Проклятье слёз

Сам воздух был пропитан смрадом войны, отвратительным, бьющим по обонянию запахом пороха, выжженной земли, крови и слёз. Он стягивал горло слабым, душил их, вбирая в себя их страх, беспомощность, становясь всё более и более осязаемым. Он дурманил сильных, проникая в их мысли, застилая их пеленой серого тумана, заставляя бросаться врагов, друг на друга, снова и снова, снова и снова, заражая их кровь, вычерчивая свои проклятия на плоти. И буквально несколько месяцев назад утих рокот схватки алого и чёрного. - Как такое могло произойти? – голос Людвига хрипел из-за переломанной гортани, но он всё же умудрялся говорить, то и дело кашляя сгустками чёрной крови. – Мои солдаты, моя армия, мои навыки ведения боя - я ведь превосходил тебя во всём, – шипел он. Руки Германии были скованны тяжёлыми кандалами, реликвией ещё из средних веков. Сам же немец выглядел весьма прискорбно: Сломанные горло и рёбра, вывернутое плечо, раздробленное правое бедро, разбитое лицо. Он сидел на полу, прислонившись иссечённой шрапнелью спиной к холодной стене здания имперского собрания, буравя Брагинского ледяным взглядом. Сердцем он чувствовал, что проиграл, но разум отказывался принимать этот факт. Германия не мог поверить, что над куполом величественного Рейхстага реяло знамя СССР. Он отказывался принимать тот факт, что Россия, бедный и неготовый, в момент нападения, к войне, сидел в его кресле, прикуривая от горящей балки. Иван пострадал сильнее Германии, но его движения были столь лёгкими и обыденными, что казалось, будто он вовсе и не чувствует боли. - Знаешь, Людвиг, – Россия затянулся терпким дымом, и, насладившись его вяжущей тяжестью, выпустил облачко сизого дыма к потолку. – В войнах бывает так, что количество и качество не играют роли. Важно лишь то, с какими мыслями ты вступаешь в бой. - Хочешь сказать, что тебе помогло отчаянье? - Хм, нет, – Иван усмехнулся, и по его лицу пробежала тень. Буквально на миг, фиалковые глаза вспыхнули потусторонним оттенком – Тогда, под Москвой, ты прижал меня к земле, стискивая шею, лишая возможности дышать, ты шептал мне на ухо, что «это закончится быстро, и я не почувствую боли». Ты говорил, что покоришь меня, подчинишь себе, и заставишь на коленях молить о пощаде. А я услышал плач. Плач множества тысяч жён и детей, что склоняются над фотографиями родных, голоса солдат, готовящихся к новому бою, и крики умирающих на поле брани. Во мне что-то щёлкнуло тогда. И ярость зверя, чью силу ты испытал на собственной шкуре, поглотила меня и придала сил. - Тогда почему не убил? - Как я мог? Ты более чем достойный противник. И я хочу видеть тебя здоровым и полным сил. Чтобы в будущем… — договорить Иван так и не успел, его отвлёк странный звук со стороны фасада. И мгновения спустя на улице хлынул дождь, словно небеса разорвались, оплакивая миллионы смертей, смывая с улиц кровь и пепел, пытаясь успокоить и охладить изувеченную землю. Он шумел, как шумят листья в лесу, раззадоренные игривым ветром. И казалось, что этот дождь действительно мог смыть всю тоску и печаль, слёзы с лиц детей и грязь с солдат.