Decaying saint

Вот уж никогда не думал, что кому-то удастся завоевать хотя бы крохотную толику моего внимания. Я привык быть окруженным матово-белой тишиной напускного великолепия и уверенностью в том, что все вокруг всегда будет именно так, как я хочу. Единственным обязательным условием, при помощи которого можно было сохранить уютный черный кокон блестящего великолепия, оставалась просьба матери - хоть иногда посещать местную церквушку, которую, кстати говоря, мы сами изредка спонсируем, чтобы не терять уверенные позиции щедрого семейства в глазах общественности. Ну, разумеется, кто бы мог подумать, что за дверьми статного, отделанного вычурно замысловатыми узорами, просторного дома, живут всего лишь лживые, жадные и иногда до отвращения чопорные представители общества, столь отчаянно уверенного в их демонстративной праведности. Слепая уверенность в их случае очень полезна, ведь им незачем знать, что на самом деле все предельно просто. Мой отец бывает месяцами в так называемых ''разъездах’‘ (по крайней мере, мать упорно продолжает меня в этом уверять, хотя, скорее всего, явно осознает, что я не верю в эти сказки), после которых обязательно приобретает что-то внушительное. Например, недавно, вернувшись из одного подобного «путешествия» у него пополнилась коллекция машин. Точно не знаю что за марка, да и не совсем понимаю его рвение к этим ярким подобиям средств передвижения. Зачем тратить огромные суммы столь полезной бумаги на столь бесполезные средства. Хотя это и не мое дело. Отец вправе делать все, что он пожелает, именно поэтому меня также наделили аналогичными полномочиями как его сына. Не могу сказать точно, зачем в доме так часто присутствует мать, в то время как практически весь внушительный список мероприятий посвященных уходу за нашим домом выполняет нанятая свита прислуги. Вероятно, мама просто представляет из себя эдакую изящную рамку, нечто вроде картины висящей при входе в дом - не особо необходимо, но оказывает приятное влияние на частых посетителей. Ах да, посетители, про них ,думаю, стоит рассказать отдельно. Так как наша унылая семейка считается в округе наиболее гостеприимной, то, само собой разумеется, к нам постоянно пытаются наведаться личности определенного характера. Зачастую это небольшие группки представителей сфер так или иначе связанных с финансами, какие-то дальние родственники, несколько семей из достаточно обеспеченной среды обитания, а также целая куча всевозможных балаболов (парикмахеры, стилисты, швеи, повара,…в общем, все те, чей труд, как правило, необходим моей матери, или же плоды некоторых из них насильным образом становятся предметами гардероба нашей семьи). Куда деваться - на людях нужно демонстрировать пестряще острые черты процветания. Но, честно говоря, я не большой фанат всей этой мишуры и вполне бы обошелся без столь многочисленного вороха выполненных в определенных формах тканей. Но мать позволяет мне носить нечто приближенное к человеческому всего пару раз в месяц. Глупая и ненужная нелепица. В конце концов мне уже достаточно лет чтобы самостоятельно выбирать предметы одежды для различных случаев. Однако, что поделать – хочешь жить в роскоши придется чем-то жертвовать, а за то, что я получаю взамен это не такая уж и большая цена. Будучи ярким представителем отпрысков богатого семейства я практически ни в чем не нуждаюсь. Увы, но ключевое слово здесь почти…Нескончаемый шуршащий поток зеленоватых бумажек, разумеется, ласкает слух. Но из-за него никто не в силах действительно увидеть меня. Именно меня, а не поблескивающий идеальностью похрустывающий пиджак, настолько точно подобранный, что сидит как влитой, не причудливо уложенные волосы, словно нарочно неряшливо обрамляющие лицо, хотя на самом деле это получасовая работа парикмахера, не контрастно холодный металлик часов на руке, а то, что находится подо всем этим, за усталой вежливой улыбкой, которую мне приходится