- Я не могу сказать, что мне очень-то хотелось соглашаться на эту встречу, - улыбаясь своей привычной натянутой улыбкой, сказала Анна, закинув ногу на ногу.
Вот они - плюсы частных самолётов. Альфред всегда обожал всё просторное и большое, но частные самолёты он только что полюбил больше всего. Ведь она сидела прямо напротив него. Как только принесут еду и напитки, это всё станет походить на свидание.
Хех, кто до этого додумался? Разумеется, наш герой! Хотя уговорить её было очень трудно, а самолёт был задействован, чтобы никто никак не мог нарушить их переговоры. Кто может достать их в небе над Аляской? Так что они так и буду оставаться на высоте, пока самолёту не потребуется заправка.
- Ну, хотя бы согласись, что это самые захватывающие переговоры, - широко улыбнулся американец, поправив очки. Что-то они в последнее время стали немного съезжать, надо будет заменить оправу.
- Я помню переговоры между Наполеоном и Александром на воде, и вот теперь что-то похожее в воздухе, - пожала плечами Анна, не меняясь в лице. – Так что не могу сказать, что это очень оригинально. Перейдём к делу.
- Тебе так хочется перейти к плохой части нашего разговора? Я бы предпочёл, чтобы мы выпили чего-нибудь сначала. Знаешь ведь, вода – это жизнь, так что нам лучше пить, пока водные ресурсы ещё позволяют, - Альфред посмотрел в сторону стюардессы, которая уже несла напитки на железном подносе.
- Как же хорошо быть одной из тех стран, которые имеют самые большие запасы воды, - в её голосе чувствовалась скрываемая усмешка.
- Хвастаешься? – хмыкнул Джонс. – Знаешь, такими вот словами ты и подталкиваешь некоторых к завоеванию и нападению на тебя.
- Я просто констатирую факт, - девушка хитро прикрыла глаза. – Ты ведь тоже постоянно так делаешь, да, великая американская нация?
Раньше ему казалось, что только из тона Артура можно было сцеживать яд, однако оказалось, что нет. В ответ на это он лишь вздохнул. Что ж, она явно не в настроении для приятной беседы, да и не должна быть, ведь тема для разговора далеко не приятная. Он так и чувствовал, как девушка мысленно разрывает его на кусочки и проклинает, обвиняя в том, что случилось.
Стюардесса поставила два стакана на небольшой столик между ними и наполнила их белым вином. Он специально не выбрал красное. Хватит и того, что разговор без этого будет мрачным, лучше уж тогда уменьшить количество тёмных цветов вокруг них.
- Не стоит всё-таки так переживать из-за дела, о котором мы собираемся поговорить. Ничего ведь особенно страшного не случилось, - Альфред пожал плечами, слегка махнув рукой, будто отмахиваясь от темы, как от назойливой жалкой мухи.
- Я так не думаю, учитывая всё то, что я услышала в последние несколько дней от новеньких жирных толстосумов, - Анна отвела взгляд от него, посмотрев в окно.
- Ты злишься? – Усмехнулся Джонс.
Надо же, вечно улыбающаяся Россия решила показать свои настоящие эмоции, да ещё и при нём. Обычно она всегда тщательно скрывала факт существования таковых, особенно когда рядом был Америка. Иногда даже складывалось впечатление, что всё эмоции она специально прячет от него. Почему?
- Ты ещё не видел меня злой, Америка, - прикрыв глаза, спокойно сказала Анна, тоном выделив обращение к нему, но потом вдруг слегка ухмыльнулась. – Ох, моя оплошность, Соединённые Штаты Америки. Ведь страны Южной Америки хоть как-то пытаются подавать признаки самостоятельной и независимой от тебя жизни.
- Иронизируешь в духе старых европейцев. До чего примитивная техника самозащиты, Российская Федерация, - парировал он в ответ, взяв в руки свой бокал с вином.
- Старых? Примитивная? Так говорят только юные дети, которые считают себя взрослыми и обожают учить старших тому, как надо жить, - насмешливо отозвалась девушка, однако от его взгляда не ускользнуло, как она сжала одну руку в кулак.
