Доброе утро!

…Шансов больше не осталось. Все их усилия оказались напрасными. На стороне властей численное превосходство и профессиональная армия. За шумом оружий, стонами изголодавшихся по людской плоти зомби и криками раненых не слышно собственных мыслей. Они тщательно готовились к этому восстанию, но на деле все оказалось совершенно не так, как они планировали. Лида услышала до боли знакомый голос за своей спиной. Обернувшись, она увидела, что Снейк лежит на земле, окруженный мертвецами. Фаюстова прицельно выстреливает в головы зомби и бежит к нему. Одежда на плечах Хакимова разорвана и окровавлена. — Дима! Нет, как же так вышло… — Иди дальше! — хрипло выкрикивает Хакимов, когда Лида падает на колени перед ним. — Я тебя не брошу, все будет в порядке… — шепчет девушка. — В чем дело? К раненому подбегает Валера. — Я должна вернуться с Димой в штаб! — Это пустая трата времени, вакцина еще не доработана, — Фаюстова касается ладонью его щеки, но Снейк отталкивает ее руку и обращается уже к Аркадину: — Ты помнишь, о чем мы договаривались? Валера кивает, выражение его лица становится жестким. — Лида, он прав. Уходи. — Нет! — Это приказ! — прорычал Хакимов. Девушка через силу поднимается на ноги. Однако не отойдя и на тридцать метров, она внезапно меняет свое решение и оборачивается, чтобы переубедить повстанцев. Но уже поздно: дыхание Лиды сбивается, когда она видит, что Валера убирает только что выстреливший пистолет от виска Снейка и закрывает ему глаза. От шока она не может сдвинуться с места, ей кажется, будто она куда-то проваливается… Лида проснулась в холодном поту. *** — У меня плохое предчувствие. — Да перестань, ты просто нервничаешь из-за предстоящего восстания. Все мы сейчас немного нервничаем, ведь от исхода операции будет зависеть очень и очень многое. Фаюстова сидела на кушетке в лаборатории, сжимая в ладонях кружку с горячим чаем, в то время как видевшая десятый сон на момент ее прихода Юля пыталась привести себя в порядок и настроиться на серьезный разговор посреди ночи. — К тому же, совсем недавно на твоих руках умер Кир, утром на твоих глазах погибла Лара… Ничего удивительного, что ты переживаешь за Снейка, — пожала плечами медсестра. — Наверное, ты права… Прости, что подняла тебя ни свет ни заря… Лида хотела было покинуть лабораторию, но Юля удержала ее за руку. — Ну и куда ты сейчас пойдешь? Ляжешь в свой спальный мешок и будешь ворочаться три часа до общего подъема? Пей свой чай. Девушка снова опустилась на кушетку. — Я хотела узнать… — неуверенно начала она. — Скажи, а что у нас с антидотом? Медсестра отвела глаза, понимая, что кошмарный сон произвел на Фаюстову неизгладимое впечатление, и теперь ей просто необходимо удостовериться, что реальных причин переживать нет. Однако теперь Юля не была уверена, что ей удастся успокоить подругу. — Мы пока работаем над ним, — уклончиво ответила она. — Юля, — по взгляду Лиды было ясно, что подобного ответа ей явно недостаточно. — Ну что «Юля»? — взмахнула руками девушка. — Состав противоядия еще не совершенен. После того, как препарат не подействовал на Кира, мы провели дополнительные исследования и сейчас пытаемся изменить состав. Но Илья говорит, нет никаких гарантий, что к тому сроку, который нам дал Снейк, удастся довести лекарство до совершенства. Мы проводим опыты на отдельных клетках живых организмов, заражая их вирусом, и да, противоядие действует. Однако мы можем лишь предполагать, насколько эффективным оно окажется при вводе в тело человека. Нужно учитывать также и то, насколько долго вирус находится в организме. Если в течение определенного времени не ввести антидот, человека спасти уже не удастся. Илье приходится учитывать множество факторов, но даже не смотря на это есть вероятность, что созданный им искусственный вирус может оказаться действенным не на все сто процентов. Лида хотела было сказать еще что-то, но