***
На часах четверть десятого, когда Луи просыпается во второй раз, уже от голода. Хоть он и здраво понимает, что кухня, которой управляет Гарри, уж точно завалена съедобными продуктами, он всё равно даже не проверяет, просто делает себе чай и возвращается в комнату парня. В квартире непривычно тихо, отчего ему кажется, что стены начинают сужаться и пространства становится всё меньше и меньше. Он не нервничает. Он не переживает, совсем нет, нисколечко. Это просто ланч. Нечего волноваться, с чего ему вообще это делать после всего времени проведенного с Гарри? Просто ланч, обед. Кроме того, что это больше, чем просто ланч, это свидание, Луи считает это свиданием, но не знает, что об этом думает Гарри, чего он хочет, ожидает. Он живое воплощение спокойствия. Правда. Ему нужно выбраться из этой квартиры и подышать свежим воздухом. Может, прогуляться до клуба за машиной, и эй, так как Коста по пути, он может заглянуть и выманить у Гарри завтрак. Да. Звучит как план. *** По дороге Луи останавливают несколько людей в просьбах об автографе. Больше всего его удивляет женщина не старше пятидесяти, которая совсем не похожа на футбольного фаната и которая благодарит его за то, что он делает, а особенно за то, что её позитивная реакция на его выход из шкафа придала храбрости её сыну познакомить её со своим парнем. Она не может сдержать слез, и Луи обнимает её, пытаясь и самому оставаться спокойным. После этого мудак, который выкрикивает ему вслед гомофобный комментарий, вообще не производит на него впечатления. Луи всё еще витает в облаках, когда заходит в полупустое кафе, сразу же замечая девушку с фиолетовыми волосами за барной стойкой. Наверное, это затишье между завтраком и обедом. Он нигде не видит Гарри, но девушка приветливо ему улыбается, явно узнавая его. Её волосы и правда шокирующего фиолетового цвета. И только из-за этого Луи она сразу начинает нравиться. Эй, судить людей по волосам – вполне рационально и разумно. – Ищешь Гарри? – спрашивает она, и Луи замечает еще и пирсинг у неё в носу. Он и не знал, что Коста так либерально относится к внешнему виду работников, но ведь, с другой стороны, Гарри с его татуировками как-то приняли на работу. – Возможно, – отвечает Луи. – Я настолько очевиден? Девушка смеется. – Может, ты заглянул и ради холодного ванильного латте, потому что, поверь мне, он лучший. Не уверена, правда, подходит ли это для рациона спортсмена, так что извини. – Напомнишь мне это после длинной и утомляющей тренировки. Он оглядывается, всё еще нигде не находя Гарри, и улыбается девушке самой дружелюбной улыбкой на свете, пытаясь выглядеть как милый бойфренд, а не обезумевший сталкер. Кем он, конечно же, не является. В отличие от того парня, который вырезает его из фотографий с Гарри и хранит у себя, что всё еще невероятно пугает Луи. Но это неважно сейчас. – Гарри на перерыве? Девушка лениво кивает в сторону выхода. – Он и Джейми, да. Вышли подышать свежим воздухом, но они должны быть буквально за углом. Гарри и Джейми. Луи не нравится такое сочетание. Так что, может, у него есть некоторые черты сталкера, ну и что. – Ты хочешь подождать здесь? – спрашивает она, и Луи небрежно пожимает одним плечом. Он ведь совсем не ведет себя как собственник. – У меня не так уж и много времени, – врун, лжец, – так что если ты знаешь, где они… – Да недалеко, буквально за углом на небольшой лужайке. Там Джейми обычно курит, – она достает из-под прилавка тряпку, чтобы вытереть пролитое молоко, продолжая говорить: – Поверни налево, пройди супермаркет, и ты на месте. Если ты дошел до автобусной остановки, значит, зашел слишком далеко. – Спасибо, – легко улыбаясь, Луи пятится к двери, на прощание махая ей рукой, сразу же жалея об этом. Он, кажется, переборщил со своей небрежностью, но девушка не замечает. – Без проблем. Еще увидимся, Луи. Она не назвала его Томмо, что значит, что ей о нем известно больше его имиджа. Гарри, наверное, говорит о нем достаточно для того, чтобы оставить какое-то впечатление, и одна мысль вызывает бабочки в животе Луи. Он выходит из кафе и сворачивает налево, игнорируя продуктовый магазин, который так и манит его своим свежевыжатым апельсиновым соком, и точно, он ведь до сих пор не позавтракал. Ну, до конца перерыва Гарри он дотерпеть сможет, а затем он заставит парня предложить ему самый вкусный маффин. Автобусная остановка уже виднеется, прямо за строительным участком слева от Луи, который зарос травой. Он не сразу замечает Гарри и Джеймса, так как вид ему закрывает пара грузовиков, припаркованных прямо на тротуаре из-за строительных работ в доме через дорогу. Он уже хочет протиснуться между двумя автомобилями, когда голос Джеймса, а именно - злость, которой он пропитан, заставляет его замереть на месте. – Так и есть, – говорит он, и что, что есть? – Я с тобой уже целую вечность, ладно? А сейчас ты даже минуты мне уделить не можешь? – Это просто ланч, Джей. Просто ланч, – одновременно грустно и возмущенно произносит Гарри, что инстинктивно заставляет Луи сделать шаг к нему. – Он уезжает на две недели после этого, так что это не… Это всего лишь один ланч. Я не отвергаю тебя всё время. Оу. Ладно, что ж. Луи вообще не должен слушать это. Он не имеет права. Это между Гарри и Джеймсом, да и ничего хорошего в подслушивании нет, Томлинсон должен был уже запомнить это. Ему очень хочется увидеть лицо Гарри, то, как он реагирует на происходящее. – Да ладно? – резко спрашивает Джеймс. – Потому что, мне кажется, что ты предпочитаешь ненастоящие отношения мне. Ненастоящие отношения. В груди Луи что-то внезапно обрывается. Он хочет, чтобы Гарри опровергнул это, чтобы он сказал, что они что-то большее, намного большее, что он нырнул в это также глубоко, как и Томлинсон. – Это неправда, – слабо отвечает Гарри, и Луи нужно напрячься и затаить дыхание, чтобы его услышать. – Я не предпочитаю тебе Луи, это не так. – Ты уверен? – фыркает Джеймс. – Я почти не вижу тебя, а когда вижу, ты только о нем и говоришь. Он твой ненастоящий парень, он тебе никто, он использует тебя, потому что может, потому что ты доступен, но ты все равно выбираешь его, забывая обо мне. Наступает долгая тишина, и Луи совершенно не понимает, что происходит, он думать не может, не то что двигаться. Его мышцы напряжены так, что вот-вот лопнут, он не знает, как всё еще стоит на ногах. Может, дело в привычке, в бесконечных тренировках, которые выдрессировали его продолжать бороться даже на грани. – Джейми, – ласково говорит Гарри, сладостно-горьким, словно черный шоколад, голосом. – О чем ты говоришь? Это ведь не либо ты, либо он? – Да, это именно оно, – решительно произносит Джеймс, и что-то в его голосе вызывает у Луи мурашки. – Либо он, либо я. Потому что я всё еще, блять, люблю тебя, пиздюк. Луи не дожидается реакции Гарри. Он разворачивается, случайно ударяется голенью о дышло прицепа грузовика, почти не замечая острой боли, так как болит всё его тело от того, что кожа стала ему слишком маленькой, словно на размер меньше. Опуская голову, он заставляет себя уйти.***
