Бывшая жизнь

На рассвете Витька проснулся под шум дождя. Как только он окончательно пробудился и сообразил, что дождь идёт не во сне, а на самом деле, он довольно улыбнулся – омега любил дождливую погоду. Любил он и снег зимой, когда он сыплет хлопьями, и единственное, что немного омрачало ему удовольствие от такой погоды – то, что иногда в такие дни у него болело травмированное ухо. В палате был полумрак, и омега, уютно устроившись под одеялом, включил ночную лампу и взял книгу. Чувствовал он себя хорошо, ничего не беспокоило и не болело, разве что глубокая царапина на шее справа, нанесённая пулей, самую малость саднила, если головой вертеть. Но Витька устроился со своей книжкой так, чтобы голову поворачивать почти не приходилось, а чтиво оказалось интересным, и омега про свою рану вообще забыл. Примерно через час, когда совсем рассвело, зашёл молоденький омежка – медбрат: - Доброе утро… Как ваше самочувствие? - Спасибо, - улыбнулся Витька. – Хорошо. - Ну и замечательно. Медбрат осторожно приподнял повязку – проверил состояние раны, кивнул, мол – всё в порядке, сделал два укола, помассировав пациенту локтевой сгиб. За пребывание в больнице Витя получил всего лишь в общей сложности пять или шесть уколов, но этого было достаточно, чтобы на тонкой его коже появился приличный кровоподтёк. - Извините, - обратился он к медбрату. – Вы не могли бы мне подать кофту с длинными рукавами, вон она, висит у двери… - Вам холодно? – предупредительно спросил омежка. – Можно добавить отопление… - Нет, - помотал головой Витька. – Просто муж синяк увидит, переживать будет. Хватит уже с него. Он больше перепугался, чем я. - Ну, вы вообще молодец. Рудинштейн и травматолог вами очень довольны, сказали – это для вашего ребёночка очень хорошо, что вы так спокойно на всё отреагировали. А супруг ваш сильно переживает, хотел вон в коридоре ночевать остаться. Юлий Михайлович его еле уговорил домой поехать, поспать, и то после того, как клятвенно его заверил, что с вами всё в порядке, и здесь вам в любой момент обеспечат самую лучшую помощь. - Да я бы сегодня вообще домой пошёл уже, если бы не ребёнок. - Доктор сказал, нужно проследить, чтобы не было воспаления. Антибиотики внутривенно – не самый лучший вариант в период беременности. - А-а… Тогда я лучше полежу. А завтрак скоро? Медбрат, видя такую практичность, рассмеялся. Пациент-омега, несмотря на своё положение, даже не думающий устраивать истерики, гонять персонал и требовать за собой круглосуточного ухода, ему явно нравился. - В восемь часов – и до десяти. Но у вас постельный режим, вам принесу в палату. Сегодня творожная запеканка со сметаной, чай с песочным пирожным и яблочное пюре. Да… Чуть не забыл. Там к вам посетитель пришёл. Я сказал, что приглашу, если вы не спите. Всё-таки ещё рано. - А кто там? – с любопытством спросил Витька. Час посещений ещё не начинался – до восьми оставалось почти полчаса, но на пациентов платного отделения это правило распространялось без особой строгости. - Некто Максим Петрович. Он сказал – вы знаете. - Угу, - кивнул омега. – Пускай заходит. Бывшего тестя Витьке было жалко. Омеге уже сообщили об аресте Егора, собственно, майор, занимающийся этим делом, позвонил Яну при муже. Шульман сказал об этом любимому – и оба они сошлись в том, что всё это крайне странно и неприятно. Валя, тоже получивший это известие, пытался найти хоть кого-то из родных, но телефоны молчали, и молодой омежка помчался домой. С Яном они договорились быть на связи, если что, а Витьку врач велел больше не беспокоить. Беременному омеге и самому больше не хотелось волноваться. Ему к тому времени вообще уже только зверски хотелось спать – начинали действовать мягкие успокаивающие, которые ему дали в больнице. Он закрыл глаза, пробормотав мужу что-то ласково-успокаивающее, и ещё ощутил на коже руки прикосновение его тёплых губ. И заснул. Ночью пошёл дождь, и под мерный его шум Вите снились какие-то спокойные, мирные сны, которых он не запомнил, но они помогли ему проснуться в хорошем настроении. А вот сейчас с утра пораньше к нему пришёл бывший тесть. И омеге очень хотелось показать, что уж на него-то никто никакого зла не держит и не собирается. Медбрат открыл