Другая сторона мечты

      Едва оказавшись в салоне Детки, я скидываю обувь, забираюсь на широкое сидение с ногами, подтягиваю колени к груди и утыкаюсь взглядом в окно. До Су-Фолса ехать около шести часов, если без пробок и слишком длинных остановок, так что к вечеру будем как раз на месте, а до того у меня есть шесть часов гордого молчания, не прерываемого напряжённой тишиной в салоне. Дин включает музыку — один из сборников на кассетах, но даже с любимыми песнями заметно, как он напряжён — от одного взгляда на его спину появляется желание помассировать плечи и шею, чтобы он хоть немного расслабился. Происшествие с Сэмом в Салине заметно его подкосило.       Впрочем, всё-таки я рада, что Винчестеры тоже поехали: одна я бы не сладила ни с Бобби, ни с оравой зомби, разбросанной по многотысячному городу. Да и Бобби за рулём в длинном переезде и без «вторых рук» — не самый хороший вариант, хоть сам Сингер яростно возмущается на любые попытки списать его со счетов хоть в чём-нибудь.       Я прижимаюсь лбом к прохладному стеклу и прикрываю глаза, едва мы выезжаем на автобан: всё равно смотреть особо не на что, все пейзажи однотипные и я уже успела охладеть к своей американской жизни, чтобы восторгаться глазением по сторонам во время поездок.       Можно почитать книжку, но глаза слипаются даже от простой и незамысловатой беллетристики. Поэтому я позволяю мерному рычанию мотора «Импалы» и льющейся из магнитолы очередной легендарной рок-песне окутать меня, неосязаемым потоком унести куда-то прочь: от объявивших бойкот Винчестеров, от сидящего рядом Бобби, от всех проблем и боли, от назойливых мыслей, от тревоги. От всего.       Только не от Кастиэля.       Его присутствие становится первым, что я осознаю в своём сне, и только спустя мгновение узнаю обстановку, в которую занесло меня подсознание. Наверное, это был бы хороший сон, если бы чёртов ангел всё не испортил своим очередным вторжением.       Я бегу по золотистому полю, по пояс утопая в высокой пшенице, и радуюсь яркому послеполуденному солнцу. Где-то позади должен быть мой папа, и я оборачиваюсь, чтобы крикнуть «догоняй!» — помню, как кричала ему это в детстве, — только вместо долговязой фигуры отца вижу знакомый силуэт в бежевом плаще, а солнечные лучи подсвечивают его чуть со спины, создавая вокруг ореол света, и мне не удаётся вспомнить, сиял ли такой же ореол тогда, в детстве, или мой внезапный вторженец решил добавить моменту пафоса.       Я запинаюсь о какую-то кочку, падаю и царапаю руки от ладоней до локтей, пока торможу. К счастью, во сне боли от травм нет, однако этого достаточно, чтобы Кас догнал меня.       Не говоря ни слова, он протягивает руку, чтобы помочь подняться. Игнорируя немое предложение, демонстративно поднимаюсь сама и тоже молча отряхиваю одежду от земли и прилипшей соломы.       — Людмила... — Кастиэль нарушает тишину первым, но я его перебиваю:       — Ты ничем не можешь мне помочь, — буквально выплёвываю эти слова ему в лицо, только во сне я всё ещё ребенок, и тонкий детский голос вкупе с разницей в росте сводят на нет весь эффект от злости. — Ты ничего не можешь дать взамен на мою помощь. Ни ты, ни Захария, так что катитесь куда подальше оба!       Несправедливо обрушивать свою скопившуюся ярость на не осознающего реальность ангела с промытыми мозгами, но он переполнил мою чашу терпения. Мне нужен кто-нибудь, на кого можно наорать. Или боксерская груша покрепче.       Фыркнув, я отворачиваюсь и иду прочь в надежде найти какое-нибудь укромное место, где Кас меня не достанет. Он не появлялся уже много дней, скорее всего, из-за защиты в бункере: после Салина я не выходила оттуда дальше, чем в магазин, и завела привычку таскать в рюкзаке хотя бы один магический мешочек на всякий случай, хотя Габриэль после бойни у больницы украсил мои рёбра такими же письменами, какие оставил Кастиэль на рёбрах Винчестеров — Дин как-то обмолвился, пока мы ещё разговаривали.       Словно читая мои мысли о братьях, пернатый произносит вслед:       — Им стоит больше ценить тебя.       — Говоришь это из своего опыта? — огрызаюсь я через плечо и снова спотыкаюсь.       Ощущение от падения настолько реалистичное, что я вздрагиваю и просыпаюсь, от испуга неприятно стукнувшись затылком о дверцу машины. С минуту глупо хлопаю слипающимися глазами, пытаясь осознать, где мы находимся: какая-то заправка с придорожным кафе.       — Ты болтаешь во сне, ты в курсе? — как бы между прочим произносит читающий какую-то антикварную с виду книжку Бобби. — Кажется, на русском, потому что я точно ни слова не понял.       — А ещё пинаюсь, — натянуто ухмыляюсь я, сводя ситуацию к шутке. — Очень мешает личной жизни, — и выползаю на свет божий, чтобы пройтись и размяться после долгого сидения. Судя по часам, мы проехали полпути, а у перекрёстка виднеется щит «Добро пожаловать в Хамфри».       Угрюмый Сэм роется в багажнике, перекапывая сумку в поисках ветровки или толстовки — видать, снова начало знобить, хотя перед отъездом он выпил жаропонижающее; а ведь Дин предупреждал, что Сэма будет колбасить, если тот поедет с нами. Я предлагаю купить что-нибудь, поскольку сама планирую разжиться в кафе хотя бы водой, а лучше кофе и сэндвичами, но младший Винчестер даже ухом не ведёт и, возвращаясь в машину, проходит мимо меня так, будто я — пустое место.       Я принимаю поражение достойно и отправляюсь в кафе без каких-либо замечаний. Главное — чтобы Дин не уехал без меня, если управится раньше. Вряд ли он это сделает и вряд ли Бобби позволит так поступить, но перспектива добираться своим ходом на автобусе или автостопом с готовностью предстаёт перед глазами во всех деталях. Радостнее от неё не становится.       До следующей остановки уже в Су-Фолс я увлечённо пишу фанфики: несмотря на натянутые отношения как с Дином, так и с Касом, у меня выходит, пожалуй, самый лучший дестиэль за последнее время. Сравнить бы его со старыми работами и отследить прогресс, но теперь их не восстановить — только писать и переводить заново. Раньше такая потеря огорчала бы, сейчас мысль встречает холодное безразличие.       Су-Фолс встречает нас вечерней прохладой, и Дин со вздохом наслаждения открывает своё окно пошире, чтобы впустить освежающий поток воздуха в салон. Сэм ворчит и сильнее кутается в слои одежды, но закрыть не просит. Я наблюдаю за улицами и размеренной жизнью на них, жалея, что мне такое не светит даже если я снова сбегу. Мне никогда не везло с побегами, и почему этот раз должен стать удачнее, чтобы я хотя бы попыталась?       Вопреки ожиданиям, Дин направляется не к полицейскому участку, а сворачивает к жилому району, где по обе стороны от широкой дороги выстроились рядком двухэтажные коттеджи. «Импала» плавно заворачивает на подъездную дорожку дома с фамилией «Миллс» и затихает, от чего тишина в салоне только сгущается.       Прежде чем Бобби успевает вытащить из кармана телефон и позвонить Джоди, из дома выбегает мальчик лет пяти-шести, слишком бледный, чтобы это не оказалось первым, на что обращаешь внимание.       Винчестеры не видят подвоха, а вот Бобби замечает... и с недоумённым «что за чёрт?» смотрит на меня, точно я могу дать ответы на все вопросы.       К сожалению, — больше моему, чем чьему-либо ещё, — я могу. Однако подобрать слова не удаётся. Я думала, что успею подготовиться к этому моменту, пока будем ехать, но не сумела.       Следом за мальчиком из дома выскакивает Джоди и просит его вернуться обратно. Я замечаю, как на мгновение в одном окне приоткрывается занавеска и из-за неё выглядывает светловолосая женщина, но настолько быстро, что только мне удаётся узнать в ней Карен — по сути, поскольку лишь я на это окно и посмотрела.       Мальчик послушно заходит в дом, а шериф направляется к машине, в то время как мы уже почти вылезли из нее: Дин помогает Бобби устроиться в коляске, и Сингер даже не сопровождает это действо своим привычным ворчанием — настолько вид живого сына Джоди Миллс его ошарашил.       — Как добрались? — с натянутой улыбкой интересуется шериф, явно нервничая от предстоящего разговора, и её реакцию можно понять, а потому я ободряюще улыбаюсь ей в надежде успокоить. Жаль, что передо мной сейчас ещё не та Джоди-охотница, которую я знала и любила. Жаль, что ей всё равно придётся пройти весь этот путь, на отправной точке которого мы сейчас застыли.       — С ветерком, шериф, — жизнерадостно отзывается Дин. — Надеюсь, ваши вести стоят этой поездки.       — Наверное... — рассеянно отзывается Джоди, оглядываясь в сторону дома. — Я не... не знаю, как это объяснить, в городе случилось кое-что... невероятное.       — Лучше покажите нам, — всё же подаю голос я.       Бросив на меня ещё один нервный взгляд, Джоди кивает нам, чтобы мы следовали за ней. Я глубоко вдыхаю, успокаиваясь, и закусываю губу, прежде чем переступить порог последней: всё-таки думать об этой встрече проще, чем переживать её.       