***
102 год нашей эры.
«Ну ты только посмотри на него!» Галлия широко улыбнулся, смотря на пятилетнего сына Рима. С каждым днём мальчишка всё больше походил на своего отца, если не поведением, то точно внешностью. Он взял всё самое лучшее от своего отца: оливковую кожу, густые тёмные волосы, озорную улыбку и сияющие волей золотые глаза. Византия гордился этим. Его лицо всегда начинало сиять от счастья, когда кто-то упоминал его схожесть с отцом. Этот раз не стал исключением. Галлия потрепал его по голове и удобрительно кивнул римлянину. «Мой малец!» Хохотнул Рим, похлопав Византию по плечу. «Совсем скоро я научу его держать меч!» Мальчик горделиво задрал подбородок и постарался скопировать позу отца, поставив руки по бокам. «Когда я смотрю на него, то невольно хочется завести собственных детей.» Мягко посмеялся Галлия. «Представь маленькую копию меня.» «Представила. Меня сейчас стошнит.» Подметила Британия, которая сидела в тени навеса. Она смахнула горячий пот со своего лба и в очередной раз пожалела, что решили откликнуться на приглашение Рима. Она всегда ненавидела лето в Сицилии, но в этот раз почему-то ей было особенно дурно. Её мутило лишь от самого запаха воздуха. Пекло душило её, выжимало из неё все силы. «Да ладно тебе, ты просто не с той ноги встала, ” отмахнулся Рим и перевёл взгляд обратно на галла. «Как там твои отношения с той миловидной девушкой?» «А? С той человеческой женщиной? Ну…» Галлия замялся. «Пока что ничего не понятно. Если что-то и будет, ты узнаешь первым.» «Что будет, папа?» Византия задрал глаза вверх и посмотрел на отца. Голова Рима перекрывала ему солнцу, очерчивая грубые черты римлянина золотом света. «Любовь.» Он подмигнул своему сыну и широко улыбнулся. Молодой мальчишка не совсем понимал, что может быть такого особенного в любви и как она могла быть непонятна. Он был окружен ей со всех сторон. Его любили его родители, его названные дядя и тётя, прислуга регулярно отмечала, какой же он был хороший ребёнок. Любовь была простой и необоснованной, избыточной. Византия пожал плечами, думая про себя, что взрослые обращают внимания на очень странные вещи, которые ему не понять. «Византия!» Греция вышла во двор и подозвала к себе сына. Пришло время его полуденных уроков. Мягкие пальцы мальчика обвились вокруг толстого грубого указательного пальца отца. Он не хотел уже так скоро выходить из тени Рима. Ещё хотя бы пять минут рядом с ним. Ему хотелось быть ближе к отцу, ведь Византия знал, что рано или поздно тот отправиться в очередной поход. «Иди учись. Если хочешь владеть мечом, сначала овладей своим разумом.» Рим слегка погладил руку сына большим пальцем и поднял ладонь вверх, чтобы тот не мог больше держаться за него. «Иди, твоя мать ждёт.» Византия опустил глаза на сухую землю под его ногами и поджал нижнюю губу. Он не мог ослушаться отца. Ломая себя, он твёрдо кивнул сначала в сторону Рима, потом одарил кивком уважения Галлию и Британию. Он быстро зашлёпал в сторону матери, которая приняла его в свои объятия. Подол её тёмно-синего платья окутал его как мягкие волны моря. Она пробежалась ладонями по его разгорячённому солнцем лицу и одарила его улыбкой такой любви, которой даже Рим не видел. Она взяла его ладонь в свою и увела в прохладный зал, где чернила и свитки уже ожидали их. Рим проводил их глазами, прежде чем вернуть своё внимание обратно к гостям. «Овладей своим разумом? Когда был последний раз ты читал что-либо?» Британия ехидно заметила. Её собственные слова оставили во рту неприятную горечь. Что, чёрт возьми с ней творилась? Она ударила себя кулаком по груди, надеясь выбить эту непонятную дурь из себя. «Эй, наши дети должны быть лучше нас, разве