Альфред немного отпил вина, едва заставляя себя не поморщиться. Кислое. Ужасно кислое. Он терпеть не мог вина и шампанского. Кто-то может рассуждать об их мягкости и утончённости, но для него это всегда было что-то далекое и странное, о чём часами мог рассуждать Франция. Однако всё равно очень многие страны до сих пор любят подобное. Практически при каждом приёме и встрече принято было пить эти напитки. Исключения составляли только утренние мероприятия, когда можно было ограничиться кофе, какао или чаем. Наверное, стоило именно на утро организовать их встречу.
Лучше бы он об этом подумал заранее.
Анна продолжала сидеть ровно на месте, не притрагиваясь к своему бокалу, пока Джонс лениво покачивал своим в руке.
- Неужели они так много плохого говорят? Эти новые политики? – Вопросительно приподнял бровь Джонс.
- Хочешь, чтобы я нашла прямо сейчас эти различные трансляции и новости? – Анна закрыла глаза, и её лицо в этот момент стало напоминать кукольное, спящее, отстранённое.
- Мне хватило того раза, когда вчера нужно было анализировать этих новых людей, но не думаю, что там было сказано что-то ужасное.
- Стороннему человеку всегда будет наплевать на семейную ссору. Тебя ведь совершенно не интересует это дело, верно? – Она повернула свою голову обратно к нему, сохраняя улыбку на лице.
Он уже давно забыл, как она точно выглядит без этой фальши на лице.
- Мне небезразлична любая ситуация в мире, я ведь…
- Вот только, пожалуйста, не начинай свою тираду о герое, - прервала его девушка, приподняв руку в останавливающем жесте. – Прибереги её для кого-нибудь более впечатлительного, вроде Прибалтов или Польши.
- Ты сегодня в ударе, обычно ты более сдержанная, - подметил Джонс, сделав ещё один небольшой глоток вина.
- Возможно, не выспалась или это от перепадов давления, - легкомысленно отмахнулась Анна, пожав плечами. – Джонс, - строже обратилась она к нему, постукивая пальцами по своей коленке, будто бы играла на фортепиано, хотя никогда не умела. – Это добром не кончится. Не знаю, насколько именно ты мне ещё веришь, но я живу достаточно долго, чтобы научиться различать лёгкую вспышку от разгорячённых углей, из-за которых возникнет пожар. Зови это опытом, интуицией, паранойей или ещё как-нибудь ещё, но мы проморгали момент, когда всё ещё можно было остановить. Дальше дела пойдёт хуже.
- Не драматизируй всё настолько. В 2004 году тоже была неурядица в том же месте, но всё улеглось. Тут, как по мне, всё так же, - слегка нахмурился Альфред, поправляя очки.
- Чего-то иного я от тебя и не ожидала, - перестала улыбаться Анна, прикоснувшись холодными пальцами к своему пульсирующему виску.
Америка поставил свой стакан обратно на стол, не отводя от неё взгляда. Неужели она настолько хорошо изучила его манеру поведения за эти годы, раз могла предугадать ответ?
Как быстро летит время. Ведь он тоже в какой-то степени изучил её и знаком с этой постоянной улыбкой, а ведь каких двадцать с чем-то лет назад всё было труднее, причём гораздо.
Более чем двадцать лет – это почти целое выросшее поколение по человеческим меркам. Четверть века для стран. И совершенно ничего для времени.
Её образ стал слегка расплываться. Джонс вздрогнул и протёр глаза. Он что, так быстро опьянел от вина? Да не смешите. Он ведь едва ли выпил половину бокала, притом ещё и не полного до краёв.
- Кто-то сегодня тоже, похоже, не выспался, - слегка усмехнулась Анна, заведя прядь волос за ухо.
Её голос стал каким-то странным. Слишком громким, резонирующим. Америка поморщился от этого звучания, а также от последовавшего за ним писком. Он слегка помотал головой, чтобы сбросить странные ощущения.