Он уже на полпути в Вайтфилд, когда телефон оповещает его о новом сообщении. Он читает его, не замедляя езды. «прости вынужден отменить ланч, ты свободен позже?» Гарри обычно больше заботится о правописании. Если только он не старался для Луи, не надевал маску. Если только всё, во что верил Луи, было в его голове и только. Он откидывает телефон назад на пассажирское сидение, щурясь из-за светящего прямо в глаза солнца. Для него будто наступила зима. Это тот момент, когда Гарри нужно принять решение. И он уже его, видимо, принял, если отменяет их свидание. Ему приходит еще одно сообщение как раз тогда, когда он заезжает во двор, и он почти не реагирует, просто вынимает ключ из замка зажигания, и вперяется взглядом в свой же дом, который кажется больше, чем вчера. В его ванной запасная зубная щетка, которая принадлежит Гарри, и «тебе не бывает одиноко?». Дурацкий Гарри Стайлс, который нашел себе место в жизни Луи, а теперь его даже не хочет. Или, может, не Гарри, может, дурацкий Луи, потому что разрешил себе влюбиться, не раздумывая и секунды, разрешил себе поверить во что-то, что никогда не было реальным. Он очень глупый. Невообразимый идиот. Его внутренности пытаются выбраться из его живота, будто когтями царапая его. Он вылезает из машины, опираясь на нее, стараясь не потерять равновесия. Его одежда пахнет Гарри и дождем, но хотя бы это его одежда, сухая, так как Стайлс повесил ее сушиться перед тем, как они ушли на концерт. Это, наверное, было сто лет назад и случилось с совершенно другим человеком. Господи, Луи такой идиот. Джеймс сейчас, скорее всего, смеется над ним, рассказывая Гарри о том, что Луи думал, будто у него есть шанс, и, может, Стайлс смеется тоже. Нет, он бы так не поступил. Ему было бы жаль Луи, он чувствовал бы грусть, что, почему-то, еще хуже. «Я всё еще, блять, люблю тебя, пиздюк». Может, Гарри знал или догадывался об этом. Может, он лгал о том, что между ним и Джеймсом не было ничего серьезного. Или, может, Джеймс влюбился в Гарри, а тот не был готов ответить ему взаимностью, не тогда, когда они оба были так молоды, и Джеймс притворился, что перерос чувства. Может, Гарри готов сейчас. Доставая телефон из машины, Луи раздумывает вообще проигнорировать сообщение Гарри. Завтра он уедет, исчезнет на две недели, дыша одним только футболом, под конец дня бессильно и слишком устало падая на кровать, чтобы вообще вспоминать, как выглядит улыбка Гарри. Да. Он открывает сообщение. «Хэй, Тесс сказала, что ты заходил. Должно быть, я тебя упустил, всё в порядке? Я могу заехать позже, ты дома?» Всё в порядке. В порядке? Нет. Ничего не в порядке, всё причиняет ему боль, и если Гарри хочет увидеться, просто чтобы покончить с ним раз и навсегда, Луи не хочет находиться здесь. Стайлс может просто… написать ему или что-то типа того. Не то чтобы Томлинсон провел слишком много времени в квартире парня, чтобы оставить там какие-то свои вещи, Гарри ничего не надо ему возвращать, и только это должно сказать Луи всё, что ему нужно знать. Он тупой идиот, на которого жалко и тошно смотреть. Так ему и надо.***
Гарри больше не пытается с ним связаться. Луи благодарен за тишину.***
Он упаковал два чемодана с одеждой, прекрасно понимая, что большую часть своих дней проведет в форме, которую предоставят их команде. Макс точно что-то скажет о том, что он подходит под все «стандарты и стереотипы» гея, который не может выбрать один наряд, когда настоящие мужчины проводят не один день в одних и тех же спортивках. Пусть катится ко всем чертям. И Гарри пусть катится тоже. Когда Луи перебирал свой гардероб, он наткнулся на много его вещей. Две футболки, три пары боксеров и свитер. Ему следовало бы отложить их в сторону, чтобы отдать парню при удобном случае. Вместо этого он закинул их в чемодан. Как Гарри вообще смеет оставлять свои вещи повсюду, заставлять Луи верить во что-то настоящее? Ему следовало быть умнее, а не влюбляться так быстро и глупо, нырять с головой в иллюзию, терять голову из-за Гарри, который такой… такой… Господи. Это дерьмово, вот в чем дело. Луи падает на кровать, сразу чувствуя запах чистых, словно в больнице, простыней. Ему надо было сказать своей домработнице не менять белье и насладиться запахом Гарри ещё немного, но уже слишком поздно. На улице темнеть начнет только через пару часов, но Луи уже подумывает над тем, чтобы уснуть, чтобы завтрашний день наступил еще быстрей. На шаг ближе к побегу. Ему следует принять душ. А также поесть, так как за весь день он съел только одно яблоко, которое выглядело так, будто вот-вот начнет гнить. Ему следует сделать хоть что-то, чтобы отвлечь себя от давящей тишины, от которой у него сжимает грудную клетку. В этот же момент тишину пронзает звонок в дверь. Ему даже не надо проверять камеры безопасности, чтобы удостовериться, что это Гарри. Когда Луи проверял в последний раз, на его телефоне не было никаких новых сообщений, но это было более, чем час назад, и перед тем, как он полностью его отключил, избавляя себя от искушения. Может, если Луи подождет, Гарри уйдет, просто уйдет и больше не вернется. Но это Гарри, и он знает пароль от ворот. Затем он обойдет дом, найдет дверь от террасы открытой, зайдет вовнутрь в поисках… И Луи не может, он не выдержит этого