Юля опередила ее. — Я прекрасно понимаю, к чему ты задала этот вопрос, — произнесла она. — Но я склонна считать, что это просто дурной сон, и ты… — А я склонна доверять своей интуиции! — резко перебила ее Фаюстова. — И если я чувствую, что над противоядием нужно работать больше, значит это так. — Илья делает все, что в его силах, ну как ты не понимаешь! — воскликнула медсестра. — Снейк будет не единственным, кому может понадобиться помощь. У правительства огромная армия живых мертвецов, и как бы хорошо не были обучены повстанцы, многие будут не ранены вражескими солдатами, а именно заражены вирусом. А что, если это будешь ты? Думаешь, я за тебя не волнуюсь? Но нет, не заботься о своей безопасности, Лида! Лучше продолжай думать о том, какие тебе снятся «вещие» сны! Девушка не знала, как ей реагировать на подобный выпад в свою сторону. Может быть, она действительно придала слишком большое значение своим сновидениям и зря дала волю эмоциям?.. — Ты останешься здесь во время восстания? — тихо спросила она. — Да, — тоже уже спокойнее ответила Юля. — Аркадин сказал, что кто-то обязательно должен будет остаться в штабе и перевязывать раны тем, кому достанется от правительственных солдат. Фаюстова опустила глаза. — Тяжело, наверное, понимать, что ты просидишь здесь все время, пока мы будем на поле боя… — А ты как думаешь? Но это решение Валеры. Если он считает, что я должна остаться здесь, значит у него на то есть свои причины. — А Илья? — Не знаю. Все будет зависеть от того, успеет ли он закончить сыворотку вовремя. Если да, то он будет в штабе вводить лекарство зараженным, которых будут сюда перевозить. Если нет… — Юля вздохнула. — Если нет, то он пойдет вместе с вами. — Он справится. — Ну о чем ты говоришь? — грустно усмехнулась медсестра. — Да его первым разорвут. Он ученый, а не боец. Я сделаю все, чтобы убедить Валеру оставить его здесь, со мной, но вот только сам Илья может начать геройствовать… — В таком случае тебе лучше не с Аркадиным беседовать, а с ним самим. Лида с трудом могла представить, в насколько тяжелой ситуации сейчас находилась Юля. О ее отношениях с местным «безумным гением» ей было известно немного, но и этого было достаточно. Они с Ильей познакомились еще в университете, где Юля изучала анатомию, а Илья — генную инженерию. Не сказать, чтобы во время учебы их многое объединяло, они вообще редко пересекались, а после обучения их пути окончательно разошлись. Но через шесть лет, когда война была в самом разгаре, они снова встретились уже в рядах московской оппозиции. — И каким же образом мне его переубедить? Сказать ему, что если он откажется остаться в штабе, я никогда не выйду за него, даже если все закончится благополучно? А он ответит, — Юля скопировала его знаменитую на весь отряд недовольную интонацию, — «зачем тебе нужен трус, не способный выйти на поле боя со своими соратниками». Мы рассоримся в пух и прах, и он в первых рядах отправится в центр с единственной целью мне досадить. Его, конечно же, убьют. И я останусь вдовой, не успев даже выйти замуж. — И кто-то еще говорил, что это у меня пессимистичные прогнозы! — воскликнула Фаюстова. — Объясни ему, что герои нужны не только там, где идут ожесточенные военные действия, но и в тылу. Здесь проливается не меньше крови. Вспомни, чего нам стоило сохранить хладнокровие, когда сюда внесли умирающего Кира. Помнишь, как его лихорадило, как он бредил? Но мы не бегали вокруг него с воплями из серии «какой ужас, что же делать». Его было не спасти. Мне непросто жить с этим… С тем, что именно я убила его. Это мог сделать Костя, могла сделать ты. Но вы не решились. Убить ребенка, с которым я проводила время, когда Лара была на задании, которого успела полюбить почти как родного… Это совсем не то, что стрелять по врагам, где если ты не спустишь курок первым, то через мгновение уже будешь сам нашпигован пулями. Это чудовищно. Я — чудовище. Даже совершив правильный поступок, дав Киру уйти раньше, чем вирус окончательно поглотил его, я все равно чувствую вину. И Илье тоже придется делать это — убивать своих друзей, которых невозможно будет вернуть. Скажи ему, что для этого требуется куда больше мужества, чем для бездумной пальбы по врагам. Лида поставила на кушетку кружку, недопитый чай в которой давно остыл, и направилась было к дверям, но Юля подлетела к ней и крепко обняла. — Господи, Лида, поклянись, что не погибнешь! — горячо прошептала девушка. — Ох уж мне твои эти нежности… — пробурчала Фаюстова. — Официально обещаю, что выживу. Иначе без меня ты однозначно пропадешь. *** Глеб долго не мог заснуть, прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Уснуть ему удалось лишь под утро. Казалось, он только провалился в сон, как вдруг звук сообщения на телефоне вернул его к реальности. Мужчина нахмурился и нашарил рядом с собой средство связи. Дисплей показывал пять сорок. Самойлов вздохнул и хотел было снова заблокировать телефон, решив, что спросонья ему показалось, как вдруг действительно увидел в правом верхнем углу экрана значок сообщения. Глеб разом посерьезнел, совершенно не представляя, кто бы мог ему писать, но открыв текст послания, увидел до боли знакомую кодировку — ту самую, которой всегда пользовался его сын еще с начала войны, когда пытался связаться с ним. Мужчина не сразу поверил своим глазам. Неужели ему снова удалось обойти все защитные системы с помощью все той же старой доброй системы шифрования? У парня действительно был талант к работе с информационными системами. Как и у Вадима. Сердце Глеба снова ощутимо кольнуло при мысли о брате. — Самойлов, черт бы тебя побрал, выключи ты телефон! — сонный, но от этого не утративший нотки гнева шепот из темноты заставил мужчину вздрогнуть. — Светишь прямо в глаз! — Прости, Ева. — Далеко не всегда мне удается поспать без сновидений. Теперь из-за тебя я либо вообще больше не засну, либо буду мучиться кошмарами, — пробурчала Дорсалия, отворачиваясь от Самойлова. — Замолчите оба! — возмущенно прошептал Костя. — Сейчас вообще весь отряд перебудите. А ты, Глеб, и правда телефон убери. — Прости, — снова повторил мужчина, отключая звук на телефоне и забрасывая его в рюкзак. — А я-то за что? — удивился Бекрев. — Я и не спал. Самойлов хмыкнул. Видимо, не он один никак не мог выбросить произошедшее из головы. Глеб прекрасно помнил, как Костя рассказывал ему, что в начале войны никак не мог заснуть. Что ж, на всех нервное напряжение сказывается по-разному. — Все будет нормально, — прошептал Глеб, несильно толкая Костю в плечо. — Вот увидишь, мы этим уродам весь ливер выпустим. — Ты потрясающе тонкий психолог, знаешь об этом? — засмеялся Бекрев. Мужчина почувствовал, что им обоим необходимо выговориться. — Давай выйдем в коридор, иначе Ева нас точно разорвет, — предложил Костя, нашаривая в полутьме футляр от очков. Глеб кивнул и аккуратно выбрался из спального мешка, стараясь не задеть Дорсалию. За годы довоенного общения он успел выяснить на собственном опыте, в какую фурию она в одночасье может превратиться, если вывести ее из себя. Горячую восточную кровь и пылкий нрав никуда не спрячешь. А тому, что беспрерывное противостояние властям не делает людей добрыми и пушистыми, а только обостряет их нелицеприятные черты, Самойлов мог назвать множество примеров, начиная с того же Снейка и заканчивая самим собой. В коридоре всегда горел приглушенный свет на случай, если кому-то срочно нужно будет пройти в лабораторию или техотдел. Или если вдруг кого-то будет мучить бессонница. Повстанцы отошли подальше от жилого отсека, и просто сели на пол, облокотившись спинами о стену. — Курить хочется… — мечтательно протянул Глеб. — В штабе строго запрещено, — развел руками Костя, — а за несанкционированный выход на свежий воздух нам ничего хорошего не светит. — Знаю, — закатил