Доброе утро!

К тому времени, когда разведывательный отряд вернулся в штаб, все уже знали о произошедшем. Валера сразу же завернул в информационный центр обсудить со Снейком дальнейший план действий. Эд, не отвечая ни на чьи вопросы, пересек жилой отсек и лег спать, отвернувшись к стене. Лида направилась в лабораторию за успокоительным, предварительно пообещав прикончить любого, кто проболтается о ее нервном срыве в метро. Глеб окинул взглядом жилой отсек в поисках Евы. За этот день на него свалилось слишком много, он должен был выговориться. Самойлов меньше всего хотел, чтобы кто-то из отряда — а Хакимов в особенности — узнал о предательстве Вадима. Это привело бы к еще большим подозрениям на счет самого Глеба. Он знал Дорсалию семь лет и был в ней уверен. Внезапно на его плечо легла чья-то ладонь. — Глеб, ты как? — спросил Костя. — Я в курсе о том, что случилось с Ларой. — Бывало и лучше, — честно ответил Самойлов и хмыкнул: — Да уж. Интересно, кто еще не в курсе. Бекрев пожал плечами. — Валера написал Диме о случившемся, а тот уже объявил нам. О таких вещах обычно сразу же узнает весь отряд, мы должны знать, если лишаемся одного из сторонников. Самойлов ничего не ответил, продолжая оглядываться. Костя выдержал недолгую паузу, собираясь с мыслями, и вполголоса произнес: — Слушай, нам нужно поговорить. — Позже, — невнимательно махнул рукой Глеб. — Не знаешь, где Ева? — Она в техотделе. Весь день там торчит, ведет с техниками дискуссии об огнестрельном оружии. Обижена, что ее не взяли в разведку, — пояснил Бекрев, заметив озадаченный взгляд Глеба. — Ясно, — коротко ответил Самойлов и уже развернулся было, чтобы пойти в техотдел, как Костя остановил его. — Глеб, постой, это важно. Самойлов начинал раздражаться. — То, что я хочу обсудить с Евой, тоже важно, Костя… — медленно, доходчивым тоном произнес он. — И мне об этом ты рассказать не можешь, — закончил за него предложение Бекрев. — Прости, это личное, — покачал головой Глеб. Костя удивленно поднял брови и усмехнулся. — Учитывая то, как я спас твою жизнь и пытался вытащить тебя из депрессии, не кажется ли тебе это излишней конспиративностью? — Уверен, ты уже жалеешь, что не пристрелил меня! — рассмеялся Самойлов, но после добавил уже серьезно: — Мне казалось, что ни прошлое, ни наши секреты не имеют значения. Главное, мы хотим добиться одного — свергнуть действующую власть. Ты сам говорил, верно? Бекрев покачал головой. — Знаешь, этим утром я спорил с Димой о том, что даже здесь, в отряде, мы не до конца честны друг с другом. Пытался доказать, что это в корне неверно. — Мужчина вздохнул и продолжил: — А сейчас я говорю с тобой и вижу, что я действительно был неправ. Каждый приходит сюда со своими тайнами и продолжает скрывать их до конца. Глеб ничего не ответил. Он внимательно вглядывался в лицо своего собеседника и никак не мог понять, для чего же тот пытается вытащить из него информацию. — Я просто думаю, что нельзя идти в бой с теми, кому ты не доверяешь, — пожал плечами Костя. — Я действительно считаю, что лучше относиться к своим соратникам непредвзято, все-таки, скажем, больших физических способностей подсознательно будешь ожидать от мастера спорта по боксу, нежели чем от художника. Но не рассказывать о чем-то — это одно, а скрывать — совершенно другое. «Что если, увидев брата на стороне врага, я теперь ищу подвох во всем? Он спас меня от зомби, привел в отряд, пообещал, что поможет найти Вадима… Есть ли у меня причины сомневаться в нем? Я же ни в чем не подозревал Лиду или Эда, когда мы отправились утром в центр, я просто пошел с ними, как со своими сторонниками, которым нет смысла сговариваться против меня, которые априори преследуют ту же цель, что и я — восстановить справедливость в этой стране». — Значит, мне ты доверяешь? — все еще сомневаясь, протянул Самойлов. — Ну конечно, — сразу же подтвердил Костя, не понимая, зачем Глебу вообще нужно было задавать этот вопрос: все же ясно как день. — Поэтому я и хочу, наконец, сказать тебе: я знаю, где твой брат. Он в центре, ты был совершенно прав, но не в качестве пленника, а… — Он заодно с правительством, — резко прервал его Самойлов. — Да, Костя, это уже не такая большая новость. Бекрев застыл, не в силах произнести ни слова. Поверить в то, что на самом деле Глеб все это время знал о предательстве брата, но все равно упорно продолжал искать его, дабы