Момент силы

В пронзительно-ярком голубом небе кружили чайки. Десятки, а то и сотни легкокрылых белых птиц лавировали в воздушных потоках, словно исполняя старинный медленный танец. Большой круг, разворот, какое-то сложное перестроение… Но вот чайки заметили неосторожно подошедшую к поверхности воды рыбу и тут же всей стаей спикировали вниз. Рыбы на всех не хватило, завязалась драка, и Лёшка поспешно отвернулся от делящих добычу птиц. Далеко впереди, за водной гладью, темнела полоса гор, и в первые дни Лёшка думал, что это — противоположный берег Байкала, но потом увидел на карте, что так причудливо изгибается полуостров Святой Нос. Дом Лисовского, в который Лёшку привезли шесть дней назад, стоял прямо на берегу Баргузинского залива, на отшибе села Максимиха, и вокруг было непривычно спокойно и тихо. Дом, а также прилегающий к нему пляж и лес, окружал здоровенный зеленый забор, и Лёшка, стыдно признаться, до сих пор не обошел всю огороженную территорию. Его крайне смущало, что кроме него на участке постоянно находилось еще несколько человек: охрана на пропускном пункте, повар, садовник, уборщица и суровая пожилая женщина, в обязанности которой входило следить за тем, чтобы Лёшка соблюдал режим. На следующий день после встречи с Лисовским Лёшку отвели в поликлинику, и там ему устроили полный медицинский осмотр. Никаких серьезных болезней у него, к счастью, не обнаружилось, но врачи не были бы врачами, если бы выпустили пациента совсем ничего не найдя. Лёшке приписали нервное и физическое истощение, из-за чего здесь, на Байкале, ему пришлось пить какие-то таблетки и витамины, регулярно питаться и, конечно же, много гулять. Впрочем, против прогулок Лёшка ни в коем случае не возражал. Тем более что в его полное распоряжение выделили новенький горный велосипед, моторный катер и весельную лодку. Велосипеду он искренне обрадовался, воду же счел слишком ненадежной стихией, чтобы с ней связываться. Озеро было, безусловно, прекрасно, но любоваться им Лёшка предпочитал с берега. Стоило ему выйти за ворота, как перед ним открылся сказочный мир, вселенная с практически не тронутой природой. Ведь, оказывается, именно здесь, на берегах Баргузинского залива, раскинулся старейший в стране заповедник, и эти места вот уже девяносто лет, как охранялись от воздействия человека. Лёшка невольно сравнивал местные пейзажи и окрестности «Фермион-лаб», одновременно и похожие, и не похожие друг на друга. С одной стороны, и тут и там горы теснили сосновые и березовые леса с устилающими землю мягчайшими моховыми коврами, с другой же... уже во второй свой приезд в Баргузинский заповедник (от дома Лисовского до него было всего двадцать минут на велосипеде), Лёшка хорошенько осмотрелся и теперь не перепутал бы эти места ни с какими другими. И горы здесь оказались выше, чем на Урале, пики острее, и растения на самом деле — совершенно другие. Другой запах, другие цвета… Заехав в заповедник, Лёшка обычно спешивался, оставлял велосипед в каком-нибудь укромном овражке или под кустом и отправлялся гулять. Он бесцельно бродил по лесу, не искал ни грибов, ни ягод, ни о чем конкретном не думал, но как же хорошо ему становилось после таких прогулок! Он чувствовал себя стареньким, полностью разряженным ноутбуком, который после долгого перерыва вновь подключили к розетке. Всем нутром он жадно впитывал энергию окружающей природы, энергию, которая ему понадобится для дальнейшей работы. Ведь он возвращается в физику! Всякий раз, стоило лишь подумать о том, что ему не придется прощаться с любимой наукой, в груди разрасталось позабытое за последний месяц тепло. Здесь, наедине с древним озером, горами и вековыми деревьями, легко верилось в то, что теперь в его жизни все будет хорошо. Никто больше не станет обвинять его в несовершенных преступлениях, а, главное, его судьба, наконец, перестанет зависеть от прихотей сумасшедшей семейки Лисовских. Подумать только! Все его беды — из-за знакомства с Максом! Если бы в тот далекий майский день, почти полтора года