Другая сторона мечты

Что же, разговор у нас выходит долгим и напряжённым, говорю в основном я и, так выходит, сразу за всех оживших, не скрывая ничего, кроме финала — Бобби с Карен и сами наверняка догадываются, что долго и счастливо не выйдет, Джоди незачем терзать душу, а Артём… ему я планирую объяснить всё позже и лучше наедине, поэтому опускаю этот момент в надежде дать им всем ещё хотя бы немного времени относительного спокойствия и счастья на этой грешной земле. Сегодня завершается их второй день. Как и в каноне, Дин считает, что и этих двух дней слишком много, а мёртвые должны оставаться мёртвыми. Причём заявляет это сгоряча почти прямым текстом, отчего Сингер канонно шлёт его в пешее эротическое… почти канонно, потому что послание звучит на великом и могучем. И револьвером при этом Бобби, к счастью, не размахивает. С секунду Артём поражённо таращится на охотника, после чего переводит взгляд на меня и с притворным разочарованием цокает языком, покачивая головой: — Люда-Люда, он ведь сказал это почти без акцента. Как не стыдно. В другой ситуации я бы засмеялась и парировала, но сейчас ситуация не располагает, поэтому я лишь коротко улыбаюсь, чтобы поддержать шутку. От такой непосредственности Терещенко становится как-то… легче? — На английском, ладно? — чуть ли не рычит раздражённый нашей отвлечённой болтовнёй Дин. Я уже столько месяцев не говорила полноценно на родном языке, что уже несколько раз не удержалась от соблазна. Да и разговаривать с Артёмом по-английски кажется как-то… слишком дурацкой затеей. Один лишь Сэм старается не отсвечивать, потому что ему, кажется, становится хуже: по бледности младшего Винчестера можно ставить в один конкурс с нашими ожившими, под его глазами запали глубокие тени и руки дрожат настолько, что ему не удаётся это скрыть даже нервным перебиранием пальцев. Он постоянно прячет взгляд и облизывает сухие губы — даже стакан воды, который ему принесла Джоди, не помог. Должно быть, долгий переезд свёл на нет весь прогресс от нашей кустарной реабилитации. Странно, что Сэм не позвал Гейба помочь. Или падший архангел оказался не в силах справиться с демонической отравой? Или Винчестер хочет так наказать себя за срыв? — Может, тебе прилечь? — не выдерживает, наконец, Артём. — Может, тебе не лезть не в своё дело? — вяло огрызается Сэм, на что Терещенко лишь пожимает плечами — «как хочешь, разбирайся со своими проблемами сам». — Вы, наверное, голодны, — спохватывается Джоди, поднимаясь со своего места, едва Сэм снова вцепляется в стакан. — Не стоит, шериф, — отзывается Бобби. — Я настаиваю, Сингер. Ужин. В честь воссоединения, — этот непоколебимый тон ясно даёт понять, как именно Джоди добилась своей высокой должности в полиции. — Я помогу, — с готовностью поднимается со своего места Карен. — Сиди, милая, ты — почетная гостья, — качает головой Джоди и смотрит на меня: — Мне Люси поможет, да, Люси? Кажется, назревает ещё один непростой разговор, и это напрягает: что шерифу Миллс, обычному человеку, поверившему в существование сверхъестественного всего два дня назад, обсуждать со мной? Почему она попросила Бобби привезти меня? Ну, помимо очевидного. — Достань из холодильника салат, пакет на верхней полке, — с порога просит Джоди, будто ищет повод оттянуть столь же непростой разговор ещё ненадолго. — Заправка под ним. — Что будете готовить? — дежурно интересуюсь я, давая ей эту возможность, пока вытаскиваю нужные ингредиенты. — Что-нибудь запечённое. Из свинины. Слишком званым ужин не получится, но… Я окидываю быстрым взглядом содержимое холодильника, прикидывая варианты: — Помочь с маринадом? Знаю один экспресс-рецепт, он больше для шашл… для барбекю, но в духовке тоже вкусно выйдет. Только понадобится фольга. — Ты умеешь готовить? — Джоди взирает на меня таким недоверчивым взглядом, что, будь мы в России, я бы уже оскорбилась. Но сейчас мне хочется смеяться и нервного напряжения в этом желании больше, нежели искреннего веселья. — Я живу с тремя вечно занятыми холостяками, — неловко отшучиваюсь вместо праведного негодования. — Они умудряются испортить даже консервированный суп. Особенно Сэм. — Кажется, между вами не всё гладко, — тактично замечает Джоди и знала бы она, как сильно сейчас преуменьшает. — Готовке