глаза Самойлов и ощупал разбитую губу. Идти на очередной конфликт с Хакимовым жгучего желания у него не было. — Я просто никак не мог перестать думать о том, что будет с нами во время восстания, что будет после… — произнес Бекрев после недолгой паузы. — Мы стольких уже потеряли, и как нелепо! Когда мы перевернем этот мир обратно с головы на ноги, первым делом нам придется хоронить тех, кто отдаст свою жизнь ради светлого будущего, которое им не суждено будет увидеть. Если вообще будет, что хоронить, учитывая, что против нас не только люди, но и мертвые. Какая в этом заключается жестокая ирония!.. — Никто не говорил, что будет легко, — пожал плечами Глеб. — Невезучими можем оказаться и мы с тобой, но оно будет того стоить. Я готов умереть за свободу, иначе для чего мне быть здесь? И я, черт возьми, готов за нее убивать. Костя вздохнул, поняв подтекст в словах товарища. — Я все же не думаю, что Вадим мог предать тебя, — осторожно произнес он. — Мог, — категорично ответил Самойлов. — Когда мы с ним, наконец, встретимся, он получит то, что заслужил. — И чего же твой брат заслужил? Пулю в лоб? — с сомнением переспросил Бекрев. — Отличается от того, что ты говорил мне при нашей первой встрече… Только вспомни, ты искал его, будто ваша встреча могла разрешить все твои сомнения, а теперь он резко стал для тебя врагом номер один. — Обстоятельства изменились, — тихо ответил Глеб, рассматривая стену напротив. — Обстоятельства все те же! В твоей голове совершенно сбились приоритеты! — воскликнул Костя, но тут же понизил голос, вспомнив, который сейчас час. — Если ты будешь идти не против действующего правительства, а против собственного брата, то далеко тебе не продвинуться. — А что если Вадим и есть часть этого чертового правительства? Не лучше ли визуализировать своего противника, чем идти против всех сразу? — Но мы не знаем этого наверняка, — настойчиво повторил Бекрев. Самойлов покачал головой. — Костя, ты меня поражаешь, — язвительно произнес он. — Как ты можешь доверять человеку, которого даже не видел? Это такая патология? Однако Бекрев не был настроен препираться. — В том положении, в котором сейчас находится оппозиция, да, это скорее болезнь, — согласился он. — Знаешь, ничего не могу с собой поделать, ищу в людях хорошее. Глеб покачал головой. — Зря. В нас уже ничего светлого не осталось. Победим мы, но даже если к власти и придут люди с чистыми помыслами, то вскоре их эта самая власть превратит в таких же монстров, каких мы сейчас пытаемся свергнуть. — Ты не прав. Думаешь, если бы Эля выжила и по воле судьбы стала президентом страны, она бы тоже прогнила внутри? После того, через что ей пришлось пройти? -Эля?.. Самойлову показалось, что стало труднее дышать. Невозможно было забыть то необъяснимое, болезненное чувство, которое пронзило его, когда он узнал о ее смерти. Нет, Эля бы точно не поддалась пагубному влиянию вседозволенности. Глеб отчетливо помнил то выражение ее глаз, с которым она заходила в купе после общения с чиновниками. Только она одна знала, насколько тяжело это было, какой нечеловеческой силы воли требовало. Но она решилась на это ради блага государства и пошла до конца. Эля не выдала его, понимая, что в любом случае ее ждала бы неминуемая гибель. Возможно, только благодаря ей в Москве еще не открыли охоту за его головой. А если Вадим действительно среди министров, то он первым бы назначил за нее цену. Глеб взглянул на Костю. Тот заметно побледнел и выглядел так по-детски растеряно, будто сам не понимал, зачем вообще упомянул Элю. — Она значила для меня гораздо больше, чем кто-либо может себе представить, — заметив взгляд Самойлова, тихо пояснил он. — Больше, чем ты можешь подумать. Эля была мне как сестра. Я привязался к ней, и когда ее не стало… Мне на какой-то момент захотелось самому умереть вместо нее, ведь таких людей как она, Глеб, осталось так мало, что