разговора в спальне. Просто нет. Нет. Так что он заставляет себя подняться на ноги, сойти вниз и к входной двери. Господи, это так чертовски несправедливо, что теперь каждый угол его дома наполнен «здесь Гарри» и «здесь мы», и «здесь я, а потом он, а потом мы». К тому времени, как он открывает дверь, Гарри уже проскальзывает через ворота. Луи наблюдает за тем, как он идет к нему через подъездную дорожку, не отводя взгляда от его кудрей, переливающихся на солнце. Он немножко расстроен, что на улице не идет дождь. В фильмах на таких моментах всегда идет дождь, а реальная жизнь может пойти нахуй. – Хэй, – хрипло выкрикивает Гарри. Он щурится от светящего прямо ему в глаза солнца, а Луи надеется, что Джеймс не привез его сюда. Не то чтобы это имело какое-то значение, но… это имеет значение. Каким-то образом. Луи заставляет себя отпустить дверной косяк. Он может стоять и сам, он в этом чертов профи. – И тебе привет. Тон Луи, отсутствие какого-либо энтузиазма в нем заставляют Гарри замедлить шаг. Он ведет себя зажато, будто хочет втянуть голову в плечи и сбежать отсюда подальше. Луи очень понимает его сейчас. По крайней мере, Гарри тоже чувствует себя ужасно. Он должен, если собирается разбить Луи сердце. – Знаешь, – всё так же зажато улыбается Гарри, – общественный транспорт, который едет сюда, такое дерьмо. Серьезно. Ты должен переехать в город. Значит, Джеймс не привез его. Это делает его чуточку счастливее. Хоть он и до этого знал, что у Джеймса даже нет машины. – И бросить свой бассейн и футбольное поле? Я так не думаю, – Луи качает головой и разворачивается, зная, что Гарри последует за ним в дом. На кухню, где они… Ничего, где они ничего, это уже неважно. – Чай? – спрашивает Луи, направляясь к чайнику. Это дает ему возможность чем-то занять руки, и если они так заметно трясутся, то что поделать. Он просто свалит всё на усталость, скажет, что ужасно спал в постели Гарри. Что будет наглой ложью. – Пожалуйста, – тихо произносит Гарри после секундной тишины. Луи старается избегать зрительного контакта с парнем, пока набирает воду в чайник. Краем глаза он всё же замечает, как Гарри садится за стол, опуская голову на руки, и что-то в груди Луи в очередной раз обрывается, потому что это всё, это конец, Гарри в эту секунду собирается с силами сказать Томлинсону то, что он так отчаянно не хочет слышать. – Лу, – не поднимая головы, произносит Гарри. – Мне нужно… Я не думаю, что смогу… – Ты прав, – перебивает его Луи, и внутри у него будто отломалось ребро и давит на легкие, потому что как еще объяснить причину, по которой ему так трудно дышать? – В этом есть смысл, да. Конечно. Мы делали это очень долго, слишком долго, я бы сказал. И всё вокруг уже остепенилось. Говорить Луи может. Смотреть на Гарри не совсем, но боковым зрением он видит, что тот медленно поднимает голову. Он кажется потрясенным, но это естественно. Он, наверное, чувствует себя виноватым, так и должно быть, но Луи не собирается держать его при себе, если Гарри не хочет остаться. Если любишь – отпусти, так ведь? И проблема в том, что это так и есть. Луи любит Гарри. – Что? – едва слышно спрашивает Гарри. – То есть, – Луи глубоко вдыхает, хоть ему всё равно недостаточно воздуха. – Никому уже нет дела. До меня. Нет, конечно, некоторые люди всё ещё интересуются, но ничего не изменится, и… Он не сможет этого сделать, не сможет. Нет, он должен. – И, в общем, да, так что, я думаю, мы можем… Я уезжаю, так что это как раз самое лучшее время, правда? – У него всё получится, он всё сможет. Сделает легче им обоим, притворится, что он в порядке, что он не прилагает все усилия, чтобы просто устоять на ногах. – Лучшее время для нас, чтобы… вернуться к обычной жизни. Все его части тела будто онемели. Но всё станет лучше. Гарри никогда не узнает, и когда-то Луи сможет улыбаться ему искренне, не чувствуя дыры внутри в его присутствии. Когда-то они станут друзьями, только друзьями, и этого будет достаточно. Только случится это совсем не скоро. Гарри молчит так долго, что Луи не выдерживает и бросает на него взгляд, и блять, это больно: знать, что это конец, и что он даже не может увидеть выражение лица Стайлса, так как его голова опущена. – Да, – тихо говорит Гарри, после того, как тишина становится слишком заметной. – Да, да. Если ты думаешь, что… Да. – Я просто… Я слишком много занял у тебя времени, наверное. Пора прекращать, – его прерывает свист чайника, который заставляет его голову разрываться. Он быстро его выключает. – Ты был замечательным, Гарри. Чудесным, правда. Но я не хочу больше… – сдерживать тебя, засаживать в клетку. – Ты заслуживаешь быть свободным, чтобы… Я имею в виду, мы оба. Не придется больше ничего подделывать, и ты уже совсем скоро перестанешь светиться в прессе. Я прав? – Прав, – не громче шепота повторяет Гарри. Луи сосредотачивается на приготовлении чая для Гарри, будто делает это впервые. Но сейчас уже всё иначе. Когда Луи наконец-то набирается сил посмотреть на Гарри, он получает улыбку в обмен на чай, сделанный как раз так, как любит Гарри, «без молока, но много меда, спасибо». Луи уверен, что его самообладание рушится, даже если только на секунду, потому что Гарри опускает глаза, не выдерживая его взгляда, крепко обхватывая пальцами кружку. – Итак, – с наигранным энтузиазмом произносит Луи. – Какие планы после моего отъезда? Теперь, когда ты свободен и всё такое. Лидс. Гарри поедет на фестиваль с Джеймсом, и они будут счастливо танцевать в толпе, прижавшись друг к другу, пока Луи будет искать способы разлюбить Стайлса. Он должен найти хоть один. Он потерял его в одном смысле, но не хочет терять его целиком. Однако Гарри не упоминает Лидс. Луи считает это небольшим знаком сочувствия, намеком на то, что парень не такой уж и дурак и прекрасно понимает, что происходит с Томлинсоном.***