назад, Лёшка отказался от его сомнительного предложения, вся его жизнь сложилась бы иначе. Сейчас он жил бы во Франции, работал в прекрасной европейской лаборатории, может быть, даже успел бы жениться на Кате. Катя… как же давно он не писал ей, даже не вспоминал про нее. Ну да ничего, теперь все станет как прежде, до знакомства с Лисовским. Он вновь начнет общаться с друзьями, восстановит отношения с коллегами в лаборатории… хотя нет. Он чувствовал, что готов написать Кате, Арсену, Сергею Николаевичу и Ивану Петровичу, к тому, чтобы вспомнить, что в мире помимо Лисовских существуют и хорошие, умные, честные люди, но вот начать общаться с кем-то лично, особенно с теми, кто был невольным свидетелем его унижений… нет-нет! Ни Дэвида, ни кого-либо еще из коллег видеть не хотелось. Ах, если бы можно было перевезти все оборудование из лаборатории сюда, поселиться в какой-нибудь затерянной в тайге хижине и там заниматься наукой, как было бы здорово! Но глупо мечтать о несбыточном, и Лёшка старательно не мечтал. На четвертый день пребывания на Байкале ему, наконец, надоело бесцельно гулять, и он стал брать с собой книги. Да-да, именно книги, бумажные, в красивых переплетах, а не ставшие уже привычными распечатки или ноутбук. Библиотека в доме Лисовского просто потрясала воображение. Чего здесь только не было! Классическая художественная литература, трактаты по философии и истории, биографии известных людей и, что самое удивительное, учебно-научная литература по физике, химии, биологии… В первые мгновения при виде всего этого богатства Лёшка даже растерялся. Он никак не ожидал встретить столь серьезную библиотеку в доме кого-то вроде Лисовского. Даже чуть было не усомнился, а так ли тот плох, как Лёшка привык о нем думать. Все-таки Макс и его обманул, и все его дальнейшие действия объяснялись возникшим недопониманием. Но, к счастью, эти нелепые сомнения довольно быстро развеялись. Нет уж! Какими бы мотивами человек ни руководствовался, преступление есть преступление. Изнасилование — это же даже не убийство, не воровство, которые могут произойти случайно. Нет, для этого нужно желание. Осознанное решение использовать человека против его воли. Так что Лисовский — законченный негодяй, и точка. Тем более что большинство книг в его библиотеке, как обнаружил Лёшка, никто и никогда даже не открывал. И тут обман! Сплошная показуха! В кои-то веки Лёшка выбрал для чтения не монографии по физике (хотя соблазн был велик, некоторые он знал по названию, но прежде нигде не встречал), а труды программных философов. Ведь уже наступил конец июля, и всего через несколько месяцев, если, конечно, в его жизни снова все радикально не переменится, ему предстоит сдавать вступительные экзамены в аспирантуру. И если за физику и английский он нисколько не беспокоился, то работы Канта, Гегеля и иже с ними в памяти срочно требовалось освежить. Вот и сейчас Лёшка сидел на берегу озера, смотрел на чаек, слушал их пронзительные крики, а рядом лежали позабытые «Логические исследования» Гуссерля. Все же философия была совершенно не его стихией. Он не понимал смысла половины заумных фраз, и это его раздражало. Равно как и сама идея на нескольких сотнях страниц рассуждать о весьма мутном, несуществующем предмете. Тут вдруг у него зазвонил телефон. Лёшка вздрогнул и чувствительно ударился локтем о валун. Зашипев от боли, извлек из кармана надрывающийся маршем из «Щелкунчика» аппарат, но прежде чем ответить, посмотрел на часы, не опаздывает ли. Все здесь, на Байкале, ему нравилось, кроме необходимости соблюдать режим дня. Вставать по будильнику, есть и принимать лекарства в строго отведенное время. Причем, когда он, загулявшись, задерживался, надзирающая за ним дама устраивала ему настоящий разнос. Нет-нет, она на него, конечно же, не кричала, но и выслушивать лекции о вреде собственному здоровью было крайне унизительно. Он же не ребенок! Давно живет один и прекрасно заботится о себе самостоятельно. Но почему-то прервать монолог Ирины Анатольевны у него