Эпитафия

Давным-давно была одна история о предательстве, об измене истине, о двенадцати дивных существах, живших среди человечества. Они не были людьми, лишь походили на них. В их жилах текла непростая кровь. Они все были разными по своим судьбам: кто-то желал власти и находил её, кто-то разорял корабли, кто-то растил чудесных воспитанников, кто-то постигал великую мудрость. Один из них считал себя обыкновенным человеком. Он был ближе всего к людям, учил их простым мудростям и секретам счастья. Его запомнили и восхваляли как истинного Пророка, он не раз говорил, что однажды они свергнут власть и начнется новая Эра. Этого и боялись власти больше всего. Подкупив предателей они вышли на след Пророка и несправедливо казнили того. Они явили миру его кровь: огненно-алую, как и у всех жителей. Eго забросали камнями: за вранье и возвышенные сказания, и прокляли, его и его наследников, что будут до нескончания носить на себе его грех... - Да, я знаю эту историю, - сказал Джон осторожно, - но к чему эта детская сказка? - Детская сказка? – переспросил Каркат. - А как же это по-другому назвать? Мне её кто-то в детстве пересказывал, только не помню кто… - Хватит. Кажется, я просил не перебивать меня. Джон моментально выпрямился и навострил уши, дабы не пропустить ни одной детали. Правдивая история начинается с незапамятных времен. В одной деревушке, на окраине еще существующей на тот день Империи, родился мальчишка. Мать, не знавшая его отца, всю жизнь жившая в одиночестве, нарекла сына Каркатом. С первого дня рождения мальчик не был нужен ей, порой она задумывалась, чтобы утопить ненавистного отпрыска, но осознавала наказание за подобный поступок. И потому сердце мальчишки еще билось. Каркат рос и так же ненавидел свою мать. Всё его детство прошло на улице, среди друзей. Он слушал невероятные рассказы об их жизни и семьях, о заботе, любви и ласке, которую они получают от родителей. А сам никогда не говорил о себе, только тихо слушал «сказки из других миров». Улица воспитала его несносным и противным, но сильным, готовым постоять за себя и друзей. С каждым годом он всё чаще видел себя лидером их «команды», хотя многие не желали смиряться с этим его мнением. Жизнь плыла своим чередом. Когда Каркату исполнилось четырнадцать, он уже знал своё будущее. Он всегда мечтал покинуть эту деревушку и отправиться в путешествие по Империи, увидеть всё-всё в этом мире, а может, однажды начав войну или восстание. Но эти детские несбыточные мечты были вдребезги разбиты матерью. Она желала денег от сына, и потому заставила его работать на мельнице младшим помощником. Ему осточертело всё. Казалось, что мир замкнул его в клетку, и жизнь закончиться в пределах этого ненавистного ему городишки. Но жизнь явно хотела иного исхода. И начался весь этот бред. В свои четырнадцать трагически погиб его лучший друг Соллукс. Одни говорили, что он сам бросился под копыта лошади, другие – что всё виноват наездник, третие – утверждали, всё было абсолютно не так, но разве это могло изменить столь печальной ситуации… - Погоди! – неожиданно встрепенулся Джон, - Это тот самый Соллукс, о котором я думаю? - Если будешь продолжать так себя вести, то дальше ничего не узнаешь. - Но… - хотел было возразить тот, но притих, в ожидании развязки. Череда мистических смертей продолжалась. Один за другим умирали его друзья: и из селения, и богатые детки имперских кровей, приезжавшие только раз в год. Каркат жил в страхе: все погибали трагически, и вся заварушка казалась чьим-то искусно продуманным планом. За год умерли они все, кроме Карката и его подруги – Непеты. Они не отпускали друг друга ни на шаг, ночевали у неё в доме, вздрагивали от любого шороха. И, возможно, они бы спаслись, но нет, судьба продолжала свою игру. Ночью, оставшись в её комнате, они уже готовы были засыпать, но Непете ужасно хотелось пить, и она отправилась на задний двор, к колодцу. Каркат задремал, так и не задумавшись, что допустил фатальную ошибку. Проснулся он только к утру