Другая сторона мечты

      Кастиэль не заставляет себя долго ждать. Через минуту люстра начинает покачиваться, а уцелевшие после Гейба окна — дрожать, грозя разлететься вдребезги. Короткая вспышка, точно светошумовую гранату кинули, но тут же спохватились, подняли и выключили — и Кас предстаёт во всём ангельском великолепии аккурат в центре елейного круга.       — Давай! — кричу я.       Сэм встряхивает баллончик и спешно дорисовывает защитные противоангельские символы, захлопывая ловушку. Дин чиркает зажигалкой, но кремень выбивает лишь бесполезные искры. Огня не будет: бензин закончился. И как только Дин не заметил вовремя?       Кастиэль вмиг понимает, зачем его вызвали. И мириться не намерен: одним взмахом руки раскидывает нас в разные стороны. От удара об стол я практически отключаюсь, но чувствую, как неведомая сила хватает меня за шею и поднимает на ноги, чтобы пришпилить к стене словно бабочку на булавку. Приходится сделать усилие, чтобы разлепить глаза, и я вижу, что Сэм застыл в таком же положении у противоположной стены.       — Отпусти меня, — цедит Кастиэль Дину.       — Или что? — ворчит Винчестер-старший. — Убьёшь их? Брось, мы все нужны Небесам.       Вместо ответа Кас слегка ведёт рукой, и тут же невидимые оковы сдавливают моё горло. Я задыхаюсь и скребу ногтями по коже, точно это поможет ослабить хватку, но пальцы чувствуют лишь пустоту. Проклятье — не стоило влезать в это самой.       — Не трогай её! — гаркает Дин.       Кастиэль нехорошо улыбается, и теперь задыхаться и дёргаться начинает Сэм. Это шантаж, ничем не прикрытый шантаж, против которого у Винчестеров нет шансов. Мы слишком боимся потерять друг друга, пусть ненадолго, будучи даже злы и обижены. Мы слишком хорошо осознаём последствия очередной смерти.       Дин поднимается, держась за подоконник, и идёт на таран, наваливается на ангела всей своей массой, чтобы отвлечь — самоубийственная попытка, потому что вряд ли можно взять ангела голыми руками. Однако Кастиэль отпускает нас и, словно танцуя со старшим Винчестером, неуловимым движением отходит в сторону: Дин пролетает в сантиметрах от него, но успевает вовремя затормозить, чтобы не упасть.       Я хватаю стул и со всей силы бью Каса по спине. Хочется сказать, что стул разлетается в щепки, но нет — предмету мебели хоть бы хны. К сожалению, Касу тоже, хотя на что я рассчитывала, идя с обычной деревяшкой против небесного воина?       — Спички! — пыхтит Дин, хватая Кастиэля за воротник и пытаясь втянуть в круг елея. Ангел выворачивается из-под его руки, обхватывает Винчестера за пояс и швыряет прогибом — на мгновение мне точно слышится хруст позвонков, и я чуть не бросаю всё, чтобы кинуться на подмогу. Но тут же подбегает Сэм и бьёт Каса каким-то — похоже, зачарованным, если судить по символам на костяшках — кастетом. Так вот чего он сейчас копался в сумке!       Не ожидавший такой атаки ангел отшатывается и пропускает ещё удар, шаг за шагом приближаясь к кругу. Я поджигаю спичку, перед этим пару сломав, но слишком тороплюсь: древесина догорает и обжигает пальцы быстрее. Заметив это, Кас снова и, кажется, ещё сильнее прежнего впечатывает Сэма в стену, телекинезом выбивает коробок из моих рук, после чего подхватывает меня в воздух и роняет об пол, выбивая весь дух.       Несмотря на изначальный план, первым за ангельский клинок хватается Дин. Уж не знаю, чем он руководствуется, но наша вечеринка вмиг меняет настроение: Кастиэль тоже достаёт из рукава оружие.       И с разворота всаживает лезвие Винчестеру в живот.       