это не мешает, уж поверьте, — я лишь пожимаю плечами и вскрываю пакет с салатом. — Но вы же не за этим меня позвали, верно, шериф? — спрашиваю я напрямую, надеясь услышать что угодно, лишь бы не вопрос о том, как кончится эта история. Больнее всего мне разбивать сердце Джоди — родители не должны переживать смерть своих детей, но чем дольше я тяну с этим, тем будет хуже ей и тем больше она с мужем рискуют. — От чего ты бежишь, Люси Сингл? Признаться, этого вопроса я точно не ожидала. Не в такой формулировке. — Ч-что? — переспрашиваю я неловко и на миг даже отвлекаюсь от своей нехитрой части готовки, застывая с вытянутой в направлении кувшинчика с маслом рукой. — Я «пробила» тебя после прошлой встречи, и это было трудно, — отвечает шериф, ничуть не смутившись, пока моет и нарезает мясо. — Тебя почти шесть лет не могли найти, вас обеих, словно сквозь землю провалились. А сейчас ты появляешься в моём городе как ни в чём не бывало, смотришь на меня, как на старую подругу, таскаешься в компании со старым пьяницей и двумя аферистами, после чего твой друг, которого нет ни в одной официальной базе, воскресает из мёртвых вместе с парой десятков местных. И поверь, я ещё начну задавать вопросы о том, как он умер на моей земле. Должно быть, у меня сейчас очень уж испуганный вид, потому что шериф мягко, по-матерински, улыбается, становясь больше Джоди Миллс, прекрасным и заботливым человеком, нежели полицейским начальством. — Это ведь уже случалось раньше, — говорит она, точно пытаясь подбодрить. Вывести на откровенность, играя теперь в хорошего копа. И, наверное, это сработало бы, понимай я, о чём она говорит. — Вы что-то путаете… — начинаю я, но Джоди воспринимает это как попытку избежать разговора и продолжает мягко давить: — Я нашла один старый полицейский протокол. Байкер в Харримане пять лет назад. Судя по повреждениям его мотоцикла, он должен был умереть или попасть в больницу на много месяцев, однако на нём ни царапины. Есть описание тебя и твоей подруги, вы в тот день были среди очевидцев: ты просила вызвать скорую, пока она пыталась оказать первую помощь. Это ведь происходит снова? Речь почти наверняка идёт о моём двойнике из этого мира, но это будет слишком длинное и сложное объяснение, если вдаваться во все подробности моей непростой ситуации. Сейчас Джоди наверняка поверит, но я не хочу посвящать в свою историю чересчур много людей, большей частью ради их блага. Артём уже пострадал из-за знакомства со мной. Чарли погиб из-за меня. И сейчас я осознаю, что зря не обменялась телефонами с Уиллом или Зои — я коснулась серости их будней своим хаосом, а ведь они гораздо более лёгкая добыча, чем охотники из К.Л.А.Д. Не говоря уже о том, что таинственное исцеление байкера в Харримане, если, конечно, опустить вариант, что кто-то списал на чудо банальную удачу, я объяснить точно не смогу. — Меня зовут зовут Людмила Калашникова, я сбежала сюда из России и в Харримане никогда не была, — решаюсь я, наконец. — Артём Терещенко — мой одно… одно… — я запинаюсь, пытаясь вспомнить слово поточнее «одноклассника», — мы учились вместе, поэтому знакомы, — хотя куда ближе познакомились в Раю, когда оба умерли, но такие подробности Джоди знать сейчас не нужно. Шериф смотрит на меня внимательно, словно на детекторе лжи проверяет, но эта ложь настолько правдива, что я наконец-то расправляю плечи и уверенно смотрю на неё в ответ. — Хорошо, пусть так, — уступает, наконец, она. На кухню забегает Оуэн, обнимает Джоди за талию и ласково-ласково просит: — Мам, дай кексик, — и, чуть подумав, добавляет, — пожалуйста! — Скоро ужин, давай после? — отзывается она, приобняв его привычным жестом. — Съешь лучше яблоко. — Яблоко — фу! — морщится мальчик. — Не хочу яблоко. Оно кислое. — Но это особенные яблоки, — подмигиваю я и беру из вазочки три больших зелёных фрукта. — Они умеют летать, смотри, — отработанным когда-то давно скуки ради движением я, точно заправский цирковой, легко жонглирую фруктами под восхищённый возглас Оуэна. — Давай я почищу их и порежу, будет вкуснее, — предлагаю, наконец, закончив выпендриваться. — Давай! — Оуэн, — цокает языком Джоди. — Спасибо, мэм, — тут же исправляется мальчик уже более смущённо. — Всё в порядке, — улыбаюсь я и кладу