Я люблю тебя

Две недели прошли в таком ритме, будто я – самая драгоценная ваза из всех, что изобрели во времена человечества, и что меня обязаны хранить на шелковых простынях, иначе разобьюсь. Эмма заставила Генри бродить по дому на цыпочках, а сама превратилась в подобие моей тени: ходила след в след, сбросив всю работу шерифа на Дэвида, помогала буквально в каждой мелочи, разрешая самой посещать лишь дамскую комнату. Умилять меня это, конечно, не стало. Избавиться от Эммы я смогла лишь в середине третьей недели, то ли взорвалась лавка Голда, то ли в пруду замерзли утки – совершенно неважно. Главное, что Эмма заперла меня в гостиной и испарилась, оставив меня с Генри. - Мам, ты там как? Веревки мне, мыла, да партию нового глинтвейна, пожалуйста. - Я не могу тебя высвободить, но я уверен, что мама полностью выздоровела. Я даже думаю, что ты можешь приготовить ужин для нее – она точно вернется поздно и будет всю ночь нас будить трелями своего бедного желудка. - И, насвистывая, Генри удалился куда-то вглубь дома, оставляя меня в полнейшем одиночестве. Вернувшись в кресло, я прикрыла глаза, размышляя над словами сына: приготовить ужин для меня не будет большой проблемой, но вот только какой? И как я вообще выйду из этой комнаты, если меня и открыть-то некому? Разбудил меня резкий стук, царапающий поворот ключа в замочной скважине и легкий скрип двери. Вскочив, я вскинула руки вверх – защитить себя я смогу даже без склонности к долгим разговорам. Генри лишь хмыкнул, показывая мне отмычку, найденную явно вне моего дома. - Мам, ты так сильно не рада покинуть гостиную, что намеревалась задушить своего спасителя? Тебе точно не быть принцессой – ни один дракон не выжил бы. То, что драконы защищают принцесс, гадкая ложь, Генри. Ты не на тех сказках вырос, а я не успела тебе разъяснить разницу между легендами и истиной. Я взлохматила сыну волосы и поспешила вниз, готовиться к сюрпризу. Даже если Свон придет домой после полуночи, я смогу поднять ей настроение – жареная утка и бутылка красного вина способны исцелить любого человека, насколько уставшим он бы не был.

***

- Эй, Регина, ты спишь? Я дернулась, оторвавшись от телевизора. Голова Генри, лежавшая на моих коленях, опасно накренилась и подлетела к краю дивана. Аккуратно подхватив Генри за плечи, я переложила его на подушки и встала, шагая к Свон. Глаза Эммы были темны, губа разбита, а волосами можно полы мыть, а на голове их оставлять – кощунство полное. Что с тобой стряслось, Свон? - Мне выпить нужно, составишь компанию? – Эмма, не оборачиваясь, поспешила на кухню. Я тенью проследовала за ней: не смогу поддержать ее словесно, но уж точно смогу дать чуточку дружеского тепла. Эмма приземлилась на стул, закусила губу и негромко рассмеялась, зажимая рот рукой. Пальцы ненароком задели разбитую губу, заставив Свон сморщиться. Я мягко улыбнулась, справиться с такой пустячной царапиной можно буквально за секунду. Однако я знала, что Эмма не примет ничьей помощи, поэтому и не решилась предложить свою. - Ты приготовила ужин для меня? – Голос Свон напоминал осколок зеркала по обычному стеклу – резал уши так сильно, что описать невозможно. – Ты ведь не расстроишься, если я перейду сразу к десерту? Вина мне хочется гораздо сильнее, нежели утки. Свон, ты или рассказываешь мне, что произошло, или я сама все из тебя вытряхиваю. - Дело оказалось пустяковым, - Эмма разлила вино в два бокала и продолжила, откинув волосы назад, - Дэвид мог справиться бы и сам, но Мэри-Маргарет вмешалась и попросила его притащить меня домой. Сначала все было хорошо, - Эмма сделала глоток и закашлялась. Я пожала плечами, буквально моля ее о продолжении. Дальше что? - Я пришла, мы поговорили, потом я вернулась к себе в комнату, забрала последние вещи и захотела уйти, но я действовала слишком медленно: Нил решил заглянуть к нам на огонек, мне пришлось поспорить и с ним тоже. Каким-то образом я успела