ежедневно носить, словно набивший оскомину потертый костюм. Возвращаясь домой, я предпочитаю отдаляться от всего, что меня окружает. Это не глупое ребячество или протест, я просто действительно устаю от букета показательных выступлений со мною в главной роли. Итак. Гости. Зачем же упомянул, что меня многое раздражает в этом, казалось бы, великолепном подобии шикарной жизни? Потому что посещающие меня отдельные личности непосредственным образом являлись объектами, которые предполагаемо могли хоть немного развеять мою скуку. Жаль мне это быстро надоело. Возможно, Вас немного смутила манера моего повествования, поэтому расскажу чуть поподробнее и проще. Мать иногда приглашала в наш дом как она их называла «хороших девочек , разговаривая с которыми ты можешь многое почерпнуть, а не только глупо отсиживаться в своей комнате». Знаете, честно говоря, я многое почерпнул. Например, то, что примерные девочки из богатых семей любят вести себя как последние шлюхи, чего бы я никогда не понял глядя на их отглаженные кремовые платьица, ажурные чулочки и уютные маленькие туфельки, сглажено матовых тонов, очень выгодно подчеркивающие их юность и чистоту. Ну да, чистоту…Сложно сказать почему, возможно опять таки благодаря обязательно строгому воспитанию и многим ограничениями они пытались хоть как-то показать, что они на самом деле из себя представляют? Что они совсем не похожи на тех кукольных милашек с длинными ресницами, смущенно прячущих улыбки за изящно обернутыми в бархат ручками. Я не был уверен, что мать приводила их именно для того, чем я с ними занимался, но, даже зная о вышеуказанных событиях, она не высказала ничего, что могло бы было быть принято за открытый протест. Но, как я уже сказал, мне все это быстро надоело. Одно и тоже, одно и тоже. Ни одна из них даже не пыталась заинтересовать меня чем-то кроме того, что у нее спрятано под ворохом тканей. Никаких даже малейших проблесков надежды на серьезный разговор о том, в каком мы с ними обитаем свинарнике людской жадности, безразличия и глупости. А ведь мы практически одинаковы – различия только в том, к какой стороне баррикад принадлежим и, соответственно, как воспринимаем все то, чем окружены. Увы, реальность оказалась проще и в тоже время ужаснее, чем я думал. Вскоре девушки стали приходить реже, а спустя пару недель их визиты и вовсе прекратились. Позже мать сказала мне, что одна из них забеременела, и дабы не разглашать какие-либо подробности, она просто разорвала связи, скорее всего отвалив той девице кругленькую сумму. Ну что ж, пускай, это все равно не мое дело. Я точно не планирую позволять появиться в этом мире отдаленно похожей копии меня. Миру итак хватает моральных уродов. Надеюсь, та девушка это тоже поймет и избавится от ребенка. В конце концов, ей было не больше 18 и вряд ли она настроена на раннее осуществление материнской функции. Вернулись дни моей беспечной лени и безделия. Из дома исчезли, казалось бы въевшиеся в стены наигранные смешки и улыбки голубоглазых кукол в платьях с рюшечками. Хотя признаюсь в течение какого-то времени меня немного коробило от вида фарфоровых кукол в нашей гостиной. День за днем проводя в праздном безделии я даже не заметил, как наступила зима, а с ней и мой день рождения. Мне стукнуло 20. Вы наверное задумались почему я тогда живу с родителями и до сих пор не купил собственный дом? Все просто- так удобнее. У нас крупный, просторный дом, и в отдельном помещении я как то не особо нуждаюсь. Зиму я люблю. Не только за то, что все вокруг вдруг резко теряет контрастность звуков и словно накрывается белоснежным чехлом спокойствия, а за то, что в это время от меня на пару месяцев отстают родители – для них наступает тяжелое время подготовки дома к грандиозному праздничному приему. Но не для меня( я уже давно отказался от празднования дня рождения, потому что считаю это глуповато детским), а в честь Нового Года. Зимой наш дом практически не выходит из статуса гостиницы. Постоянное мельтешение людей, шум, смех, звон бокалов, стук каблуков….