ID работы: 1387168

Я никогда не буду твоим!

Слэш
NC-17
Завершён
531
Hineriko соавтор
mr. sova бета
Размер:
341 страница, 12 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
531 Нравится 372 Отзывы 243 В сборник Скачать

"Последний приют преисподней"

Настройки текста
Посвящение: отзывчивым читательницам этого фика Pecan и Bluebellчик, а также всем, чьи отзывы поддерживали меня на протяжении написания проды. Саундтрек: Adele «Skyfall» Тонкая сталь стрелой метнулась сквозь бледную плоть руки, проткнув голубоватую вену. Словно оперение, поршень на другом конце пришёл в движение, и благодатная отрава вспрыснулась в кровь из наконечника. Мгновение спустя брюнет издал вздох облегчения – настолько он желал прихода, что мутные фантазии одолели его уже во время ввода дозы. Скорее, скорее бы заглохла бы эта мерзкая унизительная боль, что жгла его растерзанное другом нутро, и ещё более та, что огнём непонимания и смертельной обиды угнездилась в душе. Но уже мгновение спустя серебристый дым заструился по венам, замораживая боль, окутывая целительным холодом сосуды, обращая их во множество ледяных развитых волокон. Кровь воплотилась в эфир, улетучиваясь вместе с мукой, и узор из сотен льдистых отростков пополз по витым воротам Чертогов Разума, превращая ясное золото в призрачное серебро. Звёздно-яркая стужа царила в хранилище знаний, последнем убежище мятежного разума брюнета. Несущее в себе необъятный объём информации и множество уровней, подверженное метаморфозам, каждый раз представая в новом виде, сейчас оно было подобно снежной пустыне. Мужчина очутился в самом глубоком из подземелий Чертогов, где его приняла стылая тьма и вечная мерзлота. Длинное замерзшее озеро раскинулось посреди безмолвной снежной равнины. Брюнет проплыл над толстым пластом льда и ощутил, как из крупных ледяных пор курился запах серы и тлена живой плоти. Бледные молчаливые скелеты воронов парили над озером, влача по воздуху чёрные лохмотья перьев. Бескрайние берега тонули в колеблющемся сапфирово-синем мареве, но у самой кромки льда можно было различить голубые язычки множества крохотных огней, трепыхающееся при полном безветрии. Они завистливо лизали сапфировое марево, натужно вспыхивая в бессильных попытках подражать его насыщенному свету. Внезапно брюнет заметил, как на молочно-серебристой корке льда стали расползаться тёмно-синие жилы, и с глухим рокотом пласт треснул, чтобы в колоссальном столбе брызг выпустить из холодных пучин огромного змея. Чудовищная голова метнулась вдоль берега, хватая пастью голубые огоньки человеческих душ. Бывшие завистники едва успели испуганно полыхнуть, как были утоплены в тёмных водах, а несколько минут спустя их вновь, почти потухших и растерзанных, изрыгнули на берег, чтобы вскорости пытка повторилась. Брюнет начал сознавать, куда забросило его подсознание, однако не понимал, какой в этом смысл. Его внимание привлекло движение на снежном пустыре за озером. Марево над землей дрогнуло, и в воздухе угадывались очертания то ли человека, то ли зверя. Гигантский бородатый демон, с огромным хоботом и длинным высунутым языком, восседал на пустыре. Агатовые огоньки душ сонно колыхались вокруг него, сохранив ту лень и чёрную меланхолию, которым были подвержены при жизни. В одной руке демон держал молот, другой же сграбастывал души и совал их свою необъятную пасть. Оставив Левиафану и Бельфегору* их добычу, брюнет метнулся дальше. Долгое время пейзаж не менялся, но, наконец, посреди пустыря показался одинокий высокий холм, над которым парил дракон. Вершина холма почти оплавилась от его горячего дыхания, но не летучий ящер привлёк внимание брюнета, а тот, кто восседал на его спине. Существо с тремя головами, первая из которых была подобна бычьей, вторая – человеческой, третья походила на баранью; со змеиным хвостом и перепончатыми лапами. Асмодей кружил на своём драконе, и под его адским пламенем на холме извивались золотистые души распутников, вертопрахов и сластолюбцев, метаясь в головокружительном вихре, как и при жизни, не зная покоя. Неожиданно брюнет понял, куда попал – в свой будущий последний приют, который ждёт его, когда он испустит последнее дыхание. Мужчина знал, что не праведник. Он осквернитель трупов, гордец и богохульник. Он отобрал у человека жизнь, и за это очагом ему будет голубое, хладное к мольбам пламя, что до самых костей ожжёт его стужей. Он предавался содомии* с другим мужчиной, и едой ему станет пепел осыпающейся плоти, а питьём почерневшая в жилах кровь. Зло всегда возвращается злом, учили его с самого детства. Брюнет знал, за что получит эти кары, но вот за что на последнем ложе его во снах будет преследовать вечная мука, он не мог принять. Мука, которой наградил его Джон, выплеснул в него все скопившееся к нему чувства, всю злобу, боль и огонь. За что? За то, что брюнет лишь пытался расшевелить друга, чтобы спасти, высказав в лицо всё наболевшее? За то, что когда их отношения терпели агонию, не нашёл в себе силы поговорить, вместо этого исчезая в поисках очередной порции отравы для разума? За то, что давал ложные, а впоследствии и подлинные поводы для дикой ревности? За то, что вёл себя как эгоист, загубив их любовь? Смех вырвался из горла брюнета порывом холодного ветра. Расплата настигла его! Он получил то, что заслужил, ни больше, ни меньше! Обледенелые Чертоги сотрясались от порывов дурманного хохота, пока вдруг не обратились в дым, уплывая из-под ног. Другой шум, откуда-то извне, выдернул брюнета из его прибежища, заставив снежную пустыню раствориться. Ледяные пары закрутились перед глазами, оформляясь в троих серебристых призраков. – Похоже, этот Холмс обдолбался в стельку, – будто эхо в горах, прокатился голос одного из них. – Может, просто устроить ему передоз, и дело с концом? – Нет, – как металлом о лёд, проскрежетал другой. – Приказ босса был чёток: вначале привезти его, чтобы удостовериться, и не было больше осечек. Затем ликвидировать обоих так, чтобы не осталось никаких следов. Дурман брюнета почти развеялся. Он возвратился туда, где и был в реальности – на грязное кресло в тесном полутёмном помещении наркопритона. И трое мужчин, людей Призрака, взяв его в кольцо, сделали шаг навстречу...

***

Крик Марты Хадсон разрезал воздух тесной кухоньки. Джон, верёвка, грохот. Эта странная просьба и его кажущийся безмятежным вид... Чудовищное понимание обрушилось на женщину вместе с оглушающим шумом на верхнем этаже. «Боже милосердный» – бормотала Марта, когда, карабкалась по узкой лесенке наверх. Хадсон отчаянно дёрнула дверную ручку, но та не поддавалась – замок на двери был защёлкнут, и с внутренней стороны был вставлен ключ. – Джон! – возопила женщина, стуча ладонью по дереву. – Джон, немедленно откройте! Но ответом Марте была лишь звенящая тишина. Суеверный ужас обуял женщину. Ужас перед дыханием смерти близкого человека. Несчастная домовладелица не могла знать ни мотивов такого поступка Джона, ни суметь вовремя помешать ему. Всё, что она сознавала – сейчас там, за этой дверью, её мальчик, и возможно он умирает, если уже не умер. Но что она, хрупкая старая женщина, могла поделать? Обратный путь вниз показался Марте ещё тяжелее. Едва не упав с крутых ступенек, женщина бросилась в их с Гарольдом спаленку и схватила с тумбочки телефон. Без очков кнопки расплывались перед глазами, а может в этом были виноваты подступающие слёзы. Но домовладелице достаточно было лишь нажать кнопку 2 быстрого набора – наставления Майкрофта Холмса на тот случай, если понадобится вызов экстренной помощи, она запомнила хорошо. В ответ на спешные объяснения женщины на другом конце обещали приехать в течение восьми минут. Сердце Хадсон сжалось – возможно, тогда будет уже слишком поздно... Что же делать?! «Гарольд!» – спасительным огоньком вспыхнуло в голове Марты, но сейчас же потухло – боцмана не было рядом. Мужчина по её же просьбе отправился за продуктами для стряпни. Входная дверь апартаментов распахнулась, выпуская на улицу запах безнадёжно сгоревших блинов и пожилую домовладелицу в пальто поверх платья с передником и в домашних тапочках. Гарольд мог уйти куда угодно, и женщине никогда не найти его в несколько минут, пока ещё можно... «Джон. Господи, прошу, спаси его!» Редкие хлопья снега мешались на морщинистых щеках со слезами отчаяния. Надежда Марты уже совсем растаяла... Но неожиданно небеса сжалились над ней. Сквозь солёную пелену, что застила глаза, женщина в светящейся от фонарей дымке увидела идущую ей навстречу мощную фигуру моряка. – Гарольд, Гарольд! – вскричала она, бросаясь к нему. – Марта? Неужто я слишком задержался? – Грей широким шагом пошёл навстречу своей женщине. – Прости меня, я просто искал жевательный табак, его не так-то просто... – мужчина осёкся, увидев, в каком состоянии была домовладелица: – Марта, что случилось? – Джон... верёвка... люстра... беда! Женщина схватилась за горло в отчаянном жесте и указала пальцем на верхнее окно их апартаментов. Грей переменился в лице и бросился внутрь дома. На службе он привык не задавать лишних вопросов, а действовать – только так и можно было выжить в случае беды. Хадсон, как могла, поспешила за боцманом. Несколько мгновений, и они уже миновали лестничную клетку, оказавшись внутри апартаментов. – Наверху, – выдавила Марта, и моряк, уронив на пол пакеты, что сжимал по инерции в руках, вскарабкался по лестнице. – Заперта! – пискнула женщина вслед. Грей отступил на пару шагов назад, и с разбегу навалился плечом на дверь. Дерево жалобно заскрипело. Грей ударил ещё раз. Дверь пошатнулась в проёме. Третий удар вышиб её с петель. Ватсон лежал на полу среди обломков обвалившейся люстры и сломанной табуретки, чудом не раздавленный горой покорёженного металла и битого стекла. Гарольд бросился к нему, быстро высвободил шею из жестокого захвата верёвки. Лицо Джона приобрело сине-багровый оттенок, но, кажется, дыхание едва заметной тенью ещё колыхалось в груди, в любой момент грозя иссякнуть. – Жив. Пульс есть, но очень слабый, – прогудел боцман. – Марта, звони в скорую! – Уже... Моряк вытащил Джона из-под обломков, сорвал с плохенького дивана сидение, подложив тому под плечи как валик. Вдохнув всей своей богатырской грудью, Грей склонился над доктором и, зажав тому нос, и плотно сомкнув его губы со своими, выдохнул весь объём воздуха. Вновь и вновь грудная клетка доктора поднималась и опадала, пока Гарольд насильно проталкивал воздух в лёгкие, заставляя их работать, пока, наконец, с пересохших губ Джона не сорвался первый чёткий жалобный вздох.

