Про снега, льды и вселенскую печаль

     От убийства Чарльза удерживали только долг, присяга и осознание того, что без маршала Лионеля Талигу будет худо. А за Талиг Чарльз радел всей душой, посему и пытался унять внутреннюю бурю. Лучше б Савиньяка, конечно, придавило чем-нибудь. Или продырявило. На войне всякое может случиться, а дриксы стреляют, в конце концов, не так уж и косо. Пусть сдохнет где-нибудь в бою, а Чарльз, так и быть, пустит скупую мужскую слезу на могилке своего маршала. И пойдет под начало Ариго.      Светлый шлейф сверкнувших в лунном свете снежинок пронесся прямо перед глазами, хотя до окна, лицом к которому виконт Давен лежал, было довольно-таки далеко. Чарльз перевел взгляд на небо, и его передернуло – на небе игралось несколько лун, то и дело сливающиеся в одну. Наверное, где-то продолжали сходить лавины, дриксенцы безуспешно пытались найти испарившуюся талигойскую армию.      Чарльз уже мог не удивляться тому, что почему-то оказался на крыше оружейной, прямо глядя на танцующие луны. Стоило пройтись по окрестностям, но он не был уверен, что сможет без записей запомнить всё точно, а записывать было негде, да и сам Чарльз должен был мирно спать в своей кровати. Именно сейчас из крепости уходить не хотелось, не хотелось ровно настолько, насколько в другой реальности не хотелось в ней оставаться. Разделять сны и явь уже надоело, но Чарльз пока радовался и тому, что может отличить два своих состояния. В конце концов, вряд ли будешь воспринимать не как сон то, что ты стоишь босиком и без плаща на крыше высокого здания, обдуваемый всеми ветрами, видящий перед собой причудливый танец лун, но при этом ничего не слышащий и ничего не чувствующий – ни холода, ни страха.      Давенпорт еще немного полюбовался на хитросплетения небесного калейдоскопа и легко спрыгнул вниз. Наверняка он мог пройти крышу насквозь, но так было как-то привычнее. Хотя кого он обманывал: он наверняка мог мгновенно переместиться в какое-нибудь другое место, куда пожелает, но этот факт, хоть и осознавался внутренне, полностью выносил капитану мозг. Поэтому он заблаговременно решил не экспериментировать, если ситуация, конечно, не заставит.      А заставить ситуация могла только в лице маршала Савиньяка, который может захотеть использовать своего офицера в качестве идеального разведчика.      Воспоминания о Лионеле резанули по вискам напряженной болью, и Чарльз быстро надавил на них пальцами. Боль не отступила, но поутихла. Кажется, ненависть жгла его изнутри, а может быть, не ненависть, а просто злость. Все-таки виконт бы не стал голословно утверждать, что ненавидел того, кем невольно восхищался и на кого надеялся. Это было бы, по крайней мере, невежливо по отношению к этому миру.      Иди.      Чарльз шел по коридорам крепости, бесцельно заглядывая в открытые двери. Он мог заглянуть и в закрытые, но упрямо пытался найти смысл в этом странном сновидении. Кажется, его звали. Несколько раз он обнаруживал себя не в том месте, где находился мгновение назад, но к этому он успел привыкнуть.      Достаточно было моргнуть, чтобы очутиться в незнакомой комнате, обставленной, однако, со вкусом, но без излишней роскоши. У дальней стены было какое-то движение, и Чарльз осторожно подошел. Светлые волосы, покоящиеся на подушке, точёный профиль и сложенные на груди руки: ошибки быть не могло. Лионель Савиньяк спал сном младенца, в совершенной тишине было видно, как приподнимается грудь с каждым беззвучным вдохом. Давенпорт присмотрелся. У изголовья кровати на коленях сидела литтен, и её глаза ловили лунные отблески, отливая то ли голубым, то ли синим.      Скажи мне одно слово.      Губы литтен не шевелились, но Чарльз был уверен, что это говорит она. Это было похоже на шорох ползущих вниз камней, шелест падающих листьев, невозможно было уловить интонацию, она говорила ровно, не выделяя ни одного слова. Она была равнодушна, как сами Скалы, и так же прямолинейна. Чарльз сделал еще шаг вперед, пытаясь не смотреть в до мерзости умиротворенное лицо маршала. Литтен едва заметно шевельнула кистью и неожиданно короткие пальцы разогнулись, обнажая длинные когти.      Скажи мне одно слово, – лезвия сверкнули в лунном свете у самой шеи Савиньяка, – и я убью его.      – Отойди!!!      