ни разу не хватило решимости. Однако было только без пяти шесть, и до ужина оставалось чуть более часа. Он вполне мог еще минут двадцать здесь посидеть, а затем неторопливо вернуться. Так зачем же она звонит? Что случилось?! Ставший в последний месяц его постоянным спутником страх приподнял голову, заворочался где-то в районе желудка. Лёшка сам себя презирал и ненавидел за это, но боялся теперь любых неожиданностей. — Алё? — ответил он сорвавшимся на писк голосом. Звонила, действительно, Ирина Анатольевна. В своей обычной манере — мягко, но крайне настойчиво, — она велела ему немедленно возвращаться домой, чтобы успеть переодеться к ужину. Переодеться к ужину?! Лёшка испуганно замер. В его распорядке дня это было нечто новое, нечто тревожное. Обычно он завтракал, обедал и ужинал в полном одиночестве, и никому не было дела, как он при этом одет. Неужели же… неужели… но нет, Лисовскому здесь совершенно нечего делать. Они договорились, что Лёшке дадут десять дней отпуска, из которых прошло только шесть. Наверное, в доме просто захотел пожить кто-то еще. Кто-то пока незнакомый, но наверняка опасный, как и все их привыкшее к вседозволенности окружение. Не помня себя от тревоги, Лёшка собрал вещи и вскочил на велосипед. Дорога до дома Лисовского пролетела почти незаметно. У высоких зеленых ворот Лёшка спешился и, дождавшись, когда створки перед ним будут гостеприимно распахнуты, вкатил велосипед на огороженную территорию. От пропускного пункта дома не было видно, и понять, не стоит ли перед крыльцом чужая машина, не представлялось возможным. Обычно этот участок пути Лёшка проезжал быстро, но сейчас он тянул время. Брел по подъездной аллее да старательно глядел по сторонам. Вдоль заасфальтированной дорожки зеленели посадки невысоких пушистых пихточек, за которыми хаотично росли вперемежку хвойные и лиственные деревья. Так что, если бы Лёшка не знал, что идет по частной территории, то принял бы дорогу за обычное загородное шоссе. В какой-то момент дорога поворачивала, и открывался вид на комплекс деревянных построек: главный дом и еще несколько зданий, куда Лёшка никогда не заходил. На первый взгляд, все было как обычно. Идеально подстриженная лужайка, яркие клумбы, пустые лавочки… никаких посторонних людей или машин. Лёшка вздохнул с облегчением и зашагал быстрее. Против его ожиданий, Ирина Анатольевна не вышла ему навстречу, и он благополучно добрался до своей комнаты на втором этаже. Минут двадцать полежал, пытаясь все-таки вникнуть в феноменологию Гуссерля, и ровно к семи спустился в столовую. О том, что его просили переодеться, Лёшка уже и думать забыл. Да и в конце-то концов! Он и так был более чем прилично одет: в новые джинсы и футболку, которые сестра заставила его купить на рынке в родном городе. Однако стоило ему оказаться в столовой, как все опасения вернулись: стол был накрыт на двоих. Сделав от двери всего несколько шагов, Лёшка замер, глядя на второй прибор, как на ядовитую змею. Сердце в груди учащенно забилось, к горлу подступила тошнота. Руки и ноги потяжелели, и случись вдруг пожар, Лёшка не смог бы сдвинуться с места. Как же он ненавидел такое свое состояние! Это мерзкое чувство беспомощности, унизительную надежду, что все обойдется, что хотя бы на этот раз мироздание окажется к нему милосердно. Но так же нельзя! Он — не какая-нибудь перепуганная зверушка, он — человек! Образованный, умный. В лаборатории он каждый день бросает вызов самой природе, так неужели сейчас не справится с очередным богатеем?! Да и если рассуждать логически, что здесь с ним может случиться? Он — гость Лисовского, а тот говорил, что все недоразумения между ними уже разрешились. Обещал, что его больше не тронут. На смену страху и растерянности пришло раздражение. Злость на себя, свою ненормальную реакцию всего лишь на дополнительную тарелку, в целом на ситуацию. Он подошел к столу и решительно отодвинул ближайший стул. Получилось громковато, ну да что уж теперь. Рядом с пустыми тарелками, бокалами и приборами стояло несколько