воззвать к здравому смыслу — или набить морду, сложно сказать — было трудно. Для этого он должен был быть либо гениальным актером, либо полным идиотом. Однако других вариантов мужчина придумать никак не мог. Казалось, будто его ровно выстроенная теория о доверии, подобно карточному домику, медленно рушилась, не оставляя даже фундамента. — Так ты все еще хочешь, чтобы я рассказал о случившемся? — вкрадчиво поинтересовался Глеб, чем вывел Костю из ступора. Надеяться можно было лишь на то, что каким-то чудом Самойлов предложит иную версию, способную наполнить происходящее смыслом. — Я… Я позову Еву. *** — Боже мой… Глеб, ты уверен, что видел именно его?.. — Дорсалия не могла поверить своим ушам. — Думаешь, я не узнал бы собственного брата? — огрызнулся Самойлов, но тут же понизил голос. Не хватало еще, чтобы услышал кто-то лишний. Глеб сидел на своем спальном мешке, обхватив колени руками. Костя и Ева молча переглянулись. Что они должны были сказать, если Самойлов собственными глазами видел вполне довольного жизнью Вадима, выходящего из дорогого авто? — Может быть, дело обстоит не так, как нам кажется? — предположил Бекрев. — Что если… — Я понимаю, что ты хочешь сказать, и я уже думал об этом, — кивнул Самойлов. — Но почему тогда он не дал мне знать? Зачем было исчезать так? — Он хотел тебя защитить, — с зашкаливающей уверенностью в голосе произнесла Ева. — Свяжись он с тобой, министры сразу же заподозрили бы неладное. Я готова биться об заклад, что у него не было другого выбора, иначе он никогда бы не бросил тебя. Как бы парадоксально это ни звучало, но он пожертвовал общением с тобой, лишь бы не подставлять тебя под удар. — Хотелось бы верить, — тихо произнес Глеб, — только вот со стороны это выглядело несколько иначе. — Он не продался бы. Положить несколько лет жизни на борьбу против действующего режима и так просто сдаться? Нет. Мы — оппозиция, ни один из нас не был бы способен на подобное, — поддержал Дорсалию Костя. Самойлов закрыл лицо руками. И о чем он только думал, поставив их в известность? Они не считают Вадима врагом лишь потому, что он его брат. Но это не должно быть веской причиной. Это война, сколько семей уже разрушено на почве непринятия единых решений, когда одни спешили присоединиться к властям, а другие вступали в ряды повстанцев. Кто сказал, что они с Вадимом стали исключением? Чем больше Костя и Ева пытались успокоить Глеба, тем сильнее он убеждался в обратном. Если брат предал его, предал надежду своей страны на светлое будущее, то у него нет другого выбора. Снейк готовит восстание, осталось подождать совсем недолго и он встретится с братом лицом к лицу. И тогда… «…и тогда я убью его. Так будет правильно». *** — Вадим Рудольфович, простите за беспокойство, но она уже здесь. Пригласить? Мужчина скептически взглянул на трясущегося в ложном благоговении секретаря и кивнул, разрешая впустить гостью. Дверь за женщиной захлопнулась, и помещение наполнил тяжелый стук ботинок. Она чеканила каждый шаг, это давно вошло в привычку. Иначе было нельзя: звук ее голоса, каждый ее жест, звук ее шагов — все было призвано раз за разом вызывать в подчиненных и врагах страх, способный заставить кровь в их жилах замерзнуть. Каждый, кто сталкивался с ней один на один, предпочел бы любые, даже самые изощренные пытки средневековья минуте, проведенной наедине с этой женщиной. Она не была убийцей — предпочитала оставлять грязную работу другим. Однако ее годами отработанные методы психологического воздействия производили невероятный эффект: большинство из тех, от кого ей поручено было избавиться, были счастливы перейти в руки мертвецов и расстаться, наконец, со своим бренным существованием на этой земле. — Вы можете присесть, — будничным тоном обратился к ней Самойлов, не поднимая глаз от бумаг, с которыми он работал. Женщина усмехнулась, сняла фуражку и заняла место прямо напротив него, положив перед собой головной убор. Вадим хмыкнул. «„Смотрите, вот я перед Вами с непокрытой головой“ — показная незащищенность. В то же время она закрылась от меня головным убором. Хочет сбить меня с толку, думает, что я тоже подвержен ее методике влияния на сознание? Что ж, сейчас увидим, кто кого». — Если Вы хотели меня видеть, то можете взглянуть, — сладко улыбнулась она. — Не стану себя утруждать, — перекладывая документы из одной папки в другую, произнес Вадим, снова отмечая про