатра. – И что, я все выдумала? Моих друзей, преподавателей, Грима? – У каждой вашей фантазии существует фундамент. Сложно выдумать поддельную личину, не основываясь ровным счетом ни на одной знакомой личности, целый мир и подавно. Гарри Поттер и Рон Уизли – ваши лучшие друзья со школы. – В школе Вест-Хилл у меня не было друзей, – горько заявила Гермиона. – Никто не хотел дружить с заучкой. – В одиннадцать лет вы переехали с родителями в Шотландию, город Элгин, и поступили в частную школу Гордонстоун, где нашли себе двух лучших друзей. И извечного соперника – Драко Малфоя, в которого впоследствии и влюбились. – Бред, однозначно бред. Скажите своим нанимателям, что их иллюзия никчемна. Доктор Матиас печально улыбнулся и снял очки. Без них его глаза приобрели какое-то пугливое выражение. – Вы не помните, но мы это уже проходили, Гермиона. Лечение помогает, вам становится лучше, вы начинаете понимать грань между реальным миром и выдуманным, но затем – очередной срыв, безумная надежда, что ваш любимый воскрес и шатается по миру в образе адского пса. Вам скоро двадцать, жить еще и жить. А вы цепляетесь за несуществующий мир и прозябаете в психиатрической клинике. Пора признать, что Драко мертв и не вернется. Только признав и поверив в это, вы сможете вернуться к нормальной жизни, к своим родителям, друзьям, окончить среднюю школу и поступить в Оксфорд на факультет истории. Гермиона посмотрела на доктора Матиаса и громко рассмеялась. – Вы меня не сломаете.* * *
Остров Анегада. Это единственное, что смогли вытащить из охваченного кровавой лихорадкой сознания вампира. Остров, где в пятидесятых годах находился секретный институт, совмещающий в себе изучение взаимодействия магловской и магической науки. В нем работали лучшие умы того времени, молодые ученые, свободные от предрассудков чистоты крови, желающие вырваться из средневековой эпохи, в которой обитало магическое сообщество. Согласно официальной версии, двадцать первого апреля тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года в институте случился радиоактивный взрыв, унесший жизни всех сотрудников, включая знаменитого ученого – Ролана Вандернота. По сведениям же Филиппа Гецова, Ролан Вандернот сымитировал свою смерть и нес ответственность за похищением Драко в 1959 году и последующими событиями на свадьбе Анабель. Малфой трансгрессировал на остров со стойким ощущением, что он найдет ответы. Рэй не разделял его оптимизма, он подозревал некий отвлекающий маневр. Они трансгрессировали из сумерек очередного дождливого дня Ирландии в яркий день. Под ногами шуршал ослепительно белый песок, слух ласкал тихий плеск волн Карибского моря. А глаза, в которых плясало солнце, видели уходящую вдаль белую выжженную равнину, кое-где оживленную росчерками обгоревших трухлявых деревьев. Рэй что-то говорил, но Драко не слышал. Сквозь раскаленный воздух ему чудились прозрачные тени и голоса, наполненные злобой и, как ни странно, надеждой. В ушах стоял тонкий стеклянный звон, а на сердце легла невыносимая тяжесть. Колени подогнулись, и Малфой упал на песок. Боковым зрением он уловил момент падения Рэя. Они оба распластались на пляже под ярким Карибским солнцем, нещадно слепившим глаза. Сознание затуманилось, мелькнула мысль о наркотическом состоянии и исчезла, вытесненная легкой щекочущей нервы эйфорией. Драко очнулся, когда на горизонте догорал закат, алыми сполохами раскрасивший край неба. Без возможности пошевелиться он апатично до боли в глазах и мельтешащих пятен наблюдал, как скрывается солнце. Когда прощальный луч коснулся морской глади и, мигнув, исчез, Малфой услышал тихий стеклянный звон. – Здравствуй, Драко. Скованность в теле прошла, эмоции вернулись в свой нормальный диапазон. Драко поднял голову и увидел рядом с собой