Бывшая жизнь

- Ты выглядишь более счастливым, чем именинник, - заметил Пашка Мальцев, искоса взглядывая на Яна. Альфа в это время загружал большую клеёнчатую сумку свёртками с мясом: мякоть для шашлыка, рёбрышки, куриные крылышки и корейка для барбекю. Витька же находился на улице – выгонял из гаража машины, и Ян занимался сборами в компании Пашки. Было это не совсем случайностью: альфа давно уже хотел кое-о чём расспросить лучшего друга своего мужа, и постарался устроить так, чтобы обеспечить это уединение. Улыбнувшись, он дружелюбно посмотрел на маленького омегу и ответил: - До меня постепенно всё сильнее доходит, как мне повезло с мужем. Я ведь рисковал вообще один остаться, честно говоря, Паш, я совершенно ничего не делал для того, чтобы найти омегу. Работал, как проклятый, делал карьеру. И все, кого я мог рассматривать как объект для серьёзных отношений, считали меня бесчувственным сухарём с кошмарным характером. Ну, сам понимаешь – коллеги, сотрудники… На стороне мне некогда было знакомиться, да и не хотелось. А потом я встретил Витюшку. Мы ещё даже не познакомились, я наблюдал за ним со стороны, но понимал, что не встречу никого, кто понравится мне больше. - А почему? – с любопытством воззрился на альфу Пашка, не прекращая, впрочем, скидывать в пакет овощи. Ян, усмехнувшись, покачал головой. - Мне очень понравился его голос. Павлик, ты б с помидорами поосторожнее, передавятся. Почему? Потому, что мне к тому времени было под тридцать, и представление о том, с кем и как я смогу ужиться, у меня уже имелось. Но где такого омегу было брать – вот это был вопрос. Я не то, чтобы затворник, но необщителен. Схожусь с людьми плохо, да и желания такого, как правило, не испытываю, хотя при этом потребность в неком общении у меня всё же есть. А Витюшка… Он сразу показался мне именно тем, о ком я мечтал с юношества. Тут даже не во внешности дело, хотя он очень симпатичный, это бесспорно. Я видел перед собой не только физически привлекающего меня омегу, но и спокойного, доброго парня с очень ровным характером. Домашнего, мирного, уютного, и при этом не увальня и не женоподобную изнеженную фифу. Мой идеал омеги. Такой супруг – это всегда надёжный семейный тыл для любого альфы. И мне всегда казалось, кстати, что его муж неплохо этим пользуется. Впрочем, я не был с ними близко знаком, а Витя не особо на эту тему распространяется… Ян, как и всегда, точно угадал, у кого и о чём надо спрашивать. До сих пор фигура Влада Вишневского была для него чем-то совершенно абстрактным и малоинтересным, тем более, Витька давал понять, что вспоминать бывшего мужа хотел бы как можно реже. Ян, памятуя, в каком состоянии он нашёл своего любимого после финальной ссоры с Владом, прекрасно его понимал, и ему хватало такта и терпения не заговаривать с супругом на эту тему. Был и был, больше нет, и чёрт с ним. Однако Влад неожиданно возник на горизонте снова, он стал всё чаще вклиниваться в их жизнь, он настойчиво влезал, куда не просят, и Яну, само собой, захотелось знать врага в лицо. Ну, а за нежеланием дёргать любимого, для расспросов лучше всего подходили Пашка и Альбина. И первым, на кого Ян нацелился, был маленький омега. Просить Пашку рассказывать о чём-либо, как правило, было не надо, скорее уж, наоборот, иногда приходилось просить помолчать, потому что речь мальцевская напоминала водный поток – в зависимости от темы и настроения, то нескончаемую плавную Волгу, то бурлящую Ниагару. И само собой, такая тема, как бывший муж лучшего друга, не могла не спровоцировать Пашкин моноспектакль. - Владик – это атомный пиздец был вообще. То есть ну как – поначалу он был просто очень вспыльчивый, типа «поорёт-отойдёт», знаешь. Владик тогда, если не брать во внимание темперамент, был ничего. Компанейский такой, модные шмотки, гитара, староста группы был в универе, ну и вроде… Очень