- Джонс, у тебя кровь из носа идёт, - кажется, её тон был настороженным.
Он не мог точно разобрать, мешал какой-то посторонний шум в голове. Он попытался поморгать, чтобы из его поля зрения пропали эти странные искажения и помутнения. Чуть-чуть помогло, однако он даже не чувствовал, как тёмная струйка крови пробежалась по его губам, по подбородку и дальше вниз по шее за рубашку. Лицо побледнело.
- Джонс? – Анна подскочила на своём месте, смотря на него широко распахнутыми глазами, и потянула к нему руку.
Громкий хлопок ударил по его ушам, заставив всё перед глазами залиться на секунду белёсым светом, как будто кто-то одновременно активировал огромную хлопушку и включил на секунду яркий прожектор. Разумеется, всё было гораздо хуже.
На ковровую поверхность закапала кровь. Капля за каплей, следуя дорожкой, точечным следом за отшатнувшейся назад Анной, которая держалась за простреленное плечо.
- Жаль, что вы так резко встали. Я целилась в голову, - с долькой разочарования проговорила стюардесса, держа в руках наведённый на Россию пистолет. – Хотя изначально планировалось, что вы оба выпьете вина.
Альфред попытался встать со своего места, что получилось не очень удачно, он пошатнулся и едва удержался на ногах. Тело было будто деревянным. Он мог двигаться только лишь рваными движениями.
Вино…
Чёртово отравленное вино.
- Нас яды не могут убить, - сжав зубы, фыркнула Россия, зажимая рукой кровоточащую рану.
- Но могут обезвредить, как и выстрел в голову, - стюардесса прицелилась чётче, слегка поднимая пистолет выше. – На этот раз не промахнусь.
А вот это было зря. Очень даже зря. Не то, что она угрожала России, а то что она просто заговорила, не продолжая выполнять хладнокровно свою работу сразу. До чего типичная ошибка.
Ох уж этот человеческий фактор, который подталкивает к общению.
Альфред нашёл в себе силы быстро схватить один из стаканов со стола и бросить в неё. Стюардесса дёрнулась и отвлеклась, не успев выстрелить. Что за дилетантка? Того времени, пока она уворачивалась, России хватило, чтобы быстро подбежать к ней и со всей силы ударить по лицу. Фальшивая бортпроводница не успела даже вскрикнуть, как упала на пол без сознания.
Больше было пафоса, нежели дела.
Анна поморщилась от ноющей боли в плече, которая только усилилась из-за движения. Ладно хоть она ударила левой рукой, а не правой, было бы хуже, ведь было прострелено именно правое плечо.
Россия пнула выпавший из руки пистолет, так что он укатился куда подальше. На всякий случай…
- Ты как? – Она обернулась к американцу.
Джонс стоял на ногах, хоть и опирался рукой о сиденье кресла. Лёгким движением ладони он стёр кровь с подбородка и губ, хотя небольшой размазанный след всё-таки остался.
- Мне подсовывали яды и похуже, - широко улыбнулся Альфред, не показывая, насколько сильно его мутит. - Ну и кто после этого скажет, что я не герой?
Анна лишь вымученно улыбнулась и покачала головой. Как всегда. Скорее Пруссия заявит о своей ничтожности, чем Америка хоть как-нибудь поменяется.
- Я попрошу пилота зайти на посадку. Если ты вырубишься, то во всём обвинят меня, - горько усмехнулась девушка и двинулась к переговорнику рядом с выходом.
А ведь и правда, если с ним что-то случится, то неважно, кто будет что говорить, всё равно она будет главной подозреваемой. Все доказательства будут выглядеть только лишь попытками не признать свою вину. Будь на месте России кто-нибудь другой, то всё было бы не так серьёзно. Но… это из-за их роли в мире. Две страны разных идеологий, разных полушарий, разной веры и с разными целями – это и порождает подобное недоверие даже внутри верхушек друг промеж другом.
Америка тяжело сглотнул, слегка поведя шеей. Итак, он пока ещё в сознании, а кто была эта нападавшая? Представительница очередной террористической организации? Он отчётливо слышал у неё британский акцент. Неужели людей уже оттуда набирают? Звучит угрожающе жутко.