призрака – печально улыбавшуюся полупрозрачную девушку в старомодном платье. – Я рада, что ты добрался. Мы ждали тебя. Не беспокойся за своего друга, он проспит до утра, нетронутый остальными. – Остальными? – Разве ты не ощущаешь? – в голосе призрака отдаленным эхом прозвучало удивление. Закрыв глаза, Грим прощупал нити пространства вокруг, внутренним взглядом окидывая материю миров. – Давно ткань мироздания здесь имела огромный разрыв, – заметив заинтересованный взгляд призрака, он продолжил: – Дыра затянулась не полностью, призраки не дают ей восстановиться. – А знаешь ли ты, почему рвется ткань мироздания? – Убийство. – Семьдесят семь. – Что? Я не понял. – Семьдесят семь убитых, семьдесят семь призраков, желающих мести. Достаточно для такой дыры, как ты ее называешь? – Более чем, – ответил Драко. – Идем со мной, я дам тебе ответы, – призрак протянул руку. В лунном свете призрак был серебристым. В этом скорбном сиянии Рэй, мирно похрапывающей на песке, смотрелся сюрреалистично. Драко коснулся протянутой ладони, вызвав легкий дребезжащий звук стекла. – Я так давно никого не касалась, – задумчиво произнес призрак, и в следующий миг они оказались в глубине острова перед громадой каменных развалин. – Когда-то это был самый передовой центр магической науки в мире. Сюда принимали лучших из лучших. Для нас здесь устроили целый городок, в котором жить и работать было одно удовольствие. Призрак взмахнул руками, и на месте развалин выросло огромное здание в виде полусферы, его окружали другие корпусы, а меж ними пролегали сады и парки, в которых, переговариваясь, читая книги и толстенные брошюры, играя в наземный квиддич и творя в воздухе диковинные заклинания, занимались своими делами призрачные волшебники. – Никогда не видел, чтобы призраки были способны на подобное. – Они все вдохнули в меня годами накопленные по крупицам силы, чтобы показать тебе. А теперь последуем вот за ней. В мире приглушенных цветов высокая девушка в летнем брючном костюме, в которой Малфой без труда узнал саму призрачную спутницу, ступила на первую ступеньку лестницы, ведущей в одно из полусферических зданий. Она поднялась на третий этаж и ворвалась в кабинет, на двери которого висела ярко-зеленая табличка: «Проректор по научной работе Р. Вандернот». Мужчина, сидевший за столом, был сосредоточен в изучении некого документа на столе. В белом халате, с коротким ежиком на голове, измазанными чернилами руками и левой щекой он совсем не походил на маститого ученого. – Ролан! – смеясь произнесла девушка и вдруг испуганно вскрикнула – ее резко швырнуло обратно в закрытую дверь. – Мне было очень больно, – тихо призналась Малфою призрак. – И обидно до чертиков. Тем временем в воспоминании Ролан помогал девушке подняться с пола и рассыпался в искренних извинениях, ссылаясь на секретный проект, с которым ему дали возможность познакомиться, и усиленные меры защиты. – Твои последние проекты приносят одни неприятности. Снова какой-нибудь сумасшедший предложил провести социальный эксперимент на маглах. Ролан с явным усилием сдержался от резких высказываний. Несколько томительных мгновений он смотрел на девушку тяжелым немигающим взглядом каких-то желтоватых глаз. А затем хищный рот сменился неправдоподобно нежной улыбкой. – Это засекреченная информация. Но можешь посмотреть только первую страницу, где представлена тема и концептуальная основа. Это действительно грандиозно, такого еще никто не осмеливался делать. Девушке хватило минуты для просмотра предложенной страницы. После прочтения ее лицо приобрело испуганно-недоверчивое выражение. – Ролан, это безумие. Откажись, я прошу тебя. – Первые тесты сразу дали результат. В ткани мироздания действительно можно сделать надрез… – Зачем тебе потусторонний мир? В мире