***

– Ни с места, подонок! Не то прострелю твою башку. Грегори Лестрейд ленивым движением поднял пульт телевизора, чтобы прибавить громкость. На мятую футболку просыпались чипсы из миски, что покоилась рядом с ним на диване. Вечер проходил тоскливее некуда. Единственным пристойным зрелищем среди семейных мелодрам и крикливых телешоу, идущих по лондонским каналам, был гангстерский боевик, и Грегори предпочёл его тишине пустой квартиры, хотя перестрелками он и в жизни был сыт по горло. Можно было бы, конечно, выбраться в бар, или, на худой конец, в кинотеатр, но без общества товарища такой вечер терял свою привлекательность. Том Фицрой довольно часто составлял инспектору компанию, но в последнее время всё больше под разными предлогами отказывался. Естественно, усмехнулся про себя Грэг, у Тома есть на то веская причина, и имя ей – Молли Хупер. Лестрейд отлично понимал, что его молодой коллега предпочитает проводить время с хорошенькой девушкой, вместо старого вояки, (и им с Хупер наверняка найдётся, чем заняться), однако Грэгу это служило малым утешением. Преступные разборки на экране прервал блок рекламы. Лестрейд наугад щёлкнул пультом и потянулся к миске за чипсами. На экране вновь мелькнули мрачные подворотни и гротескные вороные стволы, на этот раз вооружавшие персонажей мультсериала. Везёт же ему, мелькнуло у мужчины. «Тебе конец, Уильям Хэллман. Отправляйся в ад» – объявили с экрана, и раздался выстрел. Грегори не донёс чипсы до рта, а так и застыл с рукой в воздухе. «Конец третьего сезона». В голове инспектора натужно заскрипели извилины. Уильям Хэллман… Слишком уж намозолило ему слух это имя, чтобы он его не вспомнил. Как же! Очередная ложная нить в деле убийства артиста Мануэля Вернье. Уильям Хэллман числился якобы сумасшедшим фанатом артистки Мириам Глори из гангстерской среды, отправляющий ей цветы на имя её сценического персонажа. Полиция впустую гналась за этим типом, а в итоге обнаружила лишь степенного богатого любовника артистки, отбывшего по делам в Аргентину. Грэг хорошо помнил собственное негодование и скрытый стыд, когда прижал одного мелкого мошенника, и тот, осклабившись гнилыми зубами, с непонятной издёвкой объявил ему в лицо: «Уильям Хэллман? Знавал я такого жулика, да только извели его пару сезонов назад». Пульт опасно затрещал в стиснувшей его руке. Сейчас Лестрейду было определённо ясно, что над ним попросту издевались. Нет, не мошенник с гнилыми зубами, он лишь секундный эпизод в расследовании. А тот, кто дал полисмену вместо реальной зацепки имя персонажа грёбаного мультфильма, на поиски которого Грэг извёл грёбаную кучу времени. Господи, да каким же идиотом он себя выставил!!! Консультирующий детектив просто глумился над ним! Инспектор едва не поседел во время затянувшегося разбирательства из-за взрыва в госпитале святого Томаса, думая, что Шерлок Холмс и Джон Ватсон погибли в нём, до тех пор, пока опознание, наконец, не показало подлог, и Майкрофт Холмс (та ещё тёмная лошадка) туманно сообщил, что его подопечные в безопасном месте. И чем, в итоге, эти парни ему отплатили? Что ж, похоже, Холмсы, да и Ватсон вдобавок, держат его за дурака. Но у инспектора тоже имелась пара козырей в кармане. Выключив раздражающе галдящий телевизор, Лестрейд поднялся с дивана и направился к секретеру. Грегори об этом, конечно, не знал, но Шерлок когда-то давно на вопрос Джона о том, нет ли его отпечатков в базе Скотланд-Ярда, ответил отрицательно. По сути, он не лгал. Однако Холмс не ведал, что в один из первых лет знакомства с инспектором, когда сыщик ещё не бросил экспериментировать над своим разумом с помощью наркотиков, Грэгу надоели его выходки. Инспектор снял с находящегося в абсолютно свинском состоянии детектива отпечатки пальцев, чтобы впоследствии припугнуть его, если понадобится. Лестрейд не отнёс материалы в участок, а затем и вовсе о них забыл, но, сам не зная для чего, всё же сохранил у себя. Полисмен и не подозревал, что его запасливость может пригодиться для такого случая... – Просыпайся, красотка. Рыжая полноватая дама с грубым лицом и квадратной челюстью, эксперт отдела Скотланд-Ярда, специализирующаяся по анализу отпечатков пальцев, очумело вскинула голову. Секунду назад она, вместо того чтобы нести ночное дежурство, мирно дремала, уронив голову на сложенные руки. На женской щеке отпечатался след рукава. Ей снилось, что её назначили шефом полиции, и первым её распоряжением было утроить жалование всем приятелям и уволить к чертям занозу Филиппа Андерсона, который так и не ответил на её домогательства, предпочтя худосочную Донован. Однако сейчас, в жестокой реальности, над специалистом нависало лицо её начальства, и очень возможно, что женщине сейчас влетит за то, что он спала на дежурстве на рабочем месте. Но старший инспектор, к её удивлению, вместо того, чтобы отчитать подчинённую, лишь ласковым тоном проговорил: – Сделай одолжение, проведи небольшое сравнение. – А? – не поняла эксперт. – Сравни между собой эти отпечатки. Женщина приняла от него материалы: – По какому делу они проходят? – Ни по какому. Так, просто проверка одной гипотезы. Лучше не заноси эту информацию в протокол. И дремли дальше, никто не узнает. Через полчаса результат был готов. Лестрейд держал его в руках, стоя в одиноком гулком коридоре Скотланд-Ярда и чувствовал себя паршиво, как никогда в жизни. Отпечатки пальцев на глоке, из которого застрелили Вернье и гангстера в гримёрке театра, совпали с отпечатками консультирующего детектива. Грэг вдруг пожалел, что не курит. Потому что достаточно было одного шага с его стороны, чтобы Шерлоку Холмсу и Джону Ватсону пришёл конец. Ещё раньше инспектор выяснил, что бывший главарь бандитов Виктор Крэйг и, чёрт возьми, миллионер Лайнел Вэнсли, с большой вероятностью, были убиты оружием, принадлежащим Ватсону. До настоящего момента совесть не позволяла Лестрейду действовать – у него всё же оставалось доверие к товарищам. Но сейчас чаша терпения инспектора переполнилась. Чёрт возьми, если у этой парочки появились проблемы, то почему они сразу не обратились к нему, вместо того, чтобы водить его за нос?! Хотя... чтобы он, как старший инспектор Скотланд-Ярда, сделал бы с убийцами? У Грэга голова шла кругом: ладно, убийство бандита, у которого на собственном счету немало смертей, он мог понять, но для чего доктору понадобилось лишать жизни проклятого ресторатора? В ту же самую ночь, тем же оружием, той же пулей в спину? ... Лестрейд окаменел. Не может же быть, чтобы... Холмс на протяжении расследования (хотя стоит ли верить теперь хоть единому его слову касательно дела) не раз пытался донести до инспектора мысль, что миллионер и гангстер неразрывно связаны. Однако сейчас Грегори понимал эту связь гораздо глубже. Убитые не были подельниками. Это был один и тот же человек. Достав мобильный, Лестрейд минуту колебался, чей же номер набрать. В конце концов, пальцы набрали: – Алло, Том? Если не занят, выслушай меня. Если занят, выслушай всё равно.