- Прошу внимания, - зазвучал голос пилота в колонках.
Анна даже не успела ещё дойти до переговорника. Она застыла в паре шагов от него.
- Дорогие страны, просим прощения, но эта ваш последний полёт. Удачного окончания, - прозвучал фальшивый радостный тон.
- Они ещё и пилота подставного посадили! – Воскликнул Америка, отходя от своей опоры.
- Тут где-то бомба? – Анна высказала первую идею, которая ей пришла в голову, ведь это был бы тогда самый типичной ход развития событий.
Девушка обернулась назад, посмотрев в глаза мужчины. Они оба были насторожены и ожидали подвоха. Что-то должно было произойти. Переговоры превратились в захлопнувшийся капкан, в котором они торчали уже больше часа и даже не подозревали об этом.
Анна слегка приоткрыла рот, чтобы предложить план действий и сделала ногой шаг вперёд, однако всё произошло слишком быстро, чтобы она успела что-то предпринять. Дверь за её спиной отвалилась!..
Она видела, как глаза Джонса широко распахнулись за секунду до того, как потоки воздуха схватили её плотной сетью и дёрнули её прочь из самолёта.
- Альфред! – Закричала Анна, когда её утянуло за борт.
Холодный воздух ворвался в самолёт, разнося всё в разные стороны, беспощадно избивая всё, что оказалось вокруг. Сирена заверещала. Пол под ногами затрясся, угрожая отвалиться так же, как и дверь несколько секунд назад. Однако это было для него далеко не главным.
Он ничего не успел даже подумать, как ноги сами понесли его прыгнуть также прочь из самолёта. Только лишь бежать, отталкиваясь от качающихся стен и прыгать! За ней!
- Аня!
Земля пропала из-под его ног. На смену пришли холодные, давящие на тело потоки воздуха и чувство падения. Он видел её чуть дальше от себя и пытался как-то барахтаться в воздухе, чтобы схватить её. Лишь бы схватить руку! Ему нужно схватить её.
В ушах шумел стук его собственного сердца и хлопанье ткани пиджака. Он не слышал ветра, не слышал звука падения. Только лишь эти два звука, которые были рядом, остались в его сознании.
Громче всего было, конечно же, сердце. Бешеное. Живое. Любящее, чёрт возьми! Которое и заставило его сорваться с места и прыгнуть, лишь бы успеть ухватиться за её руку. Он должен это сделать. Он её не отпустит! Нет! Только не так!
Он падал уже ближе к ней, безуспешно тянувшись своей ладонью к её, так же протянутой. Какая ирония, чтобы искренне взяться за руки, им нужно смотреть в лицо опасности и смерти, которые окутывали их своими ледяными вздохами и смешками.
Его кончики пальцев почти были рядом с её рукой. Ну же, слабак! Если ты не можешь даже ухватить любимую девушку, то как ты можешь её удержать! Бог… Если ты есть, то пожалуйста!
Тяжёлый вздох.
Ближе! Ну же ближе! Ещё чуть-чуть!
Стук.
Давай! Почти же! Он должен дотянуться! Всего лишь какие-то несколько миллиметров! Это не может быть преградой для него! Он не может оставить всё так!
…
И ему показалось, что он смог схватить её, однако не мог определить точно: это было действительно так или же это было додумано им самим? Ведь всё закончилось неопределённо. Он открыл глаза, резко хватая ртом воздух, чувствуя своё бешенное сердцебиение, будто он всё ещё падает, а это был лишь сон…
Очередной странный сон, яркий, на удивление живой и оставляющий после себя жуткую пустоту внутри, словно чего-то не хватает, что он оставил что-то в мире фантазии.
Почему же его теперь мучают такие сны? Вероятно, ему приходится слишком много работать. Дёрнул чёрт случиться всякой ерунде на другом от него конце света. Он даже не знал точно, где находится сейчас главная причина головной боли многих работников отдела по внешней политике. Да и волновало его это как-то мало. Обычно после Олимпиады устраивалось празднество в честь победителей, а не прыжок в самое пекло работы. Это раздражало, невероятно выматывало. По его мнению, это и была причина его снов.