Поездка в Манчестер очень тихая, даже слишком. Наверное, Луи не следовало предлагать подвезти Гарри, а сказать, что он слишком занят собиранием чемоданов. Он не должен был так хвататься за лишние, точнее, последние минуты, проведенные с парнем. На полпути к квартире Гарри Луи включает радио. Гарри не подпевает, как всегда, а продолжает тихо поглядывать в окно. На него больно смотреть, так что Луи старается этого и не делать. Гарри возвращается к реальности только тогда, когда они заезжают на его улицу. Его голос тихий, даже слегка осторожный. – Эй, я только вспомнил, ты заходил ко мне на работу утром? – Ах, да, – «пожалуйста, не спрашивай, пожалуйста, только не спрашивай, видел ли я тебя с ним». – Хотел позавтракать по пути за своей машиной, но у тебя был перерыв. А затем мне позвонили и, ну, сам понимаешь. Я думал, что в любом случае увижусь с тобой за обедом. Луи ненавидит себя, ненавидит Гарри. Ненавидит всё, каждый аспект этого ужаснейшего дня, и если бы был хоть какой-нибудь способ перемотать время до следующего месяца, он бы с огромным удовольствием сделал бы это. Но это жизнь. А не преждевременно записанный дерьмовый сериал, где можно пропустить плохую часть и рекламу. – Прости, что пришлось отменить, – медленно произносит Гарри. – Просто кое-что случилось. Ага. Кое-что случилось, да. Господи, Луи даже думать об этом не хочет. Он с огромным усилием выдавливает из себя улыбку, выключая двигатель, мгновенно погружаясь в эту давящую тишину, где оглушает даже их дыхание. – Ничего страшного, не переживай. Мы увидимся, когда я вернусь, правда? – Да, – кивает Гарри, и Луи как-то удается перебороть себя и поднять на него взгляд, обводя им его губы, затем вверх к челюсти, где… где красуется засос с прошлой ночи, и ему хочется плакать, но он продолжает улыбаться. У него всё получится. – Значит, до скорого? – До скорого, – отвечает Гарри. И не сдвигается с места. Затем он протягивает руку, чтобы прикоснуться к локтю Луи, так быстро, что тот даже сначала не успевает заметить. А когда замечает, Гарри уже открывает дверцу, выходя из машины и жизни Луи. Луи не наблюдает за тем, как он уходит.***
Учитывая его бессонную ночь и бурлящую пустоту в желудке, Луи не следует садиться за руль. Был бы он полицией, то даже не пустил бы себя в машину. В еще лучшем случае ему следует поесть перед тем, как уезжать, но ничего в его холодильнике не выглядит привлекательно. Он перекусит в зале ожидания аэропорта. Наверное. Если он найдет что-то, что сможет удержать в себе. Любовь чертовски переоцененная вещь. Серьезно, все романтические фильмы пусть лучше катятся к черту. Пусть «Бриолин» усохнет и сдохнет, и ему лучше забрать «Реальную любовь» с собой. Он не подписывался на это. Никто не говорил, что будет легко, но никто и не говорил, что всё будет именно так; что всё его тело и кости задеревенеют, а у него самого не будет мотивации даже на то, чтобы почистить зубы, не то что на принятие душа и выбора подходящей, а не слишком большой для него, одежды. Ему не следует надевать одежду Гарри. Стайлс может увидеть фотографии и сделать для себя выводы, понять правду. Правду? Да какого черта. Эта правда всего лишь временное помутнение. Временное. Луи улетит в Тренто менее чем через два часа, и там он с головой окунется в работу. Может, ему даже удастся вытянуть Найла и Стэна выпить в каком-то баре, хоть это им строго запрещено, и… И всё будет в порядке. Будет. Пара недель, и Луи снова станет душой компании, звездой каждой вечеринки и сможет улыбаться Гарри, и всё будет в порядке. Да.***
В аэропорту их уже поджидают несколько папарацци, которых, видимо, предупредили о их вылете. Стервятники, акулы, смеющиеся гиены, каждое оскорбление им подходит. Кто-то из них выкрикивает ему вслед что-то о Гарри, что-то о том, присоединится ли он к нему на выходных, и Луи еле сдерживается, чтобы не показать им средний палец. Теоретически, это было бы подходящим временем, чтобы огласить об их расставании. Теоретически. Но Луи выдержит и еще пару дней перед тем, как рассказать о своем новом семейном положении прессе. Сейчас он не думает, что выдержит бесконечные вопросы, все «почему» и сожаления, на которых у него нет ответов. Потому что почему? Почему, за что, почему? Он прилагает все свои усилия на то, чтобы просто правильно перебирать ногами при ходьбе. Он приезжает как раз к тому времени, когда их всех отправляют к выходу на посадку, и если он старается держаться ближе к Найлу, чем обычно, никому не обязательно об этом знать. Ему отчасти стыдно за то, что он отбирает у ирландца время с Элеонор, но по сути... Всё должно быть именно так. Они сейчас медленно и осторожно танцуют вокруг друг друга, не совсем скрывая симпатию, разговаривая друг с другом на вечеринках и банкетах, затем договариваясь о не-совсем-свиданиях в кафе или в кино, не переставая застенчиво улыбаться. Так всё и должно быть. Люди не должны влюбляться, когда вокруг них снуют папарацци, не должны узнавать друг о друге, пока все наблюдают за ними и осуждают их. Их не должны публично спрашивать о сексуальных предпочтениях до того, как они впервые поцелуются. Процесс влюбленности не должен быть заполнен размышлениями о том, случилось ли что-то потому, что кто-то из них хотел этого или потому, что другой был доступен, потому что надо доказать что-то другим. Ничего из этого не является рациональным, нормальным, это только тень настоящих отношений. Им всегда суждено было прогореть. Плохо только то, что Луи приходится тащить на себе бóльшую часть бремени. Найл даже не сопротивляется, когда Луи буквально повисает на нем, только мычит что-то и обхватывает его талию. – Выглядишь дерьмово, друг, – говорит он, а Луи только вздыхает ему в плечо и прикрывает глаза. – И чувствую себя дерьмово. – Всю ночь занимались прощальным сексом, а? – смеясь, Найл заворачивает их за угол. Колесики чемоданов издают противные и слишком громкие звуки, люди вокруг тоже не думают затихать, и это всё только прибавляется к неприятному гулу в голове Луи и головокружению. Ему правда нужно что-то поесть. Его сумка будто весит тонну из-за слабости в его теле. – Нет, – всё, что отвечает он. Найл, должно быть, чувствует, что что-то не так, так как резко замирает на месте, заставляя остановиться и Луи. Луи открывает глаза. Их товарищи по команде не перестают двигаться к выходу, только они замерли, будто посреди шторма, и Найл дожидается, пока все отойдут подальше, чтобы их не услышали, перед тем как тихо спросить: – Что