***

Золото на воротах Чертогов то бледнело, то разгоралось вновь, пока Шерлок с переменным успехом пытался разогнать наплывающие на разум тучи. Хотя телесная оболочка детектива сидела на хлипком стуле в подобие гостиной, сам он сейчас его был далеко, за золочёными воротами, где плескалась тихой голубой толщей информация по делу Януса, где белой пеной всплывало на поверхность множество улик, и где глухим рокотом прибоя звучали показания всех, замешанных в это дело. Вопреки мнению немногочисленных друзей сыщика, его Чертоги не всегда представляли собой дворец, и даже не часто были строением, но местом, где материалы какого-либо дела принимали образ и форму, необходимую детективу для восприятия, отвечающую его настроению. На этот раз вся уйма деталей по делу Януса и Призрака, что довлела над Шерлоком, окружила его толщей океана, опутанной зелёными и бурыми нитями расследования, с проносящимися мимо, сверкающими чешуей, косяками истинных и ложных догадок. Внезапно на водную поверхность легли тени от туч, и налетевший порыв тревоги взволновал гладь воды, принося рябь в размышления, в которых Холмс тщательно пытался укрыться, чтобы не думать, не вспоминать... Детектив мог сосчитать по пальцам те краткие мгновения за всю свою жизнь, когда он испытывал страх. Подлинный страх. Когда на ночной дороге от фехтовального клуба бентли пытался столкнуть в кювет автомобиль, в котором бок о бок с сыщиком был Джон. Когда он осознал, что друг находится на прицеле снайпера, и очнулся в госпитале, ещё не зная его судьбу. Но это не шло ни в какое сравнение с чувством, когда, возвратившись в квартиру, он узнал, что Джон вновь мог оставить его навсегда, но самым страшным было то, что теперь друг пытался сделать это по собственной воле. Воздух в Чертогах стал вязким и мутным, внутри Шерлока снова появилось это тянущее ледяное чувство. В искрящемся предгрозовом мареве воспоминаний возник сухощавый мужчина в белом халате с кейсом в руках, вышедший из спальни апартаментов, притворив за собой двери. – С доктором Ватсоном всё будет в порядке. Его жизнь уже вне опасности, – заверил сыщика личный врач Майкрофта Холмса, бригаду которого вызвала миссис Хадсон кнопкой быстрого набора. – Благодарите мистера Грея. Без его своевременной помощи я бы ни на что не надеялся. Но врач бы понял, что его увещевания были излишними, если бы знал, что Холмс в тот момент готов был ограбить Тауэр и преподнести королевские сокровища Грею и Хадсон в качестве свадебного подарка, если таковая когда-нибудь будет. – Как я уже сказал, физическому здоровью доктора Ватсона ничего не угрожает, – продолжил человек Майкрофта. – Можно сказать, что он счастливчик. Несколько гематом от падения, слегка повреждена гортань, что может отразиться на голосе. Я дал ему успокоительное, пусть проспится. Физически он, в целом, в норме. Но вот за душевное состояние доктора я не ручаюсь... «Его жизнь вне опасности» – словно мантру, повторял Шерлок, но это мало помогало. Свинцовый воздух сгущался, и в ало-сером мареве сверкали разряды страха потери и ещё более неизвестности. Что толкнуло Джона сотворить такое с собой? Как мог друг, после всего ими пережитого, собственноручно покуситься на свою жизнь? Холмс всегда предполагал, что понимает натуру Джона, но теперь уже стал сомневаться, а знает ли он вообще своего соседа, друга и любовника? Человек, которого он любит, никогда бы не захотел покинуть этот свет. Как же Шерлок сможет защитить его от самого себя? «Джон, что же творится в твоей бедовой голове?» Шторм разъедающей тревоги налетел на Чертоги, и среди молний из памяти возник новый образ Джона, с трепещущими ресницами и пересохшими губами на красноватом лице, безвольно лежащего на кровати со слабо вздымающейся под покрывалом грудью, но всё-таки живого. Усилием воли Холмс попытался вновь загнать себя в океан информации по расследованию, хотя сейчас Янус, Призрак, Вернье, Филлимор и прочие волновали его не больше расположения планет в Солнечной системе. Единственное, чего детективу по-настоящему хотелось – это подойти к спящему Джону, взять его руку в свою и ощутить между пальцев его бьющийся пульс. Вот только если друг откроет глаза, что же сыщик может в них увидеть? Радость? Разочарование? Или немой укор? Кто знает, может быть, в случившемся есть его вина? Подозрение закралось в Чертоги и неумолимо потянуло Шерлока на дно, в самый тёмный угол среди груды чёрных подводных камней, что олицетворял тот заветный адрес, где Холмс пропадал в последний период отношений с Джоном перед разрывом. Как детектив уже признавался себе, наркотики, дедукция, а с недавнего времени и секс – три его бича, зависимости, от которых можно отделаться, лишь заменив одну другой. Этим он и занимался, направляясь в место успокоения, где можно было получить порцию благостной отравы, чтобы приглушить голод, который совесть детектива не смела позволить ему насытить, пока они с Джоном были вместе, и отпустила его только после разрыва. Но говорить об этом с Джоном Холмс не желал – он не смог бы вынесли укора и разочарования в голубых глазах друга, если бы тот узнал его слабости. Хватит, одёрнул себя Шерлок. Он ничем не поможет Джону, если будет изводить себя и растормошит его спящего, когда сейчас другу требуется покой. Впервые в жизни силой заставляя себя дедуктировать, детектив постепенно развеял шторм над Чертогами и опустился в голубую пучину… Информационная толща охватывала Холмса со всех сторон. Обрывки фраз, незначительные на первый взгляд детали наслаивались друг на друга, струились, то выходя на передний план, то мановению сыщика отдаляясь. Тихий рокот показаний расплывался вокруг. В один из моментов Шерлок краем глаза отметил проблеск догадки, взмахнувшей блестящим хвостом неподалёку. Шерлок метнулся к нему. Проблеск оформился в меднокожую фигуру со смертоносным жалом на конце: - Веласкесы не умерли оттого, что во главе них встала женщина, – объявила фигура, выпуская изо рта столб воздушных пузырей. – Я нисколько не уступаю не одному из наших мужчин. Не советую вам проверять это. Ах да, дело Альбы Домингес с Бискайского залива. К чему оно ему вспомнилось? Пока детектив пытался это понять, меднокожая фигура ускользнула. Холмс же остался дрейфовать среди колыханий, стараясь уловить нужное течение мыслей. Отчего-то у сыщика было предчувствие, что на этот раз он не ошибётся. Дно было от него совсем близко, и Шерлок опустился к тёмно-золотому песку, откуда бил подземный ключ. Если все предыдущие догадки были неверны, значит надо вернуться к самым истокам дела, к отправной точке, с которой всё началось. С того момента, когда Мануэл Вернье задолжал тёмному миру Лондона. Подводный ключ бил из песка, обволакивая Шерлока исходными данными, которые, сотрудничая с Лестрейдом, штудируя документы Национального театра, детектив сумел для себя выделить и запомнить. Бритоголовые киллеры устроились на работу в театр ровно в тот период, когда Ман стал увязать в долгах, играя в казино Крэйга. Такой факт не мог быть случайным совпадением. Значит, Призрак уже в то время догадался, что у него представилась возможность убрать Януса. Следовательно, кто-то, и, скорее всего, сам Янус, поделился с Призраком идеей, что неплохо было бы «приобщиться к прелестям театральной элиты», раз уж может случиться, что артист предложит свою подружку в качестве оплаты долга. Призрак был очень близок к Янусу, если тот делился с ним такого рода информацией. Янус ему доверял. Возможно, Призрак теперь сам встал во главе банды, а значит, он непосредственно вёл подпольные дела ещё с Янусом, иначе бы бандиты его не приняли бы. Член подпольной организации, приближённый главаря, убравший предшественника с поста, чтобы самому его занять. Тогда, чёрт возьми, зачем Призраку стараться скрывать тёмную личину Януса после смерти, подкидывая «чистое» тело Лайнела Вэнсли в благопристойный квартал? Значит, огласка двойной жизни миллионера повредила бы Призраку. Выходит, он не только бандит, но знакомый и светлой стороны Януса, и не менее двуличный. Дьявол, ругнулся про себя Шерлок. Этих заключений он достиг уже давно, и они мало что давали следствию. Тем не менее, течение привело его сюда. Холмс мотнул головой – он что-то упускает, что-то плавающее под самым его носом, ясное как день, но всё время ускользающее. – Я истинная наследница Домингес, – неожиданно прошипела рядом меднокожая фигура из дела Бисказии. Оно странным образом ассоциировалось в подсознании сыщика с делом Призрака. Однако явной связи Шерлок не видел и от того раздражался, что отвлекается по пустякам. Холмс вновь упрямо погрузился в обволакивающий его поток информации. Национальный театр, с него всё началось, им должно и разрешиться. Холмсу однажды благодаря инспектору выпала возможность подробно изучить накладные театра, и теперь сыщик принялся методично просматривать эту информацию, только теперь он уже знал, где стоит искать. В тот период, когда наёмных убийц приняли в театр в качестве рабочих, проходила реконструкция зала Котслоу. Однако средства на новый приток рабочей силы были ограничены до тех пор, пока не поступил крайне щедрый взнос от одного из спонсоров, и театр смог нанять дополнительное количество людей, в том числе и двух киллеров. Детектив углубился в список фамилий всех благодетелей и меценатов. – Истинная наследница, – тихим свистом вновь дало о себе знать дело Альбы Домингес. Словно о подводный камень, Холмс резко споткнулся об одну из фамилий. Вот оно. Голубая пучина пришла в движение, выстраиваясь из хаоса в единственно верный порядок вокруг имени. Имени того, кто знал, что Шерлок и Джон причастны к расследованию. Того, кто отправил им вслед погоню по ночной дороге из фехтовального клуба. Того, кого разоблачил владелец казино Натан Филлимор и поплатился за это жизнью. Факты закружились, обращаясь в водный смерч. Шерлок нёсся в вихре, поднимаясь всё ближе к свету, где каждая деталь становилась ясной и логичной благодаря озарению, пока не вылетел из бурлившего океана на ослепительный свет, наяву открыв глаза. Холмс взметнулся с хлипкого стула, едва не опрокинув его, и бросился наверх. Есть! Трижды есть! Джон, мы выиграли! Страх и тревога слегка притупились из-за эйфории озарения, когда детектив отворял дверь к другу, желая сообщить своё открытие. Но в тот миг, когда мужчина пересёк порог, они взыграли с новой силой: – Джон, я понял!