В двух парсеках от него

      Два дня подряд сеть работала со сбоями, а с сегодняшнего утра и вовсе перестала передавать информацию. Я полностью отрезан от родной планеты Ландау и от своей работы, где сейчас творится форменный кавардак. Самое ужасное, что в моё отсутствие проблемы начались с самым крупным клиентом, который в случае срыва своих проектов по нашей вине не только уйдёт к конкуренту, образовав нехилую дыру в бюджете, но и так подпортит нам репутацию, что можно будет просто закрывать всю контору и начинать заново в другой области. Короче, полный финиш.       — Ненавижу службы поддержки! — срываю гарнитуру, кидая её на стол, устав слушать «приятную музыку» и одни и те же «подождите, ваш звонок очень важен для нас». Так, нужно успокоиться и взять себя в руки. Необходим план действий. Только вот как его строить, если я вообще не понимаю, что в данный момент происходит? Вслепую разве что. Похоже, придётся сворачивать весёлые каникулы и лететь обратно. Другого выхода я просто-напросто не вижу. Одна надежда, что за неделю там всё не накроется и что в полете к пункту телепортации связь мы хоть какую-нибудь, да поймаем!       Полный решимости, я открываю терминал и начинаю поиск рейсов на сегодняшний вечер, к которым могу обменять свой обратный билет. Рейсов нет: судя по информации на главной странице сайта, перебои случились повсеместно. И никаких сроков тебе и никаких гарантий. Чувствую, что прилечу я домой, а семейного бизнеса уже и нет... Щелчок двери знаменует приход из магазина Николаса. Вот я его сейчас обрадую-то... Достаю сумку и начинаю собирать по квартире свои вещи. Ник кидает на кухню пакеты и заходит в комнату, напряжённо замирая у косяка:       — Эм... А что происходит?       — Коллапс, Николас. Связи нет. Космолёты из системы не выходят. На работе полная «ж», — показываю руками означенный предмет тела, — и я не могу её исправить, потому что застрял на этой дебильной планете!       — Всё настолько плохо?       — Да, Ник, настолько. Тейн Индастрис нас раздавит, словно маленький метеорит на пути, и не на градус не отклонится от курса.       — Слушай, да не парься, всё будет нормально! — подмигивает Ник, несколько расслабляясь и отлипая от косяка.       — Твою мать! Крамел, у меня там бизнес рушится на глазах, которым вся семья кормится, мы сейчас вообще банкротами остаться можем! А я могу не то что работы — всей недвижимости лишиться и в долгах по уши остаться, если Тейн вознамерится проучить, а ты говоришь «не парься»! — Мне иногда так хочется приложить его чем-нибудь тяжелым по голове!       — А что, я должен тоже бегать в панике? — распаляется и повышает голос в ответ. — Харе истерить уже! Ещё ничего не произошло, а ты уже всех поставил на уши! Пожалей мои нервы.       — Твои нервы?! Да ты вообще охренел! Я срываюсь в самое неудобное время, беру на свои деньги билет, который ты, кстати, обещал оплатить, и лечу чтобы повидаться, забив на всё! И я же ещё и крайним оказываюсь! Это ты меня бросил, променяв на охренительную работу! Так что, знаешь, Николас, иди ты на с такими запросами куда подальше!       С удовольствием хлопнул бы дверью, если бы она была на кухне, а так приходится вымещать злость на стене в спальне. Упав на кровать в одежде и закрыв глаза, я жду, пока уляжется боль в костяшках. Один плюс — она замечательно отвлекает на себя, хоть и ненадолго. Мысли зациклено бродят в голове, рождая одни и те же эмоции, усиливая их и распаляя, пока пожар негодования не начинает постепенно затихать. Я слышу шаги и ощущаю, как мягко проминается кровать, но глаз не открываю.       — Микки...       — Отвали. — Николас давно научился на удивление точно ощущать момент, когда моя злость идёт на спад и вливаться именно в него. Ни минутой раньше — тогда, когда я начинаю взрываться на любое слово, и разговор бесполезен, но и не минутой позже — когда мне уже всё становится равно, и я не намерен больше ничего обсуждать.       — Майкл.       — Отвали, говорю.       Внезапно меня обдаёт дыханием, и я ощущаю касание мягких губ, которые сразу пропадают. Открываю глаза и моментально тону в его взгляде — тёплом и таком родном. Вот как можно злиться на Николаса?! Он ещё раз целует меня в губы — мимолётно, еле касаясь — и садится на кровати, подогнув под себя ноги. Я не замечаю, как моя рука оказывается в его ладонях — он теребит её, оглаживает поочередно пальцы, водит по венам на тыльной стороне ладони. Чуть повернув голову на бок, чтобы видеть его лицо, я замечаю взгляд, устремлённый вниз, как он хмурит брови и кусает губы. Я жду и не тороплю: Ник он такой — всегда долго собирается для серьёзных разговоров.       — Майк... мне очень больно знать, что ты думаешь, что я тебя бросил. — Хочется ответить колкостью, но, глядя на его так мило сосредоточенное лицо, все колкости сами собой испаряются с языка. — Слишком много «что»?— Поднимает на меня взгляд, кривя губы в попытке улыбнуться. — Знаешь, с твоим опытом и хваткой ты легко сможешь найти себе очень достойную работу на Рангусе...       — Я знаю, — голос внезапно садится и ответ выходит хриплым, — но я не могу бросить дом и тем более мать, ты же знаешь!       — Знаю...       От печали и безысходности просто разрывается сердце. Я не выдерживаю — сажусь на кровати и обнимаю Николаса, моего родного Ника, что лишь со мной становится таким неуверенным и робким.       — Мы что-нибудь придумаем, обязательно! — Как бы фальшиво не звучала фраза, я сам верю в неё очень искренне. Не могут же два человека, имеющие обоюдное желание, не справиться с такой мелочью, как расстояние!

***

      — Пора.       Николас с тоской смотрит, как я подхватываю сумки с пола, очень стараясь улыбаться и выглядеть бодрым — бесполезно, ведь я знаю его лучше кого бы то ни было.       — Напиши, как окажешься дома и... удачи в решении проблем на работе.       — Спасибо. Я тебя люблю!       Наплевав на окружающих, на свои принципы, на всё-всё, я обнимаю Николаса и целую. Целую жадно, крепко и властно сжимая в объятиях, наслаждаясь запахом, ощущениями, вкусом, всем тем, что скоро станет мне недоступно. Наконец, оторвавшись от него, провожу ладонью по румянцу, выступившему на скулах, глядя в любимые глаза и читая в них всю гамму чувств.       — Что ты творишь?       — Пытаюсь надышаться перед смертью. Не смей мне изменять! — Ещё раз легко коснувшись его губ, разворачиваюсь и под ошарашенные взгляды окружающих людей гордой походкой удаляюсь к оформлению на свой рейс. Мы ещё поборемся за право быть вместе! Я ни за что не сдамся!