Девочка с картины

Глазик шевелился неприятно, чужой все же. У музыканта немного другой размер глаз, да и поместила я его неудачно. Но ничего. Скоро я его ему верну. Глаз мне не к чему. У меня своих два. А тут еще и третий. Я шарила по улицам глазами. Просто так, на всякий случай. Хотелось насмотреться, пока могу. Ведь я давно ничего похожего не видела. Века прошли с тех пор. Тысячи и тысячи световых лет. Миллионы и миллиарды звезд потухли за то время, и еще больше родились. Так давно я не видела мир таким, каким давал посмотреть на него глазик музыканта. Третий глаз, умело вставленный в ту же глазницу, что и правый. Они неудобно совмещали друг друга. И теперь, жмуря левое веко, я видела мир не таким, каким видят его люди. Правда, сейчас другое пространство заполнял туман. Среди густого молока мелькал то хвост, то лапа, то еще что-то. Продираться сквозь туман становилось все сложнее и сложнее, и я еле-еле стояла на ногах. Зрение отнимало очень много сил, но я не могла не смотреть. Слишком сладкими казались мне эти видения. Однако, уже через минуту, ноги мои будто бы превратились в вату и я начала задыхаться. И это когда я уже почти дошла. Как же не вовремя. Еще минута, еще чуть-чуть, и я буду на месте. Однако силы покидали меня слишком стремительно. Я себя переоценила. Переоценила человеческое тело. Переоценила еще не готовый разум, начинающий потихоньку сходить с ума. Я слишком много увидела за один раз. Помощь пришла внезапно. Туман расступился передо мной, давая сделать еще два слабых шага вперед. Парни за моей спиной не собирались мне помогать. Гады. Я ради них столько сделала. Но… с другой стороны я понимала, что им даже нельзя лишний раз до меня дотронуться. Они не могут мне ничем помочь. Они не могут поделиться, как обещали, силами. Они могут лишь жаться друг к другу, мысленно желая мне удачи. Из тумана на меня несся конь. Огромный, гораздо больше любого другого коня, просто великан. Он промчался сначала вбок немного, потерявшись в тумане, а потом вынырнул из белого молока прямо передо мной. Я схватилась за его шею и повисла на ней. Он, кажется. Не против меня домчать до нужного места. - Постой! – закричал музыкант. – Тебе нельзя так быстро! Но я его не слушала. Пусть я сама решу, что можно, а что нельзя. - Она так очнется! Она очнется! «Тссссс… выдержи только….» Шепот в голове привел меня в чувства. Будто обдало меня холодной водой. Я шустро забралась на шею коня, закинула ногу на холку и повисла на его спине, свесив ноги. Он встал на дыбы и помчался. Я лишь болталась и подпрыгивала на нем, будто в облаке пены. Его волосы щекотали лицо, лезли в глаза, однако меня это не волновало. Я почувствовала себя как машина, пропущенная на мойке через такие упругие валы, выскабливающие всю грязь из самых труднодоступных мест. Щетина коня тоже смыла с меня всю усталость, всю грязь. Мы гнали как сумасшедшие. Мы бежали, бежали, бежали. Но вдруг конь начал тормозить. Его ноги подкашивались, проходя сквозь землю, я начала сползать. Он подо мной пузырился, извивался, рассыпаясь крупными клоками пены. И под конец он совсем полз, протащив меня по земле еще с метр, и рассыпался на множество пузырьков. Я же встала, отряхнулась и с удивлением встретилась глазами с маленькой девочкой, обнимающей игрушечного зайчика. Она смотрела на меня глазищами огромными, как две луны светящимися в темноте. Кошка. Кошка с зайкой. Милая маленькая девочка, всего лишь милая маленькая девочка на берегу речки. Потерявшийся птенчик. Потерявшийся ребенок, которого очень ждет мать. - Идем со мной – я протянула ей руку. – Мама твоя тебя ждет. Она коснулась моей руки и я с облегчением впилась пальцами в глаз. Боль, темнота, круглый шарик на моей ладони, кровь…