Apathetical

8 ноября На следующее утро все произошедшее показалось мне всего лишь сном. Я не помнил ничего из вчерашнего дня, только кажущуюся мне уже нереальной встречу с Джерардом, а когда он ушел – все будто туманом накрыло. Весь день пролетел незаметно, будто бы по заранее сделанному сценарию. На завтраке, обеде, ужине, процедурах, принятии лекарств и общем часу все смотрели на меня вдвое, а то и втрое, больше; но значило ли это, что произошедшее вчера было настоящим? С этой мыслью у меня в груди что-то вспыхнуло, и я не мог точно определить, приятное это было ощущение или же нет. Я не собирался только и делать, что думать о том, было ли действительным то, что ко мне приходил Джерард; я прекрасно знал, как мне будет плохо, если все это окажется просто хорошим или плохим сном, а я не хочу тешить себя наивными, глупыми надеждами. Действительность не так сильно приносит болезненные ощущения, если не подкреплять ее пустой игрой воображения. Скоро стемнело, наступил вечер. Медсестры, появившиеся в общей гостиной с постоянно надменным и высокомерным видом, сообщили всем о том, что общий час закончен, и нужно разойтись по палатам. Я вяло, можно сказать, на автомате, прошел в свою палату, где тут же лег в кровать. Сон не шел, а я, нехотя, но все же думал о последних событиях, погрузился в воспоминания… Я ничего не вижу. Вокруг все белое, можно подумать, будто меня окружает очень плотный туман, но я прекрасно знаю, что такого не бывает. Моя следующая мысль – я мертв, и попал в какое-то странное место. Я бы сказал, что это рай, да только я в его существование не верю, но даже если бы и верил, я все равно туда не попаду. Тогда где я? Куда я попал? Внезапно я услышал звук шагов. Постепенно с приближением он начал усиливаться, становиться громче. Через некоторое время я уже отчетливо слышу, как мимо меня проходят люди. Это начинало меня беспокоить. Я слышу звуки городской суеты: моторы сотен машин, движение вечно спешащих людей, шум строительных инструментов, даже какую-то мелодию, доносящуюся из уличных динамиков. Во мне зарождается паника, ведь я не знаю, что мне делать. Я понимаю, что я ослеп, потому что вокруг меня проходят люди, толкая и кидая в спину не всегда приличные выражения, проезжают машины, свистя шинами, сигналя и требуя проезда. Но я ничего не вижу. Я пытаюсь попросить у кого-нибудь помощи, цепляюсь за руки, вещи, одежду прохожих, пытаясь привлечь их внимание, но они будто меня не видят, не замечают и не слышат; хотя на самом деле, я понимаю, что им просто наплевать. Я слышу, с каким презрением они фыркают, убирая мои руки, я с точностью могу сказать, что если бы мог видеть сейчас, то увидел бы их безразличные пустые глаза и, полные ненависти, скривившиеся в усмешке рты. Я кричу с каждым разом все громче и громче, пытаюсь привлечь их внимание хоть чем-то, но никто и не думает остановиться. Каждый из этих людей, лица которых я не могу видеть и не увижу никогда, проходят мимо, не замечая меня и не желая мне помочь. Мне кажется, будто им не только все равно, - они получают удовольствие от моей беспомощности, насмехаются над моей слабостью. Мимо, издавая скрипящий свистящий звук шинами, проезжают машины. Мне страшно, меня начинает трясти от малейшего звука. Меня задевают плечами, руками, ногами. Меня толкают, отталкивают куда-то назад, вправо, влево, вперед. Мне кидают что-то оскорбительное, но я уже просто не прислушиваюсь к их словам. Я пытаюсь успокоиться, но все мои попытки утихомирить бешенное сердцебиение и панику, с каждой секундой воспаляющую мой мозг все больше, тщетны. Я закрываю уши, в надежде слышать желанное мне сейчас «ничего», потому что лучше уж так. Я понимаю, что я кричу во все горло, умоляя, прося о помощи, но людям все равно. Я закрыл уши руками, но каждый звук стал только отчетливее и гораздо громче. Стало только хуже. Я начинаю сходить с ума от калейдоскопа всех этих сумасшедших звуков, движений, шагов. Мне становится плохо, я чувствую подкатывающую истерику; я прошу только о спокойствии и тишине, но уже мысленно, потому что голос сорван, и кричать уже нет никакого смысла. Мне показалось, будто свет в глазах стал ярче, но я не могу сказать точно. Люди все продолжают сновать вокруг, но всем им абсолютно наплевать на мое состояние, отчего я начинаю рыдать. Я ненавижу себя за свою же беспомощность, за то, что не могу выбраться из этого дерьма; я ненавижу каждого проходящего или проезжающего за то, что не