можно по пальцам одной руки пересчитать. Самойлов сразу же вспомнил о том, как Костя отреагировал на известие о ее смерти. Совершенно иначе, нежели чем он вел себя прошлым утром, когда Лара покончила с собой. Перед ним, наконец, сложилась единая картина. — Ты хорошо держишься, — Глеб похлопал его по плечу. Бекрев лишь развел руками. — Если дам волю эмоциям, от меня не будет никакого толку на поле боя. Кому нужен убитый горем боец? С минуту они сидели в полной тишине, пока Глеб не нарушил ее, выводя Костю из размышлений. — Тебе не кажется, что твое золотое правило о непредвзятом суждении как-то рушится? — вдруг поинтересовался Самойлов. — Хочешь сказать, что мы знаем друг о друге слишком много теперь? — усмехнулся Бекрев. — Да, это проблема. — Я думаю, нормально, если твой друг знает о тебе чуть больше остальных, — задумчиво протянул Глеб. Костя вопросительно поднял бровь. — Ты удивляешься? — рассмеялся Самойлов. — Общаясь с одной только Евой можно сойти с ума. Я, конечно, высоко ценю ее душевные качества и все такое, только вот из депрессий меня вытаскиваешь ты. — И что на тебя вдруг нашло? — Костя покачал головой, будто не веря своим ушам, но протянул Самойлову ладонь для рукопожатия. Вернувшись в жилой отсек, Глеб выудил из рюкзака телефон и снова перечитал сообщение от сына. Душу грела мысль о том, что с ним все в порядке. Текст состоял из двух слов, как и раньше, что приводило Самойлова в еще большее замешательство — как же за несколько лет эти сообщения до сих пор не перехватили и не расшифровали? Или здесь все же была замешана третья сторона, которая просто не давала о себе знать до поры до времени… Думать об этом совершенно не хотелось. Хотелось снова и снова перечитывать символы, видимо, лишь ему одному знакомой кодировки. «Ты жив?» *** Прошла неделя с того дня, когда отряд из пяти повстанцев вернулся с разведки, не досчитавшись одного. Подготовка к восстанию велась полным ходом, Снейк оставил еще трое суток на то, чтобы довести все до ума. Перепроверялась каждая деталь: начиная от исправности средств связи и принятия последних стратегический решений, заканчивая ежедневными тренировками повстанцев. Было важно все, вплоть до того, каждый ли помнит свой личный код. Хакимов также обязал всех до единого пройти профилактическую вакцинацию. Несмотря на то, что антидот все еще не был доработан, в лаборатории с уверенностью заявили, что если ввести его в организм человека, то он несколько укрепит иммунную систему и в случае заражения вирусом увеличит шансы на спасение. — Бред, — буркнула Ева, когда они с Глебом направились в лабораторию. — Ни за что я не поверю, что это может помочь. — Как бы хуже не стало, — согласился мужчина, открывая перед ней дверь. В медпункте никого не оказалось, лишь за ширмой в части помещения, служившей именно лабораторией, перемещались тени. Самойлова посетило чувство дежа-вю. — Меня здесь явно недолюбливают, — вполголоса произнес мужчина, обращаясь больше сам к себе. — Эй, ребята, не хотите вколоть товарищам чудо-лекарство? — нетерпеливо обратилась Дорсалия к теням. — Проверка личного кода. Можете его назвать? — донесся из-за ширмы мужской голос. — Семь шесть девять два один один, — назвала Ева цифры. — Секунду… — было слышно, как мужчина вбивает код в компьютер. — Дорсалия Ева Арсеновна, две тысячи двадцать седьмого года рождения, Гюмри, Армения. Все верно? — Да. Ева ждала, что и Глеб сейчас ответит на заданный им вопрос, но он отчего-то молчал. — В чем дело? — удивленно обратилась она к нему. — О, думаю, мне незачем называть код. Или даже имя. Меня уже должны по голосу узнавать! — достаточно громко, чтобы его могли услышать все, произнес Самойлов. Из-за ширмы послышался вздох, и через несколько секунд перед ними уже стоял Илья, тот самый разработчик вакцины, с которым Глеб повздорил перед разведывательной операцией. — Нарываетесь на конфликт? — Илья