переругаться с Крюком, Белль, Голдом и Матерью Настоятельницей. Я даже вспомнить не могу, что произошло и на какую тему мы спорили – скорее всего, о тебе. Эмма налила себе уже третий стакан и осушила его одним глотком. Я не знала, что и сказать: с одной стороны тот факт, что Свон поссорилась со всей своей семьей из-за меня, удивлял и воодушевлял, с другой стороны, мне было слегка совестно, ведь я позволила этому случиться. Вот что происходит, когда я высвобождаю свои эмоции наружу – страдают невинные люди. Думаю, Свон, тебе хватит. Я встала и попыталась поднять Эмму вслед за мной, но она лишь прислонилась лбом к стакану и, жалобно подняв глаза, обратилась ко мне: - Я передумала, хочу есть. Ты не могла бы проверить, как там Генри? Я бы не хотела сталкиваться с ним в таком состоянии. И да, я сама ему все расскажу. Хотя ты и говорить-то не можешь, так что зря я тебя предупредила. Я улыбнулась, оценив шутку Эммы. Как бы мне не хотелось этого не признавать, но в слегка подвыпившем состоянии она была очень прекрасна. Хотелось бы надеяться, что завтра, на свежую голову, она расскажет мне все более тщательно и подробно. Генри сопел, уткнувшись носом в подушку. Я укрыла его одеялом, а затем вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Что-то подсказывало, что у меня не выйдет уложить Свон спать в ближайшее время. - Ты прости меня, Регина, за то, что заставляю тебя терпеть меня в твоем доме. Просто я не могу оставить тебя сейчас, а мама не понимает. Ну, ничего, они скоро поймут, что ты – часть семьи, и перестанут сходить с ума. Мы с Генри убедим их, хорошо? Отличный план, Свон, вот только я не думаю, что Прекрасные когда-нибудь смогут общаться со мной на равных. Мы не будем праздновать вместе Рождество, да и сплетничать с Белоснежкой я не хочу. Кивнув, я развернулась к раковине. Глазам было гораздо проще смотреть на белое покрытие, чем на Свон. Эмма пыталась отговорить меня, мол, она сама все намоет, коль трапезничала в одиночестве, но я была непреклонна. Я хотела раствориться в легком шелесте воды, а потом вернуться в свою комнату и забыться в тишине – знать, что Эмма считает меня своей семьей, приятно очень, но что с этим теперь делать? Где-то у свода ребер появилась странная дрожь, которая медленно разливалась по всему моему телу. Закусив губу, я пыталась не обращать на это никакого внимания, но тепло охватывало все мои органы, заставляя чуть ли не залезть в раковину, лишь бы смыть непрошеные мысли прочь. Я и сама не заметила, как перемыла все тарелки дважды. Горячая вода входила в некий дисбаланс с моим внутренним пожаром, проигрывая по всем фронтам моментально. Я машинально водила мизинцем по краю граненого стакана, когда поняла, что вода больше не льется. Что происходит? Я замерла, почувствовав, что Эмма осторожно дует мне в затылок. Я не могла сосредоточиться, пытаясь понять, как долго мы стоим в такой позе: мысли улетучились, я не могла даже понять, нравится мне это или нет. Слабость, разлившаяся от затылка вдоль позвоночника и сковавшая грудную клетку, пугала, хотя и была безумно приятной и притягательной. - Все в порядке, - больше утвердила, чем спросила Эмма. Она приблизилась настолько близко, что ее горячее дыхание обжигало меня до самых кончиков пальцев. Ее руки скользнули вперед и скрестились пальцами на моем животе. Я опустила глаза вниз и заметила, что колец на них нет – как удобно. – Я не знаю, что делаю, но знаю, что собираюсь сделать. Генри спит? Я кивнула, боясь обернуться. То, что сейчас произойдет, изменит наши отношения раз и навсегда. Готова ли я к этому? Будем ли мы обе в состоянии смотреть в глаза Генри, если переступим эту невидимую черту? Волна мурашек, прошедшая по моему телу, решила все за меня. Мозг атрофировался полностью, позволяя решать похоти, а не разуму. Я медленно развернулась в наших импровизированных объятиях, прекрасно понимая, что Эмма собирается меня поцеловать. Самое