живых столько тем для изучения! Те же эксперименты по адаптации маглов... – Ты не понимаешь! Нам дана уникальная возможность узнать, что происходит после смерти, где обитает душа и возвращается ли она в мир живых. – Это опасно. Совет не одобрит. – Я смогу убедить их, – уверенно произнес Ролан. – Каждый из них кого-то терял. – Что? Ты собираешься спекулировать на их потерях? Это низко. Я не узнаю тебя, Ролан. – Это грандиозная затея, Сиэ. В пятницу состоится заседание совета и все будет решено. Если проект одобрят, то мне, как исследователю, положен гонорар, который будет очень кстати, если ты все еще хочешь свадебное путешествие в Японию. – Тогда мне не надо такого путешествия! Ролан покачал головой и прижал к груди заветную папку. – Надеюсь, мне не следует напоминать, что тебе не стоит об этом болтать… Цвета тускнели, кабинет проректора медленно исчезал, закручиваясь в воронке воспоминаний. Призрачная Сиэ тихо прошептала: – Совет не одобрил. И Ролан закрылся ото всех, закинул текущие дела и заперся в личной лаборатории. Он и раньше предпочитал отгородиться ото всех, когда его идеи не находили должного финансирования или просто восторга. Но я все равно любила его. Мы жили здесь, на острове, в городке, выстроенном специально для ученых. Уборкой, готовкой и прочими хозяйственными делами занимались домовые эльфы, некоторым из которых даже платили жалованье. И в этом мы были на передовых позициях. За несколько дней до трагедии Ролан подтолкнул меня взять отпуск неделей раньше, чтобы успеть закончить приготовления перед свадьбой. Я радовалась как ребенок. Двадцать первого апреля наш ректор попросил меня на несколько часов выйти вместо одной лаборантки, уехавшей навестить тяжело заболевшего ребенка. Но это было не настоящей причиной. Я поспешила на остров и узнала, что Ролана подозревают в убийстве нескольких домовых эльфов и одного гоблина. Я не поверила, долго возмущалась и кричала, что мой будущий муж – не убийца. А потом случилось это. Темнота расцвела тусклыми красками, и Драко увидел Сиэ и пожилого ректора, яростно ссорящихся, а в следующий миг вздрогнул. Ткань мироздания лопалась неравномерно. Через каждые несколько метров возникали неровные дыры, будто некая сила изнутри рвала ее в самых слабых местах. В одну из дыр угодила рука ректора и рассыпалась трухой, вызвав цепную реакцию по остальному телу. Сиэ закричала, не в силах встать от охватившего ледяного ужаса, лишь пятилась от растущей дыры, не замечая дыру позади нее. А в следующую секунду воспоминание исчезло. – Тогда он не знал, что одного вида магической силы не достаточно. Не знал…Погибло семьдесят семь человек. Две семерки, усиленный ритуал жертвоприношения. И месть тем, кто его не понял. Наши тела растворили в пыль. А сознание заперли между миром живых и мертвых, привязав к проклятому острову. Драко взглянул в лицо призраку. Миловидные черты лица исчезли, уступив место лютой ярости. За спиной Сиэ появились и другие. Семьдесят семь призраков, в полупрозрачных телах которых горел темный огонь свирепой мести. – Отомсти за нас, – произнесла Сиэ, а ей вторили семьдесят шесть призраков.* * *
После их последний встречи доктор Матиас разрешил снять с Гермионы смирительную рубашку. Следующие два дня он приходил к ней около полудня, был как всегда в хорошем до зубной боли настроении и с улыбкой, прилипшей к полным губам. Гермиона возненавидела его всей душой. Во снах она видела, как кромсает ножом эту улыбку. Ей казалось, что она сходит с ума. И она не могла винить в своем безумии лекарства, которые каждый день якобы пила под внимательным взглядом медсестры. Таблетки Гермиона прятала за щекой и затем исправно спускала в унитаз. Садистские мысли вызывала сама обстановка клиники, комнатушка три на три метра, из