Как же все это раздражает. Будто ты на вечном базаре. Изображу из себя оптимиста и добавлю, что именно зимой у меня есть возможность надолго выбираться из дома и оставаться при этом незамеченным. При этом мне не нужно облачаться в мерзко жесткую рубашку или костюм, потому что я не иду на какой-то прием с родителями, а я просто хочу прогуляться по городу пока всем вокруг абсолютно наплевать кто я и зачем я куда-то иду. Временная абсолютная свобода… Можно спокойно глубоко вдохнуть леденящий воздух и выпустить в небо кучерявое облачко пара, а затем, потуже затянув широкий шарф и спрятав покрасневшие от кусающего холода ладони в карманы серо мутного пальто, двинуться вперед, ощущая как тонкую подошву не по погоде легких ботинок, начинает пробирать пульсирующая прохлада. И пускай я скорее всего со стороны похож на какого-то нелепого бродягу мне приятно осознавать что прямо сейчас, пускай и в течение всего нескольких резко бегущих списков минут я способен делать все, что только пожелаю. Поначалу меня как обычно немного пугают проходящие мимо люди, потому что в каждом из них я словно вижу лицо отца, матери, или еще что хуже –кого-то из прислуги. Но, слава богу, это навязчивое самовнушение быстро улетучивается благодаря отрезвляющему кокону становящегося все холоднее воздуха. И пускай только начинает смеркаться мне уже начинает казаться что вокруг ослепляющим кругом загораются фонари, освещая уходящую куда-то далеко вперед дорогу, так заманчиво пестрящую мрачновато темной неизвестностью. Да я наверное романтик, раз обладаю подобного рода воображением. Но все на самом деле просто. Я люблю действительно рассматривать то, что меня окружает и стараться понять не только внешнюю, зачастую быстро намалеванную цветными карандашами картинку, а все-таки то, из чего эта мозаика образов состоит и что она из себя представляет. Именно поэтому я также упомянул свои так называемые «занятия» с глуповатыми девицами из богатых домов- весь их ум ушел в ажурные чулки и бантики, витиеватыми цепями обернутые снаружи. Даже не замечаю, что умудрился уйти достаточно далеко, пейзаж сменился на немного потрепанные временем здания и изредка выделяющиеся остро круглые шляпки маленьких церквушек. Я, кажется, упоминал, что одну из них мы, бывало, спонсируем, чтобы не терять репутацию некоторого рода духовности. Я никогда не питал особой любви к местам от которых за верстой разит толстыми слоями бело-серой гуаши, скорее всего использованной для демонстрации ассоциативной святости, но даже не заходя внутрь я с уверенностью могу сказать, что половина всех кто выдает себя за желающих помочь и указать истинный путь на самом деле не верят ни во что, в чем столь яро пытаются убедить других. Да, мать просит меня изредка посещать церквушку на которую мы жертвуем неопределенные суммы, но мне никогда это не доставляло ни толику удовольствия. Однако являясь по натуре хоть и бледной но все таки пародией на оптимиста, я ,бывает, пытаюсь найти хоть в одном выражении лица тамошних посетителей искреннее понимание происходящей нелепицы и цирка абсурда. Все ощутимее забирающийся острыми пальцами, под ,подернутую бело прозрачной пленкой, ткань, воздух делает все менее осуществимым мое желание подольше побыть на становящейся с каждой минутой пустыннее улице. Чуть поодаль, резко взмывая в ткань черно-синего неба, выделяется покосившийся от времени и даже в некоторых местах явно треснутый крест одной из представительниц группы полузабытых мелких зданий, отдаленно напоминающих церковь. Ну что ж, пожалуй загляну в это унылое подобие незначительного здания - хотя бы для того, чтобы получить возможность передохнуть от сгущающегося кокона вечерне зимнего холода. Густо коричневая и постукивающая от частых порывов ветра дверь с легкостью поддалась когда я коснулся ее жесткой поверхности уже