Про снега, льды и вселенскую печаль

     Такого не могло происходить наяву, значит, было очередным сном. Сном, в котором небо падало прямо на головы. То ли синее, то ли белое, то ли чёрное, но оно ослепляло, завораживало. И не двинешься в этом урагане.      Чарльз не видел дальше носа, огляделся по сторонам, обернулся туда, где должны были стоять свои. Все двигались так, будто само время заморозилось, или это просто чувства обострились, стало быстрее восприятие.      Скалы молча обрушались с небес.      Поддавшись или зову, или собственной прихоти, но ленивой бесконечной волной наплывали на враз потяжелевшие облака. Вопли людей становились криками чаек, такими же бессмысленными и жалкими. Чарльз засмеялся. Помимо воли, просто стало смешно. Это почти испуганное выражение на лице Лионеля, его напряженные руки, еле удерживающие повод Шарли, физически ощутимое желание рвануть вперед. Неважно, что там с дриксами, Давенпорту нужна была победа другого рода. Победа в войне – это для генералов, для маршалов, для регента. Для пташки полёта пониже нужно совершенно другое.      Признание. Общая любовь ли, страх ли, ненависть ли, только не равнодушие. Поэтому Чарльз оглушительно хохотал в разверзнувшиеся небеса, и смех прокатывался по долине, и камни веселились вместе с ним. Пелена из подхваченных вьюгой снежинок окутала долину плотным коконом за спиной Чарльза, закружила, разметая живое и неживое, сметая всё в воду – вода всё смоет. Вода всё заберет. Вода всё сохранит в своих глубинах. А илистое подмёрзшее дно похоронит навеки.      Белая стена падала с края долины, пока не достигла Давенпорта, единственно стоящего между смертоносной вьюгой и недоармией из двух тысяч талигойцев и одного маршала. Интересно, с каким разменом на одного солдата пойдет маршал?      Лионель всё-таки рванулся вперед вслед за Шарли, не удержав кобылу, и капитан успел заметить, как маршала отшвырнуло, как котёнка, назад взъяренной метелью. Серый ветер остановился на Чарльзе и не собирался лететь дальше, но окутал его плотной завесой, не пуская, ограждая, защищая. Или может, Давенпорт сам так захотел. Рядом слышалось нетерпеливое сопение – Шарли, умная девочка, всё-таки пробилась, прошла через купол, поняла, как встать рядом. Настоящий подарок. В обоих смыслах.      Чарльз ухватился за каштановую гриву, еле подтянулся в седло и, вцепившись в поводья почти у самого их основания, попытался успокоиться. И ветер начинал стихать, постепенно, мгновение за мгновением. Стоило уже привычно разозлиться, но в голове была такая пустота, а на сердце такое спокойствие, что даже не верилось.      Теперь они обязательно, обязательно должны были победить.            Лицу было холодно и как-то колко. Такое чувство бывает, когда рука долго в снегу лежит, онемевает, а потом начинает отогреваться. Чарльз тихо заскрипел, но открывать глаза не спешил, лишь слабо повёл головой, сделал попытку перевернуться со спины на бок и сдавленно застонал, морща брови. Тело болело так, будто по нему прошлось целое стадо лошадей. А потом потопталась целая стая гусей. Особенно досталось ребрам, кости саднили и сжимали грудную клетку, и Давенпорт бы не удивился, узнав, что сломал парочку.      Рука сжалась на тёплом плаще, судя по всему, не одном. Кожу то и дело облизывал ветер, забивавшийся в палатку. Перед закрытыми глазами дёргалось свечное пламя – не светило, не грело, но местоположение определяло вполне чётко. Чарльз попробовал привстать и сжал зубы, приоткрывая глаза.      – Вы очнулись, это хорошо, – негромко произнёс Лионель где-то поблизости и прибавил через паузу: – Чарльз.      – Были варианты? – огрызнулся капитан прежде, чем успел подумать, но маршал только как-то слишком по-доброму усмехнулся и пересел на краешек походной кровати, оказываясь лицом к лицу.      – В какой-то момент я подумал, что вы благородно принесли себя в жертву. Я приказал разворачивать войска, отряд отошел на две хорны. Вас нашли через два дня.      – А искали? – подозрительно прищурился Чарльз, уже представляя, как его тянет к ставке за шкварник верная Шарли. Савиньяк, как ни странно, серьёзно кивнул.      – Я отправил разведку почти сразу, как утихла буря. Не хотелось бы объявлять вас погибшим прежде, чем будет найдено тело. Вы молодец.      – Рад стараться, – вновь не к месту начал хамить капитан и от нежданной похвалы совсем обнаглел: – У вас есть шадди, вино или касера?      Маршал негромко засмеялся, протянул флягу и хрустнул плечами.      – Я рад, что вы живы.      Чарльз поперхнулся. Вытер губы, вернул касеру хозяину и отвернул взгляд, переводя тему.      – Где Шарли?      Ли помолчал.      – Мне очень жаль, – короткий жест головой – вправо и влево. – Но все были удивлены уже тем, что вы выжили.      – М…      – Она кинулась в самую бурю, знакомые ли мундиры увидела, вас ли. Мне правда очень жаль, Чарльз.      – Ответьте честно! – вскинул голову Давенпорт, сжимая губы. – Это ведь вы подстроили? Выманить дриксенцев на подобную местность, выставить меня каким-то колдуном, но ведь там, наверху, наверняка стояли подрывники. Ведь стояли, так?      – Считаете, у меня в штате имеется кто-то вроде Курта Вейзеля?      – Причем тут это! Я имею адекватное представление о том, на что я способен, и вызов лавин к этому явно не относится. Тогда я был напуган, смятен… легковерен. Но ведь это вы… это опять вы всё сделали…      – Хотелось бы, – фальшиво засмеялся Ли и потёр глаза, – чтобы это было так. Я, наверное, и вправду сошел с ума. Вы слишком много думаете. Вам вредно.      Савиньяк огляделся по комнате, забрал с тумбочки новую свечу и поставил взамен почти прогоревшей.      – Отдыхайте, Давенпорт, – бросил маршал через плечо. – Завтра предстоит тяжелый день, победа еще не за нами.      – Я не… – враз смутившись, пробормотал капитан, – повторю больше такого.      – И верно. Вы были напуганы, смятены и легковерны. Настолько вы больше в себя не поверите.            Прогноз Давенпорта оказался верен – лишившись обозов, запасов и части лёгкой артиллерии, дриксенская армия стала напоминать слепого котёнка – металась туда-сюда, нарывалась на талигойские разъезды, проигрывала сражение за сражением. Может быть, капитану так только показалось, но дриксы боялись. Возможно, в той армии остались выжившие, рассказали, что случилось, или донеслась весть о двух тысячах, которые выиграли сражение, не потеряв ни одного солдата и вызвав лавину. Лионеля начали считать вполне полновесным пособником Леворукого, а что думали о Чарльзе, было неизвестно, но Давенпорт надеялся, что до него дурная слава не докатится.      Солдаты, которые видели всё собственными глазами, молчали. Хмурились, отворачивались, сжимали кулаки. Примерно так же вёл себя Сэц-Алан после приснопамятной встречи с лит… фульгой. Люсьену в одном из боёв повезло с двухсот шагов сбить штандарт – разумеется, чисто случайно! – но радости было при этом полные штаны. Савиньяк сдержанно хлопнул в ладоши целых три раза. Говорить, что Сэц-Алан три дня потом безудержно прыгал по лагерю, излишне.      Чарльз решил почём зря не сентиментальничать – лошадь новую ему позволили выбрать, и теперь он ездил на соловом жеребце, в меру ленивом и не в меру назойливом – то и дело стремился лишить нового хозяина части завтрака или мотал головой до тех пор, пока не погладишь по лощёной шее. Он был не виноват, да, но Давенпорт всё равно злился. Заменить гнедую кобылу не под силу было и лучшей лошади в мире.      Он так и выехал на парад по случаю победы – в новом мундире, всё еще, впрочем, капитанском, по правую руку от маршала, на восторженном жеребце, вовсю стремящемся вышагивать как Грато – высоко поднимая острые копыта.      – Не сутультесь, Чарльз, – негромко окликнул Лионель, даже не делая попытки принять от кого-либо цветы. Улюлюкающие девочки, потерпев фиаско с Савиньяком, пытались сунуть разноцветные веники его офицеру для особых поручений, но после пары раздраженных взглядов исподлобья и возжелавшего поживиться свежей травой коня оставили безуспешные попытки.      Торжественная Оллария встречала победителей, регент произносил простую, но значимую речь, стояли еще какие-то люди, офицеры, командующие, блистательный Лионель кланялся одной головой и тонко улыбался, принимая поздравления. Мрачный Давенпорт натянул на лицо какую-то из дружелюбных масок и пытался не испортить всеобщее безудержное веселье своим кислым видом.      Чарльз хотел домой.      – Если у маршала Савиньяка есть какие-то просьбы по выдаче наград офицерам… – регент выразительно поднял бровь.      – Этим бездельникам? – весело ухмыльнулся Лионель, выдержал паузу и начал перечислять. У маршала была отменная память – он помнил всех по именам, званиям и заслугам. Кажется, записывал себе где-то в блокноте, а потом учил.      Сэц-Алан чуть не плакал от счастья, когда ему с лёгкой маршальской руки навесили орденскую цепь Талигойской Розы, а когда Лионель еще и по-тихому подмигнул своему порученцу, Люсьен вообще потерял дар речи и до конца дня мог только блаженно шмыгать носом. От маршала досталось всем. Точнее…      Почти всем.      – Я могу рассчитывать, – как можно более спокойно произнес Чарльз, когда торжественная часть соизволила завершиться, – на отпуск в Надор?      – Отпуск? – Лионель, кажется, был искренне изумлён. – Какой еще отпуск, капитан Давенпорт?! Ваша служба мне еще не окончена. Идемте.      А что Чарльзу еще оставалось? Разве что не вызвать землетрясение прямо посреди Олларии.