которой Гермиону не выпускали. И вечная улыбка доктора Матиаса. В один из визитов он принес ей фотоальбом, якобы ее собственный. На первых страницах она узнала свои детские фотографии, но примерно с середины начинались снимки, которых не могло быть. – Это фотомонтаж, – уверенно произнесла Гермиона, глядя на фотографию в обычно магловской школьной столовой, где она вместе с Гарри и Роном задувала свечи на огромном шоколадном торте. – Вы ошибаетесь, Гермиона. Фотографии абсолютно настоящие. Я оставлю его вам. – Возьмите обратно свою фальшивку, – крикнула Гермиона и швырнула альбом, попавший в дверь, успевшую захлопнуться за доктором. Целый день Гермиона отказывалась подходить к альбому, распластавшемуся под дверью. К концу вечера любопытство победило. С затаенной горечью Гермиона переворачивала страницы. Такой могла бы быть ее магловская жизнь. Поездки с классом в Лондон на рождественские каникулы, Гарри и Рон в школьной футбольной команде, их троица в Макдональдсе, на карнавале в Эдинбурге и даже в Дисней-лэнде. Рон в праздничном колпаке и с раскрытым ртом, когда мать с отцом дарят ему новенький компьютер. Гарри, которому на вид лет четырнадцать, вместе с его отцом и Роном рыбачат на озере и машут в камеру. На фоне того же озера запечатлены в синхронном прыжке Гермиона, Рон, Гарри и Лили Поттер. На фотографию упала слезинка, и Гермиона с удивлением обнаружила, что плачет. «Это подделка, – убеждала она себя. – Родители Гарри умерли задолго до этого. Они не могли быть с ним на барбекю». Она перевернула страницу. Их повзрослевшая троица в ночном клубе. Она сама в коротком красном платье и агрессивным макияжем, слева стоит Рон, одетый в брюки и майку с портретом Джона Леннона, справа – Гарри без очков и зажженной сигаретой в зубах. «Нам здесь явно нет еще восемнадцати, кто нас пустил в клуб?» – ужаснулась Гермиона, забывая о фальшивости снимков. От следующих фотографий ей действительно стало плохо. Она в обнимку с улыбающимся Драко на Трафальгарской площади. На следующей фотографии они самозабвенно целуются на каком-то концерте. А далее открытка из трех снимков, сделанная в кабинке моментального фото, на которых они с Драко делают забавные рожицы. И фотография Малфоя, играющего на гитаре в каком-то баре. С печальным любопытством и каким-то смущением Гермиона разглядывала непривычно веселого Драко в клетчатых рубашках и джинсах, которые явно предпочитал другой одежде. Он был таким непривычным, милым парнем с добрым открытым лицом, а не холодными пугающими чернотой глазами Грима. «Я бы хотела пережить такие моменты», – подумала Гермиона и испугалась собственных предательских мыслей. Отбросив подальше фотоальбом, она забралась в дальний угол, нервно поглядывая на альбом. В глубине души зрели сомнения. Они усилились на следующий день, когда доктор Матиас с раздражающей улыбкой объявил, что к ней пришел посетитель. Это был Рон. Ей, как агрессивной пациентке, разрешили посещение в присутствии двух дюжих медбратов, которые прежде устроили ей унизительный обыск в поиске запрещенных предметов. В комнате для посещений санитары застыли возле входа, сложив руки на груди. Опасливо глядя на них, Рон робко произнес: – Здравствуй. – Рон! Гермиона готова была расплакаться от счастья, увидев родное лицо, хотя мозг настойчиво напоминал, что настоящий Рон лежит в больнице Святого Мунго. – Ты похудела, – констатировал Рон. – Снова отказываешься от еды? Он был похож и не похож на настоящего Рона. В левом ухе блестело кольцо сережки, волосы были подстрижены под короткий ежик, и нос, казалось, был когда-то сломан и неправильно сросся. Заглядевшись, Гермиона пропустила вопрос. – Что? Я не помню, ела или нет, – рассеяно произнесла Гермиона и прошептала: – Рон, вытащи меня отсюда. Лицо друга приобрело