Словно в замедленной съёмке я вижу, как Дин в ступоре пару секунд смотрит на свои окровавленные руки, однако на автомате крепче прижимает их к животу, пытаясь зажать рану ладонью. Он выглядит немного удивлённым, будто не ожидал, что Кас зайдёт настолько далеко, тут же давится и кашляет кровью. Кастиэль сам имеет не менее ошарашенный вид и даже, похоже, пытается схватить Дина за плечо, поддержать, но Винчестер отшатывается и с грохотом валится на пол. Кровь буквально хлещет из раны.       — Людмила! — вопит Сэм, и я замечаю, что Кас наконец-то стоит в круге.       На этот раз я не ломаю спички и поджигаю масло с первой попытки. Тут же отшвыриваю коробок, бросаюсь к Дину, снимая рубашку — помочь остановить кровь, или… да хотя бы что-нибудь сделать! Однако Дин не реагирует, не шевелится и, похоже, даже не дышит. Хоть однажды мне чудится какое-то движение на его лице, хлопки по щекам не помогают привести охотника в чувство — его голова безвольно мотается из стороны в сторону.       — Сэм, — едва выдавливаю я.       Младший Винчестер хватает с пола клинок, поправляет кастет на другой руке:       — Погоди, — отрывисто бросает он и, войдя в круг к Касу, полный ужаса взгляд которого всё ещё прикован к поверженному Дину, выбивает из рук ангела оружие, пинком отшвыривая подальше, и методично бьёт его в лицо и живот раз, другой, третий — пока тот не валится на пол, — а после перерезает Кастиэлю горло. В ране тут же, подобно крови, собирается ослепительно яркий свет, который Сэм, читая неведомое доселе заклинание, легко поддевает кончиком клинка и тянет на себя — будто нитку вытаскивает. Свободной рукой сбрасывает кастет и извлекает из кармана металлическую колбу с письменами, в которую клинком заталкивает нитку света и, пока та не попыталась выбраться наружу, закупоривает пробкой.       На мгновение я даже забываю, что Дин ранен. Заклинание действительно плёвое — Сэм проворачивает его так легко, словно всю жизнь извлекал из ангелов Благодать. Проверяет, что рана не слишком глубокая, а Кас выживет, и идёт к нам: кладёт два пальца на шею брата там, где должна пульсировать артерия.       — Проклятье, — ругается младший Винчестер в сердцах и отшвыривает клинок в другой конец комнаты. — Придётся ждать.       Он выглядит взбешённым, но больше всего бесит, что мы снова облажались. Дину предстоит снова выбираться из Рая, самому, и кто знает, сколько времени понадобится. Бесит, что жизнь Дина стала в нашей безумной попытке остановить Каса расходной монетой. Бесит, что это я настояла после очередного кошмара.       — А вдруг они поняли, что можно оживить Адама, и Дин им теперь не нужен? — опасливо спрашиваю я и, поймав выразительный взгляд Сэма, неохотно выпускаю бездыханное тело Дина из своей бульдожьей хватки. Больная тема Адама Миллигана не давала мне покоя с самого начала и, хоть никто из Винчестеров не собирался предлагать Михаилу такую альтернативу, я боюсь. В каноне ангелы ведь додумались.       Сэм сдёргивает со стола клеёнку и швыряет мне, чтобы я застелила ею предусмотрительно сдвинутый к стене диван:       — Даже если поняли, они не найдут Адама, — а сам с трудом подхватывает тело брата на руки и, пошатываясь под весом, перекладывает туда же, как только я заканчиваю и берусь за огнетушитель из «Импалы», чтобы потушить круг. Типа делаю что-то полезное, хотя на душе скребут кошки. Размером с ягуара. — Я читал твой дневник, и мы с Гейбом позаботились об этом несколько месяцев назад. Думаю… — он делает длинный выдох, силясь взять себя в руки, — нам понадобится вода. Принесёшь?       — Напомни, почему мы не могли попросить Гейба помочь нам? — с неприкрытой иронией спрашиваю я, отправляясь за тазом. Чтобы Сэм услышал, приходится кричать через половину кухни.       — Гейб взбесится, когда узнает.       