от криков. Это кричала её мать, заходясь в истерике. Уже холодное тело дочери она нашла утром в колодце: кто-то толкнул её вниз, и за ночь девушка утонула в ледяной воде. Её матушка выгнала Карката, считая, что это он виноват в её смерти, забыв их общий страх. Теперь он был один, последний. Но тоже погиб. На мельнице, где он работал, никто так и не починил хлипкие потолки, и внезапно налетевшая буря разрушила её, убив единственного остававшегося там – Карката. - …начинался ад. Тогда я первый раз узнал его. Ужасающее чувство, даже передать словами невозможно. - Но подожди, раз вы все умерли, то… Вас не существует? Вы призраки? - Прояви хоть каплю терпения! И «невыносимый ад» резко оборвался. Он проснулся далеко от города, в открытом поле, вдохнул свежий воздух, и сознал: он жив. А рядом оказались все его погибшие друзья: живые и невредимые. Это казалось странной, нереальной сказкой, кошмарным сном. Они все разбрелись кто куда – к своим семьям и близким. И Каркат пошел к матери, ведь больше дорог ему не представлялось. Он увидел заплаканную женщину и с трудом узнал в ней мать. А она накинулась на него, кричала и выгнала. - Эй, я же твой гребанный сын! – крикнул Каркат ей вслед. - Не издевайся надо мной, я знаю, что мой сын мертв! Она не признавала его. Говорила, что её сын выглядел совсем не так и она до безумия его любила. Каркат только крикнул ей что-то напоследок и навсегда ушел от того дома. Его друзья его узнавали, в отражении стекла, он выглядел так же. Но ничего не понимал, совершенно. После мистических событий всё перевернулось с ног на голову. Утонувший в отчаянье, Каркат брел по ночной дороге, прочь от родного селения. Среди сумерек он набрел на скромный лагерь троих путников. Те любезно пригласили Карката на ночь. Среди разговоров путники спрашивали, почему он такой разбитый. Каркат отмалчивался, считая свою историю маразмом или просто глупостью, однако интерес собеседников победил. Они с упоением внимали его истории, сочувствовали, сопереживали. Каркат так и не узнал, поверили они ему или нет, но это и не было важным. После ночи, Каркат распрощался с ними, и уже в следующий полдень готов был рвать на себе волосы от отчаянья. В соседней деревушке он увидел, как хоронили троих, погибших от рук разбойников. И среди них Каркат узнал знакомые лица тех самых приютивших его ночью путников. - …а потом уже я убедился, что вся эта херня – не совпадение. Где-то бродил и наткнулся на Непету. Она тоже рассказывала, что тоже мать её не признала, соседи тоже, а потом своим рассказом сама «убила» каких-то дамочек. Джон слушал уже не в состоянии перебить. - Потом, значит, говорили с Арадией. Она всегда мутной была, вроде, духов слышать умела. И она напророчила, что будем до бесконечности умирать и снова жить. А всё из-за, как ты сказал, детской сказки. Эти люди хреновы нагрешили много, а мы какого чёрта должны теперь отплачивать?! Джон проглотил горькую слюну. - И долго вы уже… Так… Существуете? - Почти триста лет. Джона будто молнией ударило. Он даже не мог поверить в эти цифры. Что Каркат жил… Нет, не жил - существовал на протяжении трех столетий. - Но ведь, если взглянуть с другой стороны, это же как вечная жизнь. Ты живешь, можешь делать всё, что вздумается! А потом – бац! – и всё, никто не помнит, что и где ты натворил. Каркат горько усмехнулся. - Мы тоже так тогда оптимистично думали. Живешь, не думаешь о смерти, о конце всего и прочее… А потом осознаешь, каково это: жить с мыслью, что с минуты на минуту из-за угла выедет машина и собьет тебя насмерть. Или загорится огромный театр, а из всех зрителей погибнешь только ты. А каждый раз боишься смерти, будто впервые. В своем сознании Джон становился всё меньше и меньше, сожалея за свои глупые, небрежно брошенные слова. - Ты держишь всю эту хрень в себе и не можешь никому рассказать. Эти соратники по несчастью не посочувствуют, а если кому и расскажешь, то он тоже вскоре сдохнет. И как-то не сладко жить с мыслью, что убил кого-то своим