напряженное выражение. Он посмотрел на санитаров, молча стоящих в углу, и сказал тихо: – Гермиона, тебя здесь лечат, если ты не будешь им препятствовать, то скоро сможешь вернуться домой. – Ты тоже мне не веришь? Рон, ты тоже волшебник. – Хватит, Гермиона. Я много раз это слышал, – поморщился Рон и вздохнул. – Гарри передавал тебе привет. Он сейчас уехал на соревнования в Бирменгем, несмотря на травму плеча, он собирается играть. Джинни, представляешь, заметило одно модельное агентство. Прямо на улице! Теперь ее фотографии висят возле одного фирменного магазина с женской одеждой. Мама в восторге, но мы с братьями не разделяем их. Чего доброго заставят сниматься для рекламы нижнего белья! Слушая рассказы Рона из магловской жизни, Гермиона поймала себе на мысли, что ей все равно приятно слушать. В той жизни Рон находился на грани между жизнью и смертью, а здесь он был живой, здоровый и знакомо возмущенный поведением Джинни. Пусть иллюзия, но Гермиона позволит себе расслабиться на пару минут. Санитары объявили, что осталось две минуты. Гермиона хотела было возмутиться, но, видимо, такое короткое свидание было не в новинку для Рона. – Фух, в этот раз я успел все тебе рассказать и передать приветы. Вроде бы ни от кого не забыл. – Рон, спасибо, – произнесла она, чувствуя, что к глазам подступают слезы. – Скажи только, правда, что мы с Драко были вместе? – Ох, Гермиона, я сколько сил и нервов потратил на отговаривания встречаться с ним. А ты так его любила, что оказалась здесь. – Значит, ты бы все равно ничего не сделал отговорками. – Сделал бы, если бы он не опередил меня с ухаживаниями, – ворчливо произнес Рон и чмокнул ее в щеку. – Не сопротивляйся лечению, чтобы в будущем у меня появился шанс.* * *
С приближением рассвета эмоции призраков и их призрачные очертания тускнели. Рэй беззаботно посапывал под действием насланного призраком сна, недалеко от него на песке сидел Драко, вглядываясь в далекий горизонт. Сиэ парила над пляжем рядом. – Ты рассказала мне о его прошлом, но это не поможет мне найти его в настоящем. Тебе недоступно выяснить его местоположение? – Я прикована к острову. Но рассказ, что я тебе поведала, не бесполезен. Ролан любил меня и до сих пор любит. В первые дни после трагедии, когда мы были еще не призраками и даже не тенями – отпечатками души, застрявшими в междумирье, – я видела Ролана, узнавшего, что среди погибших была я. Его горе было неописуемо. Он действительно любил меня и пытался увести из-под эксперимента. Ролан возвращался сюда много лет подряд на годовщину моей смерти. А потом, обнаружив, что на острове обитают призраки, пришел в последний раз и поклялся собственной волшебной силой, что вернет меня в мир живых. – Это невозможно! – раздраженно воскликнул Драко. – Вернуть после стольких лет нельзя. – В ловушке между мирами мы не можем выйти ни в один мир надолго, но слышать, о чем шепчутся души, можем. Дары Смерти. Один из них – Воскрешающий камень. – Из детской сказки? – В руках владельца им можно вызвать из потустороннего мира фантом, в руках же Повелителя смерти – вернуть в мир живых, – прошелестел голос Сиэ, и лучи солнца поглотили ее призрачную фигуру. Эмоции призраков свелись к едва зудящим ощущениям на кончиках пальцев. Рэй очнулся почти сразу. – Расскажешь в поместье сразу и мне, и Бенедикту. Мы и так потеряли много времени. Они трансгрессировали, но Драко не успел приступить к рассказу. Бенедикт произнес всего три слова: – Гермиону и Марселу похитили.* * *