почти не ощущающими холод пальцами. Несильный толчок и я оказываюсь внутри. После сумрачно опустевшей улицы мне поначалу показалось что ничего не изменилось: оказавшееся внутри более просторным, чем так казалось по внешней картинке, помещение было погружено в какое-то желтовато белое оцепенение. Боковые лампы, скорее всего служащие в качестве помощников для основного освещения посредством широких окон едва могли охватить среднюю часть достаточно просторной комнаты. Сделав шаг я ощутил твердую упругость деревянного покрытия, негромко скрипнувшего стоило мне двинуться вперед. Ровные ряды скамеек, невысокие накрытые матовыми скатертями столики с целыми вереницами свечей, и со всех сторон на меня нацелили свои опустевшие взгляды святые, заключенные в рамках икон, устало созерцающих царящее тут запустение. Хотя на самом деле я приметил некоторое движение на переднем ряду- там где лучше всего виднелась самая крупная и сильнее всего выцветшая картина, отливающая горячее желтыми язычками расставленных рядом свечек. Я никогда не горел желанием бродить по полузабытым людьми местам, потому что не намерен тратить время на то, что уже когда то потеряло интерес привлекательности для людей, но почему то сейчас, когда я кажется даже слышу мирное биение собственного сердца, тихо плавая в сумрачном уединении, идея исследовать самые темные уголки этого места, показалась мне заманчивой. Именно в этот момент я услышал музыку. Совсем тихую, чем-то напомнившую резкие скачки рваного дыхания, сливаясь с шелестом морозного воздуха она становилась похожа на отрывки фраз. Нечто вроде тонко призрачной, но ощутимо непривычной нити, плавно подбирающейся к линиям твоего тела, а затем резко сжимающей свои оковы. Она, постепенно накатывая, словно густые теплые волны, становилась громче, то взлетая куда-то ввысь, то вдруг падая и разбиваясь от отчаяния на неровные звенящие частички. Когда я понял, что оказался у приоткрытой двери, из-за которой и слышалась мелодия, то понял, что не могу оторвать взгляд от маленькой светлой полоски кожи, резво касающейся молочно белой поверхности клавиш и наполняющей воздух какой-то отчаянно кричащей, но в тоже время очень медленной линией звуков. Изрезанная изгибами линия пальцев, то безумно отрывисто соединяющейся с выступающей поверхностью, то наоборот, практически сливаясь с ней в один светлый узор, тянула за собой но… -Что вы здесь делаете? Музыка резко оборвалась на, как мне показалось, удивленно высокой ноте, и передо мной оказалась женщина очевидно не особо довольная моим местоположением. К сожалению, даже благодаря тому, что дверь была практически распахнута мне не удалось разглядеть фигуру, сидящую в стороне, у внушительных размеров черного пианино, потому что дама, вышедшая узнать, кому понадобилось стоять под дверью, загородила весь проход. - Вы что, меня не расслышали? У моего сына урок музыки, вам что-то нужно? Потому что у нас итак мало времени, а ему скоро выступать и поэтому… Ее слова начинали превращаться в моей голове в смесь неясных чирикающих звуков, потому что я абсолютно перестал обращать на них внимание. Женщина чуть склонила голову и мне наконец-то выдался шанс рассмотреть того, кто умудрялся создавать яркую картину звуков, столь явно кричащую о вечно жалящем и не прекращающемся отчаянии. Прямая линия плеч, слегка скомканная неверно подобранным фасоном пиджака, переходящая в изящно скованные мрачной тканью руки и завершающаяся острыми росчерками пальцев, немного растерянно проводящих по поверхности замолкнувших клавиш. Уголок белой рубашки, невинно выглядывающий из под чуть опустившейся ткани, будто созданный мастером набросок неровно жестких линий коротких темных волос на затылке и… Бом!...натяжно прогундела одна из самых левых клавиш, когда он повернулся, случайно задев ее локтем. Никто из нас не произнес ни слова, но едва увидев друг друга, мы поняли, что эта встреча вряд ли станет случайной…