Проклятье слёз

- П-ф, кто бы сомневался, что этот капиталист в очередной раз выкрутиться своими сладкими речами? – Российская Федерация залпом осушил остатки чёрного кофе в непозволительно-белой чашке и выключил телевизор, швырнув пульт на диван: смысл пытаться отсрочить неизбежно? - Он не такой, как мы, Вань, – устроившийся у холодильника Германия потрепал Брагинского по волосам, когда тот наклонился, чтобы поставить чашку в раковину. – Он боится перерождения. Боится, что не сможет выжить. - Чем дольше ждёшь, тем больнее это впоследствии. Сколько было боли в этих словах, сколько страха и мук агонии, когда твоё тело буквально разрывается на части, а потом собирается вновь. Они оба знали эту боль, многие из Европейских стран её знали, и потому отчасти понимали, чего так боится Альфред. - Вань. - Просто он меня бесит. Строит из себя героя, убившего Усама Бен-Ладена , потом «вдруг…внезапно» вертолёт с военными, которые якобы убили самого страшного в мире террориста, как-то чётко сбивают где-то над пустыней. Совпадение? Я думаю, нет. А ещё этот кризис. Из-за которого мы все пострадали. – Немец уже пожалел, что буквально несколько минут назад завёл разговор о Джонсе. – Он боится принять на себя ответственность и ещё больше боится признать, что находится в критическом положении. Этот мелкий ублюдок просто не способен выйти, признаться в своих ошибках и принять наказание. Проклятый трус, который пускает пыль в глаза своими псевдо-подвигами, когда разговор заходит о его плачевном состояние. Иван, наконец, выдохнул, и всё напряжение резко спало. Прохладный ветер всколыхнул воздух вокруг, проскользнувший через настежь открытое окно, и, скользнув по лицу русского, коснулся его серебряных волос. Сердце Людвига пропустило удар. Для жизней стран их отношения длились всего лишь миг, но для людей это уже была добрая часть жизни. Их совместная история насчитывала века. Века войн, противостояний, союзов и конфликтов. Но новый век, новая эра наконец привнесла стабильность в их судьбы, хоть и дрожащую от политических и экономических проблем, но всё же стабильность. И вот теперь младший брат Гилберта не мог налюбоваться, наблюдая за тем, кого ещё, чуть более чем, полвека назад, называл врагом. - Вот мне интересно, – всё же решил рискнуть своим здоровьем немец, – тебя бесит то, что США, возможно, врёт о своих политических достижениях, но совсем не волнует то, что ты являешься одним из крупнейших держателем его облигаций? – Блондин попытался состроить самое непонимающее выражение лица и уже приготовился к мощной словестной и эмоциональной атаке, как Россия вдруг выдал. - Мммм, давай не будем о плохом, – простонал северный гигант, уткнувшись макушкой в грудь немца. – Я так по тебе скучал, а ты начал говорить об этом капиталисте. Германия громко засмеялся, не в силах устоять перед русским, «включившим ребёнка». Он прекрасно знал об их сложных отношениях с Джонсом. О его попытках «начать сначала» и о том, что Россия предпочёл этому очкарику «Европейскую братию». Людвиг не мог сказать, что не рад этому. Единственное, чего он опасался, это того, что в своих попытках вернуть Ивана США пробудит тёмного Брагинского. И тогда пострадают все. - Ладно, – ФРГ ласково улыбнулся, запустив пальцы в шёлковые волосы цвета полночной луны, – о чём ты хочешь поговорить? – спросил он и тотчас же пожалел об этом. Российская Федерация поначалу поднял глаза, затем выпрямился во весь рост, и потом не позволил немцу сбежать, когда тот попытался юркнуть в коридор, завидев расплывающуюся на лице Брагинского нехорошую, весёлую, улыбку, крепко обняв того за талию и прижав к себе. - Вань, нет, – пискнул Людвиг, когда в фиалковых глазах блеснул игривый огонёк. - Я тут слышал… – начал Иван, еле сдерживаясь что-бы не засмеяться. - Не смей! – попытался пригрозить ему немец, но это скорее выглядело, как просьба. - …что твои люди… - Брагинский, хватит, – голубоглазая страна из сердца Европы снова попыталась выкрутиться из стальной хватки самой большой страны в мире, но добился лишь того, что его попытку пресекли в корне и перехватив за локоть, по-прежнему удерживая за талию, спиной прижали к горячей груди. - …снова… едва… не устроили... забастовку, – последние слова русский прошептал Германии на ухо, едва касаясь губами кожи. Он прекрасно знал, как немец очаровательно бесится, когда его люди в очередной раз «выходят с плакатами»: будь то Гринпис или простые рабочие. Людвигу хотелось что-нибудь съязвить, чтобы стереть эту приторную улыбку с лица его главного поставщика нефти и природного газа, которую он видел в отражение дверцы стального холодильника, отполированного до зеркального блеска. Но всё возмущение встало поперёк горла, когда тёплые пальцы нагло скользнули под ткань чёрной майки.