Белая ворона

Иван Федорович – деловой человек. Он главный инженер стекольного завода. Всю жизнь на доске почета его фотография висела, как образцово-показательного работника. Дом Ивана – полная чаша: жена Полина, красавица-хозяюшка, сыновья, старший Алёша и младший Дима, головастые, рукастые, все в отца. Жили они дружно, редко ссоры были, так только, по пустякам. Зимой всем семейством в лес ходили, сосиски на костре жарили, на лыжах катались, а летом Ивану путевки на море давали, от профсоюза. Дмитрий и Алексей закончили институты, старший – горно-строительный, младший – автомобильно-дорожный. Нашли себе девушек, женились да вскоре покинули родительский дом. Как птенцы из гнезда вылетели. Выросли. Теперь только на праздники приезжают, с женами да детьми. *** В преддверии новогодних праздников принято генеральную уборку в домах делать. Хочешь не хочешь, а, будь добр, вытряхивай ковровые дорожки, да разбирай барахло в платяных шкафах, незачем всякую дребедень в новый год нести, хватит. Вот зачем, спрашивается, человеку старый поплавок или чемодан без ручки. Сколько лет уже лежит, пылится, а выбросить – жалко. Вот и сейчас сидел Иван в кладовке да перебирал вещички на полках. Зря жена доверила ему эту заботу, ведь муж ее лишний раз и газету старую выкинуть не может – авось сгодится. Вместо того, чтоб выкинуть, он вещи лишь по углам рассовывает. - Этот утюг нам еще пригодится. Я давно уже хочу из него нагревательный элемент вытащить. Что добру пропадать? И этот чайник без крышки тоже нужен, вдруг электрический сломается, как тогда чай попить? А у нас –опа! – запасной вариант есть. - Ты чего там бубнишь? – весело спрашивает Полина с кухни. - Ничего, Поль. Это я так, считалочку вспомнил… Раз! В корзину полетел старый, неработающий утюг. Два! И чайник туда же. Нет сил у Ивана с вещами расставаться. Сколько лет верой и правдой служили, деньги когда-то за них платили немалые… Три! Корзина стоит на полке, на своем родном месте. Вот в коробке из-под пылесоса какие-то книги лежат. «100 способов домашнего консервирования» - пригодится, от матери покойной еще осталась. «Сделай сам. Детский обеденный стульчик» - жаль выбрасывать, вдруг когда-нибудь понадобится. А вот стопка каких-то писем. Вот же Полинка – на Ивана кричит, что тот все барахло собирает, а сама письма старинные бережет, их бы на макулатуру сдать. Только зря Иван на жену наговаривает. Кому, как не ему, знать, что это за письма. Глазами пробежал по строчкам и выронил стопку из рук. Они. Те самые письма… Сердце заболело, хоть за все время он на него и не жаловался, даже дышать тяжело стало. *** Квартира эта, где Иван с женой своей живет, раньше матери его с отцом принадлежала. Только вот отец Ивана, Федор, был большим любителем выпить. Как Иван со школы не придет – он на кухне сидит, «готовый». Мать, Роза, терпела-терпела, но вскоре выгнала мужа из дому. «Когда протрезвеешь – вернешься». Но Федор не вернулся. Гордый был мужик. Иван тогда радовался, что отец с ними больше не живет, в последние годы он его совсем уважать перестал. Известное дело: водка – пойло, что даже приличных людей в свиней превращает. Стали Иван с матерью вдвоем жить, про отца ни слуху, ни духу. Но сын видел, что мама скучает по Федору, ночами в подушку плачет. «Ничего. Привыкнет» - говорил сам себе. Как-то раз на улице к Ивану подошел мужик. Заросший, неопрятный, если б не часы на запястье дорогие, принял бы его за обыкновенного бродягу. А тут новость – отец. «Передай, сынок, это письмо матери. Пусть прочтет» И протянул конверт. Письмо. Для мамы. И такая обида у Ивана закипела, слишком зол он был на отца, вечно пьяного, кричащего на маму и бьющего посуду. И как представил он, что снова все повторится, аж в глазах потемнело. В кладовку, в старую коробку, что в самом углу на полке стояла, засунул Иван это письмо. Мамка навряд ли влезет. А сжечь – рука не поднималась. Всякий раз встречал он на улице отца, и тот отдавал ему новые и новые письма, в надежде, что «хоть это Розочка прочитает». Но вскоре угасла надежда, угас от пьянства отец, стала угасать мать. *** Иван вздохнул и, кинув письма обратно, засунул коробку на полку. С кухни доносился запах грибного супа. В этом году много белых набрали. Только никак не может он теперь об обеде думать, мама покойная перед глазами и лицо отца-выпивохи. Ночь – самое время для мыслей, как ржавчина железо поедают они душу. Так лежал Иван, поедом себя ел. То на один бок повернется – не спится, на другой – уже и сердце кольнуло. Все эти письма в кладовке ему покоя не дают. И как назло последние материнские слова вспомнились, что она перед уходом в Царство Небесное произнесла: «Знаешь, сынок, а ведь я так по твоему отцу скучала, сил просто нет. А от него, окаянного, ни письма, ни записочки за столько лет. Хоть бы объявился, я б ему все простила… Но уж поздно, на том свете с ним теперь увижусь». Стиснул зубы и снова перевернулся. Жену разбудил. - Ванечка, чего не спишь? - Сон дурной. Спи, Поля, на работу завтра. «…Я б ему все простила!» Нет сил больше самоедством заниматься. Иван поднялся и прошлепал босыми пятками на кухню. В ящике где-то коньяк должен быть. Пятьдесят граммов лишними не будут. Закурил, пока жена не видит, она не любит, когда он в доме курит, все требует, чтоб на балкон выходил. Глянул в окно, а там – одинокий фонарь снежинки-хлопья из темноты высвечивает, хорошо ему, фонарю, на холоде не мерзнет. *** С трудом расчистил дорожку к могилке. Знакомые столик с лавочкой, одиноко торчат искусственные цветы из сугроба. Соболевская Роза Михайловна. Помним, любим, скорбим. Мама… Иван опустился на колени, расчищая земляную насыпь. Снега в этом году много – сугробы высокие. - Вот я и пришел, - шепчет Иван. В руке его стопка тех самых писем. – Запоздало я их адресату вручаю. На землю посыпались пожелтевшие от времени конвертики, снежные хлопья, валившиеся с неба, тут же запорошили их. Вечер уже, смеркается. - Знаю, что ты ждала эти письма. А я прятал, в кладовке… - Из глаз слезы раскаяния. – Я ведь как лучше хотел. Прости меня, мама…