Вскоре после встречи с Роном доктор Матиас убедился в желании Гермионы излечиться. Он не уставал повторять во время каждой их ежедневной беседы: «Душевная болезнь — это всего лишь болезнь, она излечима». Гермиона согласно кивала, в душе желая расцарапать врачу глаза. Гермиона добилась своего: разрешение выходить из палаты, посещать сеансы культуротерапии и дважды в неделю гулять на свежем воздухе в больничном парке. Дни проходили до тошноты однообразно, Гермиона окончательно потеряла им счет. Она терпела ежедневную терапию с доктором Матиасом, якобы принимала таблетки и смывала потом их в унитаз, но, несмотря на это, чувствовала себя плохо. Подозревала, что и в еду добавляют лекарства, и провела два голодных дня, убедившись, что ее психологическое состояние не улучшилось. Ею владела странная апатия. В такие минуты ей становилось все равно на окружающую обстановку, стены собственной палаты и узкая кровать казались достаточными для жизни. А потом в голове что-то вспыхивало, и неконтролируемая ярость охватывала тело. Гермионе хотелось кусаться, царапаться, вгрызаться в глаза санитарам, пока из них не потечет кровь и слизь. Когда рассудок начинал возобладать, ей становилось страшно от собственной агрессии. Подозрения, что каким-то образом в ее тело вливают отравленную гадость, душили ее, заставляя с остервенением осматривать свое тело на предмет следов от уколов. Но их не было, и Гермиона забивалась в угол, закрыв уши руками, и прислушивалась к себе, ища в голове чужие голоса, сводящие ее с ума. Психбольница медленно скатывала ее в пучину безумия. Ее разум был измучен окружающей реальностью и снами, кровавым маревом окутывающими ее по ночам. В своих снах она упивалась неслыханным наслаждением от стонов и мольбах о снисхождении, от предсмертных криков агонии. Кошмары находили отражение в ее картинах. Согласно назначению лечащего врача с 16:00 до 17:00 Гермиона вместе с большинством пациентов на ее этаже посещала арт-терапию. Практически каждый психически больной (независимо от своего возраста) участвовал в арт-терапевтической работе, которая не требовала каких-либо способностей к изобразительной деятельности или художественных навыков. Одни рисовали кистью, другие размазывали краски на холсте пальцами, третьи использовали вместо холста собственную одежду и тело. Но все они были одинаково увлечены процессом, и печать безумства на их лицах становилась менее яркой. В один из таких сеансов приобщения к искусству Гермиона выводила на холсте багрово-черную мазанину из силуэтов корчащихся от боли, когда услышала тихий вопрос: – Ты расскажешь, что случилось дальше? От неожиданности Гермиона выронила кисть. Обернувшись, она увидела рыжеволосую девушку лет семнадцати с ладонями, измазанными в оранжевой и фиолетовой краске. – Дальше? – После того, как Гарри выпил зелье «Феликс и Фелицис»? – Кто ты? Откуда ты знаешь? – Ты обещала, что расскажешь! – обиженно протянула рыжеволосая девушка. – Ты такая гадкая. – Расскажу, успокойся, – прошипела Гермиона, увидев, что медсестра внимательно следит за их разговором. – Я просто давно тебя не видела, думала, ты больше не хочешь слушать мои истории. – Хочу, конечно! – испуганно пробормотала рыжеволосая. – Мы же в одной связке. Ты обещала, когда сбежишь и добудешь палочку, то заберешь меня отсюда. Я же тоже из волшебного мира. – Да? – сдавленно охнула Гермиона. – Поэтому меня не было, когда настает полнолуние, они запирают меня в подвале, чтобы никто не видел, как я перекидываюсь. Я сильно поранила себя в прошлый раз, когда бросалась на прутья клетки. – Мерзавцы! – Так ты расскажешь? Ведь мы еще долго не увидимся, и я от любопытства с ума сойду по-настоящему. – Почему долго не увидимся? – Так Алекс вышел из отпуска, – она ткнула испачканным указательным пальцем в медбрата, которого Гермиона раньше не видела. – Ты сказала, что когда он в следующий раз посетит тебя, то поможет с побегом. – Почему он мне поможет? – Он приходит к тебе по ночам. Ты говорила, что с каждым разом он все больше теряет бдительность, остается