странное было то, что я даже не думала сопротивляться. Это безумие, Свон. Эмма слегка притянула меня за талию и коснулась своими губами моих. Сначала несмело, будто боясь причинить боль, а затем всё увереннее, чувствуя мой ответ. Я пыталась понять, что делаю, но ничего не выходило. Скорее, думать в данный момент было бы самым моим неправильным решением за всю жизнь. Потеряв себя в поцелуе, Эмма скользнула языком сквозь мои приоткрывшиеся губы и провела по нёбу, срывая тихий стон. Его оказалось достаточно, чтобы окончательно потерять голову нам обеим. Эмма подтолкнула меня назад, усаживая на столешницу и устраиваясь между моих бедер. Последний отголосок здравого смысла попытался было предостеречь меня, но губы Свон, проложившие влажную дорожку от подбородка до моей левой ключицы, не дали этого сделать. Эмма целовала жадно, оставляла следы, блуждала руками по моему телу, заставляя плавиться. Я полностью потерялась в этих ощущениях, поэтому уже и не пыталась вырваться. Я тяжело дышала, задыхаясь в этом огромном помещении, чувствовала стягивающийся комок внизу живота и впивалась короткими ногтями в плечи спасителя. Свон еле слушающимися пальцами расстегнула мою блузку, давая себе больше простора. Красные отметины мгновенно покрыли мои плечи, ключицы, грудь. Я даже не чувствовала боли, действия Эммы даровали мне все больше наслаждения. Эмма отодвинула ткань моего бюстгальтера в сторону и губами обхватила затвердевший сосок. Я тихо застонала, непроизвольно сжимая колени на бедрах Свон. Было страшно, но внутри всё горело и желало разрядки. Мне безумно хотелось вновь почувствовать губы Эммы и я, не отдавая себе отчета в том, что именно делаю, притянула её голову к себе, впиваясь требовательным поцелуем. В тот же момент я почувствовала, как Эмма расстегнула молнию на моих брюках и проникла под нижнее бельё. Почувствовав прикосновение, я прогнулась в спине. Ледяные пальцы заставляли меня гореть куда сильнее, чем кипяток, вырывавшийся из крана. Пульсация стала просто невыносимой. Я стонала, желая поскорее избавиться от этой мучительной пытки, но Эмма не спешила мне помочь, она лишь мягко водила пальцами у входа, наслаждаясь тем, насколько горячо мне было. Я не выдержала и перехватила кисть Свон, направляя. Эмма хохотнула и вдвинула пальцы, стараясь не причинить боли, но, кажется, об этом беспокоиться не стоило. Я стиснула зубы и зашипела от удовольствия, пронзившего меня. Мне было настолько хорошо, что я готова была закричать, но тот факт, что Генри спит в соседней комнате, заставлял молчать. Я даже не думала о том, что мне говорить нельзя – так хотелось попросить Эмму ускориться. Продолжая движение, Эмма пару раз сбивалась, чертыхаясь, но тут же набирала темп. Я цеплялась за плечи Свон и подавалась навстречу её пальцам, желая приблизить разрядку. Глаза предательски закрывались, а губы раскрывались в безмолвном крике. На последнем толчке я резко насадилась на пальцы Эммы, чувствуя, как высвобождающееся удовольствие током пробивает все тело. Однако, было что-то ещё. Где-то в глубине гортани зарождался крик. Крик или слово, с которым я ничего не могла поделать. Я попыталась остановить его, но колющее ощущение рвалось наружу, невзирая на все мои тщетные попытки заставить его успокоиться. Я распахнула глаза в беспомощной попытке попросить о помощи, и Эмма меня поняла. Она быстрым движением припала к моему рту, несильно сжимая зубами язык. Этот интимный жест пронзил меня так резко, что я моментально успокоилась, а громкий стон, чуть заглушенный поцелуем, заполнил всю кухню. Переживая последние волны удовольствия, я подарила Эмме ещё один поцелуй, а она, в свою очередь, крепко прижала меня к себе, пряча лицо. Я почувствовала, как по щеке побежала предательская слеза, поэтому и прижалась к Свон еще сильнее, надеясь, что она ничего не заметит. Завтра будет трудный день, но пока мы не имеем никакого права думать о нем.