такой альфа. Сказал – сделал, как я хочу, так и будет и те де… Большинству омег, как ни крути, такие нравятся. А Витька же, тем более, детдомовский, слаще морковки ничего не ел, он просто счастлив был, что муж такой хороший ему нашёлся. Ян кивал молча, не останавливая Пашкиных излияний. Примерная картина того, что из себя представляет Влад Вишневский, у него уже вырисовывалась. - Ну вот… Там, понимаешь, какое дело – отец Владика, он такой очень крутой мужик. По-настоящему крутой. И Владик тоже хотел быть таким же. Но он не такой. Он дёрганый, комплексов куча… Настоящему альфе в принципе пофиг, что о нём подумают, а Влада только это и волновало. И при этом – лицо надо держать. А за чей счёт? А за Витькин. Благо он и любит его, обижать не захочет, и вообще спорить не умеет. Вот и понеслась моча по трубам. - Ругаться начали? - Да ну, какое там – ругаться. Владик просто начал вести себя по-мудацки. Он со всеми себя так вёл, кто сдачи дать не мог – папа, брат, подчинённые, ну а муж всегда рядом, так первый под раздачу попадал. Понимаешь, чтоб самого себя поддерживать в уверенности, что он такой весь невъебенный, надо крутость же демонстрировать. Начальник на работе макнёт мордой в говно – ну с начальником-то не поспоришь… Или просто в пробку по дороге попал, или там молока в магазине не было. Так Владик домой придёт и начинает – то не то, это не то, как я сказал, так и будет, даже если я хуйню порю, и вообще ты чмо и ни на что не годишься. Я это сто раз видел и слышал, а сколько раз без меня было - хрен знает. Витька переживал-переживал, потом решил абстрагироваться. Проорётся, мол, успокоится, и сам извиняться прибежит. Я тогда сразу сказал – Иванов, хрень это всё. Если ты человека любишь и уважаешь, никогда, ни при каком темпераменте не будешь его как говносброс использовать, и за его счёт самоутверждаться. - Совершенно верно, на мой взгляд. - Вот-вот. Владик-то и впрямь, поорал и тут же забыл, чего он там орал, ходит белый и пушистый, а Витька-то всё прекрасно слышал и помнит, дзен дзеном, а психика не железная. Он-то переживает, а Владик понять не может, из-за чего, для него-то инцидент исчерпан, дело житейское. И уже по второму кругу начинает пиздеть – мол, чего ты дуешься, я же извинился. Бля, извинился – это же не значит, что после твоего извинения у обосранного с ног до головы мужа память взяла и стёрлась! Бывало, начнёт Витька всё-таки спорить, чувствует же, что благоверный гонит уже просто, а ответить он ему не умеет, ну и орут друг на друга по кругу, потом, глядишь, и по мордам. Ну, правда сказать, поначалу и впрямь просто была нестыковка темпераментов – вспыльчивый и грубый холерик и флегматик с замедленной эмоциональной реакцией. Но это поначалу, и терпеть ещё можно было, если уж любовь, блин, такая у них. А к последнему времени Владик вообще уже дошёл, я не знаю там, почему, и знать не хочу, но когда его повысили, Витьке ващще житья не стало. К каждому пустяку, к слову не так сказанному, взгляду «не такому», а то и просто на ровном месте, сам себе придумает чё-нибудь. Вплоть до того, что этот ушлёпок придёт домой взвинченный, сам споткнётся о порог и тут же на мужа орать. За что?.. А хрен знает. Потому что. Да ещё постоянные подозрения на ровном месте – не заорёт, так занудит до полусмерти. «А ты точно за квартиру заплатил? Я же знаю, что не заплатил. А если я счас проверю?..» И так изо дня в день по любому поводу и по стопятьсот раз. - Неврастеник. - Ага. А ещё мудак и трус. - Это же клиника. Нервная клиника. Почему он не лечился? Религия не позволяла? - Гандон потому что. Альфа и невропатолог? Я вас умоляю, это же только бабы-беты недотраханные и омеги малахольные по врачам бегают. А уж про психиатра и заикаться не стоило. Витька раз предложил Владу пролечиться, от всей души, ну не мог уже видеть, какой он стал. Ох, и выхватил Иванидзе