случилось? Гарри что, не… – У Гарри всё хорошо, – моментально перебивает его Луи. – Мы просто… У меня не всё хорошо. Сейчас. Ну, ты понимаешь. – Не совсем, – Найл выглядит таким пораженным, что у Луи снова начинает болеть в груди. Почему, за что, почему. Он заставляет свой язык двигаться, вырабатывать слова, которые сами словно причиняют ему физическую боль. – У нас ничего не вышло. – Погоди, он… – рука Найла инстинктивно сжимается вокруг талии Луи. – Он отказал тебе? Что? Ха, ну конечно. Будто Гарри смог бы быть таким жестоким и так в открытую обо всем заявить, нанести ему быстрый порез острым ножом вместо того, чтобы терзать его тупым. Нет, всё, что он сделал – отменил их свидание, которое и было свиданием только в голове Луи, всё в его же голове. В любом случае, действия убедительней слов. – Типа того, – Луи возобновляет шаг, таща за собой Найла, который только через пару мгновений вспоминает, как именно нужно шевелить конечностями. – Я не понимаю, – всё так же тихо говорит он. – Что ж, – Луи смаргивает просящиеся наружу слезы. Он не плакал и не собирается. Ни за что. – Теперь нас двое, но что есть, то есть. – Мне так жаль, Лу. Блять, – голос Найла такой тихий, что Луи может притвориться, будто и не слышит ничего. Он не хочет, чтобы его жалели. Он хочет Гарри, прямо здесь и сейчас, и чтобы он был только его, но этого не случится. Ну что ж. Жалость, значит. Он примет всё, что ему дают.***
Луи в Lido Palace во второй раз и до сих пор помнит, как был поражен роскошью отеля в первый: вид на Альпы и озеро, роскошные комнаты и спа-салон с различными саунами и джакузи. Сейчас он едва ли всё это замечает. Им дают час на то, чтобы поселиться и освоиться. После того, как он пролистывает свои сообщения, где нет ни одного от Гарри и всего лишь одно от Лиама («думаю Зейн меня игнорит я чето натворил???»), Луи проводит оставшееся время, бессмысленно уставившись в нелепо огромный телевизор, смотря какую-то бессодержательную передачу, где люди постоянно спорят о чем-то в ярко освещенной студии, а ведущий не перестает трещать без умолку. Луи даже не понимает итальянский. Он чувствует облегчение, когда они наконец-то уходят на тренировку. Он первый на поле, а затем и последний, потому что решает остаться и потренировать свои угловые подачи, стараясь не обращать внимания на усталость, давящую ему на плечи. Найл в один момент возвращается за ним, чтобы затащить на ужин, и точно, теперь, когда Хоран упомянул о еде, Луи чувствует, как его желудок просится наружу, давно забыв о пресном сэндвиче, который он съел еще в самолете. За ужином он садится между Найлом и Стэном, игнорируя взволнованные взгляды, притворяясь поглощённым мясом морского окуня. Через три дня Гарри уедет в Лидс с Джеймсом, и они будут целоваться в толпе и в маленькой палатке, может, даже разделят спальный мешок, которым Гарри укрывал их той ночью в Брайтоне. В интернет сольются фотографии, появится много вопросов, и совсем скоро Луи придется признать происходящее официальным. «Да, мы расстались. Мы всё еще очень хорошие друзья, но всё стало слишком сложно. Мы не смогли выдержать этого как пара». «Мы просто не смогли». На данный момент он сосредотачивается на своем ужине и не позволяет себе думать ни о чем другом, кроме как о моменте, когда ему снова можно будет уйти в свой номер.***
Он засыпает посередине двуспальной кровати. Он просыпается на левой части, прижимая к себе подушку, лицом к пустоте в правой стороне от него. Пустоте, которую прекрасно смог бы заполнить один человек.***
Луи встает ранним утром, не выдерживая противного зуда под кожей от мрачных мыслей. Он наскоро завтракает в буфете перед тем, как пойти к озеру. Заходя в прохладную воду, он на мгновение думает пойти ко дну. Не в суицидальном смысле, а просто нырнуть и остаться в воде до последнего, наслаждаясь идеальным спокойствием вокруг. Он смог бы стать дайвером, выныривая, только чтобы заново наполнить баллон с воздухом. Наслаждаться тишиной. Очевидно, что это не сработает. Но всё же это приятная мысль. Он переворачивается на спину и расслабляется, прикрывая глаза, поддаваясь течению воды, пока солнце вырисовывает оранжевые рисунки за его веками. Он почти что может притвориться, что слышит чаек, если сосредоточиться только на звуках прибоя и двигателя лодки неподалеку от него. Да ради всего святого, да сколько уже можно? Ему нужно перестать жалеть себя, потому что всё не так уж и плохо. Конечно, неразделенная любовь это дерьмово, но он позволил себе влюбиться, поэтому это его вина и только. Он любит свою работу, у него отличные друзья, он здоров, привлекателен и у него достаточно денег, чтобы прожить пару жизней. К тому же он первый британский открытый футболист-гей, и, учитывая все обстоятельства, даже это ему удается не так уж и плохо. Так что. Ему действительно надо перестать себя жалеть. В эту же секунду. Когда-то он встретит еще одного Гарри. Наверное. Скорее всего, нет. Серьезно, блять, надо прекращать. Он скопил в себе столько смехотворной жалости за последние два дня, ему на всю жизнь хватит. Переворачиваясь, он подплывает к берегу, одевается и направляется к тренировочному центру, пока все еще только завтракают. – Ты стал больше заниматься, Томлинсон? – тихо, но язвительно спрашивает у него Макс, когда Саймон их собирает для того, чтобы разделить на две команды. – Боишься, что теряешь форму? Луи игнорирует его. В этом он стал чрезвычайно хорош.***
