Про снега, льды и вселенскую печаль

     Арлетта переложила письма в шкатулку, поменяла местами пару цветов в вазе, присела к зеркалу и недовольно покосилась на пасмурное небо, откуда изредка просвечивали белоснежные, будто выстиранные, лучи. На фоне грязного мутного неба смотрелось воистину то ли мерзко, то ли потрясающе.      – Госпожа, – с легким надрывом произнесла камеристка – она немного приболела, – там какой-то смешной молодой человек с целой охапкой анемонов.      – Какого цвета? – живо заинтересовалась графиня, примериваясь к украшениям.      – Ярко-алых, госпожа.      Они могут что-то значить, а могут и ничего не значить. Графиня отложила в сторону серебро – сегодня оно ей не понадобится. Стоит ли надевать колье или ограничиться серьгами и заколкой? Да, верно, ни браслетов, ни подвесок, только золотые недлинные серьги, два кольца и симметричные заколки с алыми рубиновыми глазами. Они будут смотреть. Смотреть и спрашивать.      Не больше двадцати минут, меньше – можно. Дольше – и можно получить вместо гостя закатную кошку. Отсюда чувствовалась неуверенность, отчасти страх. И вроде у Арлетты не было особого чутья, но стоило взглянуть на небо, чтобы понять, к чему было солнечное знамение.      – Эрэа графиня, – молодой человек снял шляпу, протянул букет анемонов и учтиво поклонился. Кажется, он был одним из офицеров Лионеля. – Я счастлив вас встретить, однако я приехал к мр… то есть, вашему сыну. Моё имя Чарльз Давенпорт.      – Здравствуй, Чарльз, – Арлетта дружелюбно улыбнулась и протянула руку для поцелуя, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Смешной молодой человек запутался, в какой руке держал шляпу, помотал головой, коротко вздохнул, но всё-таки собрался и сделал всё как положено. Графиня немного сжала дрожащую руку.      – Лионеля, к сожалению, сейчас нет в Савиньяке.      – Я… тогда прошу прощения. Я думал застать его здесь. Я, – Чарльз вдохнул полную грудь воздуха, непроизвольно ухватился за ладонь графини и выпалил: – Я хотел сказать ему спасибо. За всё. Я уезжаю в Давенпорт, и боюсь, мы можем больше не увидеться. Я хотел… всего лишь сказать спасибо.      – Вам не обязательно уезжать прямо сейчас, – Арлетта прищурилась и сделала шаг назад, увлекая смешного молодого человека за собой. Тот кивнул и, кажется, перестал так зажиматься. – Вы не бывали раньше в Савиньяке?      – Нет, эрэа графиня.      – Тогда выпьете со мной шадди на балконе. А то побывать в Савиньяке – даже проездом! – и не полюбоваться на цветущую рябину – почти что преступление.      – Я… – Давенпорт на мгновение смешался, а потом наконец-то опустил напряженные плечи и слабо улыбнулся. – С удовольствием, эрэа графиня!            – Моё мастерство, конечно, не сравнится с тем, как варит… варил шадди Его Высокопреосвященство. Но я почти уверена, что справлюсь лучше слуг. К тому же вы явно не ярый ценитель.      Чарльз послушно взял из рук Арлетты чашечку, сразу же сделал глоток и в очередной раз попытался успокоиться.      – Благодарю. Эрэа графиня, позвольте спросить, где ваши остальные сыновья?      – Эмиль с женой на юге, – как можно более непосредственно ответила графиня, присаживаясь на кресло рядом, – а Арно после ранения уже три месяца гостит в Васспарде.      – В Васспарде?      – Это вас удивляет? – Арлетта тихонько засмеялась. – А вы думали, что молодые люди будут всю жизнь как кошка с собакой? Ответить на этот вопрос достаточно, посмотрев хотя бы на ваш пример.      Чарльз как-то грустно усмехнулся и опустил взгляд, сжимая в ладонях остывающую чашку.      – Чарльз, – Арлетта прикоснулась к его плечу, – вы хотите вернуться в Надор?      – Я должен, – скривился Давенпорт. – Теперь, когда регент переложил провинцию на отца… Он после войны вряд ли будет сильно им заниматься, а я… эрэа графиня, не уверен, поймёте ли вы. Я… когда обрушался Надор, я был там! Я видел всё собственным глазами, как люди умирали, как камни… Я не знаю! – Чарльз резко откинулся на спинку и бездумно смотрел на цветущие деревья. – Я боюсь, что не смогу. Не смогу видеть его вновь. Наяву. Не так. Особенно копаться там, на этой…      – Все мы чего-то боялись или боимся, – графиня ободряюще сжала предплечье собеседника. – Но жизнь продолжается, и все мы должны жить своей. Задумайтесь над временем, когда вы ощущали, что жили по-настоящему. И продолжайте. Я уверена, вы справитесь со всем. И если я могу чем-то помочь…      Давенпорт моргнул, будто очнулся ото сна и странно на неё посмотрел. Кажется, сама того не ожидая, графиня попала в точку.      – Вы правы, – Чарльз отставил шадди, который, кажется, так и не пил, и, глубоко вздохнув, выдал: – Я слышал, что Сэ сгорел. Пожалуйста, эрэа графиня, я прошу вас составить мне компанию на одну поездку в Надор. Мне и вправду… нужна ваша помощь.      Арлетта удивленно моргнула, но не могла не согласиться – такой ярой решимостью светились эти усталые карие глаза.            В Надоре они пробыли недолго, учитывая то, что не были в самом замке, лишь в окрестностях. Чарльз набирал людей, изредка оглядываясь на графиню Савиньяк, что-то решал про себя, бил в грудь, выдыхал, набирался духу и… в какой-то момент заявил, что едет в Сэ. Арлетта чуть не растерялась, но Рафиано взяли своё: молодого человека пришлось пригласить официально, предупредив, что замок сожжён и разграблен.      И ведь хватило пары месяцев. Чарльз то и дело что-то бурчал в собственную увольнительную, напрягал местных архитекторов, каменщиков и садовников, но, как ни странно, умудрился придать замку похожий вид. Графиня пребывала в какой-то полуяви всё время. Пока не вспомнила причину визита. И всё поняла.      – Каково вам это? – помешивая ложечкой шадди, неожиданно спросила графиня в один из дней. – Калёным железом выжигать что-то из чужой души.      – Я… я не понимаю, о чем вы говорите.      – Вы слишком часто говорите слово «я». «Я» должен, «я» не смогу, «я» видел. Вы никогда не смотрели с точки зрения кого-то?      – Эрэа графиня?      – Лионель Савиньяк. Вы к нему приехали. Кто, – медленно спросила графиня, – вам Лионель?      – Командир, – слишком быстро ответил Давенпорт. – Маршал. И всегда им был.      – Не всегда. И уже им не является. Вас отпустили, вы вернулись. Не слишком ли безнадежна ваша затея? Вы приехали за многие хорны, не зная, где искать, к человеку, которого считаете командиром. Вы воевали?      – А? Да! Я… на северной границе с марш…      – Я не о том. Под началом других командиров – генералов, полковников – воевали? Ходили? Сражались?      – Да.      – Почему тогда вы к ним не приезжаете? Нет, молчите, Чарльз. Вам не слова нужны, вам память нужна. Почему, почему Савиньяк? Что такое важное связано с именем Лионеля, что вы проделали такой путь? Кроме войны, кроме слов. Что?      Чарльз честно промолчал. Не знал, что сказать, или стушевался.      – Рокэ Алва, – наконец произнес молодой человек. – Они ведь были друзьями? Говорят, ни у того, ни у другого друзей быть не могло.      – Старые привязанности, – вздохнула Арлетта, смутно понимая, куда клонит собеседник, – намного значимей того понятия, которое люди вкладывают в слово «друг». Друзья, знакомые, любимые, приятели… это всё не то. Хотите знать, что это значило в случае с Росио? Нити, Чарльз. Самые тонкие нити, которые оплетают вот здесь, – два пальца – на миг к сердцу. – И рвать их тяжело. Много тяжелей их вырывать, но проще избавляться сразу. Прижечь, забыть. Раны затянутся, время поможет, а потом будет легче. Когда придет время, а оно обязательно придет, уж на сколько Росио казался неуязвимым. Лионель боится. Очень боится.      – Боится? Чего?      – Он уже терял друзей. И не хочет больше. Это больно, знаете ли.      – Какой смысл не заводить друзей, потому что боишься их потерять?      – Считаете, что это недостаточная причина?      Чарльз нахмурил брови, что-то прикинул в уме, сложил, судя по глазам и качнувшейся голове, связное предложение и хотел уже выдать на-гора, но Арлетта перебила до того, как слова бы сорвались.      – У вас есть друзья?      Чарльз потупился, открыл рот ответить очевидную ложь и… не сказал ни слова.      – А были когда-нибудь? – мягче прибавила графиня. Давенпорт притих. Были ведь, были, один точно был, только упрямец вспоминать не хочет, думать даже не хочет.      – Вы ничего не забыли?      – Я в очередной раз в чем-то виноват?      – Вы ни в чем не виноваты. Но вы забыли что-то очень-очень важное. Такое, что ни в коем случае нельзя забывать. Что пообещали себе помнить всю жизнь, но потом время стёрло границы и рамки. – Арлетта улыбнулась, протянула руку и сжала покоящееся на бортике кресла запястье.      – Я уже не знаю. Не знаю, где начало, где конец, не знаю, что правда, а что ложь.      – У времени нет ничего, только память. Лучше вам уехать, пока не поздно. Зачем вы приехали?      – Я не уеду, – как-то неуверенно пробормотал Давенпорт. У которого сердце колотилось как сумасшедшее. – Я должен… поблагодарить.      – Вы вызывали его когда-нибудь на дуэль?      – Нет, – мотнул головой Чарльз, пребывая где-то не здесь. – Он бы, во-первых, не принял вызов, а во-вторых, лучше владеет шпагой.      – Второе неважно, если вы уверены в первом. Но с чего вы взяли, что не примет?      Чарльз дико глянул на графиню, будто она задала ему вопрос из разряда почему солнце встает на востоке, а месяцев шестнадцать. Арлетта покачала головой.      – Значит, хочет, чтобы вы были живы. Значит, что-то значите для него.      Арлетта вгляделась в потемневшие зрачки. Ничего, ничего не читается. Вот бы уметь думать за других, злиться за других, верить за других. Делать выбор, принимать решения за других так, чтобы не было больно. Никому. И ведь непроницаемое лицо, даже пульс успокоился, а ведь так важно узнать ответ.      – Уезжайте, Чарльз. Не делайте больно ни себе, ни ему.      – Нет.      И вот это уже было уверенное, твёрдое «нет». Графиня невольно улыбнулась. Переспрашивать, окончательный ли это выбор – какая пошлость, конечно, всё уже решено. У молодого человека был выбор: опустить руки или поднять их, а он выбрал совершенно другое. Протянул ладонь навстречу. На сцене не хватает только человека, который ответит на рукопожатие.      – Чарльз?      – М?      – Шадди?            Арлетта сразу поняла, что это тот самый день. Погода. Пусть она никогда не была важна, но именно сегодня в Сэ проглядывали те же лучи, что и в Савиньяке сезон назад. Графиня, ничтоже сумняшеся, убрала с самого утра все украшения, приказала заменить все цветы и надела самое домашнее платье. То ли почувствовало материнское сердце, то ли камни петь начали… но часа в четыре пополудни хозяйка спустилась на террасу и приготовилась ждать, меланхолично дыша свежим воздухом, доносящим легкий запах гортензий.      – Матушка! – почти возмущенно. Лионель на ходу соскочил с лошади. Один приехал. Так даже проще. – Я думал, что случилось худшее. Я проехал по провинциям, заглянул в Кэналлоа, думал доехать до Тронко через Савиньяк, повидать тебя, а эти обормоты знаешь что мне сказали? «Она больше не с нами. Её отвезли в Сэ».      – Так и сказали?      – Прости, но я думал, что ты разделила участь Жозины. Но Сэ! Я не ожидал, что Сэ будет…      Лицо старшего, оглядывающего местность, замерло. Пару секунд прямо в том виде, как он говорил, а потом Лионель вспомнил, что нужно закрыть рот. Арлетта оглянулась через плечо, улыбнулась и отошла назад, чтобы не стоять меж двух огней.      Чарльз вытянулся по струнке, но больше от неуверенности, отчасти испуга и гордости. Сэ воистину стал его гордостью. Голос старшего охрип, когда он вновь заговорил.      – Что вы здесь делаете?      – Приехал.      И это вместо приветствия! Совсем спятили!      – Зачем вы здесь?      – Хотел сказать, что… эм. В общем. Спасибо за всё! – сглотнув, выпалил Чарльз на одном дыхании и повторил: – За всё.      – За что? – хмыкнул Лионель, как-то криво улыбаясь. Скалясь. Арлетта топнула каблучком.      – Ли!!      Сын прокашлялся, встряхнул головой, мерзкая ухмылка сползла с лица, уступив место растерянности. Он открыл рот что-то еще выдать, тут же захлопнул, нахмурился, глядя в до одури честные и открытые карие глаза.      – Я хотел еще тогда подойти сказать. Но не успел, пока вы забирали шпагу.      – Я… – Ли осёкся. Огляделся по сторонам, кинул взгляд на непреклонную мать. И понял, что бежать некуда: говори или правду, или заткнись, – не возвращался за шпагой. Возможно, иначе вы бы меня поймали.      – Неважно. – Вот, умница, опустил плечи, губы сжал пусть в попытке, но улыбнуться же! – Пришлось к вам приехать самому.      – Даже… – ошарашенно хлопал глазами Ли, – не знаю, что сказать.      – Теперь я с вами буду жить, – категорично заявил Давенпорт, заранее приготовившись отвергать на корню все посылы графа Савиньяка куда подальше.      Но тот молчал. Молчал, с приоткрытым ртом обозревая башни отстроенного Сэ и глядя на своего офицера, на его глазах выросшего из нелепо огрызающегося щенка-теньента в воистину достойного гвардии капитана. Вот только в гвардию Давенпорт не собирался.      – И вообще, – не выдержав повисшего молчания, сложил руки на груди капитан. – Как там говорилось? Торчать теперь при маршальской персоне отныне до скончания веков!      – Чарльз… – почти с придыханием выговорил первый раз за долгое время искренне улыбнувшийся Лионель.      

Без начала нет и конца. Позови, и я, может быть, выйду На порог чужого крыльца, Захлебнувшись единственным мигом. В чем-то ты, наверное, прав, И не мне на тебя, верно, злиться. Но скажите прямо, мой граф, Кто учил вас читать так по лицам? Я, скорее, сам виноват В том, что многого не понимаю. Мне достаточно осознать: Без начала конца не бывает.