Ну, конечно, как чужие миры разрушать и геноцид творить — так он сразу. А стоит жалким людишкам обидеть кого-нибудь из ангельской братии, так он сразу взбесится! Пусть попробует, и я с радостью опробую на нём кастет Сэма. Всё-таки хорошо, что Просвещённые сотрудничали с ангелами; изучали их.       — Тогда где ты взял заклинание? Только не говори, что в бункере откопал.       Сэм и не думает скрывать:       — Анна подсказала. Она Каса до чёртиков боится.       Он находит более-менее приличную губку, обмакивает в воду и осторожно, плавными движениями стирает кровь с лица и рук брата. Выказывает мысль переодеть Дина, но я советую подождать, пока кровь не застынет и не перестанет идти. Сама в это время успеваю сбегать в «Импалу» за аптечкой и теперь занимаюсь перевязкой раны Каса: порез не смертельный, однако теперь он человек и на вид довольно хилый — не ровен час помрёт. Вон, как воротник рубашки кровью заляпал.       — Может его связать? — задумчиво предлагаю я. — Вдруг буянить начнёт?       — Сомневаюсь.       Взгляд сам собой, против воли, возвращается к мёртвому Дину. Сердце болезненно ноет от безрадостной картины, но ощущения безысходности, потери нет — для нас это уже рутина. После моего возвращения мы ни разу не умирали — по крайней мере, ни один из нас не помнит, чтобы умирал, — однако неопределённости нет, и это отчасти успокаивает. Настолько, насколько вообще можно успокоиться, глядя на погибшего друга и брата.       В прошлый раз оживление, особенно моё, заняло время, поэтому я не особо надеюсь, что Дин придёт в себя в любую минуту.       Сэм старательно вытирает с пола кровь, меняет воду, пока я ищу WD-40, берёт щётку и переключается на защитные символы: если мы хотим сдать этот домик обратно, нужно привести стены в божеский вид. Хотя оттереть краску для граффити со светлых деревянных панелей — задачка ещё та.       И нет-нет, но я чувствую на себе тот самый щенячий взгляд.       — Прекрати, — огрызаюсь в пустоту, усаживаясь на прежнее место — на полу около дивана, потому что пойти заниматься своими делами выше моих сил. — Неужели я похожа на человека, который хочет разговаривать с тобой?       — Сейчас ты разговариваешь, — парирует Сэм, и в его голосе удивительным образом переплетаются хамство и просьба простить.       Я упрямо, до скрежета, сжимаю зубы, чтобы не сорваться и не закричать. На Сэма или просто от рвущих душу воспоминаний о прежней жизни, от вида бледной руки Дина, почти падающей мне на плечо, или кровавого пятна, украдкой растекающегося под бинтами на шее Каса. За прошедшие несколько дней мне стало значительно легче, но бессильная ярость опустошает и требует выхода.       Не найдёт его она даже если я попытаюсь восстановить справедливость силой, своими собственными кулаками. Без сомнения, пожелай я избить его, Сэм позволил бы это сделать, лишь бы загладить вину, но его покорность точно не принесёт мне спокойствия.       Сама не знаю, чего хочу.       Разбитое лицо Кастиэля уже начинает опухать, и если мы не хотим любоваться на сплошной синяк вместо привычных вполне человеческих черт ближайшую неделю, с этим стоит что-то сделать. Прямо сейчас. Чем я и занимаюсь: наконец-то отрываю задницу от пола, плетусь на кухню и, отковырнув в стареньком холодильнике несколько льдинок, заворачиваю их в кухонное полотенце. Проверяю, что холод ощущается, возвращаюсь к Касу и, кое-как перетащив его ближе к дивану, чтобы усадить, прикладываю примочку на особо покрасневшее место.       Уже приходящий в себя, Кас дёргается от прикосновения и на автомате вцепляется мне в руку. Хватка не сильная и освободиться от неё можно без труда, но я просто накрываю его руку своей в успокаивающем жесте.       