Чарльз сам не понял, как выхватил пистолет и что есть силы заорал. Конечно, его голоса не было слышно. Конечно, ей вряд ли была страшна пуля, которой-то и не было здесь на самом деле. Но она равнодушно стояла над Лионелем, готовая в любой момент перерезать тому глотку, и с этим Чарльз уже понял, что мириться не намерен. Нет, маршал был дрянью и мерзавцем, но чтоб так?!      Рука с пистолетом задрожала. Литтен медлила. Виски разрывались от боли. Плечо затекало.      Но всё-таки она медленно убрала руки от шеи маршала Севера и спрятала свои жуткие когти, не меняя выражения лица. Она очень странно неотрывно смотрела на Давенпорта. Наверное, она чего-то не понимала. Чарльз медленно опустил пистолет, ругая себя за вспыльчивость.      Скажи.      Внимательный взгляд серых бесстрастных глаз.      Ты боишься гнева оставшихся?      Сначала Чарльз вопроса не понял. А потом вспомнил, как Савиньяк предупреждал, что во всем странном-непонятном при случае будут обвинять его, Чарльза. А убийство маршала в его собственной постели в запертой комнате с закрытым окном как раз относится к таким вещам, наверняка. Райнштайнер, так тот точно поймет, особенно если догадается допросить Сэц-Алана.      Но нет. Давенпорт не боялся.      Литтен могла не понимать его сколько угодно. Он был благодарен ей за все, что она для него сделала, он был обязан ей жизнью. Древнее существо жило по своим законам, и для него не было разделения на своих и чужих, оно знало, что оно должно делать и знало, как нужно поступать, когда перед ним был враг.      Лионеля Савиньяка нужно было убить. Но он не был врагом. Но литтен была духом Скал, для нее не существовало полумер. А если он не был врагом, значит, он был другом. Но друга нельзя убивать. Маленькая эстэра запуталась и просила у Чарльза ответа. Чарльзу было искренне её жаль, Чарльзу не хотелось признавать того, что необходимо было сказать, но ему не оставалось выбора. Скалы не знают полутонов.      – Он друг, – уверенно сказал Чарльз, и козлоногая кивнула, легко спрыгивая с кровати маршала Севера. Лионель дёрнулся и резко сел на кровати, нащупывая рядом с подушкой кинжал. Чарльз вытянулся по струнке, не зная, что он будет говорить и как отвечать. Особенно если учесть пистолет в руке.      – Господин маршал, простите за вторжение, я… – выпалил Чарльз и осёкся. Лионель даже не повернулся – он не видел его, не мог видеть. Равно как он не мог видеть и стоящую рядом литтен. Чувствовать что-то, ощущать чужое присутствие, но только не видеть. Давенпорт глянул ему в глаза, проследил за качающейся головой и подрагивающей рукой, сжимающей кинжал, и почти физически ощутил, как в страхе трепыхается сердце Савиньяка. Он сидел несколько томительных мгновений, потом прижал руку ко лбу, зачесал волосы назад и тяжело рухнул на подушку, всё еще сжимая рукоять.      – Капитан Давенпорт! – удивленные чёрные глаза, взъерошенная спросонья светлая шевелюра и свечка в руке. – А вы что здесь делаете?      Чарльз вздрогнул, судорожно огляделся и пару секунд отупело смотрел на собеседника. Умом ему было вполне ясно, что он чрезвычайно подозрительно смотрится с пистолетом в руке у дверей в комнату маршала Севера, но никакого адекватного объяснения придумать бы не смог. Но и самому виконту Сэ можно было задать тот же вопрос. Впрочем, мало ли куда Арно Савиньяк собирался при полном параде на ночь глядя.      – Хожу во сне, – наичестнейшим образом ответил Чарльз, зажмурил глаза и исчез.      После таких прогулок, он уже привык, ему не снилось никаких снов. И хвала Леворукому, потому что когда сны были, в них тоже показывалась какая-то несусветная дребедень с ним в главной роли. Причем зачастую Чарльз оказывался не в своем теле и действовал так, как было прописано, видимо, в сценарии, проигрывал дела давно минувших дней. Он ничего не мог изменить, и это было мерзко. К тому же, в большинстве снов, несмотря на то, что они были в цвете, какие-то кошки отключили звук, поэтому Давенпорту приходилось находиться в полнейшей тишине, лишь по мимолётным движениям губ угадывать, что говорилось. Кто-нибудь бы увидел в этом возможность научиться читать по губам, но виконт Давен упрямо старался придерживаться утверждения, что чем меньше знаешь, тем крепче спишь.      