нет?» Рим заговорчески подмигнул Галлии, который одобрительно кивнул в ответ. Британия закатила глаза и покачала головой. Некоторые вещи не менялись даже через сотни лет. «Ладно, обратно к тебе.» Рим запрокинул руку на плечи галла и притянул ближе к себе. «Так было ли у тебя что-нибудь с той девушкой? Я был на пире с твоим народом и видел её взгляд.» «Ну-у-у… Давай, ты сначала нальёшь мне вина?» Галлия ухмыльнулся в ответ. «Вот это уже другой разговор!» Золотые глаза Рима задорно мерцали в свете высокого летнего солнца. Он приказал принести столько вина, сколько можно было только найти в подвале особняка. Британия воздержалась от питья. Её и так мутило достаточно без похмелья.***
Он был там в тот злосчастный проклятый день. Слышал, как первый самолёт влетел в соседнюю башню. Люди вокруг естественно начали паниковать. Ему немедленно набрали на тогда ещё толстый сотовый телефон и приказали выбираться из здания. Он отказался. Диспетчер продолжал твердить: «Мистер Джонс, это экстренная ситуация. Ваша безопасность важнее всего.» На что он просто сбросил трубку и раздавил телефон под своим ботинком. Он не собирался бежать, когда его люди нуждались в помощи. Он остался помочь остальным эвакуироваться. Если кто-то беспокоился за свои личные вещи, он приносил им их и торопил на выход. В суете, он даже и не заметил, как пролетел час. Время текло через толпу густой тёмной субстанцией с запахом газа и дыма. Второй самолёт разбился двумя этажами под ним. Пол ожил под его ногами, превратился в неукротимого дикого зверя. Он и оставшиеся люди упали на землю. Его голова ударилась о пол, разнося его мысли в звенящие осколки. Лампы и стёкла лопались со всех сторон. Он слышал плачь, мольбы и молитвы. Он чувствовал запах дома на своём языке. За секунды, воздух потяжелел вокруг. Обрушился на них точно так же как и тот захваченный самолёт. Он глубоко вдохнул, пытаясь прийти в себя. Мир перед его глазами плыл красным. Красной была кровь раненных. Красным был подбирающийся к ним огонь. Красным звенел ледяной голос России, которая вышла из потоков дыма. Она победоносно возвышалась над ним, скрестив руки на груди. «Посмотри вокруг!» Её губы не двигались, но дрожащие в панике люди выкрикивали слова за неё. Они оглядывались вокруг, не верили тому, что больше никогда не увидят родных и любимых. «Это твоя вина!» Одна из женщин выпрыгнула из окна. «Твоя-я-я-я-я!» Её голос скрипел от крика, пока её тело неслось на встречу смерти. «Твоя…» Пожилой мужчина прошептал, вытирая кровь из разбитого виска. «Хватит…» Джонс попытался подняться на ноги, но его тело было слишком ослабленным. Это была его вина. Его вина. Его и только его. Голос за голосом подхватил обвинения. Шептания переросли в сирену, которая из скрипящих динамиков продолжала бросать в него оскорбления. «Это твоя вина, Альфред.» Электрический голос вибрировал через задымлённый, но холодный воздух. «Это всё твоя вина.» Прошептала Россия, надавливая каблуком своей чёрной туфли на его ладонь. Он чувствовал боль, но не мог пошевелить свои телом. Он сжал зубы и подавил крик в своём горле. Он не поддался на столь явную провокацию. Уж за всё это время он понял, что она хотела слышать и видеть его страдания. Больше играть по её правилам он не собирался. Не получив удовлетворения от его боли, двойник Анны недовольно цокнула языком и пнул Альфреда по лицу. Однако снова не получила даже стона в ответ. «Похоже ты изжил себя.» Она хмыкнула, глядя на американца с высока. Призрение лилось из её глаз, как яд с клыков змеи. Пол затрещал под её ногами. Альфреду показалось, что это был очередной трюк. Однако вскоре его глаза удивлённо распахнулись… Он понял к чему всё шло. Он умер лишь