Если бы я поставила сотню на реакцию охотников, сумела бы разжиться неплохими деньгами, но, увы, букмекерские конторы не работают с параноиками и той областью сверхъестественного, к которой принадлежат эти трое. Наверное, поэтому дальше я делаю то, что делаю.       Они, завидев в гостиной скромную фигуру Карен, нервничающую не меньше, чем Джоди, тут же хватаются за пушки, даже Сэм, являя собой воплощение угрозы. Когда как я в то же мгновение, даже не успевая толком осознать, что именно творю, выскакиваю этим пушкам наперерез, выставляю руки вперёд в успокаивающем жесте. Стоит ли упоминать, что полицейская выправка Джоди срабатывает без промедления, и шериф тут же хватается за своё табельное, направляя его в сторону ближайшего из охотников — Дина, — а дело начинает попахивать тем неприятным жаренным, после которого выживших приходится пересчитывать по пальцам одной руки?       — Так, а теперь все успокоились, — звучит раскатисто... мой голос? — Я знаю, как это выглядит со стороны, но сейчас не нужно пороть горячку, ладно? Бобби! Ты же не хочешь снова убить свою жену в первые пять минут после того, как увидел её живой и невредимой?       Не те слова, которые мне стоило бы говорить, особенно когда я уже довела Сэма до срыва, но сейчас они срабатывают лучше пощёчины, которую я всё равно не могу отвесить Сингеру без риска оставить Карен незащищённой. Нехотя отведя взгляд от жены, Бобби обращает яростный взор на меня:       — Ты всё это время знала?       Мне остаётся лишь неловко пожать плечами.       — И молчала?!       — Ты хоть представляешь, как сложно такое рассказать? — парирую я, стараясь не звучать оправдывающейся, что выходит довольно отвратительно. — Особенно когда тебя не слушают.       — Я... — начинает Сингер протестующе, но я его перебиваю:       — Если бы я рассказала раньше, чем ты увидел, ты бы поверил, что она не опасна? Что она не... зомби, не тот зомби, с какими вы имели дело?       — Зомби? — растерянно переспрашивает Джоди.       — Раскройте глаза, шериф, один из них у вас дома, — невесело хмыкает Дин и щёлкает предохранителем, несмотря на угрозу собственной жизни. Должно быть, уже оценил все риски и решил, что попытка победить одно конкретное «зло» стоит того. Джоди отвечает щелчком своего пистолета.       — Два, — кисло поправляет Бобби. — Её сын умер в прошлом году от болезни.       — Всё в порядке, они оба люди настолько, что вам не стоит беспокоиться об этом... прямо сейчас, — не унимаюсь я и делаю шаг по направлению к охотникам, стараясь по-прежнему находиться на траектории выстрела в надежде, что уж меня они решетить не станут в попытках добраться до зомби. Подхожу к обоим Винчестерам вплотную и, глядя им в глаза, опускаю их руки с оружием вниз. — Доверьтесь мне.       Холодный взгляд Дина с высоты его роста вниз на меня лучше всяких слов отражает степень его доверия. Если выражать математически, получившееся число наверняка будет отрицательным. Однако оружие он всё же прячет, хотя этого недостаточно, чтобы Джоди перестала держать его на мушке.       Следующим становится Бобби — я мягко разжимаю стиснувшие рукоять пальцы и забираю его револьвер себе.       Сэм с раздраженным вздохом убирает свой пистолет сам, и я коротко киваю ему в знак благодарности, но он отворачивается. Стоит шерифу, наконец, перестать угрожать Дину — и значительная часть напряжения рассеивается, оставляя больше неловкости и смущения, чем тревоги и паранойи.       Карен первой делает шаг навстречу мужу. Винчестеры, было, дёргаются, но позволяют женщине подойти ближе и мягко поцеловать Бобби так, будто он не похоронил её десятилетия назад, а она всего лишь уезжала из города на пару дней. Как только она отстраняется, я замечаю, что она плачет; у Сингера глаза тоже на мокром месте, и он ловит её за руку, едва Карен пытается отступить. Переплетает свои пальцы с её и прижимает тыльную сторону её ладони к своей заросшей бородой щеке.       — Мне так не хватало тебя, милая, — шепчет он срывающимся голосом.       Это выглядит... интимно. И все присутствующие, кроме них двоих, явно лишние, так что я, неуверенно переступив с пятки на носок, мямлю что-то о своём рюкзаке, который непременно нужно забрать из машины; да что угодно и где угодно сделать, лишь бы дать этим двоим насладиться встречей. Уверена, о том же думаю сейчас не я одна.       — Здесь и тебя кое-кто ждёт, — с улыбкой произносит Карен. Я непонимающе таращусь на неё, что, впрочем, бесполезно, поскольку всё её внимание целиком и полностью занимает Бобби.       