Чарльз надеялся, что следующий день не принесет ему никаких сюрпризов, учитывая тот факт, что Савиньяк решил еще немного задержаться. Чего он ждал, было непонятно, но Чарльз уже давным-давно махнул рукой на то, чтобы понять решения маршала Ли. Он побеждал, это было главное.      – Хотите бой? – неожиданно предложил Арно, с широкой улыбкой встречая Давенпорта у конюшни. Чарльз мысленно помянул вчерашнюю ночь. Хотя он так неожиданно исчез, что младший Савиньяк мог вполне посчитать его за полуночный глюк и не придать этому особого значения. Чарльз хотел проведать, а заодно промять Шарли́, но рассудил, что не фехтовал он намного дольше, чем не видел свою лошадь. Она бы его простила, а Савиньяк мог обидеться. Но можно будет после боя позвать Арно вместе прокатиться, заодно и проверить, настолько ли быстра мориска, как её хвалили.      Фехтовал Арно, конечно, отменно, хотя и зачастую торопился. Давенпорт умудрился взмокнуть, скача чуть ли не по всей площадке, потому что Савиньяку будто приспичило с ним поиграть в догонялки. Он наносил быстрые удары и прыгал вперед, заходил сбоку и пытался захватить шпагу противника, поэтому Чарльзу приходилось пятиться и уходить в глухую оборону.      Арно умудрился единственный раз уколоть его в плечо, Давенпорту повезло чуть больше – шпага касалась Савиньяка дважды. Младший из оленей немного суетился и пытался напирать слишком быстро, поэтому зачастую делал ошибки. Бой начинал затягиваться, Чарльз – уставать, а потому через какое-то время пропустил еще один удар. А Арно, кажется, был всё так же бодр и весел. У Давенпорта была мысль поддаться и закончить уже поединок, но нежданно-негаданно начали подтягиваться офицеры на «посмотреть», и офицеру для особых поручений при высочайшей персоне маршала Севера проиграть младшему брату этого самого маршала было, как минимум, постыдно. Еще и Лионель бы потом вывернул пару колкостей. Чарльз удобнее перехватил шпагу и твёрдо встал ногами на землю.      Савиньяк кружился, аки какой-нибудь бешеный марикьяре. С кого он брал пример, Давенпорту даже думать не хотелось, потому что такому стилю, доведенному до совершенства, мог хоть что-нибудь противопоставить только, разве что, Райнштайнер. Краем уха Чарльз услышал, как офицеры начали делать ставки и понял, что начинает злиться, а этого было делать ни в коем случае нельзя. Выругавшись под нос, капитан еле отбил следующий выпад.      – Пять таллов на Савиньяка, – почему-то насмешливо протянул знакомый голос. Валентин ставил на Сэ? Удивительно.      Хотя нет. Неудивительно.      Арно, услышав голос Придда, дёрнул глазом и совершенно распалился. По нему было видно, что он жутко хочет выиграть этот бой, но одновременно с ним выиграет и Валентин, в очередной раз доказав свою рациональность и непредвзятость. Как же – ведь в вопросах армии и фехтования личные отношения не должны мешать принятию решений! На лице младшего читался такой спектр эмоций, что Чарльзу стало жутковато, а не так же ли он выглядит, когда бесится с Лионеля?      В конце концов, Валентин и его выходка стали решающим фактором. Арно поклонился и опустил шпагу – что-что, а поражение он достойно принять умел.      – Это было крайне познавательно, – хмыкнул в собравшейся толпе голос Лионеля, и Чарльзу по спине пробежала ледяная змейка. Интересно, а что было бы, если бы маршал тоже громко заявил о своем присутствии? Но ставил он наверняка на брата. – Где там мой выигрыш? Давенпорт, считайте, что я верил в своего офицера.      Чарльз скрипнул зубами, но на маршала не повернулся. Интересно, что это сейчас было: акт доверия или очередная насмешка?      – Спасибо за бой! – Савиньяк подмигнул и громко доверительно зашептал: – И позвольте задать один вопрос, капитан. Какие отношения связывают вас и моего брата?      Офицеры по углам заулыбались, глядя на изменившееся лицо Давенпорта. Арно кривил губы совершенно по-кошачьи, чуть показывая ряд верхних зубов. Наверное, шпага в руках Чарльза дрогнула, Савиньяк примирительно помахал руками.      – Прошу прощения за бестактность!      – Всё в порядке. Однако в свою очередь задам похожий по содержанию вопрос, – пыша злостью, не подумав брякнул Чарльз, – какие отношения связывают вас и полковника Придда?      И лучше бы он этого не говорил, потому что, судя по выражению лица виконта Сэ, только военная субординация удерживала его от того, чтобы всадить пулю Давенпорту в лоб.