Кое-как разлепив ясны очи, Кастиэль взирает на меня с недоумением. Я выразительно трясу рукой со льдом, и, как следует разглядев, он разжимает пальцы, позволяя мне продолжить нехитрые манипуляции.       Однако тут же сгибается пополам в рвотном позыве, судорожно хватает ртом воздух, силясь вернуть контроль над взбунтовавшимся телом. Хорошо, что обычно ангелы не едят — не придётся снова оттирать пол.       — Что вы со мной сделали? — сипит Кас, впиваясь пальцами в повязку — не ровен час сорвёт. От каждого произнесённого слова вены на его шее вздуваются так, что бинты, должно быть, душат его.       Подрывается на ноги и, едва не споткнувшись, кружит вокруг себя, пытаясь заглянуть за спину, запрокидывает руку назад, что-то ощупывая, даже стягивает плащ и пиджак, точно они ему мешают. Сейчас он походит на собачонку, пытающуюся ухватить свой хвост.       Тот самый, который мы безжалостно отрезали.       — Ты сам просил помочь тебе, — флегматично замечаю я, предусмотрительно оставаясь на месте. Наверняка не стоит сейчас лишний раз маячить. Пусть пообвыкнет.       Сэм тоже замирает, но, в отличие от меня, выглядит больше любопытствующим, нежели настороженным.       — Я не просил отнимать у меня Благодать! — из-за повреждённого горла яростный рык превращается в натужный хрип и своего ввергающего в ужас впечатления не производит, но это с лихвой компенсируют сурово сдвинутые брови и гневный блеск в глазах.       — Эй, Лидия Мартин[1], тише, — я поднимаю с пола одежду, пока Кас не затоптал её, и кидаю ему. — Не перенапрягай горло.       Кастиэль ловит вещи на чистом автомате и отшвыривает в сторону. Тянет руку раскрытой ладонью вверх:       — Верни мне её, — требует он. — Мою Благодать.       — У меня её нет.       Кас вопрошающе смотрит на Сэма. Вообще-то мы оба смотрим на Сэма, точно ожидаем увидеть, чью сторону он примет; Винчестер качает головой с извиняющимся видом и категорично поджимает губы.       — Теперь я в порядке, — настаивает Кастиэль. — Заклинание Наоми разрушено.       — Мы пока не знаем наверняка, — возражает Сэм. — Нам нужно время, чтобы это проверить.       — Тебе недостаточно моего слова?       — Чем больше ты будешь возражать, тем дольше мы будем сомневаться.       Боевой настрой Кастиэля наконец-то иссякает: будто все силы вмиг покидают его, он устало садится обратно на пол, рядом с креслом, откидывает голову на его подлокотник и прикрывает глаза. Выглядит как побитая собака — сравнение само просится с языка, особенно вкупе с разбитым лицом.       — Кас, — окликаю его я и, едва тот открывает глаза на зов, бросаю ему примочку со льдом и пальцем очерчиваю в воздухе круг вокруг своего лица: — Приложи.       С каждой минутой это действие имеет всё меньше смысла, но Кастиэль всё же нащупывает наиболее больное место и осторожно касается его. Сэм возвращается к своему занятию, и больше его взгляда на себе я не чувствую — должно быть, решил, что это бесполезно. Наконец-то. Обычно я отходчивая, рано или поздно прощаю даже плюнувших мне в душу, но такое… нет, не хочу даже и пытаться. Даже находиться рядом не хочу, потому что боюсь, что светлая часть характера одержит верх. На Сэма и без того в принципе трудно злиться. Интересно, что делал бы на моём месте Артём?       — Что ты помнишь? — спрашивает Сэм, разрывая гнетущую тишину.       