накрытых крышками блюд. Воспитание подсказывало Лёшке, что невежливо начинать есть одному, что нужно дождаться сотрапезника, кем бы он ни был. Злость же нашептывала прямо противоположное: его ведь никто не предупреждал, что ужинать он будет не один, да и познакомиться с ним пока что не удосужились. А значит, правила приличия первый нарушит не он. К тому же из-под крышек так соблазнительно пахло! Около минуты промучившись сомнениями, Лёшка все же не выдержал, открыл стоящие перед ним блюда. Сегодня на ужин была уже успевшая ему полюбиться индейка в нежнейшем кремовом соусе, овощное суфле и… недожаренные куски мяса. Лёшка настолько привык, что местный повар каждый раз демонстрирует настоящие чудеса кулинарного искусства, что теперь был в полном недоумении. Это мясо напоминало его собственный первый курс, времена, когда он, уехав из дома, только-только учился готовить. И мясо он тогда вот точно так же недожаривал, и рожки переваривал, и гречка у него вечно подгорала… Наверное, сегодняшний ужин местному повару помогал готовить какой-нибудь новичок. Лёшка поспешно прикрыл блюдо с мясом крышкой. Вопреки обыкновению, столкнувшись со столь явной некомпетентностью, он не почувствовал раздражения. Скорее, ему стало неловко, даже захотелось незадачливому повару как-то помочь. Ведь нельзя же из-за одной-единственной ошибки портить человеку карьеру и жизнь, а в том, что второй гость Лисовского способен за испорченное мясо повара уволить, Лёшка не сомневался. Но не успел он чего-либо придумать, как сзади раздался знакомый, преследовавший его в кошмарах голос: — Добрый вечер, Алексей Викторович. Ну, как вы тут? Смотрю, уже освоились, не стали меня ждать? — Это вы?! — Лёшка, пораженный, даже поднялся со стула. Вот уж кого-кого, а самого Лисовского он здесь почему-то совершенно не ожидал увидеть. — Зд-дравствуйте. — А вы ждали кого-то другого? Сидите-сидите, вовсе не обязательно приветствовать меня стоя. Лисовский пересек комнату и устроился напротив. — Что тут у нас на ужин? В первую очередь он открыл крышку над недожаренным мясом, но почему-то не выразил ни удивления, ни возмущения, положил на свою тарелку парочку полусырых стейков, овощное суфле и салат. В бокал налил красного вина, с явным сомнением посмотрел на все еще стоящего Лёшку и, не спрашивая, наполнил его стакан апельсиновым соком. Тут Лёшка наконец осознал, как глупо выглядит, и сел, не спуская настороженного взгляда с Лисовского. Тот же будто не замечал возникшего в комнате напряжения, сосредоточенно жевал омерзительно-сырое мясо. На сотрапезника не обращал ни малейшего внимания. Лёшке впервые удалось рассмотреть этого страшного человека вблизи. Крупные, простоватые черты лица, неправильной формы нос, широкие скулы… Сеть пока неглубоких, но частых морщинок поперек высокого лба и вокруг глаз. Вроде бы, обыкновенный человек, немолодой — таких в любой толпе увидишь множество, — но при этом он походил на любого из Лёшкиных знакомых настолько же, насколько поджарый бойцовый пес похож на умную и дружелюбную дворнягу. Бойцовый пес… Лёшка мысленно усмехнулся. Да уж, и вкусы у него соответствующие. — Я, конечно, польщен, что вы находите мою внешность столь занимательной, — вдруг, словно бы в ответ на его мысли, проговорил Лисовский, — но настоятельно рекомендовал бы вам все же поужинать. А то взяли моду доводить себя до истощения. — Моду?! — вслух возмутился Лёшка и все-таки положил себе на тарелку еды. — Моду, причем преглупую. В определенных кругах, знаете ли, считается особым шиком доводить себя до вашего, а то и худшего, состояния. — Но я не… не… ни до чего себя специально не доводил! Лёшка вновь внутренне похолодел. Неужели Лисовский все еще считает его настолько пустоголовым?! Но тогда… чего стоят все его сказанные в прошлый раз слова?! Все данные ему обещания?! — Знаю, — Лисовский улыбнулся, но эта улыбка странным образом не выглядела ни приветливой, ни дружелюбной, скорее, это был формальный оскал. И в сочетании с холодным, внимательным взглядом выглядел