однажды за всю его долгую жизнь. В тот самый день… «В этот раз без воскрешений.» Анна улыбнулась, наблюдая за растущими вокруг них трещинами. Они хрустели как тающий лёд под ними. Формировали всё более и более густую паутину. Америка был в самом центре это паутина, в лапах холодной паучихи смерти, которая наблюдала за ним в облике Анны. Она эротично провела языком по своей верхнее губе, смакуя его широко распахнутые испуганные глаза. Он попытался двинуться, но его тело было слабо. Он был в коконе слабости, который становился лишь гуще и гуще. «За… чем?..» Его голос был так же слаб, горло горело от дыма и одновременно холодело от страха смерти. Она ухмыльнулась ему в ответ. Разве ей нужна была причина? Нет. Само её существо было пропитано ненавистью и болью прошлого. Она была воплощением мести, такой же холодной и сладкой. «За всё, ” она бросила ему в ответ. Пол окончательно треснул под ними. Тело Джонс рвануло вниз. Бесконечная белая пустыня воспоминаний распахнулась под ним. Ураган хлестанул его по лицу. Осколки пола почернели и падали рядом с ними. Он видел в них отражения своих воспоминаний. Сотни и тысячи моментов проносились перед ним одновременно. Голоса наполненные злобой, отчаяньем, невыполненными обещаниями, угрозами душили его. Он чувствовал как его тело леденело и крошилось, точно так же как и осколки рядом с ним. Он действительно это заслужил? Все его ошибки наполнили его тьмой и болью, как пустой стакан. Он всегда думал, что в его жизни было больше правильных поступков. Однако на деле вся его жизнь была одной большой ошибкой. Его существование было ошибкой… Всё эти обвинения были правдой… Он закрыл глаза, держа слёзы обиды и отчаяния за веками, позволил проклятью развеять его над снежной пустыней. Пускай он станет сам лишь воспоминанием… О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Найдётся ли хоть что-то хорошее о нём? «Джонс!» Голос России настиг его. Очередной осколок воспоминаний. «Альфред!» Она ухватилась за его куртку. Они оба закрутились в воздухе, приближаясь быстрее и быстрее к сугробам в ледяными острыми пиками. «Очнись!» Настоящая Россия дала ему пощёчину. Леденеющая кожа американца хрустнула. Отпечаток её ладони остался на его щеке в виде потресканного льда. Он был слишком глубоко. Он сдался. «Твою мать! Очнись!» Она встряхнула его, но не получила некого эффекта. «Ты мне постоянно говорил, что не сдашься, пока не добьёшься меня. Сдался, трус?» В нём не осталось никакой больше жизни. Он был не более чем ледяной оболочкой с угасающей душой. Осознав порочность своего существования, он больше не видел смысла в своей жизни. Нет никакой причины, чтобы держаться за неё. У неё не оставалось никакого больше выбора. Если ему нужна была надежда, то она готова была её дать ему. Россия глубоко вдохнула, будто перед прыжком в пропасть. Она обхватила его ледяные щёки своими губами и прильнула мягкими губами к его заледеневшим. Она целовала его ярко, пытаясь поделиться хотя бы частью той жизни, что оставалась у неё самой, делилась тёплым дыханием, которого и так оставалось мало в её лёгким. Его кожа таяла под его пальцами. Сердце вновь забилось в замершей груди. Он ответил на её поцелуй, сначала неуверенно, сомневаясь, не трюк ли это. Его руки обвились вокруг её тела, чувствуя тепло кожи даже через одежду. Её волосы били его по лицу. Они пахли холодным лесом и горячим полем. Это была не ловушка. Он крепче прижал её к себе, будто бы она была единственной защитой от всего зла в мире. Ледяные колья растаяли под ними, оставляя лишь мягкие сугробы, где каждая снежинка была отголоском воспоминаний. Они оба упали в эту ледяную пустыню, на смягчённую, подтаявшую, перину снега.