Другая сторона мечты

      Неугомонный Сэм собирается продолжить сразу же после ужина, но Дин с любезным оскалом обещает дать ему по морде, если тот сию же минуту не пойдёт спать и не перестанет доставать остальных. Младший Винчестер неохотно соглашается, давно бы так: с момента нашего приезда он продолжает грызть себя и это отнюдь не идёт на пользу его синякам под глазами. Ещё и бритву забросил, поэтому теперь щеголяет неряшливой многодневной щетиной, которую, конечно, можно превратить в сексуальную бороду Джареда Падалеки, восхищавшую в своё время мой фандом, но явно не сейчас.       Сам Дин приходит ко мне спустя, наверное, полчаса после того, как мы заканчиваем ужинать и я домываю последние тарелки. Он в футболке и трениках — непривычное зрелище, потому что в мотелях он практически всегда спит в верхней одежде, — а его волосы всё ещё влажные после душа. Надо сказать, застаёт он меня не в самый подходящий момент: я стою на коленях подле кровати, сжимаю в сцепленных в замок руках свой крестик за неимением других атрибутов православной веры, в которой меня крестили, и безуспешно пытаюсь молиться. Повторяю одно и то же уже второй десяток раз подряд, и сбиваюсь примерно на одном и том же месте.       — Что ты делаешь? — со вздохом уточняет Винчестер, подпирая плечом дверной косяк.       — Говорят, ведуньи не могут прочесть «Отче наш», — едва слышно признаюсь я, пялясь на крестик. — Их язык горит огнём от святых слов.       — Ну, ты вроде в порядке, — усмехается Дин. — Ты же не ведьма, помнишь, что сказал Гейб? Всего лишь…       — …бездарь, да, — вспоминаю я. — Но я уже столько всего сделала, что мне нужно… подлатать карму, что ли? Как ты очищался перед исцелением демона?       — Ты знаешь, что нужно делать, — он, наконец, отлипает от косяка и подходит ближе, опускается на колени с другой стороны кровати и упирается в матрас локтями. — Тебе станет легче, если ты простишь Сэма, — поясняет он в ответ на мой недоумённый взгляд. — Но ты, конечно же, не сделаешь это, верно?       — Не сегодня, — сипло признаюсь я, помедлив. Он прав, только это ничего не меняет.       — Тогда, думаю, у нас есть лишь один выход, — подводит итог Дин и, пока мои мысли не ускакали в другом, более горизонтальном для нас двоих направлении, продолжает: — напиши слова на бумажке, и мы помолимся вместе.       — Серьёзно?       — Более чем.       — На русском?       — Только если обещаешь не смеяться над моим произношением.       Нужно ли говорить, что это очередной раз, когда жаркие слова «я люблю тебя» едва не слетают с моего языка, и я чудом вовремя проглатываю их?       Хоть мы ни разу не разговаривали об этом как следует, Дин наверняка в курсе, что я чувствую к нему. А вот навязываться и заставлять его обнажать душу или, что ещё хуже, врать из банальной вежливости о взаимности наших чувств я не собираюсь. Те слова, что он пытался произнести здесь, в этой комнате, будто вечность назад, когда я рассыпалась на части и хотела умереть, больше не повторялись, но мне достаточно того, что уже имею, и сейчас поступки Винчестера значат для меня больше всех его слов, реальных или выдуманных из-за неверной трактовки. Возможно, это можно назвать зависимостью — пусть, я согласна.       И честно пытаюсь не смеяться, так что нам всё-таки удаётся взять себя в руки и прочесть «Отче наш» так, как его полагается читать. В конце концов, я сворачиваюсь калачиком у Дина под боком, и он остаётся со мной до утра. Плевать, кто что подумает. Без сомнения, все уже в курсе нашего совместного досуга или догадываются о происходящем, и прятаться, подобно подросткам, глупо.       Провести ритуал по копированию души гораздо проще, чем сделать заготовку тела. Кровь Джона смешивается в чаше с кровью Сэма, Люси и моей, после мы добавляем туда ещё несколько ингредиентов из списка Гейба и чуть взбиваем получившееся кухонным венчиком, чтобы вещество было однородным. Дин медлит, доставая колбу с Благодатью, и оглядывается на Каса, давая ему последний шанс передумать; Кастиэль кивает — «сделай это». Тонкой кисточкой мы рисуем по глиняной скульптуре витиеватые узоры — рисунок походит на сетку сосудов в человеческом теле, — после чего Сэм обмакивает в чашу палец, проводит несколько прямых линий на лбу, щеках и подбородке заготовки и рисует похожие линии на наших лицах. Я ожидаю, что смесь из крови, магических порошков и ангельской Благодати будет ощущаться на коже по-особенному, только на деле это похоже, будто кто-то раскрасил меня под индейца гуашью; вышло бы куда веселее, занимайся моим «гримом» кто угодно, но не младший Винчестер, от каждого движения которого бросает в дрожь. Остатками мы окрашиваем в алый наши ладони и становимся полукругом над головой голема, Люси берёт заготовку за правую руку, я — за левую, а свободные руки мы протягиваем Сэму, чтобы замкнуть круг.       