Про снега, льды и вселенскую печаль

Тематическая музыка: Агата Кристи – Я тебя ненавижу

     Нет, и как он только мог на мгновение найти сходство в братьях Савиньяк? Даже близнецы разнились, как небо и земля, а уж виконт Сэ точно был наиприятнейшим в общении юношей!      – Ваше упрямство иногда делает вам честь, – небрежно бросил маршал, лишь ему доложили о возвращении офицеров. Он сидел в отведенном ему кабинете и неторопливо перебирал очередные бумаги.      – Служу Талигу, – буркнул Давенпорт.      – Вам что-то опять не по душе, капитан?      – Так точно! – Если уж спросил сам, получи, мразь! – Что бы вы делали, если бы мы не вернулись, а застряли в плену у дриксов? Или вообще погибли?      – Если бы я не был уверен, что вы справитесь, я бы сразу отправил вас к Хейлу, – равнодушно пожал плечами маршал и с кивком принял несколько листов у только что забежавшего в кабинет порученца.      – Вы отправили собственного брата нас встречать, – не мог уняться Чарльз. – Он мог нас не найти или мы могли заплутать. То, что всё получилось – случайность!      – Ничего не случалось, Давенпорт! – начал, кажется, терять терпение Лионель. Сэц-Алан хотел выскочить, дабы не попасть под горячую руку, но маршал жестом приказал ему остаться. – Вы находитесь здесь и сейчас, и не вам думать о том, чего могло не произойти. Довольно! Я не хочу больше слышать вашего нытья. Можете быть свободны, но скоро вы мне понадобитесь. Сэц-Алан, за мной.      Еле уняв порыв огрызнуться или познакомить свой кулак с кое-чьей мордой, Чарльз щелкнул каблуками и тотчас вылетел наружу. Ему был нужен свежий воздух. Срочно. Несмотря на то, что им хватило свежего воздуха, пока они ехали почти весь день с обеда.      Часы пробили отбой, когда Лионель вызвал Давенпорта к себе. Как ни странно, но маршал встретил его не упрёками, а вином.      – Выпейте, – Лионель держал бокал тремя пальцами за самый верх, Давенпорт изумленно взялся за ножку и мимодумно отпил. Кэналлийское. Надо же, в такой-то дыре. – Садитесь. Сэц-Алан рассказал мне интригующие подробности вашего… путешествия.      Чарльз чуть не поперхнулся, благо уже успел опуститься в жесткое кресло тусклых цветов. Тут всё было тусклым, или, быть может, так поздно ему всё казалось укрытым полуночной пеленой.      – Что именно, – осторожно начал Чарльз, ставя бокал на столик, – вы хотите узнать, господин маршал?      Лионель на мгновение задумался, а затем извлек что-то из кармана. Лист бумаги был аккуратно свёрнут, и Давенпорт узнал одну из своих карт. Однако маршала заинтересовало другое.      – Это она?      – Да, – решил не юлить Чарльз, увидев один из своих кривых рисунков. – Я не знаю почему, но она защищает меня.      – Интересно, – протянул Савиньяк, задумчиво скользя взглядом по рисунку к окну и затем к Чарльзу. – Я должен еще что-нибудь о вас знать, чтобы впоследствии это не стало неприятным сюрпризом?      – Неприятным сюрпризом?! – встал на дыбы капитан, почти физически ощущая накипающую злость. Лучше б литтен затоптала этого ублюдка! Лионель будто угадал его мысли.      – Именно так. Я не очень люблю то, чего не до конца понимаю, а существо, которое то и дело появляется рядом с вами, я не понимаю вообще. Вы уверены, что она союзник? Что она не станет помехой? Что в один прекрасный день под её копытами не окажется кто-нибудь… нежелательный?      – Она спасла меня и Сэц-Алана, – сквозь зубы проговорил Давенпорт, воистину желая, чтобы рогатая затоптала Савиньяка прямо сейчас.      – Значит, не уверены, – удовлетворился ответом маршал. – Будьте готовы, что я могу призвать вас к ответственности за некоторые случайные события и необъяснимые явления.      – Это угроза?!      – Предупреждение. Не имею обыкновения угрожать собственным офицерам.      Чарльз заскрипел зубами и закрыл начавшие болеть от напряжения глаза, прижимая их подушечками пальцев. Переносица дёргалась, брови то и дело сводились, и это явно не укрылось от высочайшей особы маршала Севера. Чего он добивался? Проверял, бросится ли на него литтен по первому желанию Давенпорта? Она не подчинялась ему, она вообще, кажется, была сама по себе и приходила на помощь очень своеобразно, но она была другом, Чарльз был уверен в том, что она всего лишь хотела защитить, спасти, вытащить. Она не желала зла, не ему, по крайней мере.      