Голодные игры: Возвращение

- Проснись, проснись... – кто-то трясёт меня за плечо. Открываю глаза и вижу Моргану, которая склонилась над моей кроватью и разглядывает моё сонное лицо. - Ты так крепко спала, что не слышала, как я вошла. Прости, - она растерянно улыбается и треплет меня по голове. – Соня-засоня. Обычно приходила раньше времени, а теперь что-то заспалась, да ещё и перед самой Ареной! Меня тоже удивляет. По-хорошему, я должна была всю ночь волноваться и грызть подушку с досады. Ну, или молиться, как это иногда делала бабушка в дурных ситуациях. А я уснула практически сразу, как зашла в комнату после ужина. И проснулась только что. Порой дед приговаривал, что, если люди много спят, то чувствуют приближение своей смерти. И мне страшно. Дедушка не мог солгать. Вдруг я и вправду чувствую? - Ладно, беги в ванную, умывайся, да пойдём с тобой к планолёту, - слова режут больнее ножа. Вот-вот, совсем скоро, практически через миг я умру. Сгину. Сгину в руках кровожадных трибутов, которые с удовольствием будут кромсать моё тело на части. Всё же иду в ванную и ложусь в уже приготовленную воду с розовым маслом. В голове туман и почему-то слышен лязг каких-то механизмов, очень напоминающий конвейеры, на которых работает бабушка. Конвейеры, которые распиливают деревья и отправляют их по разным цехам: часть в мебельный цех, а оставшееся – на бумагу. Наверное, скоро и меня распилит течением событий так же, как и те деревья. С той лишь разницей, что после меня загребут планолётом и всё. И я, и дерево хотим жить. Но убийцы не угомонятся, пока не уничтожат обоих. Вода греет кожу, но не душу. Запах кружит голову. Так и охота уснуть здесь, захлебнуться в розовой воде и никогда не бывать на Арене. Победить я всё равно не сумею, а погибать под ножом гораздо страшнее, нежели в воде. Кажется, лязг только в моей голове, и больше нигде. Я рада ему так, как не была бы рада даже запахам кондитерских изделий и роз. В запахах нельзя забыться. В режущем уши лязге – можно. Почему именно он? Не знаю, но точно неспроста. По-прежнему хочется спать. В ванной едва заметно горит тусклая лампочка – а зачем яркие? Ощущение камня на сердце так и не покидает меня. Хочется сгинуть. В воде. В воде – моё спасение, и моя погибель. Настойчивый стук перебивает и страшный лязг, и мои мысли. Становится тихо. - Дарра, быстрее, - зовёт Моргана, и я понимаю, что не смогу умереть здесь, в розовой воде, тихо и спокойно, под звуки фабрики в голове. Эти звуки почему-то слаще музыки для души. Они – моё прошлое. Моё перечёркнутое будущее. Вытирая махровым полотенцем ключицы, я смотрю на себя в зеркало. Обычная девочка, которая выглядит чуть младше своих лет: мне часто говорили об этом знакомые. Ничего удивительного или цепляющего. Мокрые от воды волосы, веснушки на щеках. Я бы подошла той фабрике. - Быстрее! – напоминает стилистка, и я решаю поторопиться. Не хватало ещё на Арену опоздать. Хотя... без меня всё равно никто не начнёт, ибо невыгодно. Но ускориться надо. Хоть на немножечко. Накинув халатик, выбегаю из ванной комнаты. Моргана даёт мне взамен халатика какой-то простой балахон, который я быстро надеваю, и уводит на крышу. В её руках какие-то свёртки: должно быть, одежда. Лестница принимает меня в свои холодные объятия, и капитолийцы поднимают ещё одного трибута на борт планолёта. Только тогда я могу вздохнуть в какой-то мере спокойно, ибо меня больше ничто не сжимает. В ушах – шуршание. Так шуршат мышата внутри сена. Так шуршала своей подстилкой Лидия, ещё будучи совсем щеночком, растаскивая солому по сараю. Так шуршит пакет с зерном, купленным на тессеры. Так шуршит моё прошлое. Жмурюсь и кусаю губу, когда под кожу вводят следящее устройство – оно клещом впивается под лопатку. Ко мне цеплялся клещ – где-то далеко в детстве. Тогда бабушка обильно поливала его подсолнечным маслом, а потом вытаскивала щипчиками. Было немножечко больно, но я терпела – сама виновата. После меня отпускают, и Моргана с помощью какого-то механизма просушивает мне волосы, а после начинает их аккуратно расчесывать, не уставая повторять, как они ей нравятся. - Нравится? Отрежьте, - мне они всё равно больше не понадобятся, вероятно, наоборот только мешаться будут. Да и всё равно мне мёртвой уже будет, стрижена ли я, или мои волосы по-прежнему