тогда, супер-альфа его всю квартиру разнёс. Посуду перебил, цветы перебил, вещами швырялся. Себе палец вывихнул, Витьке нос разбил. И после этого продолжал утверждать, что никакой доктор ему не нужен. Мол, темперамент у него такой. А у них знакомая есть, Альбины подружка, так она врач-психиатр. Вот эта Наталья и говорила, что Влада нужно лечить, пока не поздно. И темперамент тут дело второе, а просто нервные срывы, накладываясь на природное скотство, дают этого… Как его… Параноидального социопата, вот. А ещё она говорила, что Владику надо соизмерять свои претензии со своими возможностями. И я с ней категорически согласен – не можешь срать, не мучай жопу. Владик же нервный срыв один за другим зарабатывал потому, что супер-альфу корчил из себя, а сам таковым не является, там вообще фиялка нежная, на каждый чих дёргается. Вот отец у него – тот да. Там не альфа, а БелАЗ. А Владик чмо неврастеничное. Был бы собой – не было бы проблем. Витька был бы только рад его на плече пригреть, ему на дюжину Владов души бы хватило. «Ага, - отметил про себя Ян. – Уже многое проясняется. Нужно обязательно расспросить Альбину. Если подружки не обсуждали этого персонажа между собой, то я папуас. Сегодня на даче потихоньку подведу к этому. Мне нужно знать, точно знать, чего я могу ожидать от этого засранца, и как мне оградить от него Витюшку». На улице тем временем один из предметов их обсуждения закончил возню с машинами, и теперь стоял у «Ровера», недавно сменившего «Туарег». Витька расстегнул рубашку, подставляя шею и грудь майскому солнцу, прикрыл глаза и наслаждался жизнью. Пахло черёмухой и распускающимися молодыми листьями, сиренью и немного пылью, утренняя роса давно высохла. Ребёнок в его животе будто тоже почувствовал тепло, и повернулся мягко, сонно, погладил папу изнутри. Омега заулыбался и прижал к животу ладони. - Маленькая летняя девочка, - тихо сказал он не то дочери, не то самому себе. Потянулся, открыл глаза – и вздрогнул. Шагов он не слышал, как всегда, и увидев рядом с собой чью-то фигуру, от неожиданности проглотил леденец, который гонял во рту до этого, и машинальным полуосознанным жестом запахнул рубашку. А в следующее мгновение идентифицировал в подкравшемся бывшего мужа. - Влад, - сказал он недовольно. Бывший муж смотрел на него не отрываясь, и выражение лица его было странным. - Я… Кто ж ещё. - Ну, как бы… Тебя я уж совсем не ждал. - Здоровое пузо у тебя уже. - Да не особенно для моего срока. Шесть месяцев почти. Что тебе нужно? – спохватился омега. - Ничего. Поговорить. Ну как ты живёшь? - М-м… - Витька несколько растерялся от мирного и дружелюбного тона бывшего мужа. – Хорошо живу, спасибо. А… У тебя, надеюсь, тоже всё хорошо. - Да так. Не обижает немец-то? - Какой не… Ян? О Господи. Нет, он замечательный муж. Лучшего и желать невозможно. Самое главное его достоинство – он меня очень любит. Впрочем, насколько я знаю, в этом вопросе тебе на твоего супруга тоже жаловаться не приходится. Влад криво ухмыльнулся. - Ага, даже слишком. Слушай, Иванов, давай уже, наверное, прекращать это всё. - Давно пора, - осторожно заметил Витька, внимательно глядя на экс-супруга. Он никак не мог взять в толк, откуда вдруг такие перемены враз в поведении Влада. Тихий, спокойный, ни грамма раздражения, ни тени альфьего величия. Что это с ним? - Вот и я так думаю, - удовлетворённо подхватил Вишневский. – Затянулось это всё уже и так. Жаль, конечно, что ты залететь успел, но это ничего, ребёнок… Ну, он ребёнок, придумаем что-нибудь. Главное, чтобы этот белобрысый не рыпался. До Витьки теперь только дошёл смысл происходящего, и он, глядя в одну точку – пуговицу на куртке Влада, соображал, что же ему делать – расхохотаться, или изобразить привычный уже фейспалм, или двинуть Владику по физиономии, невзирая на своё деликатное положение. В конце концов он стоически