почти до самого утра. В ушах Гермионы зашумело, а к горлу подкатила тошнота. Вцепившись в мольберт, она считала про себя, чтобы успокоить рвущееся из груди сердце. – Время вышло! – объявила медсестра. В оцепенении Гермиона позволила санитарам проводить себя до мольберта. – Я буду ждать тебя! – крикнула напоследок рыжеволосая. Время до вечернего обхода Гермиону колотило. Она судорожно пыталась найти средство защиты и не находила. На собственную физическую силу было глупо надеяться. Ей не справиться со здоровым молодым мужчиной без волшебной палочки, не избежать изнасилования. Она просто не сможет сама лечь под него ради призрачного побега. Остатки здравого ума подсказывали ей, что санитару меньше всего надо было устраивать побег своей «подстилке». Алекс пришел, когда по внутренним часам было за полночь. – Гермиона, – тихо позвал он, слепо вглядываясь в темноту комнаты. – Я все равно тебя поймаю. Ах, вот ты где. Гермиона отступала от него, пока не уперлась спиной в железный умывальник, вкрученный в стену. Алекс мгновенно оказался рядом. От ужаса и отвращения она не могла выдавить ни слова, когда его руки блуждали по ее телу, нетерпеливо сжимали грудь и ягодицы, а жаркое дыхание опаляло нежную кожу шеи. – Я скучал. – Я тоже, – произнесла Гермиона и, собрав силы, врезала Алексу между ног. – СУКА! – простонал санитар, сжимаясь в три погибели. Не дожидаясь, пока Алекс придет в себя, Гермиона схватила его за голову и ударила по железному умывальнику. А затем еще раз и еще. Стоны мгновенно прекратились, а ладони Гермионы испачкала теплая жидкость. «Я убила его». Ни жалости, ни страха. Эйфория, облегчение. В халате санитара она нашла связку ключей, среди которых один отпирал ее собственную палату, несколько банкнот, которые она не глядя сунула в карман. Гермиона в темноте кралась по коридору к лестнице, ведущей к свободе. И неслыханная удача, на столе приемного поста, пустого в ночное время, лежала куча грязной медицинской формы и чье-то пальто. Оно было на несколько размеров больше, но Гермионе было откровенно все равно. Она накинула пальто сверху застегнутого по самое горло медицинского халата. Больничные тапочки заменить было нечем. Незамеченной она выбралась из отделения и не спеша зашагала по дорожке к воротам, которые так манили на каждой прогулке в сопровождении медперсонала. Сторож, дежуривший на выходе, увидев ее, быстро пробежал глазами по ее форме и спросил: – И куда вы собрались, бросив дежурство? – За сигаретами, – произнесла Гермиона, вспомнив подслушанный разговор медсестер о круглосуточном магазине, находящемся недалеко от автобусной остановки. – Курить хочу аж трусит, уколы ставить тяжело. – Эх вы, еще в медицине работаете и курите. Мне захватите пачку Голда, и никто не узнает, что вы гуляете в рабочее время. – Договорились. На негнущихся ногах и с громко бьющимся сердцем Гермиона вышла за ворота. «Это еще не конец. Необходимо убраться подальше от клиники». Автобусы не ходили в столь позднее время, а ждать его на остановке до утра было глупо. Ловить ночью попутную машину возле психбольницы представлялось весьма рискованно. Гермиона решила идти вдоль дороги, подальше от ненавистной больницы, в надежде выйти к месту, где одинокая девушка, ожидающая утреннего автобуса, не казалось подозрительной. Несколько раз Гермиона срывалась на бег, чтобы согреться. Психиатрическая клиника предсказуемо находилась вдали от оживленных улиц и районов, по дороге пока не проехал ни один автомобиль. Гермиону колотило от страха, в каждом шорохе ей слышалась угроза, а в свете яркой полной луны чудилась насмешка. Увидев указатель, Гермиона поспешила свернуть на Эрсби драйв. Название улицы всколыхнуло память, и Гермиона вспомнила, что на этой улице была стоматологическая клиника, которую