Проклятье слёз

Он слышал голоса. Тысячи и тысячи голосов, что заполняли тьму неистовым гулом. Они кричали, молили, плакали, проклинали, злились. Они были похоже на разъярённый рой, что жалил и терзал глубины сознание. Он чувствовал боль своего тела, словно тысячи клинков пронзали плоть и дробили кости, словно внутренние органы обратились в стеклянные осколки и резали его изнутри. Чувствовал свою беспомощность и слабость, так как едва мог сделать вдох, чтобы снова не задохнуться от резкой боли. Он всё ещё чувствовал солоноватый привкус океанской воды, дрожь сырой земли и отчаянье. Абсолютное, всепоглощающее отчаянье, что, казалось, было способно пожрать его, словно Амат из мифологии древнего Египта. Он пытался вырваться из этого кошмара, но никак не мог открыть глаза, заставить себя проснуться. *** В просторном зале с камином на первом этаже элегантного дачного домика воздух был пропитан запахом еды. Запечённого с чесночком мяса, что томилось в духовке, селёдочки с луком, котлет, жареных пельменей, макарон и домашней выпечки. Иван сидел на широком кожаном диване, по привычке сложив ноги по-турецки. В одной руке он держал телефон, прижимая прохладный сенсорный дисплей к уху, умудряясь при этом нервно поглаживать бровь. Второй он что-то быстро записывал на листке бумаги, беспощадно выдранном из рабочего ежедневника. 17 ноября. Когда Россия видел эту дату, ему сразу вспоминалась зима 1948. Как прекрасный крейсер Аврора встаёт на свою последнюю, вечную, стоянку у Петроградской набережной на Большой Невке. - Да, я понимаю. Конечно. Конечно. Да, огромное спасибо. Да, мне правда важно, что вы прислушались к моему мнению по данному вопросу. Да. Конечно, я всё понимаю. Да. Хорошо я поговорю с ним. Ещё раз спасибо. Да. До свидания, Дмитрий Анатольевич. Наконец нажав «отбой» на вспыхнувшем дисплее, Иван небрежно бросил коммуникатор на сиденье широкого кресла. - Ну, что говорит твой босс? Людвиг, наконец, вышел из-за поворота кухни, в одной руке держа зелёное яблоко, в другой нож. Даже в неформальной обстановке он выглядел чересчур официально. Прямая спина, расправленные плечи и взгляд такой, словно им металл прожигать можно было. - Мы выслали ещё один самолёт поддержки. Наши спасатели работают день и ночь. Но… - Под завалами выживших нет, – закончил его мысль немец. - Да. - И тебя это огорчает? Чёрная майка и спортивные штаны в цвет ни в коей мере не сглаживали «жёсткие углы», придавая его образу агрессивности и строгости. Он не стеснялся своих шрамов, отголосков былых великих войн. Австро-прусско-итальянская война, что широким извилистым шрамом огибало правое предплечье. Датская война, оставшаяся округлой отметиной, на обеих сторонах левого запястья. И те, что оставил ему Россия. - Я не люблю, когда гибнут люди. Мне больно смотреть на их смерть. Иван же казался его абсолютной противоположностью. Застёгнутая на все пуговицы плотная белая рубашка со спущенными манжетами, чёрные хлопковые брюки и высокие носки в цвет. Он даже шарф не снял, по привычке закрывая шею. И не нужно было объяснять почему. Что бы ни пережила страна: восстания, войны, революции - каждое событие истории оставляло след на их телах. Некоторые из этих шрамов и отметин тускнели и исчезали со временем. Но были и те, что на века и до скончания времён впечатывались в кожу стран. Именно такую «метку» Брагинский всегда прятал за тканью шарфа. И было неважно, что минус сорок, что плюс сорок, Россия, а ныне Российская федерация, никогда не снимал свой шарф. - Давай не будем о плохом, – Германия, наконец прошёл в гостиную, и потеснив коммуникатор Ивана, уселся в широкое кресло, тотчас же принявшись срезать с яблока шкурку. – Я слышал, что вы с Садыком сблизились в последнее время. - Неужели я слышу ревность в твоих словах? – Иван не смог сдержать смеха, прикрыв глаза и откинувшись на спинку дивана. - Просто ответь, – голос Людвига похолодел, будто температура в помещении резко упала градусов на десять. Гнетущая тишина тотчас же повисла в воздухе. Напряжение пропитало воздух, словно перед жуткой грозой. Не было секретом, что после развала СССР самые прочные отношения Российская Федерация установила с Федеративной Республикой Германии. И после сорока шести лет, с момента падения Гитлеровской Германии, и четырнадцати лет, после краха железного занавеса, два непримиримых врага, наконец, стали главными экономическими партнёрами друг для друга. - Ах, Люда, опять ты за своё, – улыбнулся Россия. – У тебя нет повода для ревности. Жёнушка ты моя. - Не называй меня так! – тут же вспыхнул Людвиг и швырнул в Ивана его же собственным телефоном. Тонкий чёрный прямоугольник ударился о подголовник дивана и, весело подпрыгнув на кожаной подушке, предательски юркнул в небольшую щель у подлокотника. Напряжение как рукой сняло. Они смеялись, кидались различными мягкими предметами, одним словом, вели себя, как малые дети. Но их можно было понять. Две сверхдержавы, что веками, сражались за свои земли, свой народ, свою веру; у них не было времени на простое мирское бытие. Не было, пока не пришёл новый век. Но даже тогда подобные моменты, увы, длились недолго. *** - Иван. Блеснула сталь, с изящным тихим звоном разрезав воздух. Щека Якибы скользнула по подбородку Ивана, заставив того приподнять голову. Острый конец Киссаки царапал кожу, но не разрезал до крови. И лишь Россия чувствовал, как дрожит лезвие знаменитого клинка масамуне. -Не думал, что ты так скоро очнёшься, – Россия не дрогнул, хотя холодная сталь всё же оставила порез из-за его опрометчивого движения.