Другая сторона мечты

      Головная боль накрывает резко, безо всяких предупреждающих пульсаций в висках. Просто обхватывает череп тугим обручем раскалённого добела железа и стягивает, стягивает, стягивает... я почти слышу хруст костей под ним, пока не осознаю, что это скрипят мои крепко стиснутые зубы.       Сдавленный вскрик помогает — боль, точно извиняясь, отступает, но лишь затем, чтобы атаковать мой мозг с новой силой буквально через пару мгновений. Я в жизни не мучилась мигренями, но мысль о том, что это заболевание с нынешней пыткой и рядом не стояло, а если и стояло, то лишь пристыженно опустив голову, оказывается единственной, на какую хватает сил.       Окружающие предметы точно туманом заволакивает, очертания теряются в исходящих от них лучах света, тут же, при попытке сконцентрироваться на них, переходящих в непроглядную тьму. Ноги подкашиваются и наощупь я спотыкаюсь вперёд, пытаюсь найти стул, хоть какую-то точку опоры, которая позволит удержаться в реальности. Кажется, касаюсь стола кончиками пальцев, только слишком рано переношу вес с одной ноги на другую, и падаю на колени вместе с очередной волной боли, настолько сильной, что коленные чашечки будто немеют. Все ощущения сейчас сконцентрированы в голове.       — Людмила! — слышу голос точно сквозь дымку, ускользающим сознанием чувствую крепкое прикосновение, тянущее меня за локоть куда-то вверх, и даже норовлю толкнуть обладателя голоса изо всех сил. Наверное, сил отнюдь не впечатляющих, потому что хватка никуда не девается.       Пульсация боли перебирается в глаза, бьёт кузнечным молотом по зрительному нерву, отзывается мучительным светошоу в рецепторах, и я, кажется, больше никогда не смогу видеть, потому что белки вот-вот лопнут от напряжения и вытекут даже из-под плотно зажмуренных век.       Пустота в мыслях сгущается, тьма обретает очертания и расступается перед потоком света, теней и красок, складывается в предметы, прорисовывается вплоть до мелких деталей. Хочется прищуриться, но у меня нет для этого ни век, ни глаз, ни даже мышц, а потому приходится уповать на терпение. Оное вскоре вознаграждается проявляющимся, точно на фотокарточке из полароида, цельным изображением: я вижу своё отражение в зеркале, позади тесная, невыразительная каморка — скорее даже, подсобка, — оборудованная небольшим диваном-кроватью, комодом и парой стульев. В руках держу белый лист бумаги, на котором маркером выведены цифры, десятизначное число, разделённое скобками и дефисами. Моё лицо смотрит на меня пристыженно, будто хочет в чём-то покаяться, и только сейчас я замечаю, что стрижка по ту сторону зеркальной глади совершенно другая — слегка неаккуратная, словно так и задумывалось, пикси, а сами волосы будто никогда в жизни не испытывали на себе губительного для структуры воздействия краски для волос.       Именно эта деталь является недостающим кусочком головоломки к моему пониманию происходящего.       Картинка начинает меркнуть вслед за уходом боли, и у меня наконец-то находится достаточно сил, чтобы вытянуть руку куда-то в сторону и, сопровождая хватательным движением пальцев, вспомнить, как произносится фраза, означающая требование дать мне ручку с блокнотом прямо сейчас. Должно быть, требование звучит достаточно громко и чётко, потому что чья-то рука услужливо подсовывает под одну ладонь бумажку и вставляет в другую руку ручку.       Полуслепая, изо всех сил удерживая недавнее изображение в голове, я наощупь переписываю цифры и с облегчением падаю головой на стол, прижимаюсь щекой к прохладной, немного липкой клеёнке, покуда внезапная пытка сходит на нет. Надо признать, боль уходит быстро, и уже через пару минут я снова могу видеть — например, обеспокоенных Винчестеров рядом, — думать — например, о том, насколько всё-таки прав Дин касательно магии, — и ощущать реальность вокруг себя, — например, мерзкую пульсацию в разбитых коленках.       Ещё минута мне требуется, чтобы набрать цифры с листа в правильный телефонный номер и дождаться ответа на том конце метафорического телефонного провода.       — Представляешь, есть и другие способы связи, — рычу я, едва телефон оповещает коротким гудком о подключении к вызываемому абоненту. — Сонни, например! В твоём случае вообще достаточно поиска по гугл-фото!       — У меня был только ключ, который ты держала в руках, — Люси кажется слегка виноватой. Должно быть, она в курсе, как её маленький трюк воздействует на цель. Или ей стыдно за тот наезд?       — Двигай к Роклэнду, мы тебя встретим, — распоряжаюсь я с молчаливого согласия Дина. На деле мы обосновались ближе к Даунсвиллу, нежели кемпингам леса Вишнёвый Хребет, однако перестраховаться будет не лишним, а Дин, очевидно, надеется, что ему позволят прокатиться — видите ли, надоело торчать дома, несмотря на полученные давеча боевые «раны».       Трубка отзывается чуть ворчливым согласием и звонок разъединяется.       — Сингл, — коротко объявляю я, потирая всё ещё ноющие виски. — Наконец-то одумалась. И, чтоб её, додумалась повторить трюк Энди Галлахера.       — Что ж, она шустрая, — комментирует Дин так, словно ничуть не удивлён. — Хотя я думал, она выйдет на нас через Сонни.       — Ты знал, что она передумает? Откуда?       — Она — твой двойник, а я знаю тебя слишком хорошо. Ты можешь хорохориться сколько угодно, но в итоге примешь правильное решение.       — Как думаешь, для ритуала понадобится жестокое убийство одного из «компонентов»? — с неприкрытым раздражением спрашиваю я, однако не тешу себя надеждой услышать ответ. Да и не нужен он. Да и я наверняка остыну, пока Люси доберётся до точки встречи.       В конце концов я возвращаюсь к делу, от которого меня оторвали: завтраку. Учитывая обстоятельства, позднему. Как раз занималась бутербродами для нашей пополнившейся компании, когда Сингл вклинилась по пути к холодильнику — повезло, что у меня в руках не оказалось ни ножа, ни тарелок, ни чайника, который только-только закипел.       — Где Кастиэль? — спрашиваю, разливая кипяток по кружкам и накрывая каждую блюдцем. Пока мы с Дином искали в Ньюарке приключений на задницу, я заглянула в местный «Старбакс» и купила пару пачек нормального кофе — в надежде привнести в нашу хмурую жизнь хоть что-то в положительном ключе интересное, пусть даже такую мелочь в виде натурального кофе. Дейл Купер[1] бы одобрил.       — Дрыхнет, наверное, — бросает Дин и тянется к тарелке за бутербродом. Я хлопаю его по руке:       — Тогда лучше сходи и разбуди его.       — Есть, мэм, — ворчит Винчестер и плетётся в сторону комнаты, отведённой специально под нужды бывшего ангела, коль уж такие у него появились. Сэм усмехается, наблюдая происходящее, но я даже ухом не веду, не смотрю и всячески его игнорирую, сосредотачиваюсь на завтраке. Может, это и по-детски, но сил быть взрослой уже не осталось. Пусть радуется, что я ещё ни разу не попыталась его прикончить, пока он спал.       Одетый в футболку с чужого плеча и пижамные штаны, заспанный Кастиэль даже без пожелтевших синяков на лице выглядит помятым, однако всё же лучше, чем был последние дни. Я быстро делаю перевязь: отёк вокруг раны спал, сама рана чистая и здоровая, а бинты в этот раз белые — не как тот раз, когда мы успели без малого струхнуть, увидев бледного Каса с растёкшимся по горлу алым пятном, прежде чем нашли причину кровотечения, — но сменить их не помешает. Сам Кастиэль наблюдает за моими манипуляциями с какой-то обречённой покорностью.       Завязываю последний узелок, ставлю перед Касом тарелку с парой бутербродов и чашку наконец-то заварившегося кофе:       — Bon appetit.       Бывший ангел взирает на свой завтрак с опаской, будто мы его отравить собрались, но урчание — слышное даже нам, — желудка пересиливает паранойю, и его рука нерешительно тянется к заветному хлебу с колбасой и слегка обжаренными полосками бекона между ним. Не ахти что, только мою стряпню ест даже Сэм, несмотря на то, что вещи вроде бекона плохо вписываются в его концепцию правильного питания.       Я отвлекаюсь от поглощения завтрака на второй минуте. Есть дела поинтереснее.       — Эй! — только вот от этих дел меня норовят отвлечь. Например, Дин, только что вытянувший из-под моей руки блокнот, отчего через половину страницы тянется оскорбляющая моего внутреннего перфекциониста полоса ручки.       — Лучше ешь быстрее, — комментирует он своё действие.       — У меня драббл горит, — я тяну руку вслед за блокнотом, но Дин непреклонен.       — И о чём же твой драббл, раз он настолько важнее завтрака? — Винчестер с этим вопросом походит на родителя с синдромом гиперопеки и это хороший повод заподозрить его в мелкой мести мне за то, что не дала утащить бутерброд.       — В тебя вселился архангел Михаил, — на этих словах Кастиэль вздрагивает и пристально смотрит на Дина, будто я говорю это серьёзно, — который в приступе безумия пытается вывести гибрид архангела с вампиром и создать себе идеальный вессель.       Вообще от Дина ожидается какая-нибудь реакция сродни ступору, шоку или хотя бы нервному смешку. Однако Винчестер фыркает и под всё ещё недоумённым взглядом Каса закидывает блокнот куда подальше. Видимо, после графического дестиэля и коклза его теперь ничем не проберёшь.       — Наелся? — на всякий случай уточняю у Каса, готовая приготовить хоть ещё тех же бутербродов, хоть что-нибудь более питательное. Может, во мне просыпается синдром итальянской матери, но у меня сердце разрывается смотреть на худое и бледное тело Джимми Новака. Будучи ангелом, Кастиэль мог сколько угодно не замечать потребности своего сосуда, но теперь он — полноценный человек, и заботиться о своём организме должен соответствующе, пусть даже это состояние временное. А, значит, придётся иногда напоминать о еде, воде и прочих банальных человеческих мелочах.       — Я причинил вам столько... зла, — медленно, с расстановкой, будто ожидает, что его слова заставят меня передумать и отказаться от помощи ему, произносит Кас. — Почему ты заботишься обо мне?       — Потому что иначе это никто не сделает. Так что, если есть пожелания, не стесняйся.       — Думаю, я бы хотел попробовать... суп? — больше спрашивает, нежели решает он и тут же спешит пояснить выбор: — Джимми любил, когда Амелия готовила ему горячее.       — Погоди, — вклинивается в разговор Сэм: — «Любил»? В прошедшем времени?       — Джимми погиб, когда Рафаэль расщепил меня вместе с сосудом на атомы, — по-канцелярски сухо произносит Кастиэль, без вины, капли сожаления или сочувствия к осиротевшей без отца семье Новаков. Кас увёл Джимми из дома и, хоть Джимми сам согласился быть ангельским вместилищем до тех пор, покуда это необходимо, то, как именно звучит эта простая, горькая истина, заставляет враз вспомнить, что Кастиэль — не человек и никогда им не был.       Повисает неловкое молчание, каждый утыкается взглядом в свою тарелку или кружку. Да, Кас ещё может очеловечиться, научиться проявлять эмоции, и это, без сомнения, ему понравится, но сколько ещё таких разговоров спустя? Наверное, лучше если бы сейчас зазвонил мой мобильный, и Сингл уточнила, где именно в Роклэнде нас искать, потому что она уже облазила весь городок и нигде не видит чёртовой чёрной «Импалы». Жаль, она вряд ли успеет преодолеть двести километров так быстро, и сбежать не удастся.       Разве что окунуться с головой в готовку, что я и делаю. Дин, приняв все необходимые лекарства, находит неплохой идеей помыть «Импалу» вопреки вялым предостережениям синоптиков на радио и хромает на улицу с ведром воды да тряпкой, а Сэм перебирает какие-то свёртки, пакетики с непонятными веществами и зачарованные колбы, сверяя бирки на них с потрёпанным списком ингредиентов — им с Габриэлем больше не нужно таить свои делишки от нас с Дином, поэтому дела у них идут активнее прежнего и вроде они всё уже собрали, так что нам остаётся дождаться приезда Люси и возвращения кого-нибудь из наших пернатых с парой недостающих пунктов; потом мы планируем вернуться в бункер, чтобы провести ритуал в как можно более защищённом от нечисти месте. Кастиэль мается то тут, то там и после присоединяется ко мне: сидя за кухонным столом и чуть склонив голову набок, точно птичка, он наблюдает за тем, как я последовательно режу овощи и мясо. Сначала это немного напрягает, но потом я полностью погружаюсь в свои мысли и забываю о неловкости.       — И часто ты так делаешь? — спрашивает вдруг Кас, прерывая мои философские размышления об очередной прочитанной книге Кинга.       — Как — так?       — Заботишься о Винчестерах.       Мычу в ответ что-то утвердительное, неловко дёрнув плечом, пока пробую бульон на соль. Надо добавить ещё пару щепоток.       — Им повезло с тобой.       — Было бы круто, если бы мне тоже хоть чуточку повезло, — ворчу я беззлобно. Рука вздрагивает и соли сыплется больше, чем нужно, — с сожалением признав, что всё-таки пересолила, я сливаю из кастрюли немного бульона, доливаю воды и чищу ещё пару картофелин, чтобы как-то исправить оплошность.       — Тебе больно, — заключает Кастиэль ровным голосом, и я прошиваю его взглядом, подразумевающим «спасибо, Кэп». Но этот пернатый… бывший пернатый — он ещё хуже Самандриэля, и невербальное общение для него не более, чем пустой звук. — Поэтому ты злишься на Сэма? Кому-нибудь должно быть больно за гибель твоего мира, и ты не хочешь нести это бремя в одиночку?       Вот так просто его слова вторят тем моим мыслям, которые я не решаюсь озвучить даже самой себе, и бесцеремонность, с которой Кас произносит их, обескураживает почти так же, как его признание в смерти Джимми. Я уже хочу вежливо сплавить его куда подальше, например, мыть машину с Дином, но, едва открываю рот, череп снова сдавливает раскалёнными тисками боли, а глаза режет непонятный яркий свет, точно пробирающийся наружу откуда-то из-за зрительного нерва. Очертания кухни вокруг меня стремительно меркнут.       Стоит отрешиться от боли, чтобы как следует сосредоточиться, и мне удаётся разглядеть богато украшенный лобби-бар, точно сошедший со страниц каталогов о красивой жизни, вычурная отделка в котором так и кричит «это место доступно не каждому!». Картинка видна не более пары секунд и вскоре я сворачиваю в длинный коридор с приглушённым освещением. В коридоре пусто, но мимо проплывает комната с приоткрытой дверью и там стоит слон... погодите, что? Пытаюсь оглянуться, чтобы убедиться, только у меня не выходит — взгляд неумолимо скользит вперёд, совсем как в аркадных играх. Навстречу идёт дородный китаец в тёмном костюме и жестом останавливает меня.       — Девчонку пока придержите, — отрывисто бросает он кому-то за моей спиной. — Она понадобится нам живой. Поселите её рядом с Кали.       Я иду дальше, рыская взглядом по стенам, будто убежище ищу, однако дверей немного и все выглядят запертыми, а я не спешу проверять, так ли это. Снова сосредотачиваюсь и становится слышно шаги за спиной, две пары ног, уверенной поступью вторящие моему движению.       Мы сворачиваем в лифт, где в зеркале просторной кабинки мне наконец-то удаётся разглядеть себя, а заодно и сопровождающих. Ни одного не узнаю, хотя китаец выглядел подозрительно знакомым.       Спустя пару мгновений короткий звуковой сигнал оповещает о том, что мы достигли нужного этажа. Я держу руки в карманах куртки, но один из конвоиров грубо дёргает меня за локоть, чтобы я пошевеливалась, и, не удержавшись на ногах, я падаю...       ...прямо Кастиэлю в руки. Он, качнувшись под весом моего тела, неловко усаживает меня на ближайший стул, и морщится, стоит мне ругнуться.       Повод для сквернословия есть: конечно китаец выглядел знакомым — чёртова зрительная память иногда играет со мной злые шутки, однако сейчас она очень кстати. Это... Шан? Шин? Кажется, Шен. Цз... зао... или просто Зао? Зао Шен? Вроде да. Но имя Кали я ни с чем не перепутаю.       «Молот богов».       С Люси Сингл в роли почётной гостьи. Когда и где она только нашла эти «Елисейские поля», если канон был в Индиане?       — Ты в порядке? — спрашивает Кастиэль, но я молча поднимаюсь, делаю уверенный шаг вперёд и тут же спотыкаюсь снова. Под веками услужливо мигает картинка: на запотевшем зеркале пальцем написано «Корсо-роуд». Там есть ещё что-то, но я не успеваю разглядеть — мимолётное видение рассеивается.       Почему она не может просто позвонить и сказать всё это? Хотя если её мобильный отняли, сделать мой мозг радиоприёмником — лучший способ связи, какой она имеет, и безэмоциональный голос оператора, в ответ на звонок Сингл возвещающий «телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», не спешит опровергать эту догадку.

_________________________

[1] Дейл Купер — главный герой телесериала «Твин Пикс», специальный агент ФБР, приехавший в одноимённый город расследовать жестокое убийство местной школьницы Лоры Палмер. У него масса причудливых манер, таких как поднимать большой палец, когда он доволен, самобытное чувство юмора, любовь к хорошим вишнёвым пирогам и «чертовски хорошему кофе», который он пьёт исключительно чёрным. Одна из его самых популярных привычек — это записывать на диктофон свои наблюдения и мысли, обращаясь к своей секретарше по имени Дайана, даже если в конечном итоге послание выйдет слишком личным и она его никогда не получит.