… Слова застыли на губах сыщика. Ватсон вовсе не спал, как заверил его личный врач Майкрофта. Друг сидел в изножье узкой кровати, в мятой бело-голубой пижаме, с задумчивым видом вертя в руках медицинский скальпель. Шерлок переменился в лице: – Где ты взял инструмент? – Одолжил из кейса доброго доктора твоего братца. Холмса насторожил до странности тусклый и безучастный голос Джона. Из следственной практики детектив знал, что неудавшиеся самоубийцы часто пытаются повторить неудачный опыт, но уже с большим успехом: – Отдай мне его. Сыщик сделал шаг по направлению к кровати и протянул руку. Ватсон встретил его отрешённым взглядом. На шее дока страшно багровел след от верёвки, напоминая о свершённом безумстве. Шерлоку сделалось по-настоящему не по себе: этого взгляда он не знал. – Джон, услышь меня. Я догадался, кем является Призрак. Теперь дело у нас в кармане, – подбирая слова, убеждал сыщик. – Неужели? – бесцветным тоном отозвался Ватсон. – А хочешь знать, о чём догадался я? Почему я сунул голову в петлю? Стоит ли говорить, что этот вопрос жёг Холмса неизвестностью уже много часов. С тех самых пор, как он вернулся после очередного «потерянного вечера» и обнаружил свершившуюся катастрофу. Тогда детектив умчался прочь из квартиры, потому что был дико зол на доктора, из-за его адреналиновой наркомании, а больше из-за того, что Джон в упор не хотел видеть всех сильных чувств сыщика к нему. По возвращении Шерлок и заметил пропущенный звонок от друга, а впоследствии сыщика одолели подозрения, что возможно, по какому-то немыслимому совпадению, Ватсон мог его видеть, и это и послужило причиной… – Я был в «Диогене», в центре слежки твоего братца. Я видел полицейские отчёты, – произнёс, наконец, Джон. Детектив выдохнул с едва заметным облегчением. – Всё кончено, Шерлок. Полиция знает. Догадываешься, что нас ждёт? Суд. Позор. Тюрьма, – отчеканил доктор. Холмс непонимающе мотнул головой (возможно, Джон бредит): – С чего взял? – Ты представляешь, что такое тюрьма, Шерлок? – друг будто и не слышал сыщика. – Лучше сразу закончить всё это, прямо сейчас. Ватсон рассеянно провел рукой перед лицом, и в воздухе блеснул скальпель. Однажды Холмс уже был свидетелем подобной сцены, только тогда в руках друга сверкнул вороной Зиг-Зауэр. Чем же всё тогда закончилось… – Что бы полиция не предприняла, всегда остаётся выход. Я знаю, кто заказал Януса. И не забывай, что Майкрофт предлагал нам свою помощь. Ты ведь сам хотел ему признаться, так? – детектив почти верил в собственные слова, и хотя всегда рьяно противился помощи брата, сейчас был готов сказать что угодно, лишь бы друг отложил скальпель. – Ничего нам не поможет, – глухо постановил Джон. Рука его двинулась к горлу. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! Ну что за идиот?! Какая ещё дурь взбрела ему в шальную голову? Паника ледяной волной захлестнула сыщика. Нет, второй раз Шерлок не допустит беды, либо отправится в небытие вместе с доком! Во что бы то ни стало нужно отвлечь Джона, пробудить в нём жизнь, горячие эмоции! Гнев, страсть, смятение – всё что угодно, лишь бы ушёл этот тусклый тон и мертвенная пустота в глазах. – Ну, раз уж тебе так приспичило расстаться с жизнью, разве ты не хочешь кое-что узнать напоследок, перед тем, как взмахнёшь скальпелем? – нарочито беспечно отозвался Шерлок, хотя внутри всколыхнулась буря. Ватсон поднял голову, и во взгляде мелькнуло удивление – очевидно, док ожидал уговоров или хотя бы беспокойства, но никак не циничного равнодушия. Отлично, вот так, удивись, уцепись за реальность. – Помнится, когда-то ты спрашивал, как я провёл ночь с флейтисткой из ночного клуба? В мёртвой голубизне глаз блеснул нехороший огонь. Плевать, главное, чтобы Джон ожил. Реанимация всегда болезненна, решил Шерлок, хотя сознавал, что навлекает «разряд» и на себя: – Хочешь знать, какими были все они? Мужчины, женщины, все, с которыми я спал после тебя? Поднявшись с кровати, Ватсон шагнул к Холмсу. – А их было много. Целая безликая толпа, на которую я тебя променял, – детектив знал, что играет с огнём, когда доктор оказался подле него. – Замолкни, Шерлок, или клянусь, я заткну тебе рот, – тихо произнёс Джон, но голос его вибрировал от гнева, пробуждаясь от апатии. Скальпель сверкнул в миллиметре от лица Холмса, но тот не шелохнулся: - Хочешь вскрыть себе вены? Или предпочтёшь перерезать горло? Давай, никто не держит. Это поступок слабака. Ты всегда им был – тебе даже не доставало смелости признать, что я никогда не был тебе по-настоящему нужен. Ватсон внезапно вцепился в руку Шерлока, чуть выворачивая. Запястье сыщика прострелило тупой болью. Дьявол! Холмс повредил его ещё во время взрыва на Бейкер-стрит, и старая рана болезненно запульсировала. Надо же было Джону схватиться именно за него! Но, взглянув в глаза друга, Шерлок понял – тот прекрасно знал, что делает, и намеренно причинял боль: – Продолжай, Шерлок, – просвистел Ватсон. – Есть что ещё сказать? О, да. Негодование взыграло в детективе: да что Джон о себе возомнил? Что за игры с жизнью? Подумал ли он о других людях, прежде чем шагать с табурета? Несчастная старуха, Марта Хадсон, едва не схватила инфаркт. Подумал ли Джон о нём самом? Может, хватит доку строить их себя жертву и святую невинность? – Ты всегда любил риск, а не меня, – выпалил Холмс. – Адреналин, Игра – вот твои любовники. Стоило их лишиться, и ты стал расползаться на куски, словно мокрая старая тряпка. Только это и склеивало тебя! Желание встряхнуть Джона незаметно переплавилось в нарастающую ярость, и откровения вырывались у Шерлока помимо воли. Друг не раз упрекал его в беспечном отношении к собственной жизни, а сам оказался не лучше. – Да чувствовал ли ты ко мне хоть что-нибудь? – детектив сам завёлся не на шутку. – Было ли тебе дело до моей страсти, огня, что пожирал меня, чёртов ты лицемер? Мои чувства к тебе всегда были подлинны! Дьявол, да они и сейчас таковы! Я никогда не лгал тебе. Но ты сумел всё разрушить! Я же и сейчас… не хотел бы расставания. Вообще-то Шерлок пытался сказать «и сейчас люблю тебя», но не вышло. Горло Джона дрогнуло, будто он сглотнул горький ком. – Заткнись, – повторил док. Глаза Шерлока полыхали. Ватсон дышал ему в лицо, облизывая тонкие губы, и металл коснулся бледной кожи на шее сыщика. Холмсу пришлось отклониться назад, и Джон практически навис над ним. Дыхание мужчин полнилось гневом и болезненной страстью, и два тяжёлых потока смешивались, толкая обоих в пропасть. – Правда режет слух, верно, Джон? Брудершафт со скорпионом – на какие ещё безумства ты готов пойти, чтобы вновь ощутить потерянный драйв? Домингес никогда бы нас не убил, опасаясь расплаты от Майкрофта. Старик лишь запугивал нас, но ты повёлся, как последний идиот, и впустую рискнул нашими жизнями. Холмс перевёл дух. Жестокость собственных слов полоснула по сердцу, и возникло малодушное желание пробиться к другу через глухую стену его отчаяния: – Ты не должен стремиться к смерти, Джон! Неужели ты не видишь, что я делаю? Зачем я всё это говорю? – «неужели ты не видишь мою душу» – говорили абсентовые глаза. – Осталось ли в тебе хоть что-то прежнее? Хоть капля чувств ко мне? В ответ Ватсон лишь сильнее выкрутил детективу запястье: – Вот что я припас для тебя, – почти с наслаждением прошипел он, впитывая муку из взора сыщика, – Что ты на это скажешь? Кровь ударила Холмсу в голову: – Ты опустившаяся мразь, слабак и пьяница. Вот что я о тебе на самом деле думаю. Надо было дать тебе умереть. Джон отшвырнул руку Холмса и вцепился ему в волосы, оттягивая лицо назад. Скальпель на долю миллиметра впился в тело, на коже проступили крохотные рубиновые слёзы. На мгновение детектив поверил, что док перережет ему горло. Запястье, хоть и освободилось, ныло немилосердно, также как и сердце под непробиваемым жестоким взглядом. Мужчина оказался пленником в ловушке, которую сам и построил. – Имел я твои доводы, Шерлок, – процедил Джон, глядя глаза в глаза. – А заодно и тебя самого. Нечто строптивое мелькнуло в абсентовом взгляде, далёким воспоминанием о зачарованной ночи на Бейкер-стрит. – Кишка тонка, – вызывающая ухмылка скривила полные губы сыщика. Кажется, он знал, что произойдёт дальше. В глазах Джона блеснул безумный голубой огонь. Скальпель полетел в сторону. Он притиснул Шерлока к себе с такой силой, что кости затрещали. Холмс попытался оттолкнуть от себя друга и на секунду высвободился, сам не зная для чего: то ли чтобы уйти, то ли чтобы продолжить. Однако один точный удар под дых – и дыхание оставило детектива, наполнив грудь вместо кислорода паникой. В один момент Шерлок оказался сбит с ног и прижат к полу, щека впечаталась в холодный паркет, и сыщик ощутил, как на нём грубо задирают халат. – Нет! Не так! – прохрипел детектив, но Джон остался глух. Логика полетела к чёрту вместе со стащенными с него домашними штанами. Холмс отказывался верить в реальность происходящего. Но сквозняк холодными пальцами прогулялся по его нагой беззащитной коже, и в следующий миг сильные руки схватили его за бёдра. В глазах побелело от боли, когда Джон рванулся в него. В этот раз не было ни ласк, ни поцелуев, ни прелюдий. Твёрдый кол толкался в него, грубо, хладнокровно, без лишней жестокости, но и без намёка на нежность. Рука на затылке крепко прижимала лицо Шерлока к полу, сыщику казалось, что он сейчас задохнётся. Слюна стекала из угла рта на паркет, глаза застило солью, что-то мерзкое и липкое сочилось из него, сбегая по внутренней стороне бедра. Мужчина попытался как мог расслабиться, но это мало чем помогло. Пониже спины всё взрывалось огнём, после каждого нещадного выпада, но в груди было адски больнее. В ушах детектива звенел один единственный вопрос: «КАК ДЖОН МОГ?» Джон же не видел и слышал ничего. Лишь трепещущее тесное нутро сыщика, которое обхватывало его мужественность, ощущал он. До этого Холмс лишь соизволил ему уступить, теперь же Ватсон брал положенное. Доктор плыл на волне своей ярости, вкладывая в каждый выпад всю накопившуюся горечь и обиду. Слишком долго он терпел! Что же он позволил Шерлоку сотворить с собой? Удар за то, что док превратился в подстилку. Удар за то, что он превратился в рогоносца. Удар за то, что он, матерь божья, едва не наложил на себя руки! Ватсон вдавился в сыщика до упора, прокусив свою потрескавшуюся губу, и ощутил, как по подбородку побежала кровь. Холмс, чёрт его дери, пусть по-своему, пусть извращённо, но только что дал понять, что Джон ему всё ещё нужен. Сказал, что чувства его подлинны, тварь он такая! Убеждал дока жить! Толчок за то, что Шерлок сотни раз рвал на куски его душу, и столько же раз дарил ему ослепительное блаженство, за которое стоило умереть. Толчок за то, что только с Шерлоком док мог ощутить подлинное счастье просто быть рядом. Толчок за то, что Шерлок поработил его сердце, а взамен отдал ему своё. Ватсон до одури тягуче нырнул в любовника, и дрожь его тела передалась и доктору: боль Шерлока стала его болью. Как наяву он слышал голос детектива, говорящего, что он не желал расставания, видел горящие откровенной тревогой глаза. Только с ним, на нём, под ним Джон ощущал себя единым целым. Шерлок – его личная преисподняя, последний приют его мятежной души. Боже, как он его ненавидит, но как же любит! Жгучий, до невозможности тугой и в то же время мягкий, Холмс судорожно сжался и вновь расслабился, окутывая плоть Джона невероятными вибрациями, и из горла дока вырвался сладостный рык. – Господи, Шерлок, какой ты... – прикрыв глаза, ласково прошептал Ватсон, вновь и вновь проникая в мужчину с тягучей медлительностью. – Неприступный... Славный... Пылкий... – Долго ещё? – резко прохрипел Холмс со злобой. Слова будто окатили Джона ледяной водой. Доктор распахнул глаза и увидел, что сотворил. Он попытался остановиться, но сдержаться мужчине уже не удалось. Ватсон как-то отчаянно дёрнулся и надрывным стоном Джон излился глубоко в Шерлока. В голове наступила пустота, но не та зловещая опустошённость, что одолела его перед попыткой самоубийства, а лишь простая человеческая усталость. Джон тяжело свесил голову и упёрся лбом в шею загнанно дышащего Шерлока. Сомкнув руки на его бёдрах, он как можно осторожнее вышел, стараясь не причинить сыщику дополнительной боли. Но неожиданно Холмс с силой дёрнулся под ним, и док кулем скатился на пол. Злым отрывистым движением он подтянул на себе штаны. Затем детектив подогнул колени и резко поднялся на ноги, заметно покачнувшись на месте. Взгляд у него был мутный и безумный. – Ш-Шерлок... я... – пролепетал Ватсон, глядя на него. – Я не хотел, клянусь... С дикой ненавистью в глазах Холмс обернулся к доку и произнёс одно-единственное: – Сука. Ватсон предпочёл бы, чтобы его вместо этого прижгли калёным железом. Он видел, как Шерлок неверным шагом покинул комнату. Слышал, как скрипнула вешалка, а затем входная дверь. Сам Джон, словно марионетка, поднялся с пола, сел на крохотный стол, и голова его рухнула на руки, будто на плаху. Глаза доктора были сухи, но безмолвные рыдания рвали грудь сухими когтями: что же он натворил?