руку ему на плечо. — Как ты? — Хорошо, — отзывается он, приободренный моим жестом. — Несколько дней назад я был мёртвым, но сейчас всё хорошо. — Милый, мы ведь договорились, что ты никому об этом не расскажешь, — Джоди гладит сына по светлым волосам. — Наш маленький секрет, помнишь? — Но ей можно знать, мам! Она — Пророчица. От одного только этого слова я застываю: — Что ты сказал? — Он мне так сказал. Тот, кто принёс свет. Показал тебя и сказал, что ты приедешь с друзьями на черной машине. — Пророчица? — вновь выходит на тропу следствия и розыска шериф Миллс. — Что это значит? — Глупый ранг, выдуманный неизвестно для чего, — морщусь я, берясь за разделочную доску и нож. До сих пор считаю весь этот ангельский пафос лишним. — Выдуманный кем? — Мне кажется, на сегодня вам вполне достаточно тех шокирующих новостей, которые уже прозвучали, — я криво усмехаюсь. — Иначе придётся искать бутылку «рашн водка», чтобы восстановить ваши нервы, — этой нелепой шутке только музыкального сопровождения на балалайке не хватает, но я надеюсь отвлечь ею внимание женщины от знаний, которые ей навредят. — И ты можешь предсказывать будущее? — не перестаёт любопытствовать Джоди, мои предупреждение и клоунада не помогают. — Скорее, один из возможных его вариантов, — этот разговор настолько выбивает из колеи, что, нарезая яблоко на дольки, я чуть не режу палец — везёт отделаться только кончиком ногтя. — Это… сложно и запутанно, — Джоди смотрит на меня, ожидая продолжения, я замечаю это краем глаза, но не оборачиваюсь, лишь деловито лезу за тарелкой, чтобы сложить нарезку. Наверное, стоило всё-таки порезаться: тогда бы всё внимание обратили на травму, а не на скелеты в шкафу. Сейчас Джоди словно на крыльях летает, настолько она рада возвращению сына, и это точно изменится, как только она услышит, что через три дня её малыша у неё отнимут. Что через три дня его придётся убить, чтобы он никого не убил первым. Она не сможет быть такой же счастливой, если узнает, и я не вправе лишать её этого. В конце концов я говорю: — Мне жаль. Сейчас мне известен самый… тёмный вариант будущего. И… — разумом я понимаю, что нужно, нужно это сказать, произнести приговор, но сердце отчаянно затыкает разуму рот, — мне жаль. В конце концов, вряд ли нам повезёт настолько, что эта фиксированная точка изменится и все зомби останутся живы. Я, наконец, отдаю тарелку с яблоками Оуэну и мальчик, коротко поблагодарив меня, уходит в гостиную. Джоди вдогонку просит его угостить остальных. — Это ловушка? — бесхитростно спрашивает она, как только дверь закрывается. К счастью, на этот вопрос я не боюсь ответить: — Да. Для Бобби Сингера. — Ты говорила ему? — Он не станет слушать. Он даже Дина не послушал. — Тебя он послушает. — Джоди, я знаю будущее. — А я знаю Сингера. На это заявление я лишь усмехаюсь и шериф замолкает, осознавая, наконец, что ничерта она о Бобби Сингере не знает, пока он годами умело скрывал многие из своих дел прямо у неё под носом. Дальше готовим мы в тишине, прерываемой лишь обсуждениями рецептов и поисками ингредиентов. Один раз на кухню заглядывает Дин, ищет градусник для Сэма, на что Джоди предлагает вызвать врача, однако Винчестер категорически против, и я предлагаю сделать хотя бы компресс из мокрого полотенца, чтобы немного сбить температуру. За ужином каждый из нашей разношёрстной компании тих и отстранён, сидит, молча уткнувшись в свою тарелку. Мистер Миллс от этой холодности нервно ёрзает, Бобби всё никак не может отвести восхищённый взгляд от Карен и практически не ест, Дин наблюдает за Сэмом, а Джоди снова включает режим полицейского — разглядывает каждого из нас, особенно меня и Артёма, в поисках ответов на беспокоящие её вопросы. Кажется, шериф Миллс догадывается, какого рода недомогание у Сэма, но тактично молчит. (И хорошо, потому что сдавать анализы вызванному ею наркоконтролю, а потом ещё все объяснять в планы точно не входит.) Мне, спустя несколько дней бойкота, оказывается на удивление легко переносить напряженную тишину. Первым не выдерживает Тим — он рассказывает анекдот. Старый, бородатый и не совсем приличный, кривовато переложенный с русского на английский, но даже в таком виде забавный, и это становится первой трещиной в стенах, которыми мы