он откровенно жутко. — Ешьте, потом поговорим. Лёшка послушно взялся за вилку и отправил в рот кусок чего-то безвкусного. Ему снова было страшно. Страшно… совсем как тогда! Зачем Лисовский приехал?! Ведь он же обещал оставить его в покое! Сказал, что все разрешилось, и он больше не станет Лёшку мучить. Но почему он тогда здесь?! Для чего?.. — Алексей Викторович, — голос Лисовского прозвучал как-то иначе. Более вкрадчиво, мягко. — Посмотрите на меня. Лёшка через силу поднял на него взгляд. — Вы меня настолько боитесь? Не стоит. Да, я порой бываю резок в высказываниях, но, поверьте, вам с моей стороны больше ничего не угрожает. Я совершил ошибку, ужасную ошибку, и теперь искренне пытаюсь ее исправить. Я хочу, чтобы вы поняли: я не насильник, и чужой страх вовсе не доставляет мне удовольствия. — Нет?.. — Лёшка, сам не зная почему, выразил свое недоверие вслух. — Тогда зачем вы приехали? Вы же сами сказали, что дадите мне отпуск на десять дней. — Верно, сказал. И ни коим образом не собираюсь мешать вам отдыхать. Наоборот, сделаю все зависящее, чтобы вам здесь было хорошо. Но я и сам давно не был в отпуске, а мне, как и любому другому человеку, время от времени нужно расслабляться. Или вы хотите выгнать меня из моего же дома? — Нет-нет! Конечно, нет, — Лёшке сделалось совестно. Похоже, он настолько зациклился на своих проблемах, что теперь подсознательно считает, будто весь мир крутится исключительно вокруг него. И Лисовскому со всеми его миллионами и металлургическими комбинатами больше нечего делать, как только его преследовать. А вот то, что человек тоже устал и теперь просто хочет пожить в своем доме, даже не пришло ему в голову. — Простите, я понимаю, что вам тоже нужен отдых. А здесь, действительно, очень красиво и спокойно. Мне… пойти собирать вещи? — Зачем? — Ну… я же, наверное, вам буду мешать. — О, об этом не беспокойтесь, — на этот раз Лисовский улыбнулся, вроде бы, искренне. — Мы вовсе не будем друг другу мешать. Кстати… сколько вам лет? — Вы разве не знаете? — Я знаю то, что написано в вашем досье. Но судя по вашему поведению вам семьдесят, а не двадцать четыре. Так успокойте меня, ответьте, сколько вам лет. — Мне… простите, я не понимаю, о чем вы. — Не понимаете? Ну, хорошо… как вы проводите здесь время? — Отдыхаю. Ем, сплю, гуляю. Катаюсь на велосипеде. Что-то не так? — А с кем вы здесь общаетесь? — В смысле? Со всеми. С Ириной Анатольевной, например. Лисовский откинулся на спинку стула, взял в руку бокал. Покрутил его, наблюдая за движением рубиново-красной жидкости. Затем вновь перевел задумчивый взгляд на Лёшку. — И вы сами не видите в этом ничего ненормального? — В чем?! В том, что мне хорошо наедине с самим собой? Нет, не вижу. Когда вы отправляли меня сюда, честно скажу, я не верил, что это хорошая идея. Но теперь я вам благодарен. Здесь замечательно. Так красиво и тихо… — И вас совсем не тянет общаться с другими людьми? Пусть не со своими ровесниками, их, насколько я понимаю, вы избегали и раньше, но хоть с кем-нибудь? — Нет! — Ясно. Вот что: вы достаточно времени провели наедине с собой, пришло время начать хоть с кем-то общаться. И поскольку именно я невольно стал тем, кто заставил вас бояться людей, со мной вы и будете проводить время. Да не вздрагивайте вы так! Домогаться вас я не собираюсь. Это будут ваши любимые прогулки и экскурсии. Например, вы, кажется, до сих пор не видели окрестностей с воды? Поверьте, это настоящее преступление. Так что мы завтра же исправим эту оплошность. — Я… а у меня есть выбор? — Конечно. Выбор есть всегда. Но в данном случае ваш выбор в том, хотите ли вы продолжать мучиться и изображать жертву или же наконец возьмете себя в руки, переживете случившееся и двинетесь дальше. Ну так что? Вы позволите вам помочь? — Я… — Лёшка задумался. Наверняка в предложении Лисовского был какой-то подвох, но Лёшка настолько устал за последние месяцы всех подозревать и бояться, что уже был готов принять помощь даже от своего обидчика. — Да. Я поеду завтра с вами на экскурсию.