*** Холмс мчался по улице, расталкивая прохожих, шарахающихся от взмыленного безумца в распахнутом пальто поверх тонкого домашнего халата. Он двигался к единственной цели – только одно могло сейчас унять, заглушить, вырубить к чёртовой матери мерзостную унизительную боль, что растекалась внутри. Сыщик знал Лондон почти наизусть, и отыскать нужное направление смог бы даже, лишись он зрения. Пусть Шерлок давным-давно порвал бумагу с адресом на глазах человека, который когда-то был ему другом и любовником, адрес отпечатался в памяти сыщика навечно. Билет к утешению и утолению одной потребности с помощью другой. Сейчас это было место, где он хотел бы вырвать и похоронить растоптанное сердце. Поворот налево, затем два квартала прямо и вновь налево, пройти под низкой аркой между домами, и проскользнуть в третью по счёту подворотню. Вот и обитая жестью исцарапанная дверь. Постучать условным образом и произнести отзыв в ответ на хриплый голос изнутри: «кого ещё принесло?» В приоткрытом окошке на двери показался фрагмент землистого цвета лица: – Шерл, эт ты? – каркающий голос Луи звучал удивлённо. – Погодь, щас открою. Зазвенели замки и цепочки, обшарпанная дверь отворилась, и на пороге мрачного заброшенного здания возник сутулый угловатый тип в толстовке, с крупным носом, больше похожим на вороний клюв, и глубоко сидящими тёмными глазами – Луи, содержатель наркопритона и старый знакомый Холмса из прошлой жизни, объявившийся в ней вновь при попытке ограбить Джона в ночном парке и спустивший шины их мини куперу. Луи посторонился. Шаг внутрь, и липкая смрадная полумгла притона обхватила с головой. – Долго ж ты не показывался. Кой-кто из завсегдатаев даже о тебе справлялся, – рассказывал наркоторговец, ведя детектива по скрипучей лестнице на второй этаж. – Помнишь того разорившегося франта, который однажды затолкал тебе в карман свой шейный платок? Он как под кайфом, так сразу какого-нибудь красавчика кадрить начинает. О тебе недавно спрашивал. А ещё та рыжая бабёнка, поэтесса, что не от мира сего: как обычно, всюду разбрасывала свои записки надушенные да визитки – думает, ты явишься и найдёшь. Но сегодня тебе повезло: с утра ни одного клиента. Дела у меня в последнее время идут не важно. Говоря так, Луи проводил Шерлока в комнатушку, где кроме отсыревших досок, покрывающих стены, пол и потолок, было только засаленное кресло со стойкой и полки с бесконечным числом склянок, пакетов, мешочков и прочей дребедени. – Принести тебе чего-нибудь особенного? У меня найдётся поэкзотичнее, – предложил торговец, и его "вороний" нос, казалось, уже почуял возможность нажиться на клиенте. – Нет, – отрезал Шерлок, опускаясь в кресло. – Стандартную дозу, и всё. Длинные пальцы отбивали на грязной обивке нервную дробь. Но из-под маски нетерпеливого раздражения пробивалась настоящая боль. Ещё никогда Шерлоку не было так гнусно. Поруганные тело и сердце Холмса пылали болью непонимания и смертельной обиды. Детективу мерещилось, что из него ещё вытекает сперма Джона и собственная кровь. Мужчина содрогнулся. В глубине души он, возможно, и сознавал, что сам нарвался, но сейчас гнев застил разум. Шерлок лишь пытался встряхнуть Джона и пробиться сквозь ледяную стену, дьявол, да он практически признался в своей грёбаной любви, и чем тот ему отплатил? – Ты где щас обретаешься, кстати? – донёсся хриплый голос Луи из недр коридора. – Мои ребята могли б поставлять тебе товар на дом. А то эта точка небезопасна – того и гляди, накроют. – Обойдусь, – буркнул в ответ детектив. – Давай побыстрее. Наркоторговец зашёл в комнатушку к Холмсу и принялся шарить по полкам: – Да где ж он? Специально для тебя приберегал – лучший кокс, – тёмные въедливые глаза Луи то суетливо шныряли по полкам, то косили в сторону сыщика. Так чо насчёт доставки? Посылать мне кого на Бейкер-стрит? – Нет! – рыкнул Холмс, теряя терпение. – Да не зверей ты, – Луи передёрнул угловатыми плечами, вышел и продолжил поиски в соседней комнате, но его режущий по нервам голос раздавался и оттуда: – Ты, кстати, всё ещё вместе с этим чудиком-доком? Моим ребятам надо с ним держать ухо востро. Так ты уже не на Бейкер-стрит? Куда ж мне слать их? – Луи, да что ты там копаешься?! – Всё, всё, уже нашёл нужную полку, – торговец не унимался: – Ну, так куда отправлять товар-то? – В преисподнюю! Или на Лейем Клоуз, 21, – выкрикнул сыщик, чтобы только Луи заткнулся. Хозяин притона на полминуты затих, а после раздалось его радостное карканье: – Нашёл! Кокс высшего качества. Верь не верь, плавится только при 180 градусах. Наконец-то. Шерлок достал из пальто бумажник и отсчитал щедрое количество купюр для Луи. Скинул пальто и халат, оставшись в одной футболке. Упаковка с одноразовым шприцем, жгут, пламя чёрной стальной зажигалки и бурлящая в ложке доза спасения. Стальная игла, прошившая молочную плоть руки, и распахнувшие серебряные ворота Ледяные Чертоги... Шерлок отправился в зловещее путешествие по волнам дурмана, в то время как в соседней комнате Луи завершал телефонный разговор, смакуя мысль, что вскорости благодаря Холмсу и его дружку станет богаче на сорок тысяч фунтов.