длиной чуть ниже колена. - Не хочу я их отрезать, - в зеркало видно, что стилистка выпячивает нижнюю губу как маленький ребёнок, по каким-то причинам не получивший желаемого. Странные они всё же, эти капитолийцы. – Лучше сделаю тебе прекрасную причёску. Но не сейчас, а потом, когда окажемся на месте. Напоследок она спрыскивает мои волосы какой-то жидкостью, которая пахнет сдобными булочками и шоколадом. Спрашиваю, для чего это. - У каждого трибута свой запах. Рой выдал, что твой запах – это запах выпечки и сладостей. По секрету: Гнев пахнет тоже шоколадом, только горьким и терпким до оскомины. Шакал обладает коньячным запахом, а Тигру досталась корица. - А как пахнет корица? – и зачем я это спрашиваю, не знаю. И зачем она сообщила мне об аромате животных и порока, которые мне ни о чём не говорили, тоже не знаю. - Покажу позже, - она улыбается. - А зачем вы говорите мне такие странные вещи? – давно пора было задать этот вопрос. - Это трибуты. Шакал – седьмой, Тигр – тот доброволец, который с тобой танцевал. А Гнев... думаю, сама догадаешься, - она вздыхает и вновь тепло улыбается. - А разве запахи - это не секрет? - Это неважно. Когда мы прибываем в катакомбы под Ареной, то Моргана первым делом ведёт меня в комнату, а после протягивает пакеты с одеждой. - Одевайся, - сама она копошится в поисках чего-то. Разворачивается одёжка с лёгким треском. Так трещат старые сучья под ногами. Так трещит огонь в печи. Так трещит обгоревшая и разваливающаяся балка, удерживающая часть крыши от падения. Так трещит обёртка от шоколада. Комплект не очень мне идёт, но мне очень нравится то, что он почти весь серого цвета. Этот цвет такой родной. Штаны какие-то скользящие: наверное, будет неудобно сидеть. Майка зелёного цвета... зачем? Ещё как-то стягивает тело... Куртка симпатичная, от неё веет чем-то родным. Тёплая кофта – единственное, что красиво смотрится на моём теле, особенно расстегнутая. На куртке – маленькая брошь с аккуратным кроликом на ней. Мне она тоже нравится. Обувь кажется мне тяжёлой, но это, наверное, потому, что я никогда не надевала такие ботинки прежде. - Удобно? – участливо интересуется Моргана. – Не бойся, пройдись, пробеги. Вместо того и другого выполняю пару танцевальных па, которые, по-моему, могут проверить прочность и удобство костюма. Меня всё устраивает... кроме топа, но я предпочитаю умолчать. После стилистка подзывает меня к себе, усаживает на диван и продолжает делать мне причёску. Она решила завязать мне два высоких хвоста пушистыми резиночками для волос. - Это выглядит восхитительно, Дарра, - улыбается она после. – Ты смотришься такой... беззащитной. Ходи так всегда. Финальным аккордом она заплетает мне косы на концах хвостов – по одной на каждый - и повязывает обе косички одной белой лентой – лентой моей мамы. - Поешь это, - после она подаёт мне булочку, густо посыпанную какой-то тёмно-коричневой пряностью, которая остаётся на руках и пахнет сладко, но с небольшой ноткой терпкости. – Это и есть корица. Запомнила запах? – киваю, откусив очередной кусочек: я голодна ещё с утра. Съев булочку, я сажусь на диванчик и машинально втягиваю голову в плечи. С каждой секундой час моей смерти всё ближе и ближе. Уж лучше б там, в ванной – меньше боли. Заметив мою неуверенность, Моргана обнимает меня, тесно-тесно, как мама иногда. Она ничего не говорит, просто молчит, но даже молчания достаточно. Чувствую, что ей столь же тяжело, как и мне, и мне кажется, что она впервые подготавливает трибутов, о чём я и спрашиваю. Я оказываюсь права. Её объятия пахнут мятой и почему-то совсем немножко гвоздикой. Вместе это чувствуется весьма неординарно. Моя мама пахла древесиной и извёсткой. Бабушка пахла зеленью – петрушкой, укропом и прочим, что росло на огороде. Мира источала аромат рябинной осени, Каэли – свежих яблок. Интересно всё-таки, кто же выиграет? Наверное, Пурин. Я видела, как она тренировалась, и осталась под впечатлением. Или Эдвард. Надеюсь, он сможет, ведь его усилия не должны пропасть даром. Он и его брат обязаны быть счастливы. А, может, Врас?.. То, как он сжимал меня в танце... это выглядело так, будто он мечтает меня задушить. И задушит. Непременно задушит. После сигнала встаю на платформу, прикрыв глаза. Не хочу видеть кровь, слёзы и боль. Пора поздороваться со смертью.