перевёл дух и сказал: - Влад, Влад, да ты что – в уме ли? Альфа, прервавшись на полуслове, непонимающе уставился на него: - А что?.. - Я говорю, ты что – спятил? Я не собираюсь уходить от мужа. Не. Собираюсь. Я наконец-то живу по-человечески, без ругани, скандалов, унижений и вечной пороховой бочки, Влад. Мне рожать через три месяца, чего бы ради я от своего альфы уходил? Да и твой супруг, насколько я знаю, у репродуктолога был. - Да хрен с моим мужем, чего он тебе дался! – с возмущённым недоумением воскликнул Влад. – Ты же сам сказал, пора завязывать, чего на попятный-то пошёл? - Вишневский, - устало сказал омега. – Не блажи. Я думал, ты наконец успокоился, повзрослел, нашёл своё счастье, и решил прекращать всю эту возню, что естественно и разумно. А ты ерунду какую-то порешь. Ну чего тебе опять в башку твою дурную стукнуло, какая жидкость? С хрена ли бы я вдруг возвращался к тебе? Вот именно сейчас, с обручальным кольцом, меткой и пузом? От мужа, который меня обожает, от отца моего ребёнка – назад к тебе, после всего счастья, что ты мне подарил от своего «маджестик»? Я, может, и не сильно умный, но совсем уж ебанутым вроде никогда не считался. - Да ладно тебе, сейчас обидки старые вспоминать начнёшь, - махнул рукой альфа. – Забыли бы уже всё, да начали заново… - Угу, - помотал головой Витька, отдуваясь. – Заново. Мне как раз сейчас самое время всё с тобой заново начинать. Исходя хотя бы из того, что ты и моих обид не помнишь, класть тебе на них, и на собственного нового мужа тебе класть. Ни хрена ты не изменился, только о себе думаешь. Владик, да даже если бы я всё ещё тебя любил, я бы тебя нахрен послал. А ты мне не то, что симпатии не внушаешь – ты мне… Неприятен. Извини уж. И взгляни наконец на жизнь трезво – ты для этого все старания приложил. - Витя, - тихо сказал Влад, который неясно – слышал ли слова бывшего мужа или нет, - Вернись ко мне. Ты должен ко мне вернуться, понимаешь? Тогда всё будет хорошо. Ты не представляешь, чего мне стоит это сейчас говорить. Омега чувствовал, что начинает злиться, и изо всех сил успокаивал себя, поглаживая правой ладонью тугой тёплый живот. Приличный уже мячик, хотя для шести месяцев и действительно не очень большой. Красивый, аккуратненький, округлый. Очень гармонично смотрится на его фигуре – такой стройный, подтянутый будущий папа. И Яну его вид очень нравится… Витьке хотелось думать о ребёнке, о муже, о дне своего рождения, подарках, о весне – о чём угодно, только не о бывшем муже. Зачем этот блёклый, угрюмый призрак портит сияющее утро, зачем скулит и воет возмущённо и тоскливо, зачем пытается заставить снова переживать о нём? Разве мало омега потратил на него нервов, сил, гордости? А не пошёл бы он, а? - Влад, - твёрдо и спокойно сказал омега, глядя бывшему супругу в глаза. – С меня хватит. Всего. Не нужно тебе извиняться, не нужно просить меня ни о чём, лучше всего нам просто друг о друге забыть. У меня есть муж и будет ребёнок. У тебя, видимо, то же самое. Всё, Влад, у каждого из нас совсем другая жизнь. Мы оба так решили. И не надо про банальности, так оно и есть. Оставь меня в покое. Живи сам по себе. Ответа альфы он дожидаться не стал – отвернулся к «Роверу», и в ту же минуту из их подъезда вышли Ян и Пашка с сумками. Ян улыбался, а маленький омега завопил победоносно: - Всё, почти всё собрали! Ещё вина докупим по дороге и минералки, а зелень прям там нарвём! Она же уже у тебя выросла, да? - Выросла, - Витька заулыбался и кивнул другу. – И редиска уже выросла, и ревень… Под восторженные излияния Пашки насчёт ревеня, который он намеревался съесть весь, что найдёт, и шикарной окрошки, долженствующей сегодня быть непременно, Витя быстро огляделся – куда подевался Вишневский, не полез бы к Яну. Нет, вон он – в тени кустов сирени и жимолости плетётся к своему подъезду, Ян, кажется, его и не заметил, а