***

Стол. Графин с водой. И тупой боли в груди вой. Боли и чудовищной вины. Джон не ведал, сколько времени просидел в оцепенении в утлой спальне, пока вдруг не понял, что во рту у него жутко пересохло. Док плеснул воды в стакан. Ладонь, сжимавшая стекло, тряслась как в лихорадке. Стакан звякнул по зубам. Неожиданно Ватсон вскочил и швырнул стакан о стену. Осколки стекла брызнули на скорчившегося от немого крика мужчину. ЧТО ОН НАТВОРИЛ? Перед взором Джона до сих пор стояло худое, вздрагивающее от жёстких тычков тело Шерлока, его мутный полубезумный взгляд. «Ты насильник» – кричал мужчине внутренний голос, – «Ты надругался над единственным человеком в мире, которому твоя безопасность важнее своей». И за что? За то, что Шерлок всего лишь высказал ему в лицо всю горькую правду? За то, что, боже, возможно, пытался таким образом просто расшевелить его? «Ты не должен стремиться к смерти, Джон! Неужели ты не видишь, что я делаю? Зачем я всё это говорю?» В эту секунду Ватсон пожалел, что афганская пустыня давно высушила весь его запас слёз. Спасти… Шерлок хотел его спасти… Бывший военврач сцепился в волосы и тут только заметил стекающую по пальцу кровь – один из осколков засел в тыльной стороне ладони. Почему-то вид раны и саднящая боль, на этот раз, успокоили Джона, привязав его к реальности. Закатывая истерику в пустых апартаментах, доктор не загладит вины перед другом, не сможет ему помочь. Шерлок покинул убежище, и Бог знает, что с ним может случиться в таком состоянии. И, в конце концов, банда Крэйга всё ещё охотится за ними. Надо найти Холмса, во что бы то ни стало. Нельзя позволить ему попасть в беду. В лицо резанул ледяной влажный ветер, когда Ватсон, ссутулившись, вышел на улицу. Груз вины по-прежнему давил на плечи, но лихорадка отпустила его, и в голове впервые за долгое время было более или менее ясно. Манящая болезненная Тьма, сопровождавшая доктора в течение нескольких месяцев, отступила, оставляя место простой человеческой тревоги и терзаниям совести. Поймать такси в этой глуши было посложнее, чем в Брикстоне, и Джон пошёл единственной дорогой, где, как ему казалось, было более оживлённое движение. Он понятия не имел, куда ему стоит направиться – попробуй отыщи Шерлока Холмса в Лондоне! Но мужчина был намерен не возвращаться до тех пор, пока его не отыщет. А после должно вернуть друга в безопасность. Как Ватсон это сделает? При встрече слова извинения будут бессмысленны, как зонт при торнадо. Разберётся. Пусть хоть придётся валяться у Шерлока в ногах или кастрировать себя этим самым скальпелем у него на глазах, он пойдёт на всё. Небо затягивало свинцом, грозящего в скором времени прорваться хлёстким градом, но Джон упрямо шагал, плывя в посеревшем воздухе, полагаясь на слепую надежду. Доктор миновал уже два квартала, когда свернул в узкий проулок с мусорными баками между двумя кирпичными домами. И почти нос к носу столкнулся с серебристым капотом «ягуара». Резкий взвизг тормозов и крикливая ругань автомобильного клаксона заставили Джона запоздало отшатнуться. Тонированное стекло автомобиля опустилось, и из салона раздалось мелодичное сопрано: – Доктор Ватсон? Вот неожиданная встреча! Что ж это вы так невнимательны? Вслед за нареканием в окне автомобиля осторожно показалось обеспокоенное лицо Элеоноры Вэнсли. – Доброго вам вечера, – приветливо произнесла она. – Не думала, что мы с вами вот так увидимся. У вас всё в порядке? – Вообще-то, нет, – сознался Джон. – На самом деле я искал своего друга, Шерлока. Мы... поссорились, и он ушёл в неизвестном направлении. Понятия не имею, где сейчас искать его. Ватсон не представлял, как ещё возможно сказать о случившемся. Формулировка: «Час или два назад я изнасиловал бывшего любовника, за что сейчас готов отрезать себе член», мягко говоря, шокировала бы Элеонору. – Ну вы уж точно не найдёте своего друга, попав под колёса автомобиля, – отозвалась женщина, тряхнув каштановой гривой. – Я чуть было не задавила вас. – Может, вам бы и стоило, – с тенью невесёлой улыбки откликнулся Джон. Элеонора сочувственным взглядом скользнула по его понурому измученному лицу, потом, нахмурившись, оглядела проулок, и, что-то решив для себя, проговорила: – Вот что мы сделаем. По большому счёту, я сейчас никуда не тороплюсь и могу вам помочь. Для начала садитесь ко мне в машину и подскажите, хотя бы приблизительно, куда мог направиться ваш друг? Ватсон напряг память, и на этот раз идея пришла: – Мне кажется, что Шерлок как-то упоминал, будто у него есть укрытие на Лейнстер Гарденс, а однажды ему пришлось скрываться в покосившейся гробнице на Хэмптонском кладбище. – Давайте отправимся вначале на Лейнстер Гарденс, – благоразумно решила Нора. – Забирайтесь. Ватсон не стал отказываться от столь внезапно появившейся помощи, он даже не удивился счастливой случайности встретить Элеонору. После того, как Майкрофт вернул друзей из Испании, он предоставил им квартиру и их личные вещи, но мини купер, свой собственный дар, не вернул, опасаясь, видимо, что по автомобилю мужчин могут вычислить. Пока Джон устраивался на заднем сидении, у него промелькнуло, что семье Вэнсли “везёт” подбирать его на обочине. Точно также когда-то в дождь Ричард предложил ему поездку в своём роллс-ройсе и пригласил в собственный ресторан. В комнатушке наркопритона стало чуть светлее из-за распахнутой настежь двери. Трое мужчин, сделав шаг, сузили кольцо вокруг детектива. – Привезём ищейку в то же место, куда его напарника доставит второй отряд. Он уже на пути к Лейем Клоуз. По словам этого наркоторговца Луи, убежище находится там, – пробасил гангстер, по-видимому, руководитель этого небольшого отряда. Безвольно развалившийся в кресле Холмс казался нападавшим лёгкой добычей, однако они не ожидали, что произнесённая фраза произведёт следующий эффект. Гангстер, что стоял ближе всех к креслу, и моргнуть не успел, как ему снизу в челюсть впечатался кулак внезапно вскочившего на ноги детектива. Воспользовавшись не ожидавших такой реакции бандитов, Шерлок бросился бежать, однако уже у выхода из комнаты один из гангстеров настиг его и кинулся наперерез. Сыщик попытался атаковать, но серебристый звенящий дым в голове мешал сосредоточиться. Удар его был отражён, а затем Холмс ощутил, как его больное запястье простелил огонь, и крошечная выигранная им фора была потеряна. В следующий миг контрудар гангстера в грудную клетку отшвырнул мужчину обратно вглубь комнаты. Шерлок поднялся на ноги и ринулся было снова к выходу, но железный кулак, впечатавшийся ему в живот, удушающей болью вышиб весь воздух и заставил детектива согнуться пополам, повиснув на твёрдой руке. Джон тревожно вглядывался в пейзаж за окном Ягуара, когда тот закладывал очередной поворот, а затем принимался тормошить мобильный, с которого отправил, должно быть, уже сотню СМС Шерлоку, потому что трубку тот не брал. Впереди маячила каштановая с дымкой шевелюра Элеоноры, уверенно и мерно ведущей автомобиль. От взгляда на неё Ватсону становилось чуть спокойнее. В кабине автомобиля тихо вещало радио, сообщая о надвигающейся непогоде с градом и ветром. Удары сыпались на Шерлока дождём, словно гангстеры только и ждали момента, чтобы отыграться на нём за все провалы, что потерпела банда. Детектив больше не пытался бежать или даже подняться на ноги, он лишь, полулежа, нависал животом над полом и, свесив голову, прятал одну руку под собой. В очередной раз твёрдые костяшки врезались в челюсть Холмса, и густая кровавая полоса пролилась из его рта на доски пола. Всполох молнии расчертил бок его грудной клетки – нога, обутая в берцу, ударила по рёбрам. И вновь последовал удар по лицу, на этот раз пришедшийся в скулу под глазом. Однако сыщик держался в сознании, и нападающим было неведомо, что он скрывал под избитым телом. - Ей, да у этой сволочи там телефон! – в конце концов, заметил руководитель отряда, сопроводив крик новым тычком в челюсть. Рот Холмса наполнился кровью. Он окончательно завалился на пол, но трясущиеся пальцы всё же успели добраться до своего «блэкберри» и отправить набранное сообщение. – Дрянь! Берца с хрустом опустилась на монитор «блэкберри» и поставила точку ударом в лицо. Сознание оставило Шерлока. «Старший» из гангстеров скомандовал, обращаясь к двум напарникам: – Ты – тащи его в машину. А ты – займись хозяином притона. «Награди» его за труды. Лишние свидетели нам ни к чему. Я звоню боссу… Алло? Шеф, мы взяли Холмса… Второй у вас?... Прикончить их где-нибудь подальше от Саметри-стрит?... Есть, мэм. Ягуар притормозил возле заправки. – Джон, вы не подождёте пару минут? – обернулась к доктору Элеонора. Мне надо кое-что купить, а вы пока можете подышать воздухом. – Конечно. На самом деле Ватсон не хотел бы терять ни секунды, пока Шерлок, сам не свой, скитался в одиночестве где-то в недрах Лондона. Но женщина вовсе не обязана была вообще помогать доктору, и потому Джон покорно вышел из автомобиля. Элеонора плавной походкой направилась к минимаркету на заправке, а доктор прислонился к капоту и в очередной раз попытался позвонить Холмсу, но по-прежнему без результата. И не мудрено: вряд ли детектив хочет сейчас слышать звук его голоса. Ватсон разочарованно оторвался от мобильного и скользнул взором по обстановке. Странно, но заправка казалась абсолютно безлюдной, не считая тёмно-фиолетового фольксвагена, припаркованного неподалёку. Раньше Джону это не пришло в голову, но сейчас он подумал, что они находятся далековато от Лейнстер Гарденс, да и ехали, похоже, кружным путём. Док скользнул взглядом по высокому чёрному столбу и с удивлением обнаружил, что, должно быть, рабочие по покраске столба перестарались: объектив камеры слежения, что крепилась на нём, также был закрашена чёрным. От наблюдения Ватсона отвлекла входящая СМС. Джон торопливо взглянул на монитор, и сердце его радостно подпрыгнуло – отправителем значился Шерлок! Но тут доктор прочёл текст и растерянно заморгал. Он ожидал от друга любых слов и проклятий, но прочёл только малопонятное сочетание: «Берегись нора приз». О какой норе́ речь? От какого приза ему стоит беречься? Ватсон беспомощно огляделся, чувствуя, что мир, должно быть, сошёл с ума: мужчина ждал и боялся первого контакта с другом после случившегося, а в итоге получил лишь полную околесицу в сообщении. Джон вдруг ощутил раздражение, что Элеоноры до сих пор нет, и они не могут продолжить, наконец, поиски. Что такой женщине, как она, могло понадобиться в этом захудалом минимаркете? Доктор уже хотел отправиться за ней, чтобы поторопить, но, сделав шаг, споткнулся на ровном месте, едва не разбив лицо об асфальт. Элеонора… Джон медленно повторил её имя по себя, словно слышал впервые: Элеонора, Элеонора, Элеонора. «Берегись нора приз». Мужчина пошатнулся на месте, когда детали головоломки сложились для него воедино: «Берегись Но́ра Призрак». Внезапная догадка обрушилась на Ватсона, ударив словно обухом по голове. «Как странно» – удивился мужчина, распахивая глаза, когда вдруг ощутил этот удар наяву. Джон успел подумать, неужели у Шерлока озарение проходит также, прежде чем тупая боль разлилась по затылку дока, и всё утонуло во мраке…