себя, что его гостья нервничает, хоть и не показывает этого явно. — Меня волнуют Ваши несогласованные со мной и Рапировым действия как начальника патруля. Я крайне недоволен Вашей утренней выходкой на станции Театральной. Женщина пожала плечами. — Я действую исключительно в интересах государства, должность обязывает меня, знаете ли. И мне казалось, что я не должна отчитываться в каждом своем решении. — Верно, но только лишь если Ваши решения не противоречат приказам сверху. Мы договорились отпустить этих оппозиционеров. — Это нелепо! — воскликнула женщина. — Они не могут уходить безнаказанными! Самойлов улыбнулся, поняв, что его собеседница, возможно, впервые в жизни потеряла контроль над ситуацией, и поднял, наконец, глаза. — Инга, Вы не стратег, — произнес мужчина снисходительным тоном, каким говорят с не слишком одаренными интеллектом нашкодившими детьми, заставив ее зрачки тревожно расшириться от звука собственного имени. — Из-за Вашей самоуверенности мы лишились дюжины зомби, а они нужны были нам для укрепления Кремля. Если бы Вы поинтересовались тем, как в реальности обстояли дела с этими повстанцами, то поняли бы, что нападение мертвецов было действительно бессмысленным. Вы проявили не заботу о государстве, а свою некомпетентность. Как прикажете поступить нам теперь? Мы планировали создать около двадцати новых зомби, теперь же по Вашей милости нам нужно их будет на дюжину больше. Где нам взять столько бесполезных людей? Может, стоит и Вас записать в число новобранцев? Инга вскинула бровь, но в остальном осталась внешне спокойной. — Патруль без меня — ничто. Они запрограммированы на мой голос. — Программу можно переписать, — развел руками Вадим. — Я не хочу отстранять Вас, Инга, но Вы сами делаете все для этого. Учтите, еще одна подобная оплошность, и Вы получите серийный номер. — Я все поняла. — Тогда свободны, — бросил он ей, снова возвращаясь к документам. Женщина надела фуражку и быстрым шагом направилась к выходу, как вдруг уже на пороге она обернулась. — Откуда Вам известно мое имя? — Я могу выяснить что угодно, — вопрос нисколько не смутил Самойлова. — Знаете ведь, как меня за глаза называют? — «Министр информационных систем», — кивнула женщина. — Вот Вам и ответ. — Кто еще знает? — Только я. Вы же не считаете всерьез, что я стану делиться с кем-то из министров такой занимательной информацией? — Спасибо. Дверь кабинета захлопнулась. Вадим был в общем и целом доволен тем, как прошел разговор с Ингой. Кто бы мог подумать, что она окажется неспособной противостоять испытанному еще столетия назад методу кнута и пряника. Мужчина был даже чуть разочарован. Он не думал, что все окажется так просто. Всего-то и нужно было найти факты из ее жизни и понять, почему она стала монстром, тираном, как угодно. А секрет был прост: ей это нравилось. Нравилось управлять этими мертвыми существами, нравилось видеть, как стекленеют от ужаса глаза ее жертв, нравился этот имидж, который она себе создала. Инга росла в семье радикально настроенного нациста и его жертвенной спутницы жизни. Получила образование, но скорее для галочки. Работала надзирательницей в тюрьме. Была жестока и непоколебима, поощряла телесные наказания. В июне пятьдесят шестого попала под трибунал по обвинению в доведении заключенных до самоубийства. К началу войны судебное разбирательство еще не было прекращено, но никому уже не было до нее дела. С этого момента упоминаний о ней ни в одном досье нет. Однако тот факт, что буквально через год на службе в правительстве появилась очень похожая на нее своими повадками женщина, помог Вадиму составить полную картину. Единственное, что от него требовалось, чтобы дать Инге понять: он в курсе ее прошлой жизни — это назвать ее имя. Можно считать, что Самойлову удалось сделать первый шаг и перетянуть ее на свою сторону. Теперь она будет доверять ему, и он первым узнает о ее планах. Но мужчину заботил и вопрос несколько иного рода. Ему так и не удалось отыскать Глеба. Что бы там ни происходило сейчас в их жизнях, они остались братьями, а потому для Вадима было важно знать, что он жив. Ни одна карта не показывала Глеба, какими бы программами для поиска он не пользовался. Оставался единственный вариант. Да, он был слишком рискованным, но другого выхода просто не было. Самойлов достал из внутреннего кармана пиджака телефон. Номер одной из сим-карт был давно известен