Проклятье слёз

"...Силы, верные Муамару Каддафи, продолжили в среду артобстрелы осажденной ими Мисураты, и НАТО, под огнем критики повстанцев за пассивность..." Приятный женский голос доносился из гостиной, вещая о новых, в основном мрачных, событиях происходивших в мире. Не успели люди прийти в себя после новостей о катастрофе Японии, как Ближний Восток и Африку поглотили новые вооружённые конфликты, да и Европа дрожала от финансовых проблем. Мир буквально сходил с ума медленно, но верно, словно кто-то перетягивал струны, а в доме России, пусть было не очень уютно, но настолько спокойно, что хотелось укутаться в это ощущение с головой. - Твой народ настолько безмятежный, – голос Кику едва звучал громче шёпота, – так легко ко всему относится. Хонда сидел за широким кухонным столом, что скорее подходил для дома семьянина с девятью детьми, чем холостяку, чьими единственными верными спутниками являлись Генерал Мороз и дух силы его народа, который он научился видеть примерно дней семь тому назад. - Просто они уже привыкли... что ни день, так что-нибудь случится, – лицо Российской федерации тронула улыбка. И не было в ней горя или тоски, только гордость за свой народ, который, что бы ни происходило, умудрялся сохранять лицо и с каждой трагедией становился всё сильнее внутри. – Последние несколько поколений выросли в эпоху перемен: им уже ничего не страшно. Япония лишь коротко кивнул в ответ. Вот уже полтора месяца он жил в доме Ивана. Не смотря на предложения Америки, Турции, Англии, Германии и даже дурачка Италии, он решил остаться в доме России. Вот так под крылом того, кого ненавидел десятки, сотни лет с момента их первой встречи. А почему? Он долго искал ответ на этот вопрос, пока однажды не услышал разговор России и Турции буквально пару недель назад. Они болтали несколько часов. Не о политике, не о бизнесе, а о людях. Россия рассказывал, что учудили его боссы и смеялся над этим вместе с Садыком, а потом он сочувственно выслушивал «плач в жилетку» Аднана о Гупте и его всплывших проблемах после относительно недавних беспорядков и предложил свою помощь. Вот так невзначай, словно деньги для него не имели значение. А затем на некий вопрос Турции, что Япония не слышал, Иван ответил: - Не важно, что будет со мной, я хочу, что бы все были счастливы. Сколько было наивности и нежности в этих словах, сколько любви, заботы, словно прошлое этих стран не связывали кровавые войны и конфликты. Вот тогда Хонда и понял, наконец, что это не было ложью. Вся забота России о нём не была политическим трюком, обманкой, чтобы потом требовать возвращения долга. Это было велением многострадального сердца, что устало воевать, устало вмешиваться и становиться частью конфликтов, устало терпеть боль перерождения. Это была искренняя забота маленького мальчика, что нашёл раненую птичку в снегу и поклялся заботиться о ней во что бы то ни стало. - Эй, – мягкий голос страны с пепельно-русыми волосами вывел Японию из состояния близкого к астралу, – тебе нехорошо? — Широкая ладонь накрыла лоб азиата, в то время как огромнейшая тарелка с супом была выставлена на стол. – голова кружится? Тошнит? Болит где-то? Ответом ему был смех. Сдержанный, но искренний, словно взрослый человек умилялся видом смышлёного ребёнка. - Прости. Я просто задумался. За окном шёл дождь. Один из первых весенних дождей уже без примеси снега, что пах абсолютной чистотой, свидетельствующей о начале пробуждения этого мира. Но в доме было тепло. В большом зале потрескивал камин и аромат осины заполнял дом, пронизывая каждый даже самый тёмный уголок теплом и уютом. Таков был Россия. Щедрый, добрый, пусть и не без греха за душой, но всё же. Он всегда улыбался. Не смотря ни на что, этот детский задор не покидал его и на секунду. И Хонда был рад тому, что смог разбить кривое зеркало в своём сознание и увидел Ивана, не страшного ужасного зверя, каким выставлял его Альфред, а Ивана, большого ребёнка, что хочет дружить со всем миром.