Проклятье слёз

Белокурая страна проснулся в самом центре огромной горы подушек. Всё его тело приятно болело, кожа ещё сохранила запах чужого тела. Единственным минусом была разбитая губа, что даже сейчас отзывалась колкой болью, стоило Ивану хоть немного задействовать мышцы лица, одним словом, постоянно. - А я не заметил, как уснул, – потягиваясь и зевая, Россия наконец выбрался из своего убежища, поправляя спавший с плеч халат и каждый раз морщась от остаточной ноющей боли. - Правда? – этот холодный насмешливый голос прозвучал с противоположного конца шатра, где русский дух, как кошка, играла с цепью, что тянулась от её ошейника. – А знаешь, он смотрел, как ты спишь, – её тёмно-каштановые волосы идеально оттеняли неестественно-яркие голубые глаза, – гладил тебя по волосам, – а обрывки одежды, видневшиеся из-под кольчуги, придавали её облику напускную беспомощность. – Смотри, если так продолжится, я ведь могу привыкнуть. Юноша одарил свой дух самым скептическим взглядом, на который только был способен. И было в его глазах что-то пугающее, страшное, что не должно было отражаться в глазах молодой страны. Что-то, что пробудили войска Чингисхана, что-то, что проснулось в нём, когда Золотая Орда убил в нём ребёнка. То, чего в последствие будет бояться весь мир. - Тебе ли не знать, почему я это делаю. Наконец поднявшись на ноги, Иван плотно запахнул тёмно-синий халат, потуже завязав пояс. Он ненавидел себя, ненавидел то, что делает. Но понимал, что на данный момент это необходимость: слишком много потенциальных врагов вокруг, слишком много. И Великое Княжество Литовское, и шведы, и Ливонский орден. Тогда стоило хоть раз проявить слабость, и его растерзали бы. - Да-да-да, – протянула девушка, развалившись на шкуре белого волка, – вжиться в доверие, подготовить войска и уничтожить сынишку Османской Империи. Москва не дура, уж поверь. В будущем не раз сослужит тебе службу. Россия лишь коротко усмехнулся в ответ, пятернёй пригладив растрёпанные волосы. Он устал, устал от всего. От постоянных набегов, войн, внутренних конфликтов. Бывали времена, когда ему казалось, что во всём этом нет смысла, что было бы легче сложить лапки и сдастся, исчезнуть. Но в такие моменты он каждый раз вспоминал мать. Прекрасную Русь, что отдала жизнь за него и его сестёр. И каждый раз стоя на пороге отчаянья, он находил в себе силы сдержаться и идти дальше, бороться, снова и снова доказывая своё право на жизнь. - Ещё немного. Мне нужно ещё совсем немного. Я перережу этому сукиному сыну горло. И буду смотреть, как он захлёбывается собственной кровью, – его голос был схож с воем холодного ветра в переплетениях голых веток деревьев безлунной зимней ночью. - Вернешь ему долг за все бессонные ночи? – усмехнулась дух, поведя тонкой бровью. Юноша вздрогнул, и вокруг него сгустилась тьма, как десятки источающих чёрный дым червей, нечто клубилось вокруг его тела. Его злость, ярость, ненависть, что сейчас буквально разрывали его нутро, едва сдерживаемый поток клокочущего насилия, что был готов вырваться в любой момент. На кукольное лицо легла тень, и лишь фиалковые глаза, казалось, сияли изнутри, горели пламенем его сердца. И она чувствовала это. В стократном размере его Дух пропускала через себя всю его боль, тоску, отчаянье, преобразовывая их в самое страшное оружие. Неистовство. - Он поплатится за всё, что сделал со мной, с моим народом. - Проявишь слабость, и тебя разорвут, да? – ехидная усмешка сорвалась с полных губ духа.