Проблема в том, что игнорировать Макса чертовски сложно, особенно когда им приходится работать вместе в одной команде, причем очень близко, так как Луи играет на десятой позиции, а Смеллинг на левом фланге. Только он всегда срезается в центр поля, перемещая всю их игру вправо, оставляя левое крыло открытым для противника и Найла в засаде. Когда им забивают второй гол из-за этого, Луи не выдерживает и подходит к нему. – Смотри, я знаю, что ты не привык к этому, но ты можешь, сука, хотя бы попытаться выполнять свою работу и быть там, где должен? – смахивая челку с пропотевшего лба, он понижает голос до резкого и злостного шепота. Что-то похожее на неуверенность мелькает в глазах Макса, но быстро исчезает за маской. Он уже открывает рот, чтобы ответить, но Луи опережает его, на этот раз уже повышая голос: – Ты играешь в левой стороне, понимаешь? Левой. Это значит слева от меня, так что если я в центре, ты слева. Мне записать это для тебя? Нарисовать тебе ебаный плакатик? – Что укусило тебя за задницу? – надменно протягивает он, и, блять, если кто-то заслуживает кулаком в лицо, то это именно он. Сейчас ударить его будет равноценно походу в спа, потому что это так же расслабит и доставит глубокое удовольствие. – Просто выполняй свою работу, – повторяет Луи, уже разворачиваясь. – Хэй, слушай, – кричит ему вдогонку Макс. – Может, в этом и проблема? Что твоего парня здесь нет и некому тебе это сделать? Луи замирает на месте. Оборачивается. Медленно, мучительно медленно, а Смеллинг только усмехается, сука, да как он смеет. – Знаешь, – добавляет он, на шаг ближе подходя к своей могиле, – может, он трахает кого-то другого, пока тебя нет. Он похож на тех, кто изменяет. Луи бьёт его. Это слегка страшно, но в целом его кулак, соединяющийся с челюстью Макса – самое приятное чувство на земле. Луи сразу замечает шок в глазах парня, то, как его откидывает от удара назад, то, как он сразу хватается за уже покрасневшее лицо. Отдаленно Луи слышит щелчки объективов и понимает, со скольких ракурсов фотографии этого момента будут красоваться в прессе. Затем Макс резко двигается вперед, будто хочет напасть на него. Луи готовится защищаться, только вдруг замечает чужие руки вокруг своей груди, которые его сдерживают, и то, что Макс зажат между Грегом и Эйденом, и внезапно слышится свисток Саймона, и вау. Ему конец.***
Учитывая все обстоятельства, Луи очень повезло в том, что он обошелся только объёмистым штрафом и строгим выговором о том, что ему лучше вести себя прилично. Иначе. Ему не надо было переспрашивать, что значит это «иначе». Луи не тупой. Он как раз направляется к двери со стопкой документов в руках, чтобы покинуть конференц-зал, которым им предоставили на время пребывания здесь, когда Саймон, менее строго, чем пару минут назад, его окликает. Луи обреченно бросает взгляд через плечо. Он не то чтобы не уважает своего тренера, более того, он ожидал, что его накажут пожестче, например, запретят участвовать в следующем матче. Просто он так сильно устал, он изнеможен до мозга костей, его кожа будто растянулась и только и ждет, пока её начнут рвать на части. – Слушай, – говорит Саймон. – Я знаю, что у Макса сложный характер. Это ещё мягко сказано. Луи фыркает, не сдерживаясь: – Он тот еще мудак. – У него сложный характер, – повторяет Саймон с ноткой изумления. – Но он хорош, и я вижу будущее для него в этой команде. Есть причина, по которой я посылаю его на фланги. Луи отпускает ручку двери и поворачивается, снова садясь за стол. Он берет бутылку воды, занимая себя ее открыванием, затем наливает себе стакан, стараясь не думать ни о чем другом. Саймон подталкивает к нему и свой стакан, дожидаясь, пока Луи наполнит водой и его, перед тем как продолжить говорить. – Мне кажется, вы смогли бы сработаться. Ага, наверное, в следующей жизни. Пытаясь удержать язык за зубами, Луи непринужденно отпивает воды. – Вам для этого не нужно быть лучшими друзьями, – продолжает Саймон. – Вам даже не нужно нравиться друг другу. Всё, что от вас требуется – слаженности в работе на поле. Я хочу, чтобы вы перестали истощать друг друга, а начали полагаться и поддерживать, когда другому чего-то где-то не хватает. Выработав систему, мы смогли бы превысить наши шансы на выигрыш в любой игре. – Возможно, – Луи со стуком ставит стакан на стол, из-за чего вода перелетает через край. Он случайно проходится запястьем по небольшой лужице, из-за чего его тату начинает блестеть, и он даже смотреть на нее не может. – Однако он всё еще мудак. – Если бы мы оставляли в команде только общительных, всемирно известных и идеальных игроков, у нас и команды не было бы. Это не кажется упрёком, но Луи всё равно всё ясно. Обхватывая пальцами правое запястья, прикрывая тату, он кивает. – Я прекрасно это знаю. Меня бы здесь не было, например. Саймон пожимает плечами. – Я не говорю, что это справедливо, но… – Это правда. – К сожалению, – Саймон выдерживает паузу, не поднимая взгляда от своего стакана. – Если тебя это хоть немного порадует, я поговорю с ним о его гнусном поведении. Ему тоже придется заплатить штраф. Я знаю, почему ты это сделал, и прекрасно понимаю, что он это заслужил, – он резко поднимает взгляд. – Но это не значит, что я смирюсь с такой реакцией. Не от тебя и не от любого другого игрока моей команды. Луи ударил товарища по команде. Он пока ещё этого не осознает, хоть и уже мельком видел Макса с потемневшими от ярости глазами и пачкой льда у челюсти. – Я знаю, – тихо произносит Луи. – Спасибо, Саймон. Саймон отмахивается. – Я уверен, что в конце концов всё станет легче. Я даже считаю, что это показало ему, на что ты способен. Ваши отношения улучшатся, когда он найдет себя в этой команде. Он наконец-то на той стадии, когда понимает, что нужно прилагать усилия. Луи резко вспоминает о той секундной неуверенности в себе, промелькнувшей в глазах Макса. Был бы он лучшим человеком, то почувствовал бы жалость к нему, но он не чувствует ничего. К черту Смеллинга, серьезно. Может, им и придется работать вместе, хорошо, с этим Луи сможет смириться, но он не сможет перестать считать его мудаком. – Просто чтобы ты знал, – прерывает его мысли Саймон, слабо усмехаясь. – Грег накричал на него, когда тебя увели. – Грег накричал? – Луи недоуменно моргает и сжимает свое же запястье. Это заставляет его чувствовать землю под ногами, учитывая, как сильно у него кружится голова. – Грег? – Грег, – подтверждает Саймон. Впервые за… пару часов, дней, с тех пор как он вышел из кафе в поисках Гарри, Луи чувствует, как на его лице появляется искренняя улыбка. Это уже что-то. – Я очень польщен. – Так и должно быть, – Саймон кивает, намекая на завершение их разговора, и Луи поднимается на ноги, покачиваясь и придерживаясь за спинку стула, чтобы не потерять равновесие. Он почти уже выходит из помещения, когда Саймон говорит: – И, Луи? Что бы ни съедало тебя, я надеюсь, ты разберешься с этим. Ты один из тех немногих, которые могут или создать или развалить команду. Разворачиваясь, Луи видит, что тренер наблюдает за ним слишком тяжелым взглядом, будто ему известно всё на свете. – Простите. Саймон качает головой. – Это был комплимент. – Оу, – Луи снова чувствует тень от улыбки на своих губах. – Спасибо. Он со щелчком закрывает за собой дверь, не отходя от нее пару мгновений, пытаясь возобновить всё то же равновесие. Итак. Сегодня он ударил товарища по команде. Он ударил его, и ему сошло всё с рук, но этот удар, он был настоящим, целенаправленным, а не тот легкий толчок, о котором рассказал ему Дин. Синяк на челюсти Макса не сойдет даже через пару дней. Луи не чувствует себя виноватым. Нисколечко.***