может, просто виду не подал. Ну и пошёл он к чёртовой матери, Вишневский, давно пора было его на место поставить. Едва успев подумать об этом, Витька угодил в объятия мужа, и, подставляя лицо под поцелуи, без труда выбросил экс-супруга из головы. Влад же остановился у своего подъезда, из-за кустов глядя на собирающуюся компанию. Мальцев пихает в багажник «Ровера» клетчатую сумку, а Иванов, подставив торчащее из-под майки пузо солнышку, милуется со своим белобрысым. Мысли о чужом счастье отказывались укладываться в голове – вроде когда и сходится паззл, а картинка уж больно не нравится. Вишневский не чувствовал уже ни привычной ненависти, ни желчного злорадства по отношению к фрицу – только тягучая безвкусная пустота, вязкая и вонючая, как протухший кисель. Альфа с трудом сдержал тошноту. Сзади подошёл кто-то, хлопнул по плечу – Сеня. Ухмыльнулся, сказал развязно: - На его месте должен был быть ты? - Отъебись, Сеня. – Дать бы ему по морде, но апатия навалилась такая, что даже и этого неохота. - Да я-то отъебусь, Владик, я отъебусь, не вопрос, да только кто ж у тебя останется тогда? Никому ты и в хер не впёрся. Влад вяло, неохотно отметил, что Сеня, похоже, снова нашёл какую-то работёнку. Он всегда начинал выступать, когда переставал нуждаться в его помощи, и всегда приползал обратно, скуля и пресмыкаясь – то через месяц, то через полгода, в зависимости от того, когда его выгоняли с очередной работы. Все эти Сенины особенности были Владу давно известны и от всей души противны, но даже на то, чтобы послать приятеля куда следует, не было ни запала, ни желания. И в который уже раз за последнее время слова обрели весомый, вещный смысл, перестав быть просто сотрясением воздуха: и в самом деле, других-то приятелей у Влада нет. Есть коллеги, есть какие-то знакомые, а даже просто приятелей нет, не говоря уж о друзьях. Вот и выходит, что зависимость у них становится обоюдной – вот с этим самым Сеней, так напоминающим киплинговского Табаки. Н-да, скажи мне, кто твой друг… Владу снова стало противно до тошноты. Вспомнился и Егор, и вчерашний поход к репродуктологу… А вот перед глазами – бывший муж. Со своим новым альфой. С лучшим другом. Беременный и счастливый. Они едут на дачу, на эту чёртову дачу, праздновать что-то. Ах да, у Витьки же сегодня день рождения… Ну да, да. Соберётся компания. Гости, музыка, танцы, подарки, шашлык. Ночью костёр разожгут, песни буду орать, ракеты пускать. Кто-то купаться в пруд полезет, благо тепло уже. Они будут веселиться, в то время, как ему повеситься хочется, так черно на душе. Ничего не получается, всё рушится, всё враньё и фальшивка. А Витька, он настоящий. И счастье у него настоящее, и жизнь настоящая. И понимается теперь чётко и ясно Владу, что не он делал, не он строил их жизнь, их семью, их любовь, а Витька. Ушёл омега – и не стало ничего. Четвёртый год он уже из кожи вон лезет, пытается заставить себя верить, что живёт, а сам плетётся обречённо и устало по какой-то чужой разбитой дороге, спотыкаясь о колдобины и проваливаясь то и дело в грязь. Вот только что он решился, пересилил себя, вернулся назад к тому повороту, от которого разошлись их с мужем пути… Приполз к перекрёстку, издыхая от усталости и тоски, а там – пиздец. Приехали. «Кирпич», шлагбаум, и бетонный блок поперёк дороги. Не лететь тебе, Владик, на «Ровере» по шоссе в весенний полдень, не петь дурацкие песенки, не хлебать из горла холодную минералку. Лишний ты тут. Уехал джип, уехал и «Мерс» фрицевский, увёз веселую компанию, а ты стой здесь, под сиренью, пока не превратишься в памятник самому себе. И в школе, классе в девятом, будут писать по тебе сочинение: «Образ лишнего человека в современной литературе на примере Владислава Вишневского». Вот оно, дружок, твоё определение. Не сильный ты, и не слабый, не злой и не добрый больше. Ты просто лишний.