Касу требуется минута, чтобы собраться с мыслями, и, в конце концов, нахмурившись, он признаёт, что не помнит практически ничего из того, что делал последние полгода — воспоминания обрываются чуть ли не сразу после неудавшейся попытки вылечить пострадавшую в огне Джо Харвелл. Только однажды он очнулся с чьей-то кровью на руках, а рядом стоял Захария. Помнит, как залечивал разбитые костяшки в офисе у Наоми. И как Гейб почему-то угрожал ему клинком. Возможно, та драка с Дином после бойни в Лебаноне почти разрушила эффект «когнитивного обнуления», о котором говорил Захария в Ван Найс, но печальный опыт подсказывает, что вряд ли Дин пережил бы её, продолжи он добиваться своего пробивным методом. Тогда Гейб спас положение и винчестеровскую шкурку, а сейчас…       …сейчас безжизненная рука Дина всё-таки соскальзывает с дивана и падает мне на плечо. От неожиданности я подпрыгиваю и тут же оборачиваюсь, ожидая, что он наконец-то ожил, но меня ждёт глубокое разочарование.       — Как много… неприятностей я вам доставил? — спрашивает Кас осторожно.       — Не стоит… — начинает было Сэм, но тот непреклонен:       — Я должен знать.       — Хочешь знать? — восклицаю я раздражённо. — Хорошо, — в мгновение ока оказываюсь перед его лицом, тычу ему в лоб двумя пальцами, точно череп пробить хочу, и, прошипев сквозь зубы нужное заклинание, пускаю воспоминания, щедро заливаю их в ментальную воронку. Бью пощёчину избиением Дина, пинаю каждым ожогом, порезом, сломанным пальцем, пробитым плечом, ангельской лоботомией и пытками в Ван Найс, наполняю его своей болью — возможно, даже больше, чем Кастиэль того заслуживает, — щедро приправляя получившееся блюдо соусом из моих кошмаров, особенно тех, где Кас ночами напролёт отравлял мой сон просьбами, уговорами и намёками дать ангелам согласие. Я демонстрирую ему все последствия их с Гейбом оплошности — той самой, которая привела Дина в мою квартиру несколько месяцев назад. Когда они с Сэмом решили, что их рояля в кустах хватит, чтобы победить Люцифера.       Покорный вначале, под конец Кас не выдерживает и первым разрывает контакт, хватая меня за руку и отводя её в сторону. Он тяжело дышит и, едва взглянув мне в глаза, виновато отводит взгляд.       — Доволен? — бесцветно спрашиваю я.       — Мне жаль, я… — едва различимо бормочет Кас и, не договорив, морщится, стоит Сэму уронить щётку, которая ударяется о край таза слишком громко.       — Голова болит?       — Пустяки, — качает головой он. — Хотя был бы благодарен за… что обычно в таких случаях принимают люди?       — Тайленол подействует минут через двадцать, — возражаю я. — Могу помочь более действенным способом, если позволишь, — и снова тяну руку к его лицу. Кастиэль дёргается от прикосновения, но позволяет мне накрыть ладонью его синяк.       Прикрываю глаза, концентрируясь, буквально врываюсь своим сознанием ему под кожу, импульсом пробегаюсь по нервным окончаниям в поисках источника и, найдя, вытягиваю этот тёмный, мерзкий комок боли, выдираю с корнем, забираю с собой и плевать, что это означает самой почувствовать раздирающую мозг мигрень, потому что даже это болезненное ощущение лучше происходящего — физическая боль, такая простая, отрезвляет, вытесняет собой реальность происходящего и позволяет отвлечься на неё, ведь ты не можешь игнорировать боль даже если убедишь себя в том, что её не существует.       Краем глаза замечаю, как на мгновение вены на моей руке окрашиваются чёрным — использованный ритуал похож на фокусы Сэма в Альбукерке, но больше — на способности оборотней из «Волчонка» с теми же последствиями. Я выучила его, пока торчала с К.Л.А.Д. в Сент-Луисе — выбора особого не было: либо какая-нибудь ерунда вроде магии, либо снова саморазрушение, а ребята предусмотрительно избавились от любого вида алкоголя и средств, способных вызвать летальный исход из-за передозировки, в радиусе нашего номера и их фургона. Несмотря на физическое проявление, Дин не замечал, как я пару раз испробовала действие этого ритуала, пока помогала братьям с перевязкой ран.       — Легче? — уточняю я, наконец. Кастиэль благодарно кивает. — Если нужно, я могу убрать не только мигрень, — добавляю, помедлив. Становится неловко, что несколько минут назад я сорвалась на нём, ведь что он мог поделать против серафимов, собственного начальства. Да и помощь Гейбу — классический пример его «хотел как лучше». Он своё выстрадал, и моя совестливая натура не может продолжать обвинять его так, как я виню Сэма.       — Нет, — Кас перехватывает мою руку, едва я снова тянусь к нему. — Оставь мне хотя бы часть моего стыда.       Головная боль пульсирует в висках, а мерзкий запах WD-40 вызывает чувство тошноты, усугубляя ситуацию, поэтому, кое-как открыв первое попавшееся окно, я нахожу за лучшее сменить дислокацию и выйти на улицу — подышать свежим воздухом. Нашариваю в карманах наушники и включаю негромкую музыку, чтобы хоть как-то восстановить душевное равновесие. День клонится к закату, и приятно сидеть на обдуваемом ветерком пороге, немного отстранённо наблюдая за рыжими лучами уходящего за горизонт солнца.       Должно быть, я успеваю задремать, потому что точно вечность спустя в себя меня приводит лёгкий скрип двери позади, осторожные знакомые шаги. Вскоре Дин садится рядом и, приобняв, утыкается носом в мои волосы, словно хочет почувствовать их запах.       — Тебя пытали? — негромко спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Выходит отвратительно, и мурашки с готовностью скачут по коже, едва я воскрешаю в мыслях звук удара каленого прута по оголённой спине Дина.       — Нет, — глухо отзывается он, но тут же крепче прижимает меня к себе, обхватывает руками так сильно, что невольно я вспоминаю, как цеплялась за отца, когда он учил меня плавать и я, боясь глубины, наотрез отказывалась отпускать его надёжные плечи. Дин держит меня так, словно боится утонуть, пытается ухватиться за спасательный круг.       Самая неубедительная его ложь.       — Как ты выбрался?       — Ты не захочешь узнать.       — Ты ведь не дал согласие? — мысль о том, что это может быть его последний день на Земле, оглушает подобно сходу лавины с горных вершин, сбивает с ног и давит своей тяжестью. В каноне ему мозгов хватило. Вернее, их отсутствия.       Дин молча, без лишних слов тянется вперёд, атакует мои губы своими, несмотря на протест. Мои руки всё ещё крепко прижаты его объятиями, поэтому приходится с усилием укусить его за нижнюю губу.       — Скажи мне! — требую я. — Кто помог тебе выбраться, или Бог свидетель…       — Им больше не нужно моё согласие, они заберут Адама, — бормочет Дин, потирая пострадавшую губу.       — Но тогда… почему они тебя оживили? Ты ведь им больше не нужен.       — Это была своего рода сделка: я даю им вессель для Михаила.       — А взамен?       — Пытки. Я остаюсь целым-невредимым, они даже не ковыряются у меня в черепушке и не добивают морально. Вообще предполагалось, что при таком раскладе я просто скажу «да», и Михаил натянет меня настолько нежно, насколько сумеет, а потом, если повезёт, даже отпустит жить дальше моей жалкой человеческой жизнью…       — Но ты поймал их на слове.       Винчестер чуть поворачивает голову в сторону, будто не хочет смотреть на меня, зажмуривается и кивает. Он… стыдится?       — Сэм? — догадываюсь я. Узнай ангелы, что мы хотим создать голема, они обязательно найдут способ рассказать об этом Люциферу, и тогда впустую всё: моя жертва, усилия Сэма и Гейба, наши давешние поиски Сингл.       — Я продал одного брата за другого, — Дин горько вздыхает и с прищуром смотрит куда-то вдаль, разглядывает какую-нибудь мелочь, которую я не вижу. — Адам не заслуживает нашей судьбы. Ему всего двадцать — знай себе, живи, трать время впустую и ни о чём не беспокойся. Он уже умирал из-за нас.       