Меня не остановят твои слова!

Тренировки Рима ломали и гнули молодого византийца как кусок свежей глины. Дни сменялись месяцами, а потом и годами. Когда-то молодой мальчишка на вид не старше 12-ти лет, теперь был рослым юношей, почти готовым стать мужчиной. Он больше не спал в большой спальной комнате вместе с остальными юными отпрысками, которые росли гораздо медленнее него. Теперь у него была своя комната. Скромная, но своя. Отец пытался держать его в крепкой хватке, поэтому Византия был лишён любой роскоши. В его комнате была лишь кровать и письменный стол. По словам отца этого было достаточно на первое время. Он ещё успеет навидаться просторных покоев в своей  жизни, но сначала ему нужно было заслужить это. Как? Разумеется, тренировками и битвами.   Едва солнце только засияло в небе, Византия уже открыл глаза. Его плечи беспощадно ныли тупой болью после таская мешков с песком. Византия повёл головой и постарался размять боль в округлившихся мышцах. Он не мог позволить себе разлёживаться. Каждое утро было чётко распланировано. Ему  нужно было проснуться. Умыть лицо и шею. Промыть глаза и рот. После этого у него была пробежка на кухню, где он позавтракает с Грецией. Завтрак тоже всегда был одним и тем же: жирная рыба, сыр, яйца и фрукты. Отец ещё не позволял ему пить вино, поэтому его кубок был всегда наполнен молоком.   «Я могу переговорить с твоим отцом. Даже Спарта так сильно его не гонял, как он тебя, ” Греция подставила руку под подбородок и слегка покачала головой. В своей второй рукой она волнительно покатывала бурую виноградинку между пальцами.   Византия лишь покачал головой, откусывая большой кусок хлеба. Он быстро втолкал в себя пищу, едва не подавившись, и подскочил на ноги, на ходу допивая молоко. Он успел поцеловать Грецию в густые тёмные волнистые волосы, прежде чем убежать к своей следующей утренней цели. Дальше была пробежка вокруг поместья. Первый круг был лёгким и прогулочным, второй уже был более спешным, а на третьем он начинал полноценно бежать. Ему не дозволено было останавливаться до тех пор, пока солнце не начинало окончательно сиять в небе.   После пробежки он должен был встретить отца в тренировочном дворе, где дальше они перейдут к силовым тренировкам. Так было всегда, но не в тот день.   «Доброе утро!» улыбнулся Рим, помахивая рукой сыну. Галлия и Британия были рядом с ним, как и всегда до этого.   Византия подбежал к ним и отдал почтение кивком каждому из троицы.   «Как всегда такой серьёзный, » хохотнул Рим, хлопнув сына по предплечью. «Ладно уж. Слушай, сын. Сегодня пришло время поменять наши тренировки.»   Византия удивлено моргнул, однако после этого неуверенно кивнул, не совсем понимая, что именно ответить на подобное заявление. Он вжился в свою рутины за последние годы, дышал ей.  Регулярное расписание приносило ему покой и чувство контроля. Новое привнесение расшатывало ему мир, заставляя сжать зубы и настороженно наблюдать, будто загнанный в угол пёс.   «Тренировки — это хорошо. Ты только посмотри на себя, каким ты растёшь, а то ли ещё будет. Но без настоящих битв и кулаков в лицо, ты будешь просто симпатичной статуей, » Рим указал большим пальцем в сторону каменной фигуры бога Марса. «Поэтому начиная с сегодняшнего дня, мы будем закаливать тебя в бою.»   «Это будет для меня честью отец, » Византия кивнул головой.   «Да — да, заходи в круг, » его отец махнул.   Юноша последовал словам отца и зашёл в круг, обрисованный на песке. Он ожидал, что ему дадут оружие и поставят сражаться против отца, однако его руки были пусты… а в круг вошла  Британия. Византия застыл на месте, раскрыв рот в удивлении.   «Отец, я не могу сражаться против Британии!» юноша сделал шаг назад, поднимая руки вверх. Греция всегда учила его, что мужчина не должен поднимать руку на женщину. Это низко и падко. Настоящи мужчин и воин не мог позволить себе подобного.   «Это ещё почему?» хмыкнула Британия, скрестив руки на груди.   «Я… Я сильнее тебя физически, и… Ты…» он замялся не зная, как лучше и вежливее сказать, что у них немного разные вещи между ног.   «Думаешь, что так легко уложить меня на лопатки, сопляк?» нахмурилась девушка, угрожающе наступая ближе к юноше.   Галлия присвистнул и хотел было сказать, что, учитывая количество её детей, уложить её должно быть легко, но решил воздержаться. Ему жизнь была дороже.   «Британия, » Византия всё ещё держал руки поднятыми, не желая навредить ей. «Я тебя очень уважаю. Я  — друг Скотта, а просто не могу себе позволить тебя ра…»   Он не успел договорить, как нога в кожаном сапоге прилетела ему в челюсть. Это поначалу сбило его столку, но он быстро пришёл в  себя и постарался защитить себя от следующей атаки. Но она была быстрее. Гораздо быстрее. Грубый от годов сражений кулак девушки проскользнул мимо его защиты и разбил ему нос. Боль и кровь притупили его зрение, чем она только жадно воспользовалась. Она  схватила его за плечи и пнула острым коленом под ребра, разбила его разбухшую переносицу лбом. Удары прилетали в его лицо одним за другим, пока в итоге юноша не повалился на землю, захлёбываясь собственной кровью. Казалось бы, ниже он пасть не может, однако Британия запрыгнула на него сверху, втаптывая его лицо в грязь каблуком.   «Ну как, легко меня, блять, уложить на лопатки, сукин сын?!» рыкнул девушка.   «Ух, » поморщился Галлия, вспоминая как много раз он сам так же валялся, когда случайно называл подругу «хрупкой девушкой». Он прошёлся языком по зубам, которые кельтка выбила ему пару веков назад.   Рим лишь хохотал в полное горло. Он прекрасно знал, что его сын не мог себе позволить поднять руку на женщину. Ему придётся видеть врагов как врагов, даже если будущий враг будет женщиной. Усвоить это ему придётся тяжёлым путём.   «Ладно, Британия, дай ему вздохнуть хотя бы, » Рим смахнул нахлынувшие слёзы смеха с щёк.   Британия убрала ногу с головы юноши, позволяя ему выплюнуть кровь и землю. Он открыл рот, хватая воздух разбитыми губами. Византия перевернулся с живота на спину и уставился в бесконечное голубое небо, которое теперь было наполнено красными бликами боли. Его отец навис над ним, перекрывая солнце.   «Ты справишься, сын, » он кивнул и протянул ему руку. «Я знаю, ты сможешь».   Византия схватился за руку отца и встал на ноги. Струи крови покатились с его лица по груди, однако это были лишь капли к кроваво-потном море. Его изобьют ещё не раз во время тренировок. Британия никогда не будет ему давать пощады. Она выбьет из него всю дурь, сделает из его тела оружие. Только после этого Галлия вложит в его руки нож, а потом топор и точно так же искромсает его тысячи и тысячи раз, нередко отправляя юношу к целителю на перевязки. Только тогда, когда с его тела прольётся море крови, Рим вложит в его руки меч и щит, превратив это море в океан.    

***

  Страну лихорадит во время революции — это не просто выражение. Это реальностью. Революционная лихорадка была, возможно, единственной болезнью, характерной  для стран. Это был самый душащий дурманящий сознание и мир жар, который невозможно было сбить, пока ситуация в стране не наладиться. Каковы же были симптомы? Анна сама забыла об этом. Возможно, то был их побочный эффект. Однако сейчас наблюдая за прошлой версией себя она будто бы снова могла чувствовать тот ядовитый жар, давящий на грудь.   Анна из прошлого закатала рукав, с отвращением наблюдая за ползущими по её коже шрамами. Её тело и мысли раздирало на части. Она не могла понять, где были её чувства и переживания, а где были лишь революционный мотания и мотивы. Она не могла порой узнать себя, совершая поступки, она обычно бы не совершила, ловя себя на мыслях и дикой ненависти, для которой просто не было причин. Анна опустила рукав вниз, прикусывая нижнюю губу. Она прошлась пальцами по своим волосам до взмокшей от лихорадки шеи. Её лицо горело нездоровым румянцем, который она уже устала прятать за пудрой, которую обычно ненавидела.   Стук в дверь.   «Я сказала, чтобы меня не беспокоили!» её голос прозвучал ненамеренно злобно, Анна сжала губы, поймав себя на излишней эмоциональности. Чёрт. Как же хорошо, что она отправила сестре под Москву.   