Но… обычно сны имеют привычку сразу забываться, так практически случилось в этот раз. Остались лишь образы, от которых по спине бежал холодок: самолёт, террористы, падение и редкий случай, когда его назвали по имени.
Джонс… Альфред Ф. Джонс. Нда. Работа действительно его замучила.
Он готов был поклясться, что такими темпами очень скоро сойдёт…
***
-… с ума, - вздохнул Китай, усаживаясь в машину на место водителя.
Если в Соединённых Штатах уже встречали утро, то в Пекине работа только заканчивалась. К тому же, Яо пришлось ещё и задержаться из-за огромного количества работы. Порой он ненавидел отпуска. Отдохнет, расслабится, это да, но ещё и привыкнет, а потом не может какое-то время войти в рабочий ритм. Уже прошло пять дней, а ему всё не удаётся наверстать свою обычную скорость работы и приходится оставаться допоздна.
- Я говорю тебе, точно свихнусь со всем этим, - продолжал говорить Яо, пока застёгивал ремень безопасности.
- Не думаю, что всё настолько плохо, - пожал плечами Гонконг, присаживаясь на второе сидение спереди.
- Ты не видел все эти экономические прогнозы, планы, советы. Всё надо прочитать, обдумать, подписать, где-то что-то убрать и отправить на доработку, в прогнозах всё учесть и найти выгодное решение. - Зазвучал голос двигателя машины. – Надеюсь, результаты не заставят себя ждать.
- А разве наша экономика уже не самая лучшая в мире? – Машина двинулась с места, и Гонконг решил лучше понаблюдать за мелькающими фонарями на улице, чем смотреть на брата.
- Не знаю, - честно ответил Яо. – Я ещё не запрашивал результаты анализов и рейтингов. Займусь этим через неделю.
У него голова шла кругом от обилия работы. Он знал, что быть лучшим в чём-то всегда трудно. Этому его научило время и наблюдение за Римом, за тем, как он боролся за своё место под солнцем с самыми различными врагами. Мир тогда казался таким маленьким, так что в какие-то моменты даже верилось, что римляне воевали практически со всеми ради своего богатства и процветания. И вот сейчас Китай практически занимается тем же самыми, разве что война экономическая и зовётся она конкуренцией. До чего красивое слово придумали для более точного, но жестокого понятия!
Город принял машину под свои яркие крылья. Яо был вымучен за сегодня. Ему хотелось спать, хотелось есть, хотелось просто немного тишины. Однако даже последнего не получилось добиться. Гонконг включил радио.
- Может, заедем в ресторан или кафе? Не думаю, что кто-нибудь из нас в состоянии сейчас готовить. На следующем повороте должно быть неплохое заведение, - предложил он брату, видя его стрессовое состояние.
Китай задумчиво слегка покачал головой, не отрывая глаз от дороги. Заехать куда-нибудь? Это могла бы быть неплохая идея, если бы не сонливость, хотя… Надо будет заказать просто что-нибудь острое, чтобы чуть-чуть взбодриться. А так, больше, кажется, причин особенно не соглашаться не было. Время позднее. Почти никого не должно быть там.
- Думаю, можно, - Яо слегка пожал плечами, выражая своё согласие.
Лишь бы только его уже немолодой желудок вынес острое разнообразие. Боже, неужели он становится таким.... не то что старым, а древним, что начинает беспокоится о еде (хотя он и раньше так делал, но всё-таки).
Красный свет на светофоре.
- С политикой когда всё решишь? – Гонконг продолжал спокойно разглядывать уже давно знакомые улицы на предмет чего-то нового, местность постоянно меняется с ужасающей скорость. Это было для него увлекательной игрой: искать различия между новым и старым.