поправил очки на переносице. — Никоим образом! — воскликнул Самойлов, принимая вид святой невинности. Дорсалия, нахмурившись, наблюдала за перепалкой, пытаясь понять, что же послужило причиной вдруг возникшей личной неприязни мужчин. — Тогда в чем же дело? Вам так сложно назвать свой код для банальной проверки? Тем более что это не моя личная прихоть, а приказ Хакимова. — Ну разумеется. Была бы Ваша воля, Вы бы меня и на порог не пустили, — понимающе кивнул Глеб. — Меня все мучает вопрос… — Откуда я узнал Ваш код? — начиная уже раздражаться, перебил его Илья. — Если хотите, то его знают почти все. Почему? Да потому что мы Вам не верим. Мало кто не в курсе, что Ваш брат якшается с врагом! Самойлову потребовалось небывалое терпение, чтобы сохранить самообладание и не свернуть своему собеседнику шею за подобные высказывания. Однако он решил никак не комментировать тот факт, что о Вадиме давно знали не только Снейк и Валера, но еще и добрая половина отряда, а потому перевел беседу в несколько иное русло. — Не хочу Вас разочаровывать, но я на стороне оппозиции, — развел руками Глеб. — Так было всегда, и я пойду до конца, чтобы свергнуть действующий режим. И если для этого мне придется перешагнуть и через некоторых соратников, ведущих себя недостойно, то я это сделаю, уж поверьте. Илья нервно поджал губы, его дыхание стало прерывистым. — Будете мне угрожать?! — возмутился он. — Угрожать? — искренне изумился Самойлов. — Я лишь предупредил. Ева почувствовала, что разговор приобретает уже совершенно иной оборот. Она положила ладонь на плечо мужчины, и негромко произнесла: — Глеб, назови ты ему уже свой код, мы пройдем вакцинацию, и проблема будет исчерпана. — Пять восемь пять девять четыре три, — после недолгого молчания неохотно назвал цифры тот. — Самойлов Глеб Рудольфович, две тысячи семнадцатого года рождения, Екатеринбург, — без запинки отчеканил Илья. — Все верно, — подтвердил мужчина. Дорсалия хотела было переспросить, но вдруг заметила, как глаза Глеба хитро сверкнули, и решила позже узнать у него лично. Илья снова вздохнул и, качая головой, скрылся в лаборатории. Через минуту к повстанцам вышла Юля с двумя шприцами и двумя небольшими ампулами, наполненными мутной жидкостью. — Закатайте рукава по локоть, — попросила она, протирая спиртом шприцы, даже не взглянув на них. — Левый или правый? — язвительно поинтересовалась у девушки Ева. Юля, наконец, подняла глаза и первым что она увидела, были протянутые в ее сторону руки Дорсалии и издевательская ухмылка на ее лице. — Ох, Ева! — воскликнула девушка. — Вечно ты со своим черным юмором! — Просто хотела уточнить, — рассмеялась та. Глеба несколько покоробила эта шутка подруги, но он промолчал, понимая, что иначе ей не удалось бы справиться со своей трагедией. На войне все мы становимся жестче, циничнее, даже когда это касается нас самих. Иначе не выжить. Мужчина уступил Еве право быть первой. — Что-нибудь чувствуешь? — спросил он, когда Юля вынула иглу из предплечья Дорсалии. — Мутит немного, — призналась та. — Всегда ненавидела уколы. Юля взяла новый шприц, набрала в него препарат из ампулы и наклонилась к Самойлову. — Это реально подействует? — в голосе Глеба читалось сомнение. — Абсолютно точно, — кивнула девушка. — Но дело в другом: если нам не удастся довести искусственный вирус до совершенства, то от этих повышающих иммунитет инъекций не будет смысла. Если зараза попадет в организм, то такими же уколами от нее не избавиться, увы. — А какой же смысл сейчас? — Ева непонимающе уставилась на медсестру. — Это поможет замедлить превращение, — объяснила она. — Нельзя сказать наверняка, сколько продлится бойня. Может случиться, что раненых получится доставить сюда только спустя шестнадцать, а то и двадцать часов, когда у впавших в кому инфицированных начнет происходить остановка сердца и угасание мозговой активности. На этом этапе