министрам, в частности по нему Рапирову и удалось вычислить местонахождение Вадима в Екатеринбурге, когда она приехал, чтобы завербовать его. Со второго номера мужчина ни разу не звонил и не отправлял сообщения. Правительство сбрасывало со счетов недействующие номера, полагая, что раз никто ими не пользуется, большая вероятность того, что хозяин телефона уже давно мертв. Однако эти номера не блокировались ввиду общей занятости работников информационных центров. Они не создают лишних помех сети, потому смысла отключать каждый не было — лишняя нагрузка центрам, у которых и так полно дел с отслеживанием сигналов чипов. Вадим набрал сообщение, применил систему шифрования и отправил по трем известным ему номерам, по которым он мог в экстренном случае связаться с женой. Риск этих сообщений состоял в том, что если вдруг шифр будет взломан, то следы рано или поздно приведут к ней. Навряд ли правительство Испании будет в восторге от новости, что Юлия общается с мужем, учитывая то, что в свое время Вадим сам согласился принять их условия. К чему это приведет можно было только догадываться. Депортируют ли в таком случае ее немедленно обратно в Россию? Или же, напротив, закроют для нее границы, и если обстановка в стране наладится, то ей все равно не позволят вернуться домой? Оставалось лишь надеяться, что все обойдется. «Карты не отображают Глеба. Я боюсь, что его уже нет в живых. Ты можешь попросить его сына связаться с ним?» Юля 1. «Слава богу, что жив ты! Почему ты не знаешь, где он? Сейчас не лучшее время, но я постараюсь». Юля 2. «Не могу использовать прошлый номер, это слишком заметно. Он говорит, что Глеб уже давно не получал сообщений, которые он отправляет. Вадим, что происходит?» «Пусть отправит всего одно сообщение! Я сейчас в Москве, последний раз я видел Глеба на карте три недели назад. Теперь не могу отследить». Юля 1. «Что ты делаешь в Москве? Ты под наблюдением? Он написал Глебу, но отчет о доставке сообщения ему не приходит». «Со мной все в порядке. Сотри сообщения и уничтожь эти сим-карты. Третью оставь, когда все закончится, мне нужно будет связаться с тобой». Мужчина выключил телефон, достал сим-карту и разломил ее на несколько частей. Если однажды весь этот кошмар закончится, он сможет написать жене и с первого своего номера. Проблема была в том, что даже подвергнув Юлю такому риску, Вадиму все равно не удалось выяснить, жив ли его брат. Неожиданный стук в дверь заставил Самойлова немедленно убрать телефон и сделать вид, будто он и не отвлекался от бумаг. — Да, войдите, — недовольно произнес он. В кабинет робко зашел все тот же секретарь. — Вадим Рудольфович, я снова Вас отвлекаю? Простите… — виновато пробубнил он. — Что теперь? — Рапиров снова собирает всех у себя, просил Вас оповестить. — И что могло такого произойти за пару часов? — театрально воздел глаза к небу заместитель министра обороны, поднимаясь со своего места. — Пусть потом не спрашивает, почему планы не доработаны. То повстанцы, то эта начальница патруля, то очередное совещание… Единственное, что порадовало Самойлова, это не менее озадаченные лица остальных министров, которые он увидел, зайдя в кабинет Рапирова. — Все в сборе? — поинтересовался Вадим. — В чем срочность? — Подождите, Червилова еще не подошла, — заламывая пальцы, произнес Яковлев. — От нее все равно никакого толку, — буркнул Земсков. — Давайте не будем переходить на личности, — Рапиров же явно не был настроен на выяснения отношений. — Оставим нашу личную неприязнь при себе. Ждать долго не пришлось, буквально через полминуты появилась и «первая леди» министерства. — Можем теперь начать? — нетерпеливо произнес министр здравоохранения. — Итак, первое, что мне хотелось бы обсудить, это недоразумение в метро. Вадим, ты поговорил с начальницей? — Проблем больше не будет, — кивнул Самойлов. — Прекрасно. Однако уже только этим нападением мы дали повстанцам понять, что не так просты, как им кажется. Они могли искренне верить в незащищенность Кремля, теперь же они знают, что мы лишь отслеживали их. Они подготовятся к наступлению лучше, мы сами дали им стимул. — Не могу не спросить: получается, что оппозиционеры обезвредили всех нападавших на них зомби? — Яковлев выглядел обеспокоенным. — К сожалению, это так. Нам понадобятся еще мертвецы. Есть пожелания? Вадим поднял руку. — Тот секретарь, что оповещает меня о совещаниях и тому