- Если ты по поводу внешней, то я ничего не собираюсь решать с возникшей рядом с Европой ситуацией. Это не моё дело, и мне бы не хотелось марать руки. Девчонка хочет в Европу, вот пускай европейцы и сами разбираются, может, пар выпустят. Молодым это иногда надо, - убрав ненадолго руки от руля, Китай помассировал пальцами виски.
- Как же ты всё-таки их недолюбливаешь.
- Мне не за что их любить.
- Однако ведь Россия, вроде как, относится к европейцам. Внешне точно, - Гонконг поймал взглядом новую краску на маленьком магазинчике.
- Я лишь надеюсь, что она сможет удержать в себе эмоции и будет действовать разумно, но ладно, соглашусь. Это и её проблема тоже, семейная проблема, а в них лучше чужим не лезть, - Китай положил руки обратно на руль, вот-вот готовился зажечься зелёный свет.
- Прямо так сразу словами отстраняешь её от себя, - еле усмехнулся его брат.
- Как-то незаметно мы перешли с работы на мою личную жизнь, - хмыкнул Яо, слегка нахмурившись. – Это не значит, что я отказываюсь от своих к ней чувств. Скорее, именно поэтому не хочу лезть конкретно в этот конфликт. Мне лично тоже не было бы приятно, если бы кто-то стал совать свой нос в наши семейные дела. С меня хватит того, что между многими из нашей семьи и так напряжённые отношения.
- С этим не поспоришь, - вздохнул Гонконг, провожая взглядом свежеокрашенное здание, когда машина двинулась с места. – Иногда я скучаю по Японии и по Корее, по обоим. Тайвань тоже была всегда очень милой, а Вьетнам - сообразительной. Они ведь наша семья.
Китай собирался согласиться, но тут же оборвался на выдохе и промолчал.
Несмотря на то, что он признавал факт всех ссор ужасным, Ван не мог себя заставить простить некоторых из них. Яо никогда не был идеальным. У него есть ум и смекалка, которые помогают ему помнить и понимать, принимать, что есть такие вещи, которые даже ему трудно простить. Увидев всю жестокость, на которую способны люди, зная то, каким он сам может иногда быть ужасным, он всё ещё не мог простить некоторых ужасных поступков. Воспоминания были забиты в его голову старым, ржавым от крови гвоздём, который ныл при любом прикосновении, как сейчас. Его руки крепче сжали руль, а скулы заныли, когда он крепко сомкнул зубы, чтобы сдержать в себе всё.
***
Последним его самым ярким и осознанным воспоминанием был ужасный взрыв рядом и свист в ушах. Он чувствовал, как кровь из ушей бежала по его коже, тряску земли (или ему показалось?), однако после этого только лишь пустота, пестрящая несвязанными бликами перед глазами.
Ему хотелось верить, что его просто примут за мёртвого солдата и оставят там, на голой земле. Ведь рано или поздно его тело восстановится, дав ему возможность вернуться назад в бой. Однако он никак не ожидал очнуться привязанным на железном столе. Едва его сознание смогло различать ощущения, как Яо резко дёрнулся от ощущения мерзкого гладкого железа под голой спиной. Он не мог пошевелить ногами, которые были накрыты белой простыней вместе с нижней половиной тела. Он вообще ног не чувствовал, только лишь странный холод в них самих. Пульс подскочил к горлу. Его дыхание участилось, стало глубоким. Руки беспорядочно метались в ремнях, пытаясь их хотя бы ослабить и высвободиться, однако из этого ничего не выходило. Кожаные ремни липли к коже, растирали её в кровь при лишних телодвижениях. Двигать головой также не получалось, такой же ремень давил на его лоб.
- Хонда-сан, объект проснулся и проявляет агрессивные действия, - справа по ушам ударил голос.
До этого Китай мог слышать лишь своё учащённое дыхание в голове. Его впервые за долгие годы накрыла настоящая паника. Холодные руки страха выскребли из его головы все мысли и теперь дёргали за ниточки, управляли его резкими движениями, как марионеткой.
- Сейчас начнём, - ответил Япония.
Он слышал шлёпанье и скрип натягиваемых резиновых перчаток. За ними последовал звон железа. Железа?