В ту же минуту с негромким русским «Привет» из соседней комнаты робкой поступью выходит Тим. То есть Артём Терещенко. Такой же бледный, как Карен, но гораздо более живой, чем в последнюю нашу встречу.       Я бегом бросаюсь через всю комнату навстречу другу. Артём раскрывает объятия для, должно быть, сходочного приветствия и радостных восклицаний, однако я превосхожу все его ожидания: торжественно возлагаю руки на плечи для удобства манёвров, после чего бью коленом в живот и прижимаю всем весом, который только есть, к стенке, а к горлу приставляю револьвер Бобби.       — Ты чего творишь?! — непонимающе восклицает парень по-русски.       Винчестеры снова дёргаются, чтобы либо оттащить меня от Артёма, покуда я его не пристрелила, либо при необходимости помочь пристрелить, но я останавливаю их тяжёлым взглядом. Это только наше с ним дело, а потому они, осознав это, задерживают спешащую на помощь Артёму Джоди, чтобы я могла разобраться со своими проблемами сама.       — Как звали нашу Грымзу по страноведению? — шиплю я тоже на русском. Терещенко медлит, но щелчок предохранителя приводит его в чувство: — Отвечай!       — Аркадия Филипповна, — кряхтит он. — Тётка лет пятидесяти, очень любила задавать каверзные вопросы на защите курсовых. Ты её не хуже меня помнишь!       — Я-то помню, — да, и первую из двух пересдач тоже, но это история древняя и постыдная, поэтому я её мало кому рассказывала. Даже родители не знали.       — Кира — Кира Степанова — ещё говорила, что Аркадия по твоей теме специализируется, — добавляет парень. — И тебе несладко придётся, если ты с ней диплом писать будешь.       Это именно то, что я хочу услышать — что-то из нашего общего прошлого, что он точно знает, если действительно учился вместе со мной. Над «расстрельным списком» тех, кому в научные руководители может попасться Аркадия Филипповна, незадолго до заварушки с демонами и жнецами дружески подшучивали и всячески подбадривали все, кому не лень. Я была одной из списка и предпочитала отмахиваться от шутников, внутренне содрогаясь от ужаса. Старшие курсы чего только не рассказывали о Грымзе, да и мы ведали немало, потратив на страноведение с ней два семестра времени, пару вагонов нервов и несколько цистерн кофе, пока сначала выполняли её убийственно заковыристые задания, а потом готовились к экзамену.       Артём наконец-то отпущен и не рискует быть повторно убиенным. Пока что. Тот факт, что он сейчас не похоронен где-нибудь на останках заднего двора Бобби кучкой пепла, а ходит на своих двоих и имеет стопроцентно человеческий облик, подсказывает мне, что живым он будет ходить весьма недолго, впрочем, как и Карен с сыном Джоди. Артём «Сверхъестественное» не смотрел, но я эту историю прекрасно помню.       — Что это было? — всё-таки решается задать вопрос Карен. Женщина выглядит немало испуганной моей реакцией и сбитой с толку — русский же, ну. Даже Винчестеры и Бобби по-русски знают от силы сотню слов.       — Полагаю, у охотников это зовётся проверкой на человечность, — пожимает плечами Терещенко и тут же удирает от моей следующей попытки побить его, скрутить и устроить допрос с пристрастием. Причина есть, причём весьма хорошая.       До этого Артём не говорил по-английски. Прежде я мало общалась с ним лично, но могу с уверенностью сказать, что наши «немцы» не разумеют… не разумели в английском настолько, чтобы свободно разговаривать на нём с носителями языка. Я бы закрыла глаза на Артёмову лёгкую иностранную речь без намёка на акцент, говори он по-немецки — мало ли как у них в группе произношение ставили и где он занимался помимо основной нагрузки, — однако в ситуации с английским я непреклонна. Даже я до сих пор не справилась со своим акцентом, а ведь разговариваю на английском постоянно.       Дин едва успевает выхватить оружие из моих рук, стоит мне предпринять очередную попытку наброситься на Артёма. Правда парень недолго радуется: не слушая ничьих возражений, Винчестеры проводят на всех оживших собственные тесты по полной программе и, убедившись, что перед ними стопроцентные люди, перемещают собрание в столовую, где меня предусмотрительно сажают напротив Терещенко, чтобы в случае очередной попытки его убить стол послужил временным препятствием. Моего мнения, естественно, никто не спрашивает.       — А теперь рассказывайте всё с самого начала и по порядку, — приказывает Дин.