И вряд ли желала зла тому, кто не пытался убить Чарльза. Да разве маршалу это объяснишь?! Как будто он будет слушать байки, основанные на личном мнении своего недалёкого офицера для особых поручений. Конечно, мнение, составленное из рассказа очевидца всяко правильнее, чем мысли того, кто сталкивался с ней вживую, кто видел огромные серые глаза, в которых ясно полыхало только одно – решимость. Она не думала, но делала, и делала всегда верно. И была верна себе и Давенпорту. Савиньяк не имел никакого права так о ней говорить!      Чарльз отнял ладони от лица и крепко зажмурился. Кажется, полегчало. И кажется, он не открывал глаз, но что-то неуловимо изменилось.      Черная пелена, перемежающаяся разноцветными всполохами, отступала, давая место очертаниям, сначала грубым, прочерченным белыми линиями, потом принявшим форму, становящимся расплывчатыми. Очертания слились друг с другом и образовали картину, которая представала нечетко, но вполне ясно. Недопитый бокал вина, стол, приоткрытое окно. Нет, оно было закрыто, однако в раме были трещины, и через них пробивался зимний воздух, опускался вниз и скользил белесыми змейками, невидимый, но осязаемый.      – Что с вами, Чарльз? – Показалось, или в голосе зазвучали нотки беспокойства?      – Ничего, – буркнул Давенпорт, всё еще не открывая глаз. Стоило взглянуть немного дальше, немного шире, выйти за пределы собственных возможностей.      Чарльза передёрнуло будто от холода, он опёрся затылком о спинку кресла и вгляделся через закрытые веки туда, дальше. Если человек может видеть закрытыми глазами то, что происходит рядом с ним, наверняка можно взглянуть и дальше, туда, где простираются сизые равнины, укутанные ночной пеленой, где дремлет враг, почитая себя в безопасности, где свищет ветер меж пологих холмов и острых вершин северных скал.      Наверняка можно оглянуться назад, туда, где тяжело опускается в снег существо, что оберегает и хранит его жизнь, так рьяно, что он мог вообще не бояться ни смерти, ни ранений. Взгляд северных глаз и застывшее багряное оперенье так и не стёршейся до конца крови. Она была частью Кэртианы, частью Скал, частью того, что пробудилось в недрах этого мира. Еще немного, взглянуть еще чуть дальше, и наверняка можно увидеть нечто, что так настойчиво утягивает мир на дно. Туда, где горит бесконечное пламя.      Туда, где возведены стены и вырыт ров, но крепость заброшена, хотя раньше в ней гремели пиры. А сейчас лишь несколько одиноких фигур, на которые можно глядеть вечно, которые застыли и ждут, а там, за гранью…      Тень промелькнула беззвучно, но молниеносно, будто отрубая видение, возвращая к жесткому креслу в крепости. Комната расплывалась, очертания смазывались, но Чарльз не смел открыть глаза. Лионель подошел бесшумно, однако на смеженные веки упала его мимолётная тень от горящей свечи, вряд ли маршал сам это заметил. Чарльз поднял взгляд, но не решился ни поднять головы, ни открыть глаза.      Рука маршала Севера поднялась к его лицу и замерла в полупальце ото лба. Лионель на мгновение открыл рот что-то сказать, но, видно, передумал. В агатовом взгляде переливалась безмолвная тревога, Давенпорт не верил тому, что видел, Савиньяк не мог смотреть так мягко и еле улыбаться одними глазами, которые глядели… нет, это было не сочувствие, это была не обычная надменность, это было не раздражение, это было сродни смятения.      Ладонь нерешительно продвинулась вперед еще на долю бье, Чарльз даже на мгновение задержал дыхание, пальцы протянулись вперед, желая прикоснуться, проверить, убедиться, внезапно вздрогнули, резко отодвинулись и сжались в кулак, не преодолев какого-то смехотворного расстояния в полногтя. Лионель прикрыл глаза, постоял в течение секунды, поднеся сжатую в кулак ладонь к груди, а Чарльзу показалось, что целую вечность, в течение которой он не смел даже пошевелиться, а затем бесшумно сделал несколько шагов назад.      – Давенпорт! – означенный капитан резко распахнул глаза – маршал стоял у двери, поджав губы и нахмурившись. – Я обещал вам ранее, что сна с сегодняшнего дня вам может не предвидеться, однако ожидал вас в крепости не раньше, чем к утру. Можете отдыхать, а завтра у вас есть работа. До утра вы вольны делать, что захотите. Свободны.      Чарльз запоздало поднялся и кивнул, с ненавистью глядя в лицо маршала и щелкнув каблуками. Злость вновь сковала грудную клетку, и еле удавалось держать дыхание ровным, слишком уж разнились образы, рожденные воспаленным сознанием.      Это был обман зрения, иллюзия. Не более чем разыгравшееся воображение. Тварь по имени маршал Савиньяк не могла так смотреть, а ей в голову не могла даже ударить мысль о тревоге или, паче чаяния, заботе. Эта дрянь думала только о себе и о войне. У Чарльза не поворачивалась даже мысль назвать мерзавца человеком.