Первая волна паники отступала. Это позволило ему улавливать другие детали окружения. Запах спирта, от которого к горле подступала желчь из желудка вместо рвоты. Голод давал о себе знать.
Он слышал каждый шаг, каждый шорох одежды, каждый стук своего сердца, который словно завал ритм времени. Бешенный. Выбивающий. Широкий. И тут его сковал новый страх, но уже не за свою жизнь… Он боялся увидеть его. Это было неизбежно, Яо.
Уже через несколько секунд он мог видеть бледное лицо своего брата. Даже чересчур болезненно бледное, но это могло быть просто от освещения, да? Кику…
Плечо пронзила острая боль. Боковым зрением удалось увидеть блеклую фигуру врача, который держал в руках пустой шприц.
- Что ты… - Яо дёрнулся, но его руки всё ещё оставались скованны кожаными ремнями вместе с ногами, которые он стал наконец-то немного ощущать. – Кику…
Япония надел на лицо марлевую маску и сильнее натянул перчатки. Какой-то странный наркотик туманил сознание китайца, поэтому он точно не мог разобрать лица младшего брата. Для него же лучше. Этот холод, с которым Япония смотрел на него, еле прикрывал жажду крови.
В руках японца блеснул скальпель.
- Кику, не надо! – Снова дёрнулся Китай, крик был хриплым, а движения становились вялыми. – Я твой брат…
Пожалуйста, не надо! Он не может так поступить с тем, кто его нашёл и вырастил, кто стал ему братом! Не может же. Он не чудовище, в нём не может быть той звериной жестокости и безрассудности, как в людях с Запада! Нет же… нет…
Кику занёс скальпель над телом брата, но мешкал. Яо видел, как он морщил глаза, сжимал свободную руку в кулак и снова разжимал.
- Хонда-сан, мы теряем время, - напомнил один из врачей.
- Я знаю, - Япония коротко качнул головой в сторону человека. – Не хочу ничего случайно повредить, дайте мне время собраться.
- Кику, пос…
Он воткнул скальпель в живот Яо и стал ввести вверх до груди, рассекая кожу и плоть. В своём крике Китай потерял его причину. Что больнее: прикосновение мёртвого железа или живые поступки родного человека? Он чувствовал, как разрывается всё внутри него. Железо крови заполнило рот, окрасив зубы в свой цвет. Остриё ползло выше, разрезая кожу на дрожащей груди. Скальпель скребся по костям. Вибрации от этого проносились внутри него.
Было холодно, когда руки в перчатках стали копошиться и щупать его внутри.
Было скользко, когда что-то вытаскивали сквозь разрезы.
Было наконец-таки не так голодно, когда вытащили желудок.
Было опять холодно, когда капли крови стали собираться в лужу.
Было темно, когда ему уже не удавалось ничего различать перед глазами.
Было шумно, когда слышался голос Японии и его врачей-мясников.
Было солёно, когда он чувствовал вкус своих слёз...
***
Он не чувствовал ничего, когда прикладывал голову брата к стене, когда ноги стали бить уже как-то подозрительно мягкое тело. Лицо горело, душа пылала, сердце гнило. А в голове никаких мыслей, только видения из прошлого. Занося руку и ногу для удара, он слышал крики людей, взрывы, топот ног, жар пламени, выстрелы, хлюпанье вынутого из тела ножа. Его горло уже охрипло кричать: «Зачем?» Просто не было уже ничего в его теле, что было бы готово говорить и воспринимать Японию живым. Да и сам он не показывал практически никаких признаков жизни.
В последний раз пнув его по лицу, так что японец упал на грязный пол, усыпанный бумагами, Яо поморщился, сжав зубы. Он махал руками, хватался за собственную голову, оттягивая сальные волосы. Война едва только завершилась, и до сих пор нет времени на то, чтобы привести себя в порядок. Ему не хотелось смотреть на то тело на полу, на гребанного опарыша, которого он взрастил!