дверь, впуская посетителя. Максим Петрович, как ни странно, почувствовал себя увереннее, увидев Витьку – его успокоил вполне здоровый вид молодого омеги. Витька, в голубой домашней кофте с длинными рукавами, ободряюще улыбнулся – руки его покоились поверх одеяла на полукруглом холмике живота. Максим Петрович даже глаза прикрыл – до того ему было жаль, что не остался его зятем этот обаятельный парень с добрыми, спокойными голубыми глазами, которого так украшает беременность, что не родит он ему троих крепышей-внучат, и что на уютной его даче можно быть теперь только гостем. А могли бы семьёй, все вместе, пойти позавчера на Парад Победы, гуляли бы по городу, и сегодня сидели бы за столом с горячим чаем и бутербродами, а не гадали - кого посадят, сына или зятя. Ну какой же Влад идиот, и как же он-то теперь жалеет об этом, жалеет, понял всё, а сделать ничего уже не может, не способен, да и опоздал – вот и схватил в отчаянии ружьё… Дурак. - Доброе утро, - хрипловатым от волнения голосом поздоровался Максим Петрович. – Прости, что я тебя беспокою. Ты хорошо выглядишь, я очень рад, что… Что на тебя это кошмарное происшествие повлияло меньше, чем могло бы. Ты удивительный человек, Витя. Не представляю, что бы со мной было, окажись я на твоём месте. - Не имею привычки паниковать зря, - пожал плечами его бывший зять. – До этого старался, говорил себе не психовать, о ребёнке думать. А сейчас уже ясно, всё обошлось, чего валять ваньку. И так достаточно все попереживали. Всё у меня нормально, и у девочки моей – тоже, сейчас поем, и вообще мир прекрасен, и жить хорошо. Оба ненадолго замолчали – каждый, кажется, ждал, что же произнесёт другой. Первым решился прервать неловкую паузу младший: - Я… Мне уже сказали, что это ваш зять стрелял… То есть, что это Егор. Ну… Не могу представить, что вдруг на него нашло. Он разве не беременный? - Да, - Максим Петрович сел на табурет рядом с кроватью раненого. – Срок около девяти недель уже. Витька, и до того испытывавший жалость к папе своего экс-супруга, с каждым его словом ещё больше, почти до слёз, ему сочувствовал. Бедный дядюшка Макс, ему-то это всё за что? Сынок дуркует, а теперь вот и зять в камеру напрашивается. А папе – одни переживания за самых близких, никто из которых даже не задумывается над этим. Готовясь сам вскоре стать папой, омега хорошо понимал состояние бывшего тестя. У него-то всё обошлось, но Ян – тот настроен решительно. Как ни крути, а серьёзно не пострадал омега по чистой случайности. Повлияет ли на любящего своего мужа альфу несчастный вид Максима Петровича и тот факт, что Егор, сознавшийся в покушении на его беременного супруга, сам ждёт ребёнка? Кто ж знает… Максим Петрович тем временем, глядя в пол, откашлялся и произнёс неуверенно: - Витя… Что ты об этом всём думаешь? - Ничем, кроме приступа слабоумия, я этот поступок объяснить не могу. Честно говоря, слабо верится в то, что это мог быть Егор. Я бы скорее подумал на Влада – вполне в его характере выходка. - Это и был Влад, - обречённо сообщил Максим Петрович. – Правда, он уверял меня, что целился не в тебя, а в твоего мужа. Тебе он вреда не хотел. Я не чувствую в себе способности врать тебе. Но постарался не застать здесь твоего супруга, поэтому и пришёл в такую рань. От него я не вправе ждать даже того, чтобы он меня выслушал… Младший омега привычно шмыгнул носом, и было очевидно его собеседнику, что он нисколько не удивился: - Так я и думал. Это, выходит, Егор на себя его вину берёт? - Да. Я только что из отделения полиции. Пытался поговорить с ним – он ни в какую. Я, говорит, это был, я стрелял, из ревности, и всё тут. - Он что – в своём уме? Его же посадить могут. Статья-то неприятная, да даже если и условно – нафига ему судимость? Ни на работу нормальную потом не устроишься… - И это всё я ему объяснял. Ни с места. С его стороны расчёт верный. Влад за эту стрельбу получил бы лет пять безо всяких. А Егор – омега, беременный, ранее не судимый, состояние временного помешательства на почве стресса и так далее. Учитывая, что ты остался жив и даже не получил серьёзных травм, ему дадут условно почти наверняка. Даже у твоего сурового супруга не поднимется рука упечь за решётку будущего папу… И