отгородились друг от друга. Спустя ещё несколько шуток и одну длинную историю про Вовочку мы уже вовсю хохочем и травим байки про наши школьные годы — единственный опыт, который был в жизни каждого. Вечер начинает казаться не таким уж плохим. Однако сердце снова сжимается при мысли о том, что я упустила всё с Артёмом и теперь никогда не наверстаю. Его присутствие здесь походит на издёвку судьбы. Хотя правильнее будет сказать — Сатаны. Поистине дьявольский план, и я не могу себе представить, как переживу кровавый финал этой истории, если бойня в Лебаноне уже основательно меня подкосила. Я наконец-то собираюсь с духом после ужина: пока мы убираем за собой со стола, останавливаю Дина — зову за собой на улицу подальше от лишних ушей, чтобы попытаться рассказать всю правду, несмотря на ссору, малодушно надеясь, что он сумеет сам разобраться с возникшей моральной дилеммой и убедить Бобби уступить. — Нужно изолировать их, — решает Винчестер, выслушав. — Хорошо бы где-нибудь в полицейском участке, чтобы точно никто не сбежал. — И, что, просто перестрелять, как загнанных овец, когда настанет их безумный час? — Ты сейчас вот совсем не помогаешь, — вздыхает он. — Я знаю, что происходит, кто виноват и что кончится всё… плохо. Но у меня нет ни малейшего желания участвовать в этом. — Ты уже участвуешь в этом, хочешь ты или нет, — возражает Дин. — Потомственные охотники на нечисть здесь вы, вам и разруливать. Я — всего лишь жертва ваших обстоятельств, — с этими словами показываю ему нехитрую комбинацию из среднего пальца: — Алоха, — и на этой высокой ноте планирую покинуть нашу тёплую компанию, позорно сбежать от продолжения разговора и ответственности, которую только что переложила на плечи Дина и отчаянно не хочу брать на себя, даже понимая, что сделать это придётся. Однако Винчестер ловит меня за плечо и заставляет развернуться обратно. — От тебя вечно одни проблемы, ты в курсе? — шипит он. — Ну так убей меня, чтобы под ногами не путалась, чего же ты ждёшь? — гневно восклицаю я, не выдержав, и, в отличие от недавнего сна, даже не боюсь, что мои слова могут спровоцировать действие. На самом деле, мне плевать. Чего я только боялась? — Ага, чтобы ты на Небеса попала? — Всё же лучше, чем я убью себя сама в обмен на билет до Ада в один конец, — и ведь он знает, что из моих уст это не оборот речи, уже нет. Я не строю иллюзий и практически уверена, что Клара или Дэн сдали меня либо в Сент-Луисе, либо позже, когда я уже ушла от них. Они не обещали хранить это в секрете и, несмотря на ворчание Клары — во многом из-за того случая, — ей на меня не плевать, как не плевать Дэну. Некоторые вещи не меняются. Кажется, мои слова задевают Дина за живое — он меняется в лице и, сжав зубы, одной рукой толкает к стене, а второй замахивается, будто пощёчину дать собирается, почти как в Берино: я прямо вижу, как через две секунды моё лицо столкнётся с его ладонью, и я отлечу на землю от силы удара. В другой день я бы отпрянула, сжалась в комочек или выставила руки, защищаясь, но сегодня, сейчас, явно не тот день. Сейчас я толкаю его в ответ и остаюсь на месте, взираю на Винчестера с вызовом. А потом наклоняюсь, достаю из скрытых ножен на голени нож, который завела себе после того, как пару раз спаслась от противника в рукопашной схватке истинным чудом, уж точно не благодаря преимуществу в физической силе. Протягиваю оружие Дину рукоятью вперёд. Охотник на автомате берёт его, глядя на меня, точно на полоумную. — Так будет гораздо проще, даже руки не замараешь. А сама, словно завороженная, смотрю на нож и не могу отделаться от мысли, насколько легко было бы сейчас закончить всё. Лезвие повернуто в мою сторону и находится как раз напротив сердца. Нужно сделать всего один шаг, выйдет очень кинематографично. Вся моя жизнь разрушена, так зачем держаться за её осколки? Винчестер отшвыривает нож в сторону. — Прежде чем снова попробуешь, вспомни, насколько жарко в Аду в это время года. Ван Найс — ерунда по сравнению с ним, — говорит он и уходит, напоследок больно толкнув меня плечом. Его слова становятся тем, что отрезвляет меня. Смерть — не выход из моей ситуации. Сейчас — совершенно нет. Ищу в сумерках затерявшийся среди травы нож и возвращаю его в ножны, на законное место.