Ногой открыв дверь, Китай вышел из комнаты поскорее на свежий воздух. В помещении уже вовсю чувствовался горький запах крови. Этот запах не оставлял его. Она брызнула во время ударов ему на лицо, на ноги, на грудь, на руки. Когда Яо поднёс ладонь к лицу и попытался стереть холодный пот с него, то оставил кровавые разводы на коже. Горечь поступала ко рту.
Проклятье!..
Он нёсся по коридорам, поворотам, пока не вышел на деревянную веранду, с которой открывался вид на закутанные трупы, которые собирались увозить к родным на опознание, если такое возможно. Яо смотрел на это с ледяным ужасом и отвращением. Не сам вид трупов пугал его, а осознание того, кто это сделал. Кику… Тот маленький мальчик… Тот монстр…
Китай дёрнулся. Он чувствовал, как ко рту подкатывала тошнота, так что ему пришлось опереться руками о деревянные перила и опустить взгляд. Его тело слегка покачивалось.
- Брат… – Сзади подошла Вьетнам, обеспокоенно глядя на него.
Чуть подальше стояли оба корейских брата. Они оба внимательно смотрели на него, только каждый по-своему. Южный так и порывался подбежать, чтобы подбодрить, но его останавливало то, что они договорились доверить дело сестре. Северный стоял спокойно, держа спину прямо, поджав губу. Он был скован тем, что творилось внутри. Ему было больно видеть то, что творилось, что наконец-то кончилось.
Вьетнам положила свою руку Яо на плечо. Ему показалось, что кто-то поставил на гору на его плечах пару слонов.
- Я должен был что-то сделать, - покачал головой Китай, не глядя на сестру. – Я самая древняя страна. Я должен как-то следить за другими странами, может быть, наставлять, как-то предотвращать такие кошмары, а вместо этого даже не смог правильно воспитать и уследить за ребёнком!
- Ты ничего не должен, - покачала головой девушка. – Брат, ты один из нас, а не Бог, чтобы всё знать и за всеми следить.
- И всё-таки… неужели, имея весь этот опыт, я не могу хоть что-то сделать?..
Неужели ничего нельзя было сделать, чтобы всё это предотвратить? Он видел смерть людей и стран, видел, как время бежало через его пальцы кровавыми струями, видел голод, болезни, пожары… А ведь это словно ничего теперь. Ведь всё продолжает повторяться и повторяться, становясь только хуже.
Яо выпрямился и посмотрел на сестру усталым взглядом. И, опять же, он не может никого защитить. Он не смог защитить тех, кто был рядом, так что их забрали или они ушли сами. Чёрт… он просто ужасный старший брат. В этом Яо не мог винить никого, кроме себя самого.
Когда Вьетнам обняла его, то он просто стоял.
Тяжело… в груди так тяжело… у него есть мудрость, но нет власти и силы. Есть только опыт времени, который заперт внутри него и тащится тяжёлым грузом за каждым его шагом, словно кандалы на ногах.
***
Яо повесил верхнюю одежду на крючок. Наконец-то этот день кончается. Даже не верится. Столько работы, столько работы. Порой ему кажется, что рано или поздно он со всем этим не справится. Они страны, а имеют выносливость человека, имеют желания и эмоции. Никуда не пропала и лень, так что, едва только дойдя до кровати, Китай рухнул на неё и перевернулся на спину, расслабляя пальцами галстук.
Ещё один день. Ещё один день сплошной работы. Вот тебе и старость. Никакого отдыха.
Хотя когда ему отдыхать? Практически не осталось людей, которым он мог сказать: «А помнишь старые времена?»
Мало он общается с родными, чтобы сказать: «В моём время такого не было, молодёжь».
Семья… Семья. Зачем странам семья? Из-за неё так больно. Ты начинаешь ненавидеть её, проклинать, а внутренне стонать от боли, ведь кровь. Кровь-то ведь в венах та же, родная и самая тёплая для тебя на всей планете.
Ему хотелось когда-нибудь помириться с Японией, но как? Да и сможет он себя толкнуть на такое? После всего… конечно же…
Нет.