История сливается в прессу. Конечно же. Особенно, если учитывать, что это была публичная тренировка. Некоторые слова Макса тоже просачиваются в медиа, и это также не удивительно, так как он даже не пытался быть тихим. Однако ничего не говорится про ярость Грега или про штрафы, которые придется заплатить Луи и Максу. Как обычно, это пробуждает обсуждение, профессионально ли поступил Луи, не слишком ли резко отреагировал он, или всё же другой участник конфликта перешел границу. Это происходит каждый раз, когда игрок применяет физическую силу в ответ на слова другого, но, конечно, здесь разница в том, что Макс и Луи в одной команде. Луи закрывает окошко браузера и откидывается на своей слишком большой кровати. Ему интересно, знает ли уже об этом Гарри и если да, то что думает об этом. Считает ли он, что Луи защищал его честь, льстит ли ему это, или может он расстроен и слегка разочарован резкой реакцией Луи. Черт. В этом, наверное, есть какая-то ирония, ведь Луи впервые такой искренний и честный за все годы своей карьеры, но он никогда не чувствовал себя таким неполноценным. С его стороны было бы очень трусливо пропустить ужин, так что он натягивает на себя футболку, которая принадлежит Гарри, и спускается вниз, разговаривая ни о чем с ребятами, пытаясь игнорировать заинтересованные взгляды в свою сторону. Но он не может не почувствовать себя самодовольно, когда пару раз замечает, как Макс кривится, пытаясь жевать. После ужина Найл следует за ним прямо в его номер, и Луи даже не пытается остановить ирландца. Он, наверное, единственный человек в мире, которого ему сейчас хочется видеть. И Гарри, конечно, но это даже не вариант. Так что он не считается. Луи падает на кровать, зарываясь лицом в подушку, и после мгновенной паузы чувствует, как Найл присаживается рядом. Его рука очень теплая, когда он кладет её меж лопаток Луи, и Томлинсон задумывается, насколько проще была бы его жизнь, если бы он влюбился в Хорана. Кроме того, конечно, что у него с ним не было бы даже крупицы шанса. С Гарри у него была эта крупица. Просто её не хватило. – Ты не хочешь рассказать мне, что происходит? – спрашивает Найл с ноткой решительности в голосе. – Потому что я понимаю, что он заслужил это, и, дружище, можно я скажу, что ты отлично справился? Ты не представляешь, как часто мне хотелось сделать это. Но… почему сейчас? Он говорил тебе вещи и похуже. Луи издает непонятный звук в подушку. Материал постельного белья неприятно трется о его кожу и совсем не помогает, потому что Луи и так страдает от невыносимой жары, из-за которой он еще больше чувствует себя отвратительным и безнадёжным. – Ладно, – Найл поглаживает большим пальцем спину Луи, и это на самом деле очень приятно. – Гарри игнорирует меня. А Лиам сказал, что ты не отвечаешь на его звонки. И это очень дерьмово. Очень. Хуйня полная, – Найл на секунду замолкает. – К тому же Зейн зол на Лиама. Насколько я знаю, он даже не разговаривает с ним, проводит всё свое время с Гарри. Не знаешь, с чего бы это? Приподнимая голову, Луи сразу же замечает плохо скрытую жалость в глазах Найла. – Зейн проводит всё свое время с Гарри? – переспрашивает он. Найл долго просто смотрит на него, не двигаясь. Затем издает резкий смешок. – Не говори ерунды. Зейн и Гарри? Расслабься, потому что между ними уж точно никогда ничего не будет. – Ты прав, – устало выдыхает Луи. Ладонь друга всё еще на его спине, что очень успокаивает. Господи, как же он любит Найла. – Конечно, ничего между ними не случится, так как Зейн и Лиам влюблены, а Гарри с Джеймсом, так что. Найл щурится. – Ты о чем вообще? С каких пор Гарри с этим сраным пиздюком? Да, Луи действительно очень сильно любит Найла Хорана. – Помнишь, как ты сказал, что всё зависит от Гарри? – Луи снова зарывается в подушку, не обращая внимания на то, что из-за этого его слова становится тяжело разбирать. – Что ж, он сделал свой выбор. Найл снова надолго затихает, затем растерянно и тихо спрашивает: – Он сказал тебе это? Серьезно? – Ему не нужно было этого говорить. Найл проводит ладонью вверх, зарывая её в волосы Луи, чтобы слегка потянуть за них, заставляя его перестать прятаться в подушке. Луи не хочет переставать прятаться. Эта подушка очень хорошая, он считает, что они с ней могли бы подружиться. Он со стоном переворачивается на спину. – Что? – Лу, – крайне серьезно произносит Найл. – Что точно Гарри сказал тебе? Он сказал, что не влюблен в тебя? Этими же словами? Он сказал, что правда любит Джеймса? Луи мог бы соврать, закончить разговор здесь и сейчас. Он хороший лжец, за его плечами годы практики, годы поцелуев с девушками и взглядов украдкой на привлекательных парней. Более того, из него такой хороший врун, что он смог убедить себя в том, что между ним и Гарри что-то было. Он так устал от лжи. Не отводя взгляда от бежевого потолка, он тяжело вздыхает. – Нет, он не говорил этого. Не совсем. – Ладно, – строго произносит Найл. – А что тогда? Что произошло? Я хочу, чтобы ты мне рассказал всё до последней подробности, каждую фразу, хочешь, можешь даже разыграть сценку, только расскажи всё как было, а не только как воспринял это ты. Слова будто неприятно царапают его изнутри. – Я не хочу говорить об этом. – Ну уж нет, – Найл тыкает ему в ребра, не совсем больно, но доказать свою точку зрения ему удается. – Мы поговорим об этом. Сейчас же. Он так устал. – Найл, – тихо произносит