***

Осязание вернулось к мужчине первым. Ободранной щекой Шерлок ощутил, что лежит на шершавом бетоне. Вся левая сторона лица отнималась от холода и боли, растёкшейся по лицевым мышцам и вспухшему нижнему веку, отчего глаз практически не открывался. Челюсть ныла зверски – детектив провёл языком по зубам, но они, на удивление, оказались целы, только задёргало разбитые губы. Но всё это казалось пустяком по сравнению с болью в рёбрах, которые полыхали при каждом вздохе, словно шампуры над огнём. Живот, на котором лежал Холмс, скорее всего, напоминал один гигантский синяк. Руки, связанные за спиной, онемели, запястье будто стянули раскалённый жгутом, а от попыток пошевелить пальцами их стало сводить судорогой. В помещении было сыро, темно и холодно, и Шерлок, одетый лишь в футболку и хлопковые штаны, ощутил, что коченеет. Детектив попытался вспомнить, как попал сюда, но в промежутке между избиением и этим помещением в его памяти был лишь один диалог, после которого, его, очевидно, снова вырубило. - Вы сделали верно, что доставили их подальше от Саметри-стрит, – как словно во сне прозвучало тогда женское сопрано. – Ни к чему притягивать внимание к нашей главной точке. На Мертон-стрит остался человек, чтобы приглядеть за старухой и её сожителем? – Да, мэм, – ответил грубый бас. – После звонка от наркоторговца мы двинулись к притону, а второй отряд из троих человек направился по названному им адресу. Но после вашего звонка двое поехали к заправке и нейтрализовали напарника ищейки. – Он сам бросился мне под колёса, когда я решила проследить за отрядом, – усмехнулось сопрано. – Повезло, что в том захолустном проулке не было камер видеонаблюдения. Я вела «ягуар» окольным путём, чтобы твои люди успели подготовить заправку. – Что теперь с ними делать? – Убейте и тела расчлените, так чтобы не смогли опознать. Следов не оставлять. Останки утопите в Темзе или сожгите. Не мне тебя этому учить. Я должна отправиться сейчас на собрание директоров, это послужит мне алиби. Действуйте после моего отъезда. Но ночью я буду в своём кабинете и жду тебя. – Всё будет сделано чисто, мэм. На этот раз без промашек. Вокруг стояла могильная тишина за исключением того, что Холмс расслышал совсем рядом глухое прерывистое дыхание. Стиснув зубы, Шерлок напрягся – скрипящая боль волной прокатилась по занемевшему телу, но сыщику всё-таки удалось повернуть голову, чтобы почти нос к носу столкнуться с источником шума. Слабого синеватого освещения хватило, чтобы рассмотреть короткие светлые пряди, мягкие морщинки под глазами и тонкие губы... В груди и без того было нестерпимо от треснутых рёбер, но стало адски больно, когда детектив узнал Джона. Ногти связанных рук впились в ладони до крови, и, видимо, он всё-таки застонал, потому что доктор пошевелился и открыл глаза. Голубой взор недоумённо блеснул в полутьме: - Шерлок, это ты? Что произошло? – Опоздал, – упавшим голосом прошипел Холмс. – Чёрт, тебя не должно здесь быть! Детектив с отчаянием всматривался в до боли родные черты, словно полагая, что под его взглядом они могут исчезнуть и появиться вновь где-нибудь подальше отсюда. – Шерлок, ты цел? Боже, что с твоим лицом? – Забудь про меня. Джон, ты связан? Насколько крепко? Сможешь освободиться? – шёпотом затараторил детектив. – Попробуй подвинуться. Доктор повиновался, опробовав путы на руках и ногах. Как и у Шерлока, конечности туго стягивали толстые ремни, почти не давая никакой свободы движениям. Хуже того, ремни каким-то образом намертво крепились к полу, потому что даже повернуться на бок не получалось. – Глухо дело, – тихо прохрипел Джон после нескольких минут бесплодных попыток. – Дьявол, где мы вообще сейчас? – Думаю, на каком-нибудь складе или гараже, принадлежащем бандитам, но не на Саметри-стрит, и, возможно, даже не в Хакни. Я успел заметить невысокую бетонную стену до того, как люди Элеоноры вырубили меня во второй раз. – Вот же стерва! – Холмс заметил, как лицо Джона в нескольких дюймах от него перекосило от гнева. – Я едва не попал под её Ягуар возле апартаментов, и она предложила подвести меня до Лейнстер Гарденс. Я как раз читал твоё СМС на заправке, когда получил дубинкой по голове. Шерлок прикрыл глаза, скорбно приложившись виском о бетон: – Вот идиот! Зачем я назвал Луи адрес?! – Луи? Тот самый прощелыга, что спустил шины у нашего мини купера? Ватсон захлопал ресницами, постепенно сознавая услышанное: – Шерлок, значит ты был в… – … был в наркопритоне? Да, – резко закончил за него Холмс. – В целях расследования? – спросил док, помедлив, хотя уже знал ответ. – Нет, Джон. В поисках дозы. Сыщик ожидал увидеть разочарование и презрение в глазах друга. Сколько раз, когда Шерлок вёл тихие приватные разговоры с Луи по телефону, а потом ускользал из дома, он боялся встретить такой взгляд и сам старательно прятал взор от Джона, потому что стыдился своей слабости. Но, вопреки ожиданиям, сейчас Холмс наткнулся лишь на глубокое чувство вины на лице друга. Казалось, мягкие морщины доктора стали ещё отчётливее: – Шерлок, я виноват. Ватсон осёкся. Сглотнул ком и тихо, но твёрдо продолжил: – Тому, что я сотворил с тобой, нет прощения. Меня бы следовало пристрелить на месте. Если мы выберемся, может так и сделать. – Ты виноват? – с горькой досадой перебил его детектив. – Если бы не я, тебя бы вообще здесь не было! Если бы я не появился в твоей жизни… Ты должен был бы сейчас греться у очага с пледом на коленях с какой-нибудь покладистой медсестрой или учительницей, и плодить детей, а не валяться на вонючем холодном бетоне, ожидая контрольный выстрел… Жаркая тирада Шерлока неожиданно прервалась касанием тонких сухих губ. – Прошу, замолкни, – мягко выдохнул ему в рот Ватсон. – Слушать противно. Придумал тоже – плодиться у очага, – док сквозь силу улыбнулся: – Ты же знаешь, что я не такой. Моё место здесь, на этом самом вонючем ледяном бетоне. С тобой. Резкий визжащий звук заставил обоих мужчин вздрогнуть. За стенкой послышались приглушённые грубые голоса: – ... вроде всё тихо... пора заняться делом... я подготовлю брезент и мешки у стены... не хочу запачкать всё внутри... – Ок... через пару минут покончим с ними и к боссу... Услыхав такое, пленники яростно забились в своих путах. Яростно пыхтя сквозь зубы, каждый хотел освободиться с единственной целью – освободить другого. Но ремни держали крепко. С каждым рывком, с каждой бесплодной попыткой, к Холмсу подкрадывалось ужасающее понимание – на этот раз им не выбраться. На этот раз действительно конец. – Джон, – хрипло прошептал Шерлок, стараясь подтянуться поближе к другу, – Джон. Я люблю тебя. Ватсон рвано выдохнул ему в лицо, и глаза его засверкали: – А вот этого не надо, Шерлок. Не смей прощаться, слышишь? Мы выберемся! – Всегда любил в тебе твой неоправданный оптимизм, – растянулась в полутьме слабая улыбка детектива, – странно: ещё пару часов назад ты так рьяно хотел нашей смерти. Доктор пристыженно прикусил губу: – Знаю. Я был не в себе. Но это не оправдание. – Мы оба не в себе, Джон, – отозвался Шерлок. – Давно и надолго. Потому мы с тобой и вместе. Я понял, что люблю, спустя полторы недели после того, как впервые увидел тебя в лаборатории Бартса. Помнишь дело о шести бюстах Тэтчер? Ты тогда едва знал меня, но без колебаний согласился просидеть ночь в засаде. Колючие кусты изодрали твою куртку, муравьи жалили под штанинами. Ты стучал зубами от сырости и холода и мог запросто отморозить своё достоинство, но я помню улыбку, счастливую и возбуждённую, что всё время играла на твоих губах. Джон сглотнул ком, и детективу почудилось, что в его глазах заблестела влага. - Я видел, как туман каплями собирался на твоих светлых волосах и стекал за шиворот, и ощущал, как по венам тёк адреналин. Я знал, что ты чувствовал то же самое, что и я. Это было до нелепости странно – впервые в жизни встретить родную душу. Всё в тебе влекло меня. Твоё общество, когда мы были на деле или дома на Бейкер-стрит; твои восхищённые возгласы при расследованиях и ворчание по вечерам у камина; то, как горели твои глаза, когда ты был пьян от адреналина, и то, как ты мягко улыбался порой своим мыслям. Я никогда не был избалован искренними комплиментами и привык к агрессии от окружающих, которую вполне заслуживал. Так что твоя симпатия, расположение, то, как неожиданно ты проникся ко мне, сбивали меня с толку и разжигали ещё большее любопытство. Мне захотелось познать тебя, проникнуть в твои глубины, овладеть твоим славным телом и непокорным духом. Урвать кусочек того человеческого тепла, которое я сам давно утратил. Я не уследил, как вначале чисто интеллектуальный интерес переплавился с искренней симпатией и тягой. Ты верно когда-то подметил: я никогда раньше не сближался с людьми, и моё влечение, не найдя себе иного воплощения, интуитивно перешло в плотское. О, вначале это было сладкой мечтой – сделать тебя своим! Я знаю, что в тот день по пути в злополучный театр ты видел мой взгляд в автобусе, и можешь представить, какое пламя меня пожирало. Это желание двигало мной вплоть до случая в туалете придорожного бара. Тогда всё резко переменилось. До этого я лишь просто хотел тебя, всего и без остатка, но не думал о будущем. Но стоило понять, что после содеянного в том туалете совместного будущего для нас может никогда и не настать, и мне внезапно открылось, что я хочу нас, нас двоих вместе надолго, а может быть, и навсегда. Джон, я никогда никого не впускал в свою жизнь. Такова моя натура, и я всегда держался свободы и одиночества. Но ты вошёл в мои будни с такой лёгкостью, вместе со своим теплом и светом, что я и не