хотят мне помочь и даже не стараются; я ненавижу весь мир за то, что со мной произошло. Что я такого, черт возьми, сделал?! Помогите мне! Я так не могу! Вы люди или кто?! Гребаные ублюдки, мрази, почему вы не можете просто мне помочь!? Очередной прохожий толкает меня сзади, безразлично проходя мимо, как и все, но на этот раз я не могу удержаться на ногах и падаю прямо на холодный асфальт, вовремя успев вытянуть вперед руки, чтобы не познакомиться лицом с землей. По лицу текут слезы, я стараюсь сдержать себя, но у меня не получается. Я чувствую себя полным ничтожеством, неспособным справиться с этим. Я желал умереть прямо здесь и сейчас, чтобы больше не терпеть это безразличие и неприязнь со стороны людей, слабость своего характера. Я отчаянно просил несуществующего бога, дьявола, кого бы там ни было, чтобы они сделали так, чтобы я умер, чтобы меня проехала машина насмерть, я просил это долго, но этого не случалось. Я осознал, что это не прекратится никогда, потому что люди так и продолжают проходить мимо, не останавливаясь, а машины все так же проезжают мимо с твердым намерением попасть куда-то, что я не вижу и никогда не увижу. Это довело меня еще больше, я уже просто дрожу от безысходности, потому что не могу ничего сделать. Мне показалось, что я весь сжался, стал ничтожно маленьким, лишился всех своих способностей, человеческих возможностей, физических сил. Я в отчаянии бил асфальт и через некоторое время понял, что содрал кожу на пальцах и ногти в кровь, царапая жесткую землю. В тот момент мне показалось, будто единственное, что доказывает, что я жив – это боль, которая несомненно появляется, когда я делаю себе какие-либо увечья. Именно поэтому я продолжал рвать кожу на пальцах и чувствовать, как по рукам течет теплая кровь. В какой-то момент я понял, что все вокруг стало быстрее и еще громче. Топот нескончаемых ног людей становится сильнее и быстрее, машины проносятся с невыносимо громким свистом, строительный инструмент звучит все отчаяннее. В конце концов, все достигает своего пика, а свет в моих ослепленных глазах становится до невозможности ярким и невероятным… Я проснулся, предчувствуя зарождающийся крик в своем горле. Я прикрыл рот рукой, не открывая глаз. Сосчитав до десяти, я опустил руку и медленно открыл глаза. Я вижу. Я облегченно выдохнул. Я прислушался, в душе надеясь, что не успел нашуметь, пока еще видел сон. Не хотелось бы, чтобы эти назойливые врачи еще и пронюхали, что мне кошмары снятся; найдут в этом какой-нибудь совсем нежелательный диагноз, а мне потом еще неизвестные терапии проходить. Мне стало холодно, хотя в палате были закрыты все окна и форточки, а одеяло было явно зимним. Я подумал, что это, вероятно из-за стресса, поэтому только лишь укутался глубже в пропахшее медикаментами больничное одеяло. Сон снова не шел. Я решил, что если снова буду думать о воспоминаниях, то, может быть, мне повезет, и я усну. Однако, мне не особенно-то хотелось снова возвращаться в то место, где мне приходилось терпеть общество самых жестоких людей и участь быть слепым и не видеть ничего. Обычно, при слепоте, люди не видят ничего, в глазах темнота, но в моем сне в моих глазах был четкий, яркий белый свет. Это пугало меня не меньше, чем сам сон в целом. Будучи очень влюбчивым в литературу, и не только фантастику или различные приключения, психологию, философию и прочие подобные вещи, я часто ходил в библиотеку, в отдел, который чаще всего пустовал. Там я обнаружил для себя весьма интересную вещь: толкование сновидений. Что-то типа психологического сонника. Там описывались анализы снов совершенно разных людей, ну очень интересная книга. С помощью нее я мог определить, что означают те или иные свои сны на основе психологических утверждений автора. Но сейчас я просто не мог проанализировать свой сон; он был каким-то запутанным, и, если быть честным, мне не хотелось о нем думать. Сделаю это утром. Еще несколько секунд, которые растянулись в минуты, а те, в свою очередь, в часы, я пролежал в кровати, ворочаясь, переворачиваясь с боку на бок, пытаясь найти удобное положение для сна. Вскоре через неплотные шторы проник солнечный свет, и я понял, что пытаться уснуть будет уже бессмысленным. Я откинул уже успевшее мне надоесть одеяло и присел на кровать, касаясь ногами холодного куска линолеума на полу. Мне предстоит еще один день пробыть здесь. Потом еще один. И еще много таких «одних» дней. Я застрял здесь на чертову вечность.