подобном. Заискивает. Это очень раздражает. — Обязательно учтем! — рассмеялся Рапиров. — Зомби нам здесь не помогут, — хмыкнула министр финансов. — Повстанцы расправились с ними играючи. — На этот раз мертвецов будет больше. Навряд ли все в их отряде могут похвастаться идеальной меткостью, — Земсков поправил очки на переносице. — К тому же, если нападать будут и зомби, и солдаты это даст нам время укрыться. Возможно, оппозиционеров перебьют даже быстрее, чем мы успеем спуститься в бункер. — Кстати, о солдатах, — оживился Рапиров. — Вадим, не мог бы ты проведать наших друзей на военной базе? Расскажи им, какой мы планируем план ведения боя. У тебя ведь готовы какие-то идеи? — Если бы ты меньше отвлекал меня по пустякам, то были бы готовы уже и сами планы, — съязвил Самойлов. Министр обороны усмехнулся. — Иди, а мы пока обдумаем еще кое-что. Вадим кивнул и покинул помещение. — Что же еще ты предлагаешь нам обдумать? — спросил Земсков, плотнее закрывая дверь. — Не кажется ли Вам, что у нас сейчас действует несколько неустойчивая система власти? — расплывчато начал Рапиров. — К чему ты клонишь? — в глазах министра финансов сквозило подозрение. — По-моему, все совершенно ясно, — тихо произнес Яковлев. — В стране до сих пор нет президента. — И что с того? Мы и так прекрасно управляемся! — пренебрежительно выкрикнула Червилова. — Ты, видимо, хочешь предложить свою кандидатуру? — обратился к Рапирову Земсков, в его голосе слышались нотки угрозы. — Но я тоже не вижу смысла возвращаться к старому. Нам удается мирно уживаться именно в такой системе. Не хотелось бы, чтобы история повторялась. Министр обороны пожал плечами и улыбнулся. — Я даже и не думал перетягивать одеяло на себя. Если вы считаете, что нам не стоит менять уже ставшего привычным строя, я склонен согласиться. — У нас уже есть лидер, и это ты, — произнес Яковлев, теребя галстук. — Не думаю, что тебе нужно такое сомнительное повышение. *** Вадим прекрасно понимал, что хотят обсудить министры вдали от его ушей. Ему действительно даже не положено было находиться там в это время, ведь он всего лишь заместитель, которому дали больше власти, чем принято. С ним считались, будто он уже лет десять как был среди них, несмотря на то, что полгода назад он был по другую сторону баррикад. На самом деле это и было подозрительно. Они должны были отслеживать каждый его шаг, но почему-то не делали этого. Рапиров с чего-то решил, что может даже обсуждать с ним личные дела — видимо, больше никто из министров в нем такого доверия не вызывал. А потому Вадим уже давно знал о его желании стать новым президентом страны. Мужчина усмехнулся про себя. Желание более чем нелепое, учитывая то, как закончилась жизнь его предшественника. Токарев был действительно хорошим человеком, кто знает, какая обстановка сейчас была бы в стране, если бы его не решили убрать. Он делал все возможное, чтобы сгладить конфликт с американской стороной, но его окружение увидело совершенно иные для себя перспективы. И достичь их они смогли бы лишь в случае его смерти. Так, в результате правительственного заговора Токарев был убит, а руки министров были развязаны. Нужно сказать, что Рапиров был горд собой, ведь идея принадлежала ему. Земсков настаивал на том, чтобы сделать Токарева первым полноценно обращенным зомби. Однако он не учел, что к тому времени вирус был еще недоработан. Поэтому серийный номер один Токареву так и не был присвоен, и тридцать первого декабря пятьдесят пятого года президент был банально отравлен за обедом, а вся страна недоумевала по поводу отсутствия президентской речи в новогоднюю ночь. Военная база Кремля была совмещена с лабораторией, потому, пройдя по главному коридору, Самойлов повернул направо. Он не сильно разбирался в биологии и химии, а потому подробности разработок и проб инфекции интересовали его в наименьшей степени. У дверей казармы мужчину встретил пожилой военный генерал. — Вадим? Как поживаете? Давненько Вы к нам не заглядывали. — Здравствуйте, Сергей Андреевич, — мужчина пожал его протянутую ладонь. — Вы же знаете, не так просто найти предлог, чтобы появиться здесь, не вызывая подозрений. На этот раз я здесь по приказу Рапирова. Он хочет, чтобы я рассказал о случившемся сегодня утром и ввел всех в курс дела. Только у меня есть план получше. Генерал понимающе кивнул. — Это информация для всех, или только для нас? — Для нас.