трансформации даже стопроцентно действенный антидот уже не сможет вернуть наших соратников к жизни, понимаете? Но если ввести лекарство сейчас, то можно отложить проявление каждого из симптомов на два-три часа. В масштабах целого отряда это огромный промежуток времени, и это определенно даст нам шанс спасти большее количество людей. Глеб переглянулся с подругой. Видимо, они недооценили труд разработчиков препарата. — Спасибо, — поблагодарил Самойлов Юлю. Девушка собралась уже вернуться из медпункта в лабораторию, но Глеб удержал ее за локоть. — Юль, подожди… — тихо обратился к ней он. — Скажи, это правда? Что все уже давно знали о моем брате? Медсестра опустила глаза. — Значит, правда, — покачал головой мужчина. — Прости, что так вышло, — продолжая изучать свои туфли, произнесла Юля. — И не злись на Илью, он не хотел говорить тебе это так… — Все в порядке. Просто несколько странно узнавать о таких вещах последним. Самойлов резко развернулся и быстрым шагом покинул помещение. Ева извинилась, скороговоркой поблагодарила девушку и проследовала за ним, оставляя Юлю в недоумении смотреть им вслед. Дорсалия догнала Глеба в жилом отсеке. — Хочешь перекусить? — непринужденно начала разговор она. Мужчина неопределенно пожал плечами. — А у меня вот что-то аппетит разыгрался, пойдем на кухню. Ева достала из холодильника сок и подошла к шкафчику со сладким. — Точно ничего не хочешь? Самойлов пристально посмотрел на нее. — Что тебе нужно, Ева? — подозрительно осведомился он. — Мне? Ничего. Совершенно. Выражение лица Дорсалии было поистине ангельским, только вот в ее черных глазах едва ли не прыгали маленькие чертики. — Как ты бездарно врешь. Неужели ни годы работы в шоу-бизнесе, ни даже война не научили тебя делать это убедительнее? — разочарованно протянул Глеб. — Ладно, — сдалась Ева. Она налила сок в стакан и сделала глоток. — Когда ты назвал Илье свой личный код, в ответ он выдал краткую информацию о тебе. — Без запинки, даже для виду не подошел к компьютеру — недовольно буркнул Самойлов. — Но почему твоим родным городом он назвал Екатеринбург? — пропустив слова друга мимо ушей, продолжила Дорсалия. — Ты же родился в Асбесте. Поняв, что же так заинтересовало девушку, Глеб усмехнулся. — Когда я только пришел в московский отряд, Костя рассказал мне, что они восстановили абсолютно все данные о повстанцах из Екатеринбурга. Информация была стерта подчистую, но им удалось. Как ни странно, когда он открыл информацию обо мне, там не хватало лишь одной детали — не был указан Асбест. Я не стал обращать на это их внимание, будто сотрудникам информационного центра больше нечем заняться. Сам факт уже поражал воображение, ведь сколько мы ни бились, компьютеры выдавали ошибку базы данных, казалось, что нас вообще не существует. — И тебе не кажется это несправедливым? — Ева подняла бровь. — Нисколько. Это даже некоторое преимущество. Представь, что я чувствовал, когда каждый встречный уже знал мое имя и чуть ли не все семейное древо до десятого колена! Сильно отличается от той степени известности, когда меня начинали узнавать люди на улицах после наших с тобой совместных проектов. Тогда они хотели мой автограф, а сейчас окружающие жаждут моей крови. Самойлов выдержал недолгую паузу и добавил: — Хотя бы что-то осталось лишь моим: место, где я родился и провел детство. Воспоминания стали уже эфемерными, выцветшими. Иногда трудно поверить, что это действительно настоящая часть моей жизни, что я ее себе не придумал. Дорсалия похлопала его по плечу. -Ничего. Все скоро закончится, и тогда нам начнет казаться, что и не было никакой войны. У меня действительно хорошее предчувствие по поводу исхода операции. Глеб понимал, что Ева пыталась приободрить его, только вот он был абсолютно уверен: выбросить воспоминания об ужасах оккупации, военного времени и предстоящего пока еще восстания можно будет только вместе с головой.