нытьем. Каркат сел возле Джона, опрокинулся на мощный ствол дерева и устало прикрыл глаза. - Свой оптимизм не оставляла только Вриска. Она жила и, как ты верно сказал, творила, что в голову взбредёт. В 80-х годах прошлого века под именем Маркизы Спиннерет она провернула довольно масштабную аферу: ограбила несколько крупных банков, спрятала похищенное среди леса, а потом пришла в полицию с повинной. Ей удалось внушить полиции, что все деньги сгорели. А в следующей жизни, зарекомендовавшись Вриской Серкет, разделила награбленное на двадцать частей и положила на депозиты в разных банках страны. Деньгами она снабжает нас и до сего дня. - Так вот за что ты купил мне фортепиано! – внезапно догадался Эгберт и засиял. Но Каркат не разделял его радости. - Но и она много не резвилась. Потому, что ты постоянно одинок. Опять же, эти чёртовы люди, помнящие тебя уже столько лет осточертели по самые не балуй. А если и привяжешься к кому, то всё равно знаешь, что скоро умрешь, а этот человек больше и не вспомнит тебя. Он остановил рассказ, специально затягивая паузу, будто заставляя нерешительного Эгберта задать тот самый щекотливый вопрос. - А ты… Когда-нибудь влюблялся? - Было дело, - непривычно ностальгично для себя протянул Каркат, - одна девица, у неё свой магазин антиквариата имелся, где-то середина двадцатого века шла. А мне тогда мозг отшибло, бегал за ней, цветы дарил и прочая романтическая фигня. Да и она, кажется, ко мне что-то чувствовала. Вновь прозвучала многозначительная пауза. - После того, как умер, глупо приперся к ней в лавку, а мне сообщили, что она покончила с собой. Тишину разорвал пробежавший по долине ветерок, зацепивший густую крону дерева. - Глупая история, - подытожил Каркат и резко переменил тему: - Теперь-то ты хоть понял, почему я скрывал от тебя всё? Джон неуверенно кивнул. - Ну а теперь передём к событиям более недавним. Каркат очень долго пытался собрать их всех в одном месте, интригуя чрезвычайно важной новостью, но его план провалился. На встречу в незамысловатую городскую кафешку пришло не много не мало: Вриска, Соллукс, Фефери с Эриданом да он сам. Все остальные сослались на неотложные дела. Сам организатор на встречу опоздал, но не придал тому особого значения. - Ну и с чего вдруг ты нас сорвал с наших планов? – язвительно кинула Вриска. - Кажется, я знаю, как можно окончательно умереть. Трое пар глаз заискрились любопытством, лазурные оставались скучавшими. - Самоубийство. Ведь за эти года еще никто не накладывал на себя руки? - Вроде нет, - задумчиво ответила Фефери, - А кто решится? - Я, конечно, - возбужденно кинул Каркат. Смерть уже была не страшна. - Ага, - Вриска наиграно зевнула, - и что у тебя получится? - Ты мне не веришь? - Не-а. - Тогда поспорим? – Каркат протянул ей руку. Лазурные глаза наконец-то загорелись азартом. - Спорим! Если ты выигрываешь, то в результате получаешь заслуженный покой и мой почтенный проигрыш, а если нет… - она на мгновение задумалась, - Я еще подумаю. Уж время на это у меня предостаточно будет. - Идет! Они пожали друг другу руки. Весть о их споре между «проклятыми» разнеслась за несколько часов. Каждый мысленно сделал свою ставку. В тот же вечер он поехал в небольшой поселок недалеко от города. Карта подсказывала, что там был ближайший водоем, где воды больше, чем по пояс. План Карката был идеален. Если бы ему действительно удалось умереть, то он бы был рад не только выигрышу в споре. А если нет – имелся запасной вариант, поездка в южный город, где ему бы удалось скрыться, пусть даже на короткое время. Вриска бы злилась даже от того, что её так ловко провели. Но в идеально спланированный замысел случайно вмешался не очень хороший человек - Джон Эгберт. Именно из-за него Каркат не смог умереть. То есть нет, он умер, но как только его тело узнал Джон, он тут же вернулся в него и быстро смылся с места происшествия. Честно говоря, пробовать еще раз у него не было не малейшего желания. А потому он почти сутки скитался по городу, купил билет в