Луи. Хоран только качает головой. – Луи. Я серьезно сейчас. Луи резко поднимается с постели. Он подходит к окну, отодвигая тяжелые шторы, наблюдая за закатом в горах. Он начинает говорить даже не оборачиваясь. – Он отменил нашу встречу. Я хотел отвезти его на ланч в последний день своего пребывания в Манчестере, но он отменил всё, – он не чувствует ничего, кроме этих слов, которые слишком громко отдаются в его собственных ушах. – И - ладно, прямо перед этим, Джеймс… Я случайно услышал их. Джеймс признался Гарри в своих чувствах. Найл молчит некоторое время, впитывая в себя новую информацию. – И что Гарри сказал? – Я не знаю, я не смог там больше оставаться, – пожимает плечами Луи. Он не помнит, когда в последний раз чувствовал такую пустоту внутри. – Но он отменил наш ланч. – И ты принял это за его решение? – скептически спрашивает Найл. Господи, нельзя уже покончить с этим разговором? Луи не хочет этого. Раны еще слишком свежие, чтобы их раздирать. – Мне всё ясно, – снова пожимает плечами Луи. – А мне слишком темно, – парирует Найл. Луи разворачивается, скрещивая руки на груди. Он знает, что это такая защитная реакция, а Найл просто пытается помочь. Но сейчас он не может с этим справиться. Он думать об этом не может, не то что обсуждать. – Хочешь ясности? – он опирается на окно, слегка вздрагивая из-за холодного стекла. – Он потом приехал ко мне и когда я предположил, что сейчас самое лучшее время закончить наши псевдоотношения, знаешь, что он сделал? Он согласился, Найл. Найл поднимается на ноги, застывая на месте, ни на секунду не переставая хмуриться. – Он согласился, ха. А ты дал ему шанс вставить хоть слово перед тем как сказать, что было бы замечательно для каждого из вас пойти своим путем? Луи становится слишком неуютно, а внутри него снова зарождается чувство тошноты. – Я знал, что он скажет, я просто не хотел этого слышать. Найл в ответ только безэмоционально смеется. – Потому что ты всё еще зациклен на мысли о том, что нет даже самой малой вероятности, что он захочет тебя. – Иди нахуй, – огрызается Луи. – Да черт возьми, Луи! – Найл приближается к нему на шаг, испепеляя взглядом. – Повторяй за мной: «Я заслуживаю быть любимым». Давление в желудке Луи только усиливается. – И что, потом мы накрасим друг другу ногти? – Повторяй за мной, Луи, – Найл даже не моргает. – Я заслуживаю быть любимым. – Ты заслуживаешь быть любимым, Найлер, – Луи выдавливает из себя слабое подобие усмешки. Найл неожиданно сокращает расстояние между ними, впечатывая Луи в окно, неприятно впиваясь пальцами ему в плечи. Луи вздрагивает не от страха, а потому, что он ещё никогда не видел Найла таким непоколебимым, таким напряженным. Разве что только на поле. – Просто, блять, скажи это, Луи. Луи всеми силами заставляет себя не опускать взгляд. – Зачем? – Может, так ты хотя бы раз в жизни в это поверишь. – Это всё равно не сработает. – Что ж, тогда мы только с этого начнем, – решительно стоит на своем Найл. Он ослабляет свою хватку и делает шаг назад, и Луи буквально видит, как вся его непоколебимость в глазах превращается в грусть. – Черт побери, Лу. Что тебе мешает? Луи открывает рот, чтобы перечислить любые причины. Причины. Например, то, что он трус, что он слабак, только это уже не совсем так, особенно после этой маленькой войны, через которую он прошел, справляясь с давлением медиа, грубостью ведущих телешоу и незнакомых людей на улицах, гребанного Макса. Также то, что он повел себя как тупейший идиот с первым парнем, который его поцеловал. Хотя Дин простил ему, и да, возможно, Гарри был прав, когда сказал, что, если ты однажды поступил как мудак, это ещё не значит, что ты им являешься. Возможно. Полностью опираясь на окно, Луи старается дышать. Найл пристально наблюдает за ним, и маленькая часть тяжести в его животе исчезает, позволяя ему слабо улыбнуться. – Ладно. Может, так и есть, – он выдыхает, снова вдыхает, задерживая в легких воздух на пару мгновений. – Может, я и правда заслуживаю этого. Но Гарри всё равно меня не любит. Найл внезапно широко ему улыбается в ответ. – Не думаешь ли ты, что это уже ему решать? Конечно же, это решать только ему, и он всегда это понимал, даже до того, как осознал эту постоянную нужду делать Гарри счастливейшим человеком. Он как раз хочет это сказать, как Найл прерывает его жестом руки. – И даже не смей говорить мне, что он уже всё решил. Это не считается, если он без понятия, что ты влюблен в него. Если он не знает, что упускает. Луи не знает, что ответить на это.***
Это правда нелепо. Луи уже пару часов как должен спать. Вместо этого он листает фотографии на своем телефоне, задерживаясь на той, которую сделала Шарлотта, долго изучая то, как Гарри льнет к нему с сосредоточенным взглядом. Он также засматривается на еще одну, которая красовалась в нескольких изданиях, на которой Луи за рулем своего Порше, а Гарри вылезает из машины, одетый в футболку Луи, что подтверждает его фамилия на спине над номером десять. Закрывая галерею, Луи выпутывается из одеяла и погружается в мысли о том, что Гарри всегда спит нагишом, какой он теплый и податливый, когда только просыпается. Как он даже тогда сразу же отвечает на поцелуи Луи. Как единственный раз, когда он отказал ему, это когда не захотел быть первым у Луи, потому что тот заслуживает быть влюбленным. Как он не указал, что это должно быть взаимно. Это и не значит ничего. Или, может быть, значит, а попытка Луи защитить себя, облегчить им обоим жизнь была очень глупым поступком. В темной комнате телефон светится слишком ярко, такое чувство, что он отражается даже на луне. Луи открывает WhatsApp, чтобы увидеть, что Гарри не было онлайн с самого утра. На часах слишком поздно, он, наверное, уже спит, но Луи знает, что телефон парня сам переходит в беззвучный режим на ночь. Луи знает это. Он еще очень много чего знает о Гарри, но, тем не менее, не может найти слов для маленького предложения. «Здесь невероятно чудесно, тебе бы понравилось. Желаю хорошо провести время в Лидс». Сообщение совсем не отражает головокружительный хаос в голове Луи. Но это всё равно пробуждает в нем крохотную, похожую на дымку, надежду. ===