заметил, и предпринять ничего не успел. Холмс растянул разбитые губы в самой светлой из улыбок. Зубы выбивали барабанную дробь от холода, но детектив всё говорил и говорил, не в силах остановиться: – Ещё накануне случая в баре, когда мы болтали под облысевшей акацией в коттедже родственников миссис Хадсон, глубоко во мне родилось нечто новое, помимо вожделения. Тогда я счёл это слабостью, люди бы назвали это нежностью. Я понял, что хочу чего-то большего и дольшего, чем один раз, но только если бы ты тоже этого захотел. Я пытался хитростью удержать тебя от переезда и разжечь твой интерес, но когда дошло до дела, я не смог. Не смог воспользоваться тобой, таким доверчивым и податливым, потому что это было подло даже для меня. Не смог взять силой, когда был на тебя в ярости на следующий день. Джон, в какой-то момент я не смог больше принуждать тебя к отношениям, потому что понял, как стал опасен для тебя. Я не ангел, и ты это знаешь. Я всю свою жизнь был эгоистом, но впервые во мне что-то дрогнуло. Ты был единственным светлым человеком, которого я знал, и решил, что тебе было бы лучше и безопаснее без меня. Я твёрдо постановил съехать и оставить тебя в покое, дать тебе возможность жить нормально. Хотя сейчас я уже не знаю, через сколько недель, дней или часов стал бы рвать на себе волосы от тоски. Но ты тогда всё сделал сам. Твой поцелуй на глазах всей полиции обратил мою жёсткую установку в пыль. В тот момент... я не могу выразить, какое ликование меня охватило, что я послал все решения и установки ко всем чертям и упивался тобой допьяна. Джон, зачем ты меня поцеловал? Не сделай ты этого, был бы сейчас... – ...в какой-нибудь другой заднице Вселенной, – перебил детектива Джон, – но уж точно бы не впадал в летаргический сон у пресловутого очага. Продолжай. – Когда мы, наконец, стали близки, я потерял голову от восторга. Я купался в страсти, и она стала для меня поистине крышесносным наркотиком, который я так запоздало распробовал. Я наркоман, Джон. Я не хотел, чтобы ты так обо мне думал, но для тебя это всё равно не секрет. Только вот дозы у меня были разные. В юности раскрытие преступлений и приём галлюциногенных препаратов примерно одинаково утоляли голод мозга, но затем дедукция почти полностью вытеснила второе пристрастие. До встречи с тобой я испытывал лишь агонию мозга. После же настала агония тела, пробуждённого тобой от летаргического сна. И вот тут я сорвался по-настоящему: мне постоянно необходимо было насыщать огонь. Когда мы только сошлись, после всех передряг, я чувствовал себя самым бесстыжим счастливцем на свете, и теперь уже секс мог временно подавить тягу к головоломкам, но когда мы стали отдаляться друг от друга, близости стало катастрофически не хватать, порочный круг моих пристрастий замкнулся. И всё, что накапливалось, я изливал в загаженном здании наркопритона. Джон неловко дёрнулся в своих путах, а в глазах сверкнуло недоумение и сомнения, но Шерлок на этот раз не дал себя перебить: - Но когда ты съехал, я отпустил себя. Упал с головой в омут. Джон, прости меня за этот «потерянный период». Мужчины, женщины, на стороне у меня не было особых предпочтений. Я быстро узнал нужные места – ночные клубы, бары. Дедукция помогала мне не нарваться на неприятности, и она же помогала в съёме очередного партнёра. К тому же вначале я был зол на тебя, и пустился во все тяжкие. Но позже постепенно я всё острее начинал ощущать разницу, между тем, что чувствовал с ними и что чувствовал с тобой. На стороне это была лишь потребность в удовлетворении, с тобой же была тонкая подлинная связь. Я всё больше запутывался в тоске, пока однажды за долгое время разлуки мы не встретились ночью на Бейкер-стрит. Тогда, в твоих объятиях, с тобой внутри себя, я понял, что ты единственный. Единственное, что мне нужно от этого мира – это ты. В тот миг все три моих бича сгорели синим пламенем, потому что их затмила четвёртая, самая сильная и последняя моя зависимость – ты, моя любовь к тебе. Джон, прости, что понял это так поздно. Прости, что упрекал тебя в тяге к риску, ведь я сам не лучше. Прости, что сбегал и ранил тебя снова и снова, вместо того, чтобы просто разобраться с тобой по душам. Прости мне мои рецидивы, из-за которых ты... Я не ценил того, что имел, пока чуть было не лишался этого. Вот и расплата. – Шерлок, ответь, – Ватсон затаил дыхание и наконец спросил: – Ты спал с другими, пока мы ещё были вместе? Ответь, кроме флейтистки, ты был с кем-нибудь, когда мы ещё встречались? Шерлоку было больно это говорить, он не хотел, чтобы Джон винил себя, но перед лицом смерти сказал правду: – Нет. Только после того, как мы расстались. Ликование и убийственная горечь захлестнули Джона, отразившись на лице дикой смесью: – Выходит, я разрушил всё сам. Но как же все те предметы? – растерянно прошептал док. – Шейный платок из шёлка, зажигалка, записки, визитки? Стек и наручники, в конце концов? Они слишком малы для моих рук... Шерлок нахмурился: – У Луи притон особый. Он может достать любой товар, какой пожелаешь, но цену назначает высокую. Среди его клиентов есть и уличный сброд, но попадаются и состоятельные люди. Некоторые из них, находясь под дозой, пытались со мной флиртовать. Я и не замечал, что они умудрялись подсовывать мне свои вещи. А что до стека, кляпа и наручников – действительно, они были не для тебя. Они были для меня. Последний отчаянный шаг, чтобы разжечь потухший огонь и удержать тебя. Я подумал, что если ты сделаешь это со мной, тебе станет легче, ты почувствуешь себя удовлетворённым и в какой-то степени отмщённым. Я ведь столько раз отказывал тебе вправе быть сверху. – Слепец... – простонал Джон. – Какой же я слепой идиот! Шерлок, ты называешь себя эгоистом, но ты свят по сравнению со мной. Зачем ты вообще любишь меня, гниду такую? – Не говори так! Я безумно благодарен судьбе, что встречу с тобой последний час. Ты дар мне, которого я не заслужил. Едва Шерлок закончил фразу, как скрежетнула металлическая дверь, и скрипнули берцы. – Только попробуйте выкинуть какой-нибудь фокус или попытаться бежать, – раздался над головами друзей угрожающий голос одного из бандитов. – Иначе конец придёт вашей домохозяюшке и её ухажёру. У моих людей, что дежурят на Лейем Клоуз, есть приказ – убрать их обоих, если они своими глазами не увидят ваши трупы через полчаса. А если ребята получат хоть один тревожный знак, что убьют их немедленно. Шерлок и Джон в ответ лишь тяжело задышали, но дёргаться перестали. – Вот и славно. Займитесь ими, парни. Двое оставшихся бандитов расстегнули ремни, удерживающие пленников на полу, подхватили и заставили их встать на непослушные ноги. Шерлок успел заметить чёрные стволы пистолетов с глушителями. Грубым тычком в спину мужчин принудили подойти к металлической низкой двери, держа их на расстоянии выстрела. Скрип ржавых петель – и в лицо ударили ледяные ошмётки рухнувших небес. Вот он – конец. «Вот он – конец. Шаг наружу под дулом пистолета, навстречу промозглым сумеркам. Задний двор в окружении серых бетонных стен. Заплёванный асфальт под саваном градин. И дальняя стена двора, вместе с асфальтом укрытая чёрным брезентом. Будешь ли ты со мной, любимый? Всегда рядом, Джон, всегда вместе, на последней тропе... Это конец. Льдом и ветром отвезлись небеса. Тебе страшно, любимый? Слышишь ли ты, как стонет Земля под рухнувшей тяжестью, и вой ветра в горле? Чувствуешь удары хладного града по коже, и прощальный сердца стук в груди? Ощущаешь, как жизнь, такая горячая и мимолётная, в агонии трепыхается внутри? Будешь ли ты со мной, любимый? Всегда с тобой, Джон, всегда в тебе, на последнем пике… Это конец. Там, где есть ты – там всегда буду я. Жаль, что руки стягивает ремень, но скоро его не станет. Когда всё будет кончено, ты протянешь мне руку? Там, Джон, там я хочу оказаться в кольце твоих крепких объятий, иначе никогда не буду сам собой. Даже там я хочу уберечь тебя от зла. Вложи свою руку в мою, и мы выстоим, мы отправимся в пекло вместе. Будешь ли ты со мной, любимый? Всегда рядом, Джон, всегда вместе, в последнем приюте Сатаны... Это конец. В сумерках всё начиналось, в сумерках всё и кончится. Краткий удар сзади по ногам, и мы падаем коленями на брезент. Перед глазами лишь укрытая чёрным стена, да в нос бьёт вонь подворотен. Всё грубо, тривиально и до нелепости просто. От холода и сырости сводит челюсти, но я смотрю тебе в глаза, и по моим бескровным губам скользит тень улыбки. Ты клацаешь зубами, но ободряюще растягиваешь губы мне в ответ. Резкий тычок концом глушителя в затылок, и мы отворачиваемся к стене. Слышно, как сзади отступают на шаг, чтобы не запачкать обуви кровью и мозгами. Вот и конец.* До встречи в преисподней, любимый» Два выстрела прогремели одновременно. ___________________________________________ Примечания автора: *Левиафан (Лефиафан, Лефиан, лат. Leviathan)– демон алчности. Является князем Серафимов и вместе с Вельзевулом и Люцифером возглавил восстание ангелов. Также упоминаемый в Ветхом Завете как морское чудовище. В списке демонов смертных грехов, составленном немецким инквизитором Петером Бинсфельдом, Левиафан олицетворяет зависть. *Бельфегор (Вельфегор, Бельфагор, Ваалфегор, Ваал-Фегор) – могущественный демон, соответствует греху – лени. Бельфегора изображали как чудовищного бородатого демона с молотом в руках, с высунутым языком и с огромным хоботом, символизирующим его приапический фаллос. *Асмодей – один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения. *Автор вдохновлялся прекрасной песней Adele “Skyfall”
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.