южный город и дожидался следующего дня. Его встречу с Джейд можно назвать и случайностью, и чётко спланированной закономерностью, по мнению Джона. Но с точностью можно было сказать: вся эта череда событий вдребезги разрушила идеальный план Карката. Джон разболтал о его воскрешении и Вриске, и Тавросу, и Гамзи, который с горя убил Непету и Эквиуса. Терези и Канайе он рассказал сам о фатальном проигрыше. Он не то, чтобы любил их, просто в некой степени доверял. Каркат терпел приставания Эгберта из всех сил. Конечно, он понимал, что Джона терзает интерес и не раз в порыве раздражения Каркат хотел сорваться и рассказать ему всё. Пока однажды этого не сделал. - Но почему же я всё-таки не умер? - Я не рассказал тебе механизма проклятья. Только жалкую частичку о том, что вы все умрёте. Но и её хватило, чтобы ты попал в аварию. Почти разрушила все старания Карката Вриска. Парень едва успел остановить её слова. - Ну хорошо. Всё началось довольно давно… Послышался грохот в коридоре. А уже через секунду на пороге кухоньки стоял раздраженный Каркат. - Ты уже, гляжу, преуспела? Затащила этого балбеса в логово свое паучье? И так и не научилась закрывать дверь? – обратился он к Вриске. Та ответила Каркату усмешкой. Парень не на шутку разозлился. Каркат подошел к Джону со спины и плотно закрыл тёплыми руками уши. - Я смотрю тебя забавляет убивать всех этих людишек, да? Тогда заруби себе на носу: трогай кого хочешь, только не этих. А за этот свой поступок ты, считай, использовала своё право победителя в нашем споре. Можешь отомстить, конечно, но вряд ли этот хмырь снова к тебе явится. Он не настолько тупой. Её лицо со словами Карката всё больше и больше теряло самоуверенность и медленно перерастало в злость. А затем уши Джона вновь оказались свободны. К всем этим событиям приложило еще и свой след проклятье. Именно в те дни все были и живы и уже с дня на день должен был появиться первый сигнал. А первым сигналом была Арадия. Соллукс, до беспамятства любивший её, еще и выполнял роль сторожевого. Его девушка была самой обыкновенной на первый взгляд: жизнерадостной, улыбчивой, красивой. Но проклятье смывало всё это подчистую, заковывало в оковы «болезни». В те первые дни она сходила с ума, страдала от боли и неизвестных загробных голосов. Соллукс не мог смотреть на её страдания, а потому часто приходилось её убивать. Еще чаще он просил об этом Карката. Он называл это своеобразным ритуалом: убийство Арадии начинало череду их трагических смертей. В разном порядке, в разных ситуациях, от разных людей. - Ну всё, вроде ничего не пропустил. Мозаика в голове Джона, несобранная уже вот множество недель, наконец предстала в полном очертании. Все тайны были раскрыты. - А что, если бы Роуз рассказала мне всё? – вдруг вспомнил Эгберт, - Ведь она сама догадалась о действии проклятья. - Не знаю, - пожал плечами Каркат, - такого еще не было. С одной стороны было бы интересно, но лучше не экспериментировать. Вновь гулял шумный ветер, несколько сочно-голубых листьев свалились на смольные локоны Джона. Лазурными, как безоблачное небо глазами, он наслаждался этим своим миром, созданным своим воображением. - Каркат, слушай… Когда вы возрождаетесь вам ведь возвращается ваш возраст? - Да, тогда нам ровно девятнадцать. Потом мы живем год, максимум два. - А сколько тебе сейчас? - Двадцать лет и семь месяцев. Что-то холодное и острое кольнуло в груди Эгберта. - Это значит, что… - Да. Им осталось быть вместе так недолго. Он умрет для него, навсегда, но будет жить дальше. Возможно, они еще встретятся, но, увы, не узнают друг друга. Пролетят столетия, Джон состарится и уснет под старинным клёном, в своей могиле, а он будет жить, вскоре забудет о Джоне, как будто его никогда и не было. От этих слов стало так тоскливо на душе. Эгберт моментально помрачнел. - Эй, ты чего? – встрепенулся Каркат. - Да вот… - он поделился своими мыслями. - Ну и дурак, - смеясь, кинул Каркат, - Ты меня даже мёртвого достанешь. Джон горько улыбнулся ему в ответ.