Дин достаёт листок с заклинанием из коробки с порно-кассетой и, пробежавшись по строчкам взглядом, начинает читать: по звучанию это походит на енохианский, однако Винчестер читает по слогам и постоянно сбивается, поэтому разобрать сложно. Кастиэль выдерживает не больше минуты, после чего отнимает у охотника листок и читает заклинание сам, причём разница в произношении слышна сразу. Только вот ничего не происходит: я ожидаю почувствовать колебание магического поля или, на худой конец, физическое воплощение магии — вспышки, звуки или ещё что, — нет ни того, ни другого. Мы просто олицетворяем собой плохую пародию на сатанистов. Сингл пытается не хихикать. Я, чувствуя, как потеет моя правая ладонь, мысленно молю, чтобы это всё поскорее закончилось.       Звучит последний слог, но всё по-прежнему — глиняная скульптура и три тополя на Плющи…       Случившееся дальше походит на взрыв, только непонятно, чего именно — звука, света, энергии или всего сразу. Взрывная волна бьёт нас куда-то под дых, оглушает все органы чувств, подхватывает и тянет за собой, тащит по полу на несколько метров в стороны, а мы больше не можем держать руки сцепленными, и при падении кажется, будто Сэм вывихнул мне правую руку… или обе? — настолько крепко он держал. Потирая ноющие плечи, я кое-как поднимаюсь на ноги и помогаю встать Касу, которого тоже снесло недалеко от меня.       — Что это, чёрт возьми, только что было? — ворчит Люси, и это если опустить ругательства. Для хрупкой девушки она знает слишком много грязных словечек, что совсем неудивительно для автомеханика. — Погодите, у меня одной двоится в глазах?       Я оборачиваюсь и вижу, как Сэм помогает подняться… Сэму. Абсолютно такому же, похожему больше, чем две капли воды друг на друга, по словам Гейба, идентичному вплоть до последнего атома. Мы расстарались и вылепили на скульптуре контуры одежды, потому что воссоздавать анатомические особенности Сэма в стиле ню никто, во имя всеобщего здравомыслия, не собирался, в том числе он сам, а теперь эта одежда приобрела точно такой же цвет, фактуру ткани и даже потёртости, какие были на одежде оригинального Сэма.       — Так, и кто из вас двоих мой настоящий брат? — потирая ушибленную и всё ещё не до конца восстановившуюся после дела в Нью-Йорке ногу, уточняет Дин. Оба Сэма, как по команде, смотрят друг на друга, точно ждут ответа от другого себя, столь же синхронно оборачиваются обратно на Дина и одновременно пожимают плечами. — Очешуеть, — резюмирует тот. — А если ещё раз подумать?       Словно что-то вспомнив, один из Сэмов закатывает рукав и внимательно исследует своё предплечье — там, среди старых шрамов и пары одиноких веснушек, притаилось небольшое красное пятно, грозящее стать синяком не самой катастрофической яркости. Обычно такие синяки появляются точно из ниоткуда и, если ты их замечаешь, потом тратишь целых пять минут на попытки вспомнить, где умудрился их поставить, пока тебе не становится наплевать на эту заурядную историю.       — Я ударился, когда падал, — поясняет Сэм.       На руке второго Сэма такого пятна нет.       — Но я помню, как упал и ударился, — с лёгким замешательством говорит тот. — Это произошло со мной… ведь так?       Оба Сэма снова смотрят друг на друга вопрошающими взглядами, при этом опять оборачиваются друг к другу синхронно, точно мысли читают.       — Прекращайте это, вы, двое, — требует Дин, едва они делают это. — Ты, — он указывает на настоящего Сэма, — переодень себя… своего… короче, его в другую рубашку, пока мы ещё можем различить вас двоих. И не вздумайте проворачивать с нами шуточки сестричек Олсен! — а как только оба Сэма выходят в коридор, решает, посмотрев на часы: — Так, мне срочно надо выпить. Хвостопады приветствуются.       