На вырост

http://cs616520.vk.me/v616520574/3035/Su1qSd4WbQA.jpg ___________________________________________________________ В доме наступает относительное спокойствие. Очень относительное. Потому что со стороны совершенно не кажется, что у них всё хорошо. ЧанЁль продолжает ругаться с огрызающимся ДжонИном, который снова начал требовать, чтобы его звали Каем, иначе он будет игнорировать обращение. - Икаем могу назвать, хочешь? – бурчит ЧанЁль уходя вглубь квартиры. Он, конечно, хочет зарядить пару подзатыльников мелкому, но успокаивает себя тем, что так хотя бы ему известно настроение ДжонИна. Скрытность почти полностью исчезла, оставив на обозрение колючего в своих словах мальчика. Хотя надолго его особо не хватало – минут так через двадцать ДжонИн сам уже шел обниматься или просил куда-нибудь вместе сходить. Это было за негласное перемирие. В любом случае, даже такая перемена пришлась ЧанЁлю на руку: у него диплом висел дамокловым мечом над головой, а он только до половины добрался. Ещё и сроки сократили. Времени не хватает катастрофически. Утопая в распечатках, старых конспектах, восстанавливая в активе все папки за весь учебный процесс в университете, ЧанЁль теряет счёт времени. Он выкатывается из комнаты, надеясь принять душ и снова засесть за адовый диплом, который ему ещё и защищать (хотя он кажется ЧанЁлю таким стрёмным, что в защите явно не нуждается). За окном уже достаточно темно, и ЧанЁль понимает, что благополучно забыл приготовить им обед, а сил сейчас заниматься ужином нет никаких. Приходится задумываться о доставке на дом. Но мысли о еде тут же улетучиваются в далёкую галактику, стоит ЧанЁлю дойти до двери ванной. Он проклинает все сквозняки в квартире, проклинает собственный тихий шаг, который будь он погромче, мог предупредить. На бортике в ванной сидит ДжонИн с широко разведёнными ногами и ласкает себя. Он прикусывает пухлые губы, брови у него болезненно изогнуты, а рука быстро-быстро водит вверх-вниз по стволу, лишь иногда задерживаясь у основания или на головке. И грудь у него ходит ходуном от сосредоточенного пыхтения. ЧанЁля слегка ведёт в сторону от такого зрелища, и он на ватных ногах идёт в спальню. Он искренне надеется, что его не заметили, потому что быть пойманным на подобном слишком унизительно. ЧанЁль падает на кровать и тут же накрывается одеялом, зажмуриваясь. Конечно, отключиться от бренности бытия не выходит, и ЧанЁль с обидой объявляет господину Морфею бойкот за ужасное выполнение обязанностей. Приходится брать трубку и заказывать еды, чтобы хоть чем-то себя занять. Но в чём-то это открытие точно позитивное: ЧанЁль теперь знает, что его питомец половозрелый, раз его ручки тянутся к таким интересным местам. *** ЧанЁль никогда не видел ещё таких страдающих глаз. Нет, он знает, что допускает ошибку, собираясь оставить дома ДжонИна одного, но он и так уже опаздывает, ДжонИна нельзя будет взять с собой в лабораторию, ибо глава комиссии та ещё стерва, а до Центра они не успеют. - Но ты же у меня совсем большой! – ободряет ЧанЁль, искренне недоумевая, куда подевалась вся та напускная крутость, которую репетировал на его нервах ДжонИн ещё пару дней назад. - Я не хочу оставаться один! Не хочу! – заливается слезами ДжонИн, мёртвой хваткой цепляясь за ЧанЁля. Тому уже самому тошно от своего решения, и он уже готов плюнуть на всё, и остаться дома, но потом будет столько проблем, что и жить не захочется. - ДжонИн-а, так надо, пойми, - звучит почти умоляюще. Чужие пальцы слабеют и соскальзывают с майки, и ЧанЁль тут же разворачивается к обувной полке, чтобы выудить оттуда кеды. - Никого, кроме меня, не пускать, на домашний телефон не отвечать – реагируй только на мобильный, - ЧанЁль дословно цитирует свою маму, когда она оставляла его дома одного, чтобы сходить в магазин. Он тоже часто не мог отпустить её в магазин, но его как-то не особо спрашивали. – Буду к двум и… ЧанЁль не успевает договорить, потому что к нему подбегает ДжонИн, в руках которого тот самый поводок. В глазах парнишки плещется столько отчаяния, что и дышать трудно. Кажется, что у него в душе целая катастрофа, хотя ничего особенного, на самом деле, не происходит. ДжонИн снова хватается за одежду ЧанЁля, до побелевших костяшек сжимая в кулаке поводок, который, как выясняется, даже прицеплен к ошейнику. - Возьми меня с собой тоже, ну, возьми, - всхлипывает ДжонИн, прижимаясь ещё ближе. – Я буду очень-очень послушный и тихий. Ни словечка не скажу! – ещё больше суетится подросток, уже не зная, что ещё нужно пообещать и сделать, чтобы его не бросили. Потому что второй раз быть брошенным – это слишком много для одного ДжонИна за его коротенькую жизнь. ЧанЁль чувствует, что ещё чуть-чуть и он сам разревётся.