потом, у моего зятя наверняка есть ещё один расчёт… Что, пока он тянет время, ему удастся сохранить эту беременность. - У него проблемы, да? Я видел их с Владом в клинике вчера, ну, то есть, позавчера уже, получается. Если так, то ему бы надо в клинику, а не в тюрьму, на сохранение-то… Максим Петрович покачал печально головой – Витька отметил про себя неожиданно, что в последнее время стали так очевидны изменения во внешности его бывшего тестя-омеги, всегда такого элегантного и ухоженного. И седины у него намного больше, и причёска не такая, как всегда была – волосок к волоску, и рубашка на нём та же, что и вчера – раньше бы он такого не допустил. Сдаёт дядюшка Макс. Устроил Владик своим близким счастливую и спокойную жизнь, ничего не скажешь. - Проблемы, Витенька, это не то слово. Понимаешь, они зачали ещё до свадьбы, как раз незадолго до бракосочетания у Егора был период течки… Они, извини меня, трахались как кролики. При этом Влад был почти постоянно пьян, а Егор, как выяснилось, хлебал горстями аттрактанты и усиливающие запах таблетки. - Этого ж нельзя делать, если ребёнка планируете, - нахмурился младший омега. – Они же все токсичные. - Именно. Но тогда никто об этом не думал. Владу было наплевать, Егор думал только о том, чтобы не упустить Влада, вот и вышло так, что он забеременел, а на обследовании, примерно неделю назад, на первом обследовании, нам сказали… Словом, последствия во всей красе. Там добрая треть всех пороков развития плода, которые можно выявить на этом сроке. - Жуть… - Да… Если Егор даже сумеет доносить этого ребёнка, он родится глубоким инвалидом, если вообще будет жизнеспособен. Позавчера результаты подтвердились окончательно, и ему назначили аборт по медицинским показаниям. Он отказался наотрез. - Я видел. И Влада видел. - Влад тогда просто безобразно скандалил дома – хорошо хоть, до дома подождал, не стал в клинике концертировать.Орал, что не собирается угробить жизнь на содержание урода. - Ну ещё бы. Хотя, признаться, тут и я Егора не понимаю. Если уже известно, что ребёнок будет таким больным, зачем мучить его и мучиться самим? У них, как я могу себе представлять, и так не гладко всё. - Это ещё мягко говоря, очень мягко. Я ведь говорил тебе, для чего всё это вообще затевалось. А в итоге мало того, что не достигло своей цели, так ещё и само по себе выливается в сплошные неприятности. Понимаешь, Влад мне тогда обмолвился… Что, мол, ты и живёшь в своё удовольствие, и ребёнок у тебя здоровый, судя по всему, и друзей толпа, в том числе и мы с Валентином, и Альбина… А у него ничего и никого, все его бросили, муж нелюбимый, ребёнок урод… Витенька, если уж я жалею, что ты не остался его мужем, представь, как он теперь бесится… Несправедливо, дескать. Витька хмуро заметил: - Ну, я бы так не сказал, что несправедливо. Вполне себе справедливо, при всём моём сочувствии, вы уж простите. Всё же это из его собственных дел. Я, когда был его мужем, так старался, чтобы мы хорошо жили, но ему ничего не нравилось. Меня выгнал, Дениса потом тоже выжил, с Егором вон чего оба натворили… Где ж несправедливость-то? Заслужил. Раньше надо было думать. - Ты буквально меня цитируешь сейчас, Витенька. Почти слово в слово. Я его папа, мне его безумно жаль, но… Насчёт Влада – я уже розовые очки да-авно снял. Всё, что с ним происходит – абсолютно закономерный результат его поведения и поступков, с этим не поспоришь. С тобой он вёл себя совершенно по-скотски, когда даже ты не выдержал и ушёл – и пальцем не пошевелил, чтобы вернуть тебя, почти три года жил, как будто завтра не наступит… Ты этого не видел, а вот я наблюдал во всей красе. Друзей он всех разогнал своим высокомерием и придирками… Он мне как говорил: что, мол, имеет право предъявлять к людям высокие требования, потому что сам к себе их предъявляет. - Да я это тоже часто слышал. Смешной он… Да кому нужны твои требования… К себе предъявляй что хочешь, а люди хотят от друзей доброты, помощи, чтобы было с кем поговорить, повеселиться, а не требования кому предъявлять. Требователей у нас у всех хватает. Я ему говорил, но он меня никогда не слушал. Я ж дурак. - У него все дураки были, - вздохнул Максим Петрович. – Кроме него. И вот что из этого