Теперь уже я обнимаю Винчестера и тяну на себя. Он послушно ложится головой мне на колени и бездумно пялится в смеркающееся небо, позволяя мне копошиться в его волосах и осторожно, даже с долей шалости, гладить его лицо кончиками пальцев.       — Что это только что было? — спрашиваю я, очерчивая кругом губы Дина.       — Не бери в голову.       — Красавец-мужчина жаждет моего поцелуя, я заинтригована.       — Решил поискать женского тепла, чтобы отогреть замёрзшие пальцы на ногах, — эти самые губы криво ухмыляются, горько, правда, но с налётом задора. Дин в своём репертуаре.       Я не отказываю себе в соблазне наклониться вперёд, чтобы коснуться его губ своими, даря тот самый поцелуй, в котором отказала Винчестеру пятью минутами ранее. Он вернулся, всё в порядке и пока что мы в безопасности — несмотря на осознание, наша близость кажется какой-то нереальной и оттого пьянящей. Как будто мы можем сделать сейчас что угодно, ведь события сегодняшнего дня чётко показали нам, что завтра может не наступить, поэтому важно поймать момент, пока есть шанс. Наверное, так ощущается последний день на земле.       Нам хватает такта вернуться в дом поодиночке, не привлекая лишнего внимания. Дин перехватывает меня в коридоре у его комнаты: прижимает к двери и долго, сладко целует, пока я полностью не расслабляюсь в его руках и не наваливаюсь на дверь всем весом. Внутрь мы буквально вваливаемся, и Дин толчком ноги закрывает дверь, которая ударяется о косяк слишком громко для шифрующейся парочки вроде нас. Мы сдавленно хихикаем, но занятия не прерываем.       Нет, прерываем: чтобы стянуть рубашки. Для начала; вслед за ними отправляются футболки и мой топ, а кожа, кажется, становится горячее от каждого касания. Руки Дина тянутся к пуговице на моих джинсах, но я останавливаю его. Невесомо провожу пальцами по обнажённой груди Винчестера и медленно, заигрывающе опускаюсь на колени перед ним, касаюсь пряжки на его брюках и тяну язычок на себя.       Смотрю вверх, ожидая реакции; Винчестер, заинтригованный, наклонив голову, наблюдает за моими действиями из-под полуопущенных ресниц.       Я не разрываю зрительного контакта, пока несколько дерганными движениями вытягиваю ремень из петель, и теряю из-за этого драгоценные секунды, оборачивающимися против меня сладкой, тянущей пульсацией внизу живота, обжигающим чувством предвкушения, заполняющим грудь так, что почти невозможно дышать. Винчестер касается большим пальцем моих губ, приоткрывая их — недолго думая, беру палец в рот с жадностью, сравнимую с воздействием Голода. Провожу языком по шероховатой подушечке и чуть прикусываю.       Справившись с ремнём, я наконец-то перехожу к пуговице, высвобождаю её из петлицы, дергаю вниз молнию на ширинке и берусь за штанины. Дин лишает мой рот вожделенного пальца и, рисуя им влажный след на моей щеке, ведёт эту руку дальше, пока ладонь не занимает место у меня на затылке, мягко давит, безмолвно намекая, что есть альтернативы и получше.       С готовностью тяну штанины вниз; я не возражаю.

_________________________

      [1] Лидия Мартин — персонаж подросткового мистического телесериала «Волчонок» (2011-2017), самая популярная, красивая и умная ученица старшей школы Бэкон-Хиллз. Условно входит в стаю Скотта МакКолла. Банши, чувствует и предвещает смерть криком, может использовать крик в качестве оружия (в том числе массового поражения). В эпизоде «Apotheosis» она пытается криком остановить Жеводанского Зверя, но тот вспарывает ей когтями горло. Вовремя доставленная в больницу Лидия выживает, однако практически не может говорить и тем более кричать, пока ей не вкалывают в шею дозу кортизола.