Снова стук повторился.   Анна поставила ладони на стол и сжала их в кулаки. Спокойно. Она постаралась глубоко вдохнуть и растянуть губы в улыбке, задержать лихорадку внутри. На секунду ей это даже удалось, однако жар революции рвался из неё как яд, питаемый её собственными мучительными муками. Это было явно не лучшее время для расставания с очередным  любовником. Улыбка спала с неё. Злобный оскал упал её лицо как тень грядущих перемен. Чёрт.   «Чёрт…» она прошептала сама себя.   Она была зла на императора за слабость, за то, что он натворил с людьми, но… Анна ты ведь знаешь, это не твоя ненависть. Ты видела, как Николай рос на твоих глазах, он не виновен. Или нет? Она ненавидела власть. Заботилась о ней. Ту самую власть, которая она могла столь легко уничтожить. Она убила Петра, когда он был преградой на её пути, что мешает ей…   Её глаза скользнули на пистолет на её столе.   Нет, это неё её мысли. Это не она. Она заставила себя отвести глаза от оружия, однако часть её всё ещё хотела взяться за холодный метал и опустошить весь барабан.   Дверь открылась.   «Оу, что ж твои сёстры были правы, что пригласили меня, » самый мелодичный голос мира вызывал в ней одновременно облегчение и  отвращение.   «Разумеется, они пригласили тебя, Франциск, » она не обернулась, наблюдая за его силуэт в отражении в окне. Горячая капля скатилась по её скуле до подбородка.   Как только смели её сёстры звать хоть кого-то на помощь? Кто они думают, она такая? Нет… Они правы, он единственный, кто мог знать лучше их всех вместе взятых. Нет. Она должна его выдворить. Принять помощь. Застрелить.   «Не подходи ко мне близко, » она предупредила его.   «Знаю, » кивнул француз и шагнул в кабинет, закрыв за собой дверь. Хаос в комнате олицетворял хаос, творящийся у неё в голове. Когда-то любимые книги были разорваны, либо разрезаны ножом вместе с диваном и креслами. Несколько бутылок разновидного алкоголя стояли открытыми, но не тронутыми. Франциск сразу понял, что она сама не понимала, какого именно яда желало её тело, так что она  сдалась гадать.   «Наслаждаешься видом?» усмехнулась Анна, разворачиваясь к нему лицом. Она закинула одну руку вверх, театрально демонстрируя себя на показ. Отвращение к самой себе отразилось на её лице после этого жеста, она жалела и презирала эту показушность в себе. Девушка опустила руку, ударив кулаком по столу.   Франциск лишь добро улыбнулся на это, подхватив со стола открытую бутылку красного вина. Он осторожно поднёс горло к лицу, ловя аромат сброженного напитка. Франция вовремя прибыл, вино уже успело подышать, но не испортиться. Он наполнил пустой бокал на столе кроваво-красным напитком, смакуя любимый цвет. Франциск не чувствовал себя в опасности. Если бы русская хотела его пристрелить, то давно бы уже сделала. Она сдержала себя по старой дружбе, хваталась за нить сознания, которая была Анной, а не Россией.   «Мои соболезнования по поводу Кику. Вы выглядели достаточно мило, » Франциск поднял бокал за оконченные отношения и разбитые сердца.   Анна позволила себе улыбнуться на секунду, действительно находя его замечание забавным, но её лицо быстро дёрнулось в судороге. Шипящий напиток из предупреждения и злости плескался на дне её зрачка. Однако она успела подавить это в себе, прежде чем её руками успела потянуться за оружием.   «Артур просил передать, что он пережива…»   «Пошёл он к чёрту!» рыкнула Россия. В этот момент она чувствовала себя цельной, всего на мгновение, она будто бы снова была собрана в единый полный пазл, однако как только гнев утих её сознание вновь стало расшатываться.   Франциск щёлкнул пальцами. «Вуа-ла!» он отпил немного вина из бакала, одобрительно покачивая головой. Грузинское вино. Достаточно неплохой выбор. Он был очень рад, что в своё время научил Анну пить хорошие вина. «Тебе нужно что-то сильное, держащее твоё сознание вместе. Что-то памятное либо кто-то очень памятный.»   «Да ты прям целитель, » едко отметила она.   «Всегда стараюсь, дорогая.» Он допил бокал за её здоровье. «Я теперь серьёзно. Дорогая Аннет, ты не сможешь пройти через это, если тебе не за что или не за кого держаться. Ты отогнала от себя сестёр ради их безопасности. Уважаю. Однако это означает, что тебе нужно что-то другое, чтобы остаться собой.»   «Будто бы я могу принимать советы от тебя, » она хохотнула с некоторой животной змеиной насмешкой. «Я! Я… Я. …извини…» Она осекла себя, прикрыла лицо рукой, сбрасывая горячие капли пота с лица.   «Я знаю, что глубоко внутри ты понимаешь, что я прав. Этого достаточно. Я проходил через это и не раз, » он вновь подхватил бутылку вина. «Поищи что-то важное для Анны, но не для России. Я останусь у тебя на неделю и помогу чем смогу, но первый шаг за тобой.»   Он стал плавно отходить в сторону двери, утаскивая за собой понравившееся вино.   «Вот так просто возьмёшь и уйдёшь?»   «Если я останусь, твоя рука в итоге  ляжет на пистолет, » он указал пальцем на оружие на её столе, которое было всего в паре сантиметров от её руки. Его время истекало, как и её силы и терпение. Франциск знал, когда уходить. Он был далеко не глупцом. Он поклонился ей в знак взаимного уважения и испарился, словно призрак пьянки на утро. Дверь за ним не захлопнулась, а мягко закрылась, оставляя Анну наедине со своими чертями и поисками чего-то, что могло вернуть ей цельность.   Что-то важное… Анна осмотрелась вокруг. У неё была одна вещь на уме, однако могла ли она себе позволить вновь взглянуть на… Девушка оттолкнула себя от стола и подошла к разодранному дивану. Её пальцы вцепились в обивку и отодрали подушки от сиденья, разбрасывая пух и набивку в разные сторону, словно фальшивый и мерзкий её сердцу снег. Под слоями сиденья был скрытый тайник, хранящий её письма: от сестёр, бывших любовников, друзей. Тайник был наполнен аккуратно разложенными и  расфасованными конвертами. Она сама не понимала, почему прятала все этим письма. Возможно, так она пыталась отгородиться от прошлого. Замести его куда подальше и притвориться, что прошлые друзья и сегодняшние враги, всегда были ей не важны, что все ссоры и упрёки никогда не существовали.   «У тебя ведь всё ещё есть эти письма, да?» подметил Джонс, прекрасно зная ответ, ведь он сам когда-то нашёл эти самые письма. «Разумеется,» настоящая Анна пожала плечами.   Джонс подошёл ближе к Анне из прошлого, заглядывая через её плечо. Одно письмо выделялось на фоне других. Бумага и конверт были аккуратно обёрнуты ярко-красную ткань. Сначала, Джонс невольно подумал, что это должно быть как-то связано с коммунизмом, но потом понял, что для этого ещё было рано. Он не совсем был уверен во временном промежутке,  но Россия рядом с ним явно ещё была империей, а не союзом.   Анна осторожно достала красный свёрток из тайника и развернула его, раскрывая пожелтевшее письмо. Она поднесла хрупкую бумагу к лицу, вдыхая запах времени. Её пальцы на секунду потянулись к кончикам письма, чтобы раскрыть его, но в последний момент она всё-таки решила сохранить его закрытым. Анна осела на пол, прижимая бумагу к груди, концентрируясь на ощущениям под её ладонями. Лихорадка всё ещё была с ней, однако теперь её разум был целен. Она концентрировалась на этом маленьком фрагменте её истории, держалась за него, как за последнюю реальную вещь в этом мире.   «Пошли дальше, Джонс,» сказала Анна, отводя взгляд от воспоминания. «Нам лучше не стоять на месте, иначе нас найдут.»   «Что это за письмо?» Альфред посмотрел на свою спутницу по несчастью. Он нашёл когда-то её переписки, но никогда не видел этого красного свёртка. Существовал ли он до сих пор? И чем он так значим?   «Неважно,» отмахнулась Россия, раскрывая дверь на встречу новому воспоминания. «Просто неважно.»   Она лишь следовала идее ходить по воспоминаниям, о которых она не хотела думать. Она не обязана была никому и ничего объяснять. Если уж Джонс так хочет что-то понять, то пускай использует своим мозги. Ей было и так тошно от того, куда они шли дальше.