так хвалила соседка ее родителей Мадж, ссылаясь на ощутимо более низкие цены, чем у Грейнджеров. К рассвету Гермиона добралась до заветной автобусной остановки. Она устала, ее колотило от холода и усталости. Усилием воли Гермиона заставляла себя бодрствовать, раз за разом пересчитывая банкноты, украденные из кармана убитого ею санитара. Сейчас, когда схлынул адреналин, ей становилось не по себе от мысли, что она лишила человека жизни. «Он этого заслужил», – сказала себе Гермиона. Она не ощущала вины. Первый автобус пришел в шесть утра. Вместе с Гермионой в него сели еще несколько маглов, явно спешащих на работу. Подходя к остановке, они оглядывали Гермиону коротким взглядом, будто удивляясь незнакомке в их районе, где все друг друга знали, и мгновенно забывали про нее. Гермиона нисколько не оскорбилась их пренебрежением, втайне радуясь, что длинное пальто скрывает ее больничные тапочки. К одиннадцати часам, совершив две пересадки на автобусе и одну на метро, она добралась до Леденгольского рынка, где между книжным магазином и магазином компакт-дисков скрывался паб «Дырявый котел». Предвкушая встречу с волшебным миром, Гермиона едва не плакала от счастья, что скоро весь ужас закончится. «Еще один поворот и я буду дома!». Стена книжного магазина была стеной и магазина компакт-дисков, возле которого собралась толпа детей, глазеющих на товар через витрину. И сколько бы не скользил взгляд между ними, Гермиона не видела невзрачный бар с обшарпанной дверью, которую старый Том забывал смазывать, отчего она натужно гудела при сильном ветре. В отчаянии Гермиона закричала и в отчаянии била руками стену, где должен был начинаться проход в волшебный мир. Она не замечала боли в костяшках пальцев, сбитых в кровь кулаках, пока в ее разум не проник знакомый голос: – Вам нужны еще доказательства, Гермиона? За ее спиной стоял доктор Матиас, позади него полицейские и санитары. – Как вы нашли меня? – Вы не в первый раз бьете эту стену. Еще до первой госпитализации родители вместе с полицией ловили вас здесь или на Бридж-роуд, где в ваших фантазиях находится вход в больницу Святого Мунго. Туда тоже был послан патруль после вашего побега. Вы можете быть рады, что вам не предъявят обвинение в убийстве – Алекс жив, но тяжело ранен. Ваша рыжеволосая подруга рассказала нам о недопустимых действиях Алекса, полиция будет проводить расследование, и его накажут по всей строгости закона. – Я не рада, – тихо сказала Гермиона, прислонившись к той самой стене. «Пусть лучше сдохнет», – безразлично подумала Гермиона. – Теперь вы верите, что выдумали свой мир? Гермиона смотрела на доктора Матиаса и видела, как рассыпается осколками ее волшебный Лондон. – Верю, – выдохнула она. Багровая пелена застелила ее глаза.* * *
Пытки длились много часов. Малфоя мутило от многочасового копания в крови и внутренностях вампира. От криков болела голова. Но он медленно добивался своей цели: нерушимая извне блокировка на сознании вампира медленно подтачивалась изнутри. – Может, для разнообразия поговорим? – предложил Драко, медленно, с удовольствием трансформируя когти обратно в человеческие пальцы. – Исцеляться ты начнешь нескоро, Бенедикт нашел ту специальную траву. Столько сил угрохал для тебя. Жаль, Круциатус тебя почти не берет. Вампир смотрел на него, приоткрыв единственный глаз. Драко не ощущал его эмоций, но интуиция подсказывала их содержание. В глазах вампира боль и безумие смешались в единую тугую спираль, но ненависть еще теплилась в нем, поддерживаемая сознанием. Драко задумывался, а был ли прав Дамблдор, утверждая, что нет ничего сильнее любви. – Гермиона нужна, чтобы достать ключ, – выплюнул он. Серебряная молния поразила тело вампира. Как и Янус Маккинси, вампир погиб, не исполнив Непреложный обет.