вышло. Если бы ты знал, как я, с одной стороны, жалею, что не сумел заставить его помириться с тобой тогда. А с другой – кто знает… Ты теперь, по-моему, живёшь намного лучше со своим мужем. Собеседники снова помолчали, и снова первым заговорил младший: - А с Егором-то вы что собираетесь делать? - Понятия не имею… Он упёрся, как баран. А я вот сижу и думаю – сообщить полиции, что мой сын мне во всём сознался, или нет?.. Представь, каково мне – то ли сына сдать, то ли зятю позволить под суд угодить. Хоть нажрись снотворного и впадай к чёртовой матери в летаргию года на два. Егору я пригрозил, что расскажу всё как есть, а он только смеётся. Говорит, мол, я скажу, что это муж меня выгораживает. На ружье – его отпечатки, Владовы если и были, так он их стёр. А полиции-то что – у них преступник пойман, дело закрыто. Не хотят разбираться. Кто будет слушать посторонних, когда вот он сидит, стрелок, и оружие приволок, и сам признание настрочил? - А Влад? - Влад… Влад в своём репертуаре. Погорелый драматический на гастролях. Кидается из крайности в крайность, из апатии в истерику и обратно. То орёт – пойду во всём сейчас сознаюсь, сяду, а вы тут локти грызите, что позволили сесть. Когда в очередной раз поймёт, что никто, в общем-то, не против заслуженного наказания, стонет, мол, раз Егору самому хочется вину взять на себя, так почему нет, отличный выход для всех, ему-то много не дадут, пожалеют. Геннадий Алексеевич сказал, что если Влад позволит судить вместо себя Егора, то может считать, что у него нет отца. - Это не дело, - сумрачно сказал Витька. – Нельзя от детей отрекаться, что бы они не натворили… Я не говорю, что оправдывать надо. Но поддержка должна быть. Я-то знаю, каково без родителей жить. - К сожалению, у моего супруга другое мнение. Он считает, что всё необходимое Владу в детстве и юности мы дали, а уж как он своей взрослой жизнью распорядился – его дело. На взгляд отца, крайне недостойно распорядился, да уж тут-то сложно спорить… Но и нашей вины отрицать нельзя, Витя, я потому тут перед тобой и распинаюсь… Не утомил тебя? - Да нет… Мне тоже жалко. И вас, и Егора… И даже Влада, дурака этого. Я тут тоже подумал: если он сядет, то в самом деле никому от этого лучше и не будет. Тюрьма его не исправит, только хуже сделает. Вряд ли он осознает, что заслужил, скорее, будет считать себя жертвой и только обозлится на весь мир. А воспитание… Ну, я не знаю. Если мозги есть, так надо ими и думать, а не волочь детские комплексы через всю жизнь. Я же от своих избавился как-то… Легко существовать, зная, что тебя собственные родители выкинули? Ясно море, у меня самооценка с детства ниже плинтуса. Ничего, перерос, справился. Я и Владу хотел помочь, потому что уже знал, как нужно делать, но он злился только. Максим Петрович взял бывшего зятя за руку – узкую, тонкую, но ощутимо сильную: - Витенька, знаешь, как ни странно, но мне кажется – больше всех права Альбина. Она высказала мысль, что мы так скоро договоримся до того, что все виноваты, кроме Влада. А между тем – ружьё было у него в руках, и он уже давно не нервный подросток, а мужчина, причём альфа, ему уже за тридцать. И знаешь, что я думаю… Одну глупость, не имевшую тяжких последствий, можно простить, если она его чему-то научит. Если он попросит у тебя прощения – по-настоящему, искренне, если он раскается и признает всю свою вину, если поклянётся быть хорошим мужем Егору, которого втянул во всё это – я хочу попросить тебя не требовать возмездия. Ведь ты прав – никому от этого не будет лучше. - Я не знаю, - просто сказал Витька. – Мне подумать надо. Как-то это не по мне всё, чтобы человек за чужие преступления под суд шёл… А с другой стороны, Егор сам такое придумал, и вправду наказание ему мягче назначат. Хрен его знает. Да и Яну легче будет простить Егора, Владу на это нечего и рассчитывать, а я не хочу, чтоб мой муж его уничтожил. Влад мудак, но зона его лучше не сделает, факт. Может, и правда, лучше уж пусть живёт, обязанный своему мужу и вам. Можно надеяться, что эта история его достаточно напугала и хоть чему-то научит, не совсем же он болван… Вот только вам сказать хочу – Владик оч-чень не любит быть обязанным. И благодарным – тоже. Уж я-то знаю.