Я не знаю, к чему приурочить нынешнюю пьянку — к завершению очередного этапа войны с Люцифером, очередному осознанию бренности бытия или просто пора завязывать с такими спонтанными посиделками, пока дело не дошло до алкоголизма, — поскольку Дин достаёт из запасов не пиво, а бурбон. Сингл хмыкает, когда Винчестер с барского плеча наливает ей сразу полстакана, Кастиэль задумчиво крутит в руках свой, со льдом, — учитывая, что Эллен Харвелл погибла раньше, чем успела напоить Каса, сейчас будет первый раз, когда он попробует алкоголь, и не сказать, что бурбон — достойное начинание, но Кас в тонкостях ещё не разбирается, а потому не возражает. Я ставлю на стол стеклянную вазочку и дополняю наши нехитрые закуски остатками орешков. Если мы и празднуем что-то, то убранство нашего стола говорит о другом — мы хотим надраться. Пожалуй, стоит поискать сорбент, ибо похмелье после знатной попойки совсем не входит в мои планы.       Несколько орешков пользуются тем, что я снова выпадаю из реальности, и коварно просыпаются мимо вазочки. Спохватившись, подбираю их со стола, Люси тянется помочь мне и мы сталкиваемся руками, когда одновременно пытаемся ссыпать орешки туда, где им положено быть.       В тоже мгновение я вдруг вижу незнакомое место с несколькими кожаными креслами, напоминающими стоматологические, только без бормашины. На стенах висят какие-то плакаты и изображены на них явно не анатомические инфографики, которые используют в больницах, однако разглядеть картинку я не могу, потому что большая часть моего внимания сосредоточена на моей руке — там тёмным маркером нарисованы какие-то письмена, похожие на татуировку Сингл, только у неё наколка выполнена в бежево-золотистых тонах и видна лишь если присматриваться, а в остальное время её даже можно перепутать со шрамом. Отрываю взгляд от запястья, вижу возбужденное лицо девушки лет двадцати — она ободряюще улыбается мне, едва мы встречаемся взглядами — и, чуть погодя, я узнаю в ней Элизу Церубик.       — Сделайте вот здесь линию более изогнутой, — девушка указывает на одну из закорючек. — Да, вот так, — кивает она, едва мастер вносит коррективы, после чего обращается ко мне: — готова?       Киваю, Элиза на мгновение сжимает мои пальцы, прежде чем отсесть чуть поодаль и не мешать мастеру.       Испугавшись, я отдергиваю свою руку настолько поспешно, что чуть не опрокидываю вазочку с орешками. Картинка тут же меркнет подобно полуистлевшему воспоминанию, её стремительно заменяет реальность, в которой Сингл таращится на меня в замешательстве.       — Кто такая Эллен Харвелл? — спрашивает Люси хрипло.       — Старый друг нашей семьи, — осторожно отвечает Дин. — А что?       — Почему она хотела напоить Каса? — следует ещё вопрос, и от него меня прошибает потом. — Эллен погибла раньше, чем успела напоить его, верно?       — Ты видела картинку? — выдавливаю я не своим голосом.       Сингл кивает:       — Как будто запись на экране смотрела, там музыка играла… «Oye Como Va» Сантаны. Ты, — она обращается к Кастиэлю, — махом выпил пять шотов, соревновался с какой-то женщиной, и за вами наблюдала блондинка с пивом.       — Джо? — вырывается у нас с Дином одновременно, только я не удивлена услышать это. Кажется, происходящее начинает обретать смысл.       — Это ведь было в сериале? — уточняет Винчестер.       — «Оставь надежду», последняя серия Джо и Эллен в сезоне. Они появлялись потом в виде призраков, но…       — Я видела твои воспоминания, — Сингл перебивает мою вдохновенную речь на старте. — И ты тоже, не так ли?       — Ты делала татуировку, с тобой была Элиза. Мастер рисовал твой эскиз нательным маркером, тёмно-желтым. Это то, о чём ты вспоминала только что, не так ли? — смущённая Люси кивает, и я с готовностью протягиваю руку ладонью вверх: — Попробуем ещё?       Люси неохотно подчиняется, вкладывает свою ладонь в мою, и я снова вижу картинку. Старая, обшарпанная комната, на кровати напротив меня сидит заплаканная девочка лет пяти.       — Это мне друг подарил, — я показываю девочке мягкую игрушку-котёнка, мой голос звучит тоньше, как будто мне тоже пять лет. — Пусть он побудет у тебя, пока я не вернусь, хорошо? Смотри, какой мягкий, — я подхожу и вкладываю котёнка ей в руки, отчего девочка не может сдержать улыбку, несмотря на всё ещё мокрые глаза. — С ним тебе будет веселее.       — Спасибо, — тихонько произносит девочка.       Картинка меняется в мгновение ока, и я вижу, как Люси резко встаёт с кровати.       — Передай Бенджи, что меня не будет ещё недели две — я сейчас в чёртовом Канзасе и вообще в отпуске! — выговариваю я невидимому собеседнику, от переизбытка негодования начиная ходить по комнате. — Надо было записываться на тюнинг раньше.       — Но у него выставка через… — звучит приглушённый голос из телефонной трубки, и я закатываю глаза, благодаря чему можно разглядеть светильники-бра. Это комната в бункере.       — Сэди меня отпустила. Пусть или ждёт, или идёт к Кевину, мне всё равно. Конец истории.       Картинка меняется ещё раз, и я вижу лист бумаги, по которому моя рука выводит карандашом много-много быстрых штрихов, закрашивая элемент какого-то рисунка. Присмотревшись, я узнаю тот набросок портрета Сэма, который Люси рисовала совсем недавно.       Сингл вытягивает руку из моего захвата. Мы сверяем «показания»: во время моего экскурса в её глубокое детство и пробежки в воспоминания последних пары дней, о которых она даже не думала прямо сейчас, Люси видела, как я сижу на лекции, но не слушаю преподавателя, увлечённо переводя какой-то текст, и мне делают замечание, а потом — как мы с Дином… «ну, того» (сопровождающееся при описании характерным ударом ребра кулака об открытую ладонь), из-за чего Винчестер бесстыдно хохочет, а я хочу сквозь землю провалиться от стыда, потому что устраивать порно-канал в мои планы не входило.       — Это похоже на побочный эффект от заклинания, — делает вывод Кастиэль. — Оригиналу и двойнику нужно как-то обмениваться воспоминаниями, чтобы оставаться идентичными, поэтому голем помнил, как упал, будто это произошло с ним. Вы двое — тоже оригинал и двойник.       — Но мы разные люди, с разными душами, нас не создавали… кто из нас тогда оригинал?       — Вы — отпечаток одного рисунка на ткани мультивселенной. Вы обе и оригинал, и двойник, в зависимости от того, с чьей стороны смотреть.       — Нет, пожалуй, тебе сегодня лучше не пить, — Дин решительно отодвигает стакан Каса в сторону. — Ты и без бухла неплохо справляешься.       — А они смогут прочесть наши воспоминания? — слышится голос у входа. Сэм… оба Сэма пришли, чтобы присоединиться к нашей компании, и, видимо, успели услышать достаточно.       — Думаю, мне на сегодня хватит экспериментов, — решает Сингл, и весь исследовательский интерес переключается на меня.       Я медлю — тоже не горю желанием пробовать. Сэм здорово постарался, чтобы ухудшить наши и без того не радужные отношения, и я едва выдержала физический контакт с ним во время ритуала, чтобы не дёрнуться в неподходящий момент и всё не испортить. Синяк на лице почти сошёл, сейчас осталось едва различимое жёлтое пятно, но меня всё ещё бросает в дрожь, стоит вспомнить его удар.       — Не попробуем — не узнаем. Смелее, храбрая девочка Люси! — подбадривает Дин со смешком и неясно, к какой из нас двоих он обращается. Он сам пояснять не спешит, лишь делает глоток из своего стакана.       Со вздохом поражения я протягиваю руку одному из Сэмов раскрытой ладонью вверх. Мои пальцы против воли вздрагивают, когда он тянется ко мне, но я не отступаю. Чем быстрее мы с этим покончим, тем быстрее от меня отстанут.       Сэм едва касается моей кожи, и меня, словно током, прошибает первая мысль Винчестера, та самая, которую я не позволяю ему выразить вслух.       «Прости меня.»       Пальцы сами собой сжимаются в кулак, я одергиваю руку обратно, прижимаю к груди, не даю ему даже этого шанса. Нет, это слишком!       — Работает, — угрюмо произношу я и ухожу восвояси, забыв даже, зачем мы собрались все вместе этим вечером. Прячусь от всех в своей комнате, рвано выдыхаю, едва сажусь на кровать, и с минуту тупо пялюсь на свои трясущиеся руки, пытаясь понять, ярость ли это или страх. Ничего